Гражданка Иванова, вас ожидает дракон

Глава 26. В стане врага

— Говоришь, видел эту книгу на столе Ракона?

Гном кивнул, и колокольчики в его бороде тревожно звякнули.

— Что это? — полюбопытствовал он, отдавая дань своей профессии. В «Не вырубишь топором» платили хорошо, но деньги лишними не бывают, а потому гном не гнушался выполнять сторонние заказы. На этот раз наградить за труды обещал господин Дэ: надо было всего лишь разузнать, чем дышит герцог, к которому созвали издательства, жаждущие из первых уст услышать о причинах казуса, произошедшего на Забеге.

«Меня интересуют любые мелочи», — напутствовал заказчик.

«Навряд ли нас проведут в рабочий кабинет, — засомневался гном, жалея, что на подобных мелочах много не заработаешь. — В прошлый раз Их Светлость пригласили нас в библиотеку».

«Тогда посмотри, что у него на письменном столе. Запомни названия книг, в которых лежат закладки».

Названия Евпахий не запомнил, потому как не сумел прочесть. Теперь он гордился тем, что не побоялся применить кристалл памяти, вытащенный незаметно вместе с носовым платком, которым, подобно потеющему собрату по перу, в волнении промокавшему лысину, за неимением оной делал вид, что протирает руки.

— Не твоего ума дело, — ответил заказчик, вглядываясь в проекцию старинной книги, отбрасываемой на потолок магическим накопителем. Господин Дэ повертел кристалл, и изображение ожило: полыхнули золотом глубокие царапины на коже фолианта, хлопнул крыльями дракон, чей оттиск на корешке до того был незаметен. — Так говоришь, Ракон, как только вошел в библиотеку, первым делом закрыл ее?

— Да. Правда, герцог сначала нахмурился, будто его озадачило то, что он увидел на странице, а потом, пошарив глазами по стенам библиотеки, успокоился. Даже начал улыбаться. Видно волновался, но посмотрев на лики предков, взял себя в руки. Там всюду меж оконных пролетов висят портреты драконов. Вот, — гном вытащил из коробочки второй кристалл. Первый уже исчез в кармане господина Дэ, что несомненно обещало деньги. Не зря, значит, старался.

По потолку поползла череда портретов надменных лордов.

— Род Хариим, — господин Дэ брезгливо скривил губы. — Бестолочи, разорившие семью. Каждый из них внес вклад в уничтожение того, чем владели предки. Если бы не Ракон со своей неуемной энергией, сегодня морские волны лизали бы обломки того, что некогда считалось несокрушимым оплотом. Видишь брошь на лацкане? — господин Дэ положил кристалл на боковую грань, и портрет одного из герцогов увеличился в размере. — Драконий лютик — символ власти и богатства. Уверен, он стоил баснословно дорого. Там одних бриллиантов на полмиллиона драков. И где брошь теперь? Сгинула, как и все остальное.

— Почему вдруг лютик? Драконы всегда выбирали в символы не абы что: у рода Драгон — скрещенные мечи, у Фельгордов — парящий орел с ланью в когтях, у Камгерр — пасть змеи, изрыгающая пламя, а тут простоватый цветок. Я бы еще понял розу — у той хотя бы шипы. А лютик? Разве что ядовитый, а так ерунда какая-то. Несерьезно для древнего рода…

— Простоватый цветок, да не простой. Он в свое время помог семейству Хариим превзойти остальных драконов. Когда Фольк согласился принять захудалое наследство, я тоже заинтересовался лютиком. Перерыл всю имперскую библиотеку, пока не нашел упоминание об истоках рода. Книга была почти такой же древней, — господин Дэ похлопал по карману, где спрятался первый кристалл.

— И что там было написано?

— Накарябано. В старину страницы делались из специальной кожи, которую легко процарапывали когти дракона. Потребовались века, чтобы ученые восстановили древнюю письменность и создали окуляры для прочтения таких книг.

— Так что там говорилось о лютиках? — Евпахий проявлял любопытство, граничащее с нетерпением, что льстило рассказчику.

— Цветы положили начало богатству рода Хариим.

— И это все? — гном выглядел разочарованным. — Как можно разбогатеть, разводя лютики?

— Лютики как раз не хотели разводиться. Дикие, они вместе с другими цветами росли всюду вдоль ручья, но не на участке, принадлежащем семейству Хариим. И как ты думаешь, кто указал патриарху на эту странную особенность? Женщина. Она с упорством, свойственным только тем, кто хочет, чтобы в их доме было не хуже, чем у соседей, приносила и высаживала вдоль ручья выкопанные в другом месте лютики. Но те радовали своим солнечным цветом лишь посмеивающихся над ней кумушек. Там росли и кустились — здесь чахли и погибали.

— И что мешало им расти?

— Золото. Его пласт поднимался так близко к поверхности ручья, что золотоносную породу прикрывал лишь тонкий слой земли и ила. Корням лютиков просто не за что было зацепиться. Больше над незадачливой женщиной никто не смеялся, а лютик стал символом рода.

— Увядший лютик… — рассказ впечатлил гнома.

— М-да. Фольку потребовались годы, чтобы собрать портреты предков рода Хариим, — господин Дэ подпер челюсть кулаком и не мигая смотрел в потолок, где выплывали из небытия лики представителей некогда богатейшего семейства. Его жадный взор выхватывал унизанные кольцами и перстнями руки, броши и ордена, щедро украшающие богатые одежды, золотые цепи с подвесками, что по старинной моде пересекали гордо выставленную грудь. — Сколько бы Ракон ни пыжился, былого величия ему не вернуть. Герцог всегда будет зависеть от более могущественных соседей.

Заказчик шумно выдохнул, когда кристалл погас. Потер занемевшую шею, разминая, наклонил голову к одному плечу, к другому.

— Но заметьте, на этот раз завидуют ему, — гном, готовясь уйти, кряхтя сполз со слишком высокого для него стула. Второй кристалл вернулся в коробку, которую газетчик торопливо спрятал в своей сумке. — А портал не чета лютику, пусть и золотоносному.

— Лорд Ракон несвободен, и это самая большая его беда. Ему постоянно приходится прогибаться под более сильных и более богатых.

Гном кивнул.

— Ваша правда.

В журналистских уже несколько дней как гудели, что с приездом рыжеволосой царевны герцог оказался перед непростым выбором: в борьбу за власть над порталом вступили Качеры, но и Беренгер Четвертый ни за что не захочет отступиться от своего.

— Фольк вынужден будет жениться на качерке, вот увидишь, а это не понравится Эйропе, чья армия уже на острове.

— Будет война? — гном вновь забрался на стул. Как оказалось, еще не время уходить. Профессионал, сидящий в нем, делал мысленные пометки скандальной статьи.

— Будет, если за лорда Ракона не вступятся те же Фельгорды и Камгерры.

— А они вступятся?

— Зачем драконам какой-то остров развлечений с порталом, который постоянно кто-то хочет отнять? — господин Дэ налил себе из графина воды, жадно выпил. Евпахий проводил взглядом каплю, сбежавшую под воротник рубашки из дорогой ткани.

«Любит подлец пустить пыль в глаза. Вон и пуговицы нашил на китель с мордой дракона, а сам о них невысокого мнения»

— Драконам вообще никто не нужен, — продолжал откровенничать Дэ. — Ни иные миры, ни иноземные открытия. Они самодовольные бездельники, ошивающиеся при императорском дворе и строго бдящие только за своим богатством. Они и медяка не потратят на защиту чужого имущества. Выскочку Ракона ждет полное поражение. Знал бы ты, как они потешались над Фольком, когда он вдруг согласился принять титул, в довесок к которому шел никчемный остров.

— Да они, верно, и сейчас смеются, поскольку ему приходится трудиться в поте лица, — гном хоть и не любил Ракона за излишнюю крутость нрава, не мог не уважать его. Трудяга в корне отличался от своих собратьев.

— Качерцы все верно просчитали, — господин Дэ оскалился в усмешке. — Через десяток лет, когда герцог осуществит все свои задумки, он станет как никогда силен. Потихоньку заменит бойцов армии Эйропы на своих, женится на той, что ему по душе…

— И за спиной которой не стоит алчный отец, могущий убрать зятя и взять опекунство над внуком.

— Но у Ракона нет этих десяти лет, — лицо Дэ сделалось жестким. — Он не успел — качерка уже здесь.

— Не хотел бы я сейчас оказаться в его шкуре.

Жовел Первый разворачивал донесение от Ульриха Большие яйца. С тех пор, как с острова случился большой исход гномов, пропойца оставался чуть ли не единственным, кто еще мог описать ситуацию. Засылались, конечно, подданные мелкими партиями, но убывали сразу же, как выполняли свое задание.

«Нечего дразнить гусей. Пусть позабудется маменькин проступок, а там потихоньку все вернемся».

Сообщение оказалось неожиданно серьезным. Ульрих писал криво, что явно говорило о пребывании в излишнем возбуждении и изрядной доле подпития: слова читались с трудом, буква налезала на букву, а потому приходилось не по одному разу пройтись по строке.

«Давеча сидел я в трактире с писакой из «Топора» и едва не выронил кружку, когда тот похвастался, что набросал статью под заголовком «Ракон готовится к войне. Чья возьмет? Качеры против Эйропы». Что за война, откуда такая взялась, вразумительно Евпахий ответить не смог, так как уже наквасился каменки, а она, как вы сами помните, может не только голову крепкого гнома по кругу пустить, но и камень растворить без остатка, за что и получила свое название.

Пришлось писаку оттащить к себе и тщательно обыскать. Изложенную на бумаге статью я изъял. Ее вы можете найти в коробке, где хранится еще более важная вещь — кристалл памяти с запечатленными на нем портретами прежних герцогов Хариим. Эти лики нам не были ведомы, поскольку по окончании строительства замка никто из гномов туда не допускался, а мебель и все прочие богатства завозились гораздо позже. Так вот приметил я на одном из нарисованных пальцев перстенек, что сейчас наверняка поблескивает на вашей царской руке…»

Жовел воззрился на свою пухлую пятерню.

— Который из перстней драконий, попробуй теперь разбери. Надо бы в кристалл глянуть. Так, что там еще доносит Ульрих… тра-та-та… на вашей царской руке… а, вот…

«Как бы драконы не опознали свою драгоценность при встрече. Снимите от греха подальше».

— Что ж, сниму. Лучше уж без кольца, чем без головы.

«Писаку, чтобы не вздумал возобновить свои изыскания о войне, я как следует припугнул. Пришлось даже набить ему морду и повыдергивать все колокольчики с бороды — взяли моду украшать себя всякой ерундой…»

Царь покосился на золотой колокольчик, что оттягивал самую длинную прядь его бороды. Вздохнул тяжко и вернулся к чтению.

«А статейку изучите внимательно. Выходит, что вокруг лорда Ракона устроили пляски качерцы. А они, не в пример Беренгеру Четвертому, не станут обходиться мздой да приглядом за порталом. Им ни к чему развлечения и всякие там карусели. Повыгоняют всех с острова взашей и будут владеть порталом единолично. Накроются тогда ваши турпоходы по иным землям, чего Ее Величество Риска никому из нас не простит.

Ваш верный подданный, Ульрих Большие Яйца».

Царь свернул послание, наклонился за коробочкой, что посыльный оставил на столе — как раз между чайником и вазочкой с крыжовенным вареньем.

Статью, хоть и была та написана красивым почерком, царь тоже прочел несколько раз.

— Ах ты… — только и молвил, прежде чем вызвать к себе супружницу.

Та вошла, виляя бедрами. Винного цвета бархат плотно обхватывал ее крупные телеса, неприлично высокий разрез распахивался, являя круглую коленку.

— Гоблины прислали, — выдала она, поправляя рвущуюся наружу грудь.

— Похабщина. Сними.

Царица захихикала.

— Они так и написали, что супруг, увидев жену в таком облачении, непременно захочет ее раздеть. Все как по написанному.

— Не до любовных раздеваний сейчас. Как бы на самом деле с голыми задами не остаться.

— Что еще? — царица быстро угнездилась на соседнем троне. Хоть и манило ее варенье, сдержалась, не стала окунать в тягучую жижу палец. Сердце и без сладкого трепыхалось будто бешеное.

— Доигрались мы, матушка…

— Жовел, очнись, я, Риска, рядом с тобой, а не Жизнь Давшая…

— Все мы доигрались, — он протянул царице статейку. Она бегло прочла и в досаде хлопнула бумагами по голому колену.

— Что же это? Неужто Соловейко такую непотребную кашу заварил?

— Тебе виднее, ты с ним связь держишь.

— Так я значения не придала, когда он отписался, что пригнал на остров невест, и теперь герцогу не до гномов.

— Вскоре никому станет не до гномов. Война, как пить дать, уделает герцога. Он же гордый, не захочет лечь под Качеры… А как вскроется наше участие в Раконовой погибели, так нас и вовсе ни в какое приличное общество не пустят. Некому, милая, будет наряды показывать.

— Еще бы не ошибиться и в этой войне правильную позицию занять.

— И то верно, — Жовел вытащил из коробки кристалл, направил его на белый занавес, что прикрывал рубленные из камня стены, делая их не такими неприглядными. В последние дни на Мрачные горы опустилась небывалая жара. Солнце будто хотело отомстить за годы изгнания — пыталось расплавить все живое и неживое. Только тем и спасались, что уходили в нижние пещеры. — Встанем на стороне Качеры, а вдруг победу возьмет Эйропа? Или наоборот. Качерцы вроде умелые воины.

— Победу герцога ты даже мысленно в расчет не берешь?

— Куда ему против таких монстров выстоять? Денег не хватит.

Оба замолчали, понимая, что денег вполне хватило бы, если бы не гномы, неправедным путем завладевшие богатством рода Хариим.

— Что за кристалл? — отогнала от себя покаянные мысли Риска. Возвращаться в каменоломни, вкусив силу денег, не хотелось даже ради благого дела.

— Портреты герцогов Хариим. От первого до последнего. Ульрих прислал, чтобы мы нечаянно в их колечках в обществе не засветились.

Благородные лица мелькали, кольца покидали вовсе не благородные гномьи пальцы. Снимала Риска, снимал и Жовел.

— А я и не знала, что перстенек мужской. С цветочком же, — пришлось царице мизинец послюнявить, чтобы колечко стащилось.

— Это лютик. Он в замке Ракон где только ни встречается. И на стенах, и на лестницах, и на потолке. Из камня и из дерева. Символ рода, стало быть.

— Ой, глянь, на этом старике брошь, что ты мне за рождение младшенького преподнес. Жаль, а я хотела ее на именины королевы Эйропы надеть.

— Знаешь, что, милая, неси-ка ты сюда все свои драгоценности. Сортировать будем. Мало ли, вдруг чего упустили.

Открытие, что броши в виде лютика в шкатулке нет, повергло царскую чету в ужас.

— Маменька! — в единый голос вскричали они.

Но Жизнь Давшая от всего отпиралась.

— Не видела, не брала, не трогала!

Рулеточное колесо то замедляло свой бег, то вновь неслось, сливая все цифры в пеструю ленту. Быть пожизненно отлученной от поездок на остров Ракон королева-мать не желала, а потому стояла на своем.

— Пиши Ульриху, пусть разведает, не оставила ли брошь свой след на острове. Хорошо, если свои поперли, и она где-нибудь здесь в тайнике лежит. Надо бы всех собрать и с пристрастием допросить. Гораздо хуже, если все же маменька руку приложила, — Риска вытирала слезы, прекрасно осознавая, что будет с Гномьим царством, если заметная вещица всплывет. Пусть даже не на Раконе, а у какого-нибудь скупщика в Ейропе.

Как оказалось, ожидание возмездия гораздо страшнее самого возмездия.