Часть III Не было такого уговора! Глава 1

— Поздравляю с очередным сыном,- радостно приветствовал Даниила император, ввалившийся в его кабинет в министерстве вместе с Мишкой и Кутайсовым, который после смерти Засядько стал правой рукой фельдцейхмейстера русской армии по всем новым артиллерийским разработкам. Совсем всем — от новых конструкций орудий, до новых штатов и новых уставов и наставлений… Что было, впрочем, ему вполне по силам. Потому что генерал-лейтенант никогда не пренебрегал учёбой. Ещё в тысяча восемьсот десятом году, когда они с Николаем только-только познакомились с молодым тогда ещё генерал-майором, он, решив, что ему не хватает знаний, специально взял отпуск со службы и отправился в Вену и Париж слушать лекции по фортификации, артиллеристскому делу и математике. О том, что он там действительно учился, а не кутил и не валял девок говорил тот факт, что по итогам этой поездки он составил «Общие правила для артиллерии в полевом сражении», а потом очень успешно руководил артиллерией русской армии весь период её отступления от границы и в Бородинском сражении. В котором, кстати, в прошлом варианте истории, ныне известном только бывшему майору, и был убит. После чего, по свидетельствам множества очевидцев, начались многочисленные сбои в снабжении русских батарей боеприпасами… Здесь же он выжил, хотя и был ранен, но довольно быстро вернулся в строй, дошёл до Парижа, а после этого очень много сделал для развития артиллеристского дела в империи. По одному из признаний слегка выпившего Мишки его батареи «новых гаубиц», сделанных по итогам осмысления материалов, представленных Даниилом, приобрели столь высокую эффективность именно благодаря неустанному вниманию Кутайсова…

— Чем поить будешь?- тут же деловито поинтересовался Великий князь Михаил. Данька вздохнул. Ну вот — началось…

Сын у него родился этой ночью, точнее в пять часов утра. Он был четвёртым ребёнком в семье и вторым сыном. Детки у них с Евой Авророй чередовались — первой была дочка, затем — сынок, старший, наследник… потом снова дочка и вот опять сын! Наверное, этот будет последним… Еве Авроре первого августа текущего года должно было исполниться тридцать шесть, что для текущего времени было очень и очень немало, так что бывший майор решил на этом ребёнке закончить с расширением семьи. Потому что в те времена, когда они с Марьяной рожали детей в той его жизни, тридцатипятилетние мамочки считались «старородящими» — термин такой существовал специальный… и таковых вовсю пугали всякими будущими патологиями и проблемами как у мам, так и у детишек. Это потом в XXI веке всё изменилось настолько, что даже тридцатипятилетним вполне могли говорить: «Не торопись, ты ещё молодая, успеешь ещё — поживите для себя…». Но к тому моменту медицина уже была совершенно другой. Так что подобные заявления можно было считать вполне обоснованными… а может и нет. Потому что столько молодых, красивых и, на первый взгляд, абсолютно здоровых пар, мучающихся в безуспешных попытках завести ребёнка после того, как они «пожили для себя», сколько нарисовалось в том самом XXI веке — Данька никогда до этого не наблюдал. Ни в той жизни, ни в этой… Как бы там ни было — четырёх детей для них с Евой Авророй он посчитал вполне достаточными. Теперь предстояло убедить в этом жену. Потому что она рожала их детей с, как это ни удивительно звучало, прямо-таки неистовым удовольствием.

— У тебя должны вырасти изумительные дети, мой русский Леонардо,- заявила она ему как-то, когда он завёл разговор на эту тему.- Они нужны этому миру. Они сделают его лучше!- Блин, Данька аж стушевался, услышав подобное.

Как бы там ни было — способ остановить дальнейший рост семьи… ну или сильно уменьшить вероятность нежелательной беременности в условиях отсутствия всяких достаточно безопасных средств контрацепции в виде внутриматочных спиралей или колпачков-диафрагм… тем более, что он вообще не представлял, как они все выглядят, а имеющиеся презервативы больше напоминают средства защиты хоккеистов нежели нечто интимное, у них с Евой Авророй имелся. Назывался он календарным методом… Его Марьяне рассказала какая-то фельдшерица в районной больнице. Ну а та, после рождения сына, начала вовсю его использовать, невольно заставив Даниила освоить подобные подсчёты. А то так потянет тебя как-нибудь вечерком на жену — а она возьми, да и обломи весь кайф. Нельзя, мол — опасность зачатия… Вот чтобы подобное случалось как можно реже — он всё и освоил. Тем более, что особой сложности во всем этом не было. Только аккуратно следить за длительностью циклов, чтобы не вляпаться, когда они начали плавать. Но в его нынешней семье эта обязанность лежала на женщине, потому что сейчас считалось, что мужчине о подобном даже знать как-то неприлично, не то что считать…

И хотя этот метод там, в будущем считался не слишком надёжным, конкретно с ними, вроде как, всё работало. Во всяком случае дети у них с Евой Авророй появились именно в запланированные сроки… Впрочем, не только с ними. В императорской семье, судя по всему, тоже всё получилось. Потому что он как-то, когда Николай, слегка выпив, пожаловался другу, что жена после вторых скорых родов (потому как старшая дочка в царственной семье появилась всего лишь через полтора года после сыночка) совсем слаба и ему, горемычному, уже много месяцев никакой любви пока не достаётся, возьми и ляпни, что они с Авророй практикуют вот такое… В первую очередь потому, что у них там, в будущем, слишком частые роды считаются плохим делом. А когда Николай, слегка протрезвев от таких новостей, завёл привычную в этом времени шарманку насчёт того, что дети Господом даются и как-то планировать это — грех, заявил, что вовсе никакого греха в этом нет. Наоборот — одна чистая польза! Мол жена после родов должна восстановится. Потому что это ж какой стресс для организма получается — сначала девять месяцев внутри неё ребёнок растёт, постоянно забирая для себя из материнского организма и питательные вещества, и кальций там всякий с магнием из костей и суставов, и витамины… а потом, хоба — роды! То есть вот этот вчера ещё вполне себе кусок женского организма под названием «ребёнок» напрочь отрывается от него и начинает самостоятельную жизнь, оставив после себя в женском теле фактически рану. Да — не смертельную, да — запланированную природой и организмом… но именно рану! А как ещё назвать результат того, что организм лишается своей части? Если кому-то ногу или руку оторвёт или, там, кусок бока вырвет — это как-то под другому назовётся? Вот и ребёнок для женщины — часть её тела, которая внутри неё девять месяцев росла.

После чего следует ещё где-то год грудного вскармливания. То есть опять женский организм работает на износ, питая не только себя, но ещё и вырабатывая пищу для младенца… А когда весьма тёпленький Государь пьяно поинтересовался — сколько месяцев нужно на восстановление, бывший майор с той же пьяной категоричностью отрезал:

— Три-четыре года — не меньше! Смотри — первый год после родов вообще не считаем, потому что она — мать кормящая плюс спит урывками каждую ночь к ребёнку по нескольку раз вскакивая. Ну какое тут восстановление? Да и зажить там всё внутри должно… И последние девять месяцев тоже. Потому что она снова беременная, и снова её организм в ребёнка всем чем можно вкладывается. А вот те полтора-два года, что посерёдке — ей на восстановление и нужны…

Николай тогда замер, потом что-то прикинул на пальцах, а затем осоловело уставился на Даньку.

— А если кормит кормилица, а к ребёнку ночью встаёт няня?

Данька замер, а потом всё так же категорично произнёс:

— Всё равно три-четыре!- хотя чем он в тот момент руководствовался, на следующий день вспомнить не мог напрочь… Но на тот же следующий день к нему припёрся уже протрезвевший, но, как выяснилось, всё помнящий государь и заставил Даньку рассказать всё, что тот помнил про «планирование семьи». Применил ли он хоть что-то из рассказанного — тайна, покрытая мраком. Данька и не интересовался… Но, как бы там ни было — третий, четвёртый, пятый и шестой ребёнок в семье императора появились именно что с такой разницей. Впрочем, поскольку Данька совершенно не помнил когда там у Николая рождались дети в той, прежней истории, всё могло идти вполне себе естественным путём…

— Ну так что, чем угощаешь?- снова насел Мишка. Даниил вздохнул и, выйдя из-за стола, подошёл к буфету, стоящему у дальней стены. Достав оттуда бутылку характерной формы и несколько фужеров, он расставил их на столе и сорвал фольгу с горлышка бутылки. Хлопок пробки, пузырьки…

— Ну, за второго наследника!- резюмировал государь, поднимая фужер и делая глоток. После чего хмыкнул и поднял бутылку, разворачивая её этикеткой к себе.

— Абрау-Дюрсо? А где это?

— На Кавказе.

— На Кавказе?- изумился Михаил.- У нас на Кавказе делают шампанское?

— Именно у вас и делают,- усмехнулся Данька.- Я взял в аренду небольшое поместье на кабинетных землях, которые образовались после переселения черкесов в Османскую империю[1] и заложил там небольшой виноградник.

— А почему там?- заинтересовался Михаил. Данька пожал плечами.

— Ну, француз, который у меня этим занимается, сказал, что там для винограда очень хороший климат и подходящие почвы. У меня нет причин ему не доверять…- а Николай бросил на Даниила острый взгляд, на который тот только прикрыл веки. Мол — да, в будущем у нас там тоже делают вино…

Естественно, работать в этот день Данька больше не смог. Потому что после коротких посиделок они выдвинулись к Борелю в «Роше-де-Канкаль», где загул разросся в численности и продолжился до часу ночи… И стоил он новоиспечённому отцу почти восемнадцать тысяч рублей. Ну дык не хухры-мухры — сам император гулял! А потом все продержавшиеся до этого времени забрались в коляски по ехали смотреть на разводку моста…

Ну да — после того как Николай озадачил его мостом в Варшаве, в эту тему пришлось впрягаться по полной. Так что первый в Петербурге постоянный каменный разводной мост с металлическими пролётами в этом варианте истории был построен в конце прошлого, тысяча восемьсот сорок третьего года… Вернее, мостов было построено два — Дворцовый и Биржевой. И ещё два строилось — короткий через реку Карповку, с Петербургского на Аптекарский остров, и ещё один большой — через Невку, с Аптекарского на Выборгскую сторону. Потому что если уж делать — так делать. Тем более, на Выборгской стороне располагался Гельсингфорский вокзал, добираться до которого из дворца до постройки мостов приходилось на паровом катере. А потом идти пешком через привокзальную площадь от пристани до вокзала. А впереди ведь времена террористов мать его…

Мосты получились красивые. И заметно попомпезнее чем те, которые он помнил — с массивными фонарями, колоннами, портиками, лепниной. Ну да тот Дворцовый мост, который он помнил, строился уже где-то в начале следующего, ХХ века, когда в моде был модерн, а этот — был построен почти на семьдесят лет раньше, и сейчас правил бал романтизм с остаточными признаками классицизма… Но, по большому счёту, ему понравилось то, что получилось. Впрочем, не только ему одному. Эвон, император с братцем тоже с удовольствием пялятся. А Сашка Пушкин целую оду накатал… Ему вообще жизнь в Калифорнии, похоже, на пользу пошла. И на вертихвостке Гончаровой не женился, и на дуэли не погиб, а уж столько стихов успел накропать — издаётся как не в себя! И новые пишет. Причём, классные — сильные, зовущие, имперские… скорее в стиле Киплинга, нежели «Евгения Онегина». Ну, или его же — Сашки стихотворения «Клеветникам России», которое он здесь, естественно, не написал. Потому что во время польского мятежа был ещё в Калифорнийской губернии. Но, с другой стороны — всё к лучшему. Насколько помнил бывший майор — в той, иной истории Дантес его грохнул где-то в конце тридцатых, а тут уже вовсю сороковые идут — а он жив, здоров и крепок!

Дворцовым и Биржевым новые мосты стали потому как рядом с ними располагались именно что Зимний дворец и биржа, а ещё потому, что Данька не стал менять ни привычные ему названия двух первых мостов, ни их расположение. Да и конструкции обоих мостов так же были очень похожи — оба были разводными… Хотя насколько отличались «начинки» этих мостов от тех которые были построены в его истории — можно было только гадать. Вероятно, намного. В конце концов, эти мосты строились на несколько десятков лет раньше своих аналогов. И, вероятно, к тому моменту подобные механизмы уже производили если не серийно, то, как минимум, уже не один раз. Пока же разводных мостов таких размеров в мире никто ещё не строил. Россия снова сотворила что-то, что ранее никто не делал… Так что всю «начинку» инженерам-проектировщикам «Павловских механических заводов» пришлось создавать самостоятельно. Но только этим дело не ограничилось.

Дело в том, что берег в месте строительства Биржевого моста и далее в сторону Финского залива занимал Санкт-Петербургский порт. Да-да, он располагался именно там — на стрелке Васильевского острова… Поэтому Даньке, как Министру путей сообщения, пришлось озадачится его переносом. А вы представляете что такое перенести порт? Да ещё такой как Санкт-Петербургский через который проходила почти половина международного трафика грузов страны!

Впрочем, совсем уж на пустое место его переносить не требовалось, потому что юго-западнее петербургских предместий уже давно существовал собственный Данькин порт, который он построил ещё тогда, когда заводы в Сусарах только закладывались… Тем более, что туда уже была протянута ветка от речного порта в устье реки Мги. Впрочем, этот порт, похоже, доживал последний год. Его пропускной способности уже было явно недостаточно, а уж когда заработает новый порт Санкт-Петербурга — то он и вовсе захлебнётся. Так что в настоящий момент Данька поспешно строил новый порт в районе Шлиссельбурга…

Впрочем, с новым морским портом тоже всё было пока не очень хорошо — несмотря на то, что доступ к Гутуевскому острову, вблизи которого и строился новый порт, был куда легче и удобнее, нежели к стрелке Васильевского, Невская губа из-за малых глубин вообще была не слишком приспособлена для крупных кораблей. Причём настолько, что не смотря на наличие порта более двух третей торговых кораблей разгружались и загружались в Кронштадте[2]… что явно не шло на пользу военно-морской базе. А те, кто, всё-таки, хотел разгрузиться или загрузиться именно в Санкт-Петербурге, зачастую вынуждены были использовать камели[3]. И даже простой перенос порта, приводил к тому, что максимальная осадка судов, способных разгружаться в порту Санкт-Петербурга, сразу увеличилась с трех с половиной до четырёх с половиной аршин. То есть даже без принятия дополнительных мер проблема Невской губы слегка потеряла остроту.

Однако, Даниилу было совершенно ясно, что это ненадолго. С развитием пароходного сообщения водоизмещение и, соответственно, осадка судов будут стремительно расти. Британец Брюнель в этом году построил пароход «Грейт Бритн» водоизмещением в полном грузу под три с половиной тысячи тонн — да многие теперешние стопушечные линкоры меньше будут[4]! И этим дело точно не ограничится. Потому что Данька помнил как Усман рассказывал, что этот британский фанат металлических конструкций и паровых технологий, за свою жизнь построивший сотню с лишком мостов и несколько десятков различных железных дорог, среди которых была и английская Большая западная, вот совсем скоро — чуть ли не в ближайшем десятилетии, построит настоящее паровое чудо света — пароход «Грейт Истерн», водоизмещением более тридцати тысяч тонн[5]. Да легендарный «Дредноут», построенный на минуточку более чем на полвека позже, был почти в полтора раза меньше!

В будущем проблема Невской губы была решена прокладкой так называемого «морского канала», но ничего кроме самого термина бывший майор про этот канал не знал — ни как он выглядит, ни как его строить, ни особенности его эксплуатации. Поэтому пришлось создавать рабочую группу и выписывать голландцев. Потому что раз уж решили переносить порт — надо сделать это по уму сразу решив все имеющиеся проблемы.

Короче сильно Николай ему подсуропил с этим назначением. И напрочь поломал весь уже написанный и утверждённый перспективный план… Ну да кто ж мог знать, что даже в самом Питере с логистикой такие проблемы? Впрочем, фон Толь вполне мог знать — да кто ж им даст нормально принять-передать дела? Всё давай-давай, быстрей-быстрей — вот оно в самый неприятный момент всё наружу и вылезает…

Данька тоскливо вздохнул, стоя за спиной Николая, который с немалым удовольствием наблюдал, как величественно ползут вверх разводные пролёты Дворцового моста. Император был пьян и доволен. Ну и слава богу.

Следующие три дня прошли относительно спокойно. Данька обедал дома, успевая пообщаться с пока ещё проводящей большую часть дня в своей спальне Евой Авророй, а после работы так же мчался домой, чтобы снова побыть с женой и детьми. Тем более, что второй дочке только исполнилось четыре, и она сильно скучала по маме, к которой её пока пускали очень дозировано, давая Авроре отдохнуть и восстановиться, и ей требовалось вывалить эту свою тоску на кого-нибудь близкого. Например, на отца. Вот он и принимал на себя главный удар… Ну а потом Николай снова его вызвал.

— Значит так,- сурово начал император, едва только Даниил уселся напротив него, положив перед собой папку.- Тянуть более нельзя. В ближайшее время надобно покончить с крепостничеством… Поэтому я учреждаю Особенный комитет, который займётся конституционной реформой. И возглавлять его будешь ты!

— Чего-о-о⁈- вскинулся бывший майор.- Государь, ты-ы-ы… вообще того? Ты хоть представляешь, во что меня ввергаешь? Кто тебе железные дороги строить будет? А промышленность на юге? А перспективный план развития транспорта,- он сердито толкнул рукой лежащую перед ним папку.- Я тебе вот — новый, уточнённый на подпись принёс. Который пришлось перерабатывать, когда ты меня с мостами в Питере напряг… Ты куда меня пихаешь? Под топор или штыков дворян-гвардейцев хватит чтобы тебя от такого нехорошего меня спасти?

Николай хмыкнул.

— Вот поэтому Особенный комитет и будет заниматься не крестьянским вопросом, а конституционной реформой. Твоя ж идея была… ну и вот — делай! Пусть дворяне сами своих крепостных по большей части освободят, а когда таковых, кто этого не сделал, останется совсем мало — тогда остатки освободим указом. А за это время ещё и в Калифорнию какую-то часть переселим из помещичьих. Там сейчас у фон Толя уж под сто тысяч только православных переселенцев, а ежели с местными православными считать — так к двум сотням тысяч подходит…- он усмехнулся, глядя на Данька, после чего подтянул к себе принесённую им папку, открыл и, не читая, размашисто расписался на первом листе.- Всё — утвердил! Иди работай. Первое заседание Особенного комитета через три дня утром, в зале Государственного совета.

— То есть от остальных обязанностей ты меня тоже не освобождаешь?- угрюмо уточнил бывший майор.

— Не-а,- несколько издевательски качнул головой Николай. После чего вздохнул.- Ну ты пойми — нет у меня более таких людей как ты, вот совсем нет! Кому я ещё всё это поручить могу? Нет, ты не молчи — советуй!- он схватил с подставки золочёное перо и выдернул из пачки, лежащей на углу стола, чистый лист.- Вот прям как скажешь кому этот комитет поручить чтобы дело не запорол — так тут же я с налёта указ накатаю и подпишу. Собственноручно — даже секретаря вызывать не стану… Но только вся ответственность — на тебе. И если они накосячат… а они накосячат — то и тебе и отвечать! Ну же — говори! Любую фамилию напишу! Титул дам! Поместьем обеспечу если нет! Долги закрою если имеются! Кого, ну?

Данька несколько мгновений молча сидел, уставя глаза в стену за спиной государя, потом тихо вздохнул.

— Ты ж мне совсем жизни не даёшь,- с тоской протянул он.- Я ж тоже в этом ни хрена не понимаю.

— Разберёшься,- небрежно бросил Николай.- Я вон тоже до двадцати трёх лет не думал, не гадал, что когда-нибудь императором стану. О другом мечтал… На монгольфьере летать научиться. В кругосветное путешествие отправиться. Художником стать. Сказки писать. Эх…

Данька встал, покачал головой и пошёл на выход. Перед дверью он остановился, покачал головой и с тоской произнёс:

— Так вот ты для чего меня князем сделал…- после чего повернулся и вышел.

Ни в министерство, ни домой он в этот день так и не вернулся, потому что сразу из Зимнего отправился на вокзал и, приказав поднять пары на резервном паровозе — уехал в Сусары. Он понимал, что Ева Аврора будет волноваться, но ему надо было переварить всё случившееся. И лучшим способом сделать это, не приведя себя в полный раздрай, была работа руками. Вот он и работал. Двое суток. Пилил, гнул, сверлил, прикручивал, балансировал, потом опять сверлил, потом натягивал… Маркел — один из первых и лучших его работников за прошедшее время доросший до мастера экспериментального цеха, всё это время находился рядом, помогая, придерживая, перехватывая и орлиным взором ловя всё, что творил неуёмный хозяин всех местных заводов, впавший в какой-то работный транс. Так что когда то, что бывший майор делал эти почти двое суток, наконец-то обрело законченные очертания, только восторженно выдохнул:

— Вот опять чудо какое сотворили, Вась Сиясь…

— Не совсем чудо,- хмыкнул Даниил.- Просто новую игрушку.

— Для жены?

— В первую очередь,- он подмигнул Маркелу.- Повторить без меня сможешь?

Тот несколько мгновений раздумывал, после чего уверенно кивнул.

— Тогда запускай сборку.

— Скольки штук?- деловито поинтересовался мастер.

— А сколько сможете. После первой же поездки по Питеру — толпы набегут. Ну кто заплатить сможет… Так что по минимуму штук десять надо. А так вообще — сотни, не меньше.

Маркел ещё немного подумал, после чего решительно кивнул.

— Сделаем.

— Вот и хорошо. Ну а по итогам…

— Я помню,- прервал его Маркел, расплывшись в улыбке,- за богом — молитва, за царём — служба, а за вами — работа никогда не пропадут. Это все знают…

Когда Данька, пропахший углём и окалиной, ввалился в свой петербургский дом, Ева Аврора встретила его на лестнице, одетая в широкое и уже большое для неё после разрешения от бремени домашнее платье. Окинув его тревожным взглядом, она медленно подошла к нему и обняла, приникнув к груди.

— У тебя всё нормально?

— У меня для тебя подарок,- улыбнулся бывший майор, в свою очередь обнимая жену.- Пока тебе им пользоваться рано, да и для того, чтобы пользоваться, надо будет поучиться, но я уверен — он тебе понравится.

— Вот как, и что же это?

— Это называется велосипед…

[1] В реальной истории переселение «немирных черкесов» продолжавших, не смотря на все усилия властей вовсю заниматься набегами, грабежами и работорговлей, началось на двадцать лет позже — в начале 1860-х годов, но здесь Николай дожал Кавказ намного раньше.

[2] В 1830 году в Кронштадте разгрузилось 759 судов с товарами, а Петербурге — только 323.

[3] Парные понтоны, применяемые для уменьшения осадки судна.

[4] Например, первый русский стопушечный линкор «Петр Первый и Второй» имел водоизмещение около 2 000 т, британский стопушечный «Royal Sovereign» — 1883 т, а флагманский корабль лорда Нельсона, стопушечный «Victory» — те самые 3500 т.

[5] Даниила за давностью лет память слегка подводит — корабль будет построен в следующем десятилетии. Начат постройкой в 1854, а спущен на воду в 1858 году.

Загрузка...