Гончие Артаксеркса

Глава 12

Совсем сырец… но пока так.

Лешай вышел из дома, было уже темно, хоть мороз отступил, стало не легче, грязь чавкала под ногами. Жирная вязкая она с обуви почти не отмывалась, на штаны и плащ ложилась вечными брызгами.

Там, где недавно лежал снег, теперь простирались лужи. В темноте, слабый свет от луны и из окон домов, отражался в их стоячей воде. Лужи скрывались, что бы обрадовать путников мокрыми ногами.

Лешай не любил гулять в такую погоду, холодно, сыро, глядишь опять с болезнью сляжешь. Единственное, что радовало, так это мысль, вернувшись в каталогии вытянет промокшие ноги к очагу, согреется, а Скуса накинет ему на плечи тёплый плащ. Да, одна мысль об этом согревала.

Мужчина поспешно прошёл по размытой дороге, двигался он плавно и быстро, словно скользил. Он остановился на мосту, словно слился с ним. Через некоторое время к нему присоединился Маржик. Лидиец ссутулился, словно постарел, и так не высокий, он как будто врастал в землю.

Лешай, облокотившись на перила каменного моста, смотрел на воду, видеть переживания друга, так на него действовала неизвестность, окружающая Калоса и его отсутствие, было больно.

Лешай передал Маржику свои рисунки, наброски сделанные им в расположении армейских частей, на словах передал всё что слышал, заметил, свои ощущения…

Марж всегда это ценил, иногда даже больше, чем наблюдениям глаз. Он вообще доверял чуйке Лешая, она не обманывала.

Передав всё, в том числе и на словах, Лешай взглядом поймал прячущегося в тени и ожидающего его Скусу, усмехнулся, было приятно, что о нём так заботятся и охраняют от всяких неожиданностей.

Попрощавшись с Маржиком, он поспешил домой греться. Тому то что, в меховых одеждах сделается, а вот Лешай зимой зяб.

Старший в семье позвал его на встречу, он как был, в домашнем одеянии мага-заклинателя дэвов, так и пошёл… Теперь вот, зубами стучит.

Маржик тоже задерживаться не стал, ему надо было добиться популярности, иначе до Левкона не добраться. Старик оказался осторожным, не зря столько прожил, до своей персоны кого бы не попадя не допускал. Вот, Маржик, и норовил о себе хорошее мнение составить у окружающих, что бы слава о нём, как добром враче быстрее до ушей правителя донеслась. Приходилось лечить больных бесплатно, нищих, оборванных, грязных, только так на него внимание обращать начали, как на врача самим Асклепием одарённого, стали даже поговаривать, что божественная змея ему ночью в рот плюнула и оттого знает он множество способов исцеления страждущих.

Лидийца ждали его пациенты, безмолвные, тихие. Прячущиеся в городской тени. В самых городских трущобах тёмных, грязных, лишённых света и надежды.

Теперь там была вотчина Маржика, его храм, где на него молились как на бога, а он повелевал, кому жить, а кого отправить на суд подземных богов.

У городской стены, куда побрезговали бы пойти простые горожане, где грязь и строительный мусор получили постоянное жильё, его ждали пятеро несчастных. Лица лишённые надежды, погрязшие в безысходности, поникшие с пустыми глазами были у них. Худые тела были завёрнуты в грязные, дырявые тряпки, давно уже не согревающие. Тонкие руки, покрытые грязными разводами, торчали из всего этого тряпья, вызывая жалостливую брезгливость. Так и хотелось дать им монетку, и пойти помыть руки, что бы отделаться от мерзкого ощущения заразы.

Маржик что-то ободряюще им сказал, но они не поняли что, только голос, властного, сильного человека, от которого может придти утешение и успокоение привлёк их. Как свои жёлтые цветы тянет к солнцу подсолнух, так и обездоленные нищие потянулись к врачу, соизволившему снизойти до них.

Лидиец инструментом посмотрел горло сначала у одного, потом у другого. Болезнь правильно развивалась, гнойные налёты созрели. Всё проходило так, как он и предполагал. Сделав мазки с горла каждого палочками с тканью, Маржик убрал их в глиняный сосуд и хорошо его закупорил. Свои же руки он тщательно протёр, что бы самому не заразится.

Из корзины, где был сложен врачебный инструмент, лидиец достал сладости, раздал детям, подбежавшим к нему. Тут под тенью городской стены была своя жизнь, не видимая преуспевающими горожанами.

Люди ютились в маленьких шалашах, собранных из веток и обломанных балок, оставшихся от строительства. Так и жили в грязи, в темноте, под натянутыми навесами, из рваных тканей, среди отбросов и объедок… Ничего удивительного, что эти изгои болели.

Выйдя оттуда, Маржик тщательно промыл руки и прополоскал рот, сам заболеть он не хотел…

Калос вместе со своей спутницей въехали в город, к сожалению листва с большинства деревьев уже облетела, и из-за этого невозможно было составить полного впечатление об увиденном. Одно юноша понял, их столица находилась почти в лесу. Когда деревья оденутся в свой зелёный наряд, всё будет выгладить по-другому, и ему захотелось увидеть этот город во всей своей дикой красоте.

Фессалоника ехала впереди, ведя коней, лаконец замыкал их шествие.

Они ехали через город, многие здоровались, зная дочь басилевса, рассматривали её спутника.

В стороне трое рыжих мальчишек занимались обучением сокола. Старший, лет десяти, видимо, только получил птицу. И весь распираемый от гордости объяснял таким же рыжим малышам, по-видимому, братьям, как обращаться с крылатым другом, и как его натаскивать на дичь. При их приближении мальчишки встрепенулись.

— Лонка, это где ты себе такого жениха нашла, — мальчишка с соколом скорчил рожицу. — Тщедушный он какой-то, может лучше из наших, иллирийцев, возьмёшь, или уже всех перепугала?

— Леська, рыжая бальбеська, — весело рассмеялась девчонка, — настоящие мужчины меня не бояться, только такие как ты к мамке под подол бегут…

Мальчишка показал ей язык и тут же вцепился в коней.

— Басилевс Филипп купил, я сегодня приду их смотреть. Какие красавцы…

— Ага, если мамка тебя отпустит, только с собой всех рыжих не тащи, — Лонка, теперь Калос знал, как его спутницу зовут окружающие, кивнула на малышей, братьев десятилетнего мальчишки. Те недовольно засопели, но смолчали.

— Ладно, я морковки с собой возьму, коней побаловать, если меня полюбят ты поездить дашь?

Калос с усмешкой наблюдал за этой детской непосредственностью. Старший мальчишка, обрадованный предстоящей перспективой, что-то стал объяснять малышам, смотрящим на него с обожанием. Калос знал этот взгляд, когда-то он так же смотрел на своего отца. Сейчас глядя на мальчишек, Калос ощущал себя мудрым, опытным и искушённым жизнью. Он уже многое видел, многое испытал, а этим рыжим пострелятам ещё придётся искать свой жизненный путь. С высоты своего жизненного опыта он бы мог дать им советы, но не стал…

С Лонкой они доставили коней до самого её дома, невысокого с колонами, почти такого, какие теперь эллины строят живя под ахеменидами. Калос на такие уже насмотрелся, по всем городам. Только тут он не гордо красовался, выпячивая себя зрителям, а прятался за деревьями, летом утопая в зелени.

Из дверей дома показался светленький малыш, юноша хотел было к нему наклониться, посмотреть, поговорить, но Лонка топнула на братишку ногой, тот в испуге исчез в здании.

— На ночь встанешь у моего дядьки, — прибыв домой девчонка не то, что бы зазналась, просто в разговоре командных ноток поприбавилось, сразу стало видно, что дочь басилевса из провинциального захолустья. Каждый из правителей в провинциальных сатрапиях себя чуть ли не Великим Ксерксом представляет. И таких в каждой деревне, на каждой горе восседает.

— Дом его второй от храма будет. А вечером я тебя жду, трапезничать ко мне приходи, — Лонка, как парень, пожала ему руку и скрылась в доме. Пожалуй, он даже с ней подружился.

Вернув плащ выданный друзьями басилевса, что бы не оставаться в долгу, Калос и решил пройтись. Лаконец шёл по дороге между домами, где жила местная аристократия. Вокруг много детей разного возраста которые в основном, предоставлены сами себе, их не собирают, как у них в Книде, в группы под присмотр взрослых, а они самостоятельно изучают мир, пробуя его руками, зубами…

Где-то в отдалении стал слышен надрывный плач малыша. Малыш плакал так надрывно, что Калосу в груди стало нехорошо, он поспешил на звук. Мимо пройти не смог бы.

Толстенький мальчик сидел на попе в песке и орал. Это был один из виденных ранее рыжих братьев. Самый младший. Брат постарше стоял рядом с ним и насуплено молчал, даже не пытаясь утешить малыша. Старшего с соколом с ними не было. Лаконец почувствовал себя высохшим сверчком рядом откормленными местными детьми. Пожалуй, Фессалоника отличалась здесь худобой. Но это и понятно, девчонка тренировалась на лошадях, участвовала в скачках, а там за весом следить нужно. Зато дети… Родители явно не жалели средств откармливая своих отпрысков.

Вот и этот пухлый четырёх летний малыш сидя в грязи, в песке истошно надрывался.

Время от времени, насупленный семилетний мальчишка, старший из двух братьев, начинал выговаривать:

— Если не будешь…то…

Не разбирая из-за чего весь этот крик, Калос присел, нашёл в песке оброненную малышом сладость и отдал ему. Тот тут же замолчал недоумённо хлопая на взрослого глазами.

— Эктор не слушается, поэтому и плачет, сам виноват, — тут же объяснил старший мальчик. Он подошёл к Калосу и подобно слепому стал ощупывать его лицо.

— А тебе я скажу, — противным голоском начал мальчик, — Допрыгаешься ты во взрослые игры играть, и Солнышко тогда тебя убьёт.

Калос с интересом рассматривал этих детей, серьёзных, самостоятельных, одарённых божественным даром.

Мальчик взял братишку за руку, словно лаконец был заразный:

— Пойдём отсюда.

— Солнце на небе, как же оно меня убьёт? — усмехнулся подымаясь Калос, отряхивая брюки от песка.

Мальчишка окинул его взглядом, словно глупца, непонимающего простых истин. Голубые глаза мальчика были глубокие, проникающие в самую суть человека, словно действительно, он пророка встретил. Как-то неуютно стало.

— Солнышко вон в том доме живёт, — мальчишка кивнул как раз на тот дом, где лаконцу предстояло ночевать.

— Идите домой, идите, не оглядывайтесь, — Калос помахал рыжим братцам рукой. Таких детишек встретишь, ночью спать не будешь…

— Разбойником будешь, к нам не приходи, — обернувшись заорал мальчишка.

Сразу на постой идти лаконцу расхотелось. Он решил ещё погулять, потом ещё, зашёл к Лонке, пообщаться, и только когда совсем стемнело, и пора была уже ложиться спать, он пошёл в дом брата басилевса, где жил Солнышко.

— Атта, атта, а почему Земля круглая, а не квадратная? — ещё не доходя до дома, Калос услышал детский голос. — А почему мы на ней живём?

Он видел как сидевший на крыльце собственного дома, красивый, взрослый воин обнимал своего любознательного сынишку. То, что брат басилевса был красив, Калос оценил сразу, но это была какая-то чуждая, далёкая и совершенная красота, до такой и коснуться было страшно. Сынишка на отца похож, но ещё совсем маленький, весь какой-то сияюще-светлый. Действительно, Солнышко. Ещё и хорошо кормленый. Откормленное Солнышко. Если предыдущий рыжий малец хоть и пророк был обстоятельным и деловым, то этот скорее мечтатель.

При виде лаконца мужчина поднялся, открыл перед гостем дверь. Чтут тут ещё божественные законы, когда странник считается посланцем богов.

Малыш вошёл в дом следом за Калосом. В дверях он пропустил мальчика вперёд. Гордый растёт парнишка. Лаконец потрепал светлые волосы ребёнка, спускающиеся до плеч, вот значит как выглядит его Смертушка. Калос почему-то сразу поверил рыжему пророку, увидев этого светлого мальчика, что всё так и будет, что Солнышко его убьёт. Крепкий, красивый мальчик, очень красивый.

Малыш поднял на него огромные серые глаза с золотым ободком вокруг зрачка.

— Ты в…. играешь, — спросил мальчик, Калос даже не понял название игры. А всё таки красивым вырастет его Смерть, таким и залюбоваться можно.

Аминтор, так звали брата басилевса, пригласил гостя за стол, и он уселся на лавку. Рядом на лавку залез и его Смертушка, прихватив с собой деревянную закрытую коробочку.

— Вот смотри, вот сюда шарик кидаешь, — показывал малыш, — и на звук должен обежать лабиринт, вывести на звук из другого входа. Всех кузнецов этой игре учат. Как Дедал мы должны освоить лабиринт. Я тоже кузнецом буду.

Калос потрепал мальчика по голове, ему было приятно касаться своей Смерти, это как-то даже щекотало нервы.

Пока на стол накрывала какая-то женщина, Калос играл с мальчиком, но он настолько нервничал, что ничего не получалось. У мальчика же шарик по коробочке бегал как ручной.

— Я тебе его подарю, ты потренируйся, обязательно получится, — когда принесли еду, Смертушка забрал у него коробочку и забравшись коленками на сундук, где была расстелена тёплая ткань, убрал её на полку. На этом сундуке как раз Калосу и постелили.

— А я воин, лучше дерусь, чем думаю, — отмахнулся лаконец.

— Ой!! Покажи, — тут же загорелся мальчишка.

Калоса долго просить не пришлось, ему очень хотелось показать себя перед своей Смертушкой, покрасоваться.

Рядом стояла лампада, освещая небольшой пятачок перед столом. При живом огне его движения смотрелись особенно эффектно. У него были короткие, резкие движения, а тело двигалось пластично и быстро как молния выпущенная из оружия Зевса.

Малыш смотрел внимательно, подперев моську рукой. Казалось, он запоминал каждое движение. Глядя на него, у Калоса шевелилось в душе что-то тёплое, хотелось обнять, прижать это Солнышко к себе, сделать своим.

— Мальчики, идите есть, — окликнул их Аминтор, хозяин дома.

Смертушка ходил за гостем как привязанный на верёвочке. Мальчишке, видимо, очень хотелось иметь старшего брата, и к Калосу он потянулся. Маленький, чистый, наивный.

Ночью лаконца разбудило чьё-то присутствие. Открыв глаза он увидел перед собой двух серьёзных семилетних малышей. Его Смертушка приволок такого же крепыша, из родственников. Оба мальчишки рассматривая его тихо переговаривались, стараясь не разбудить гостя.

— Работник он никакой. Такому надо есть и есть, прежде чем работать, — рассудительно заметил пришедший малыш, разглядывая его мускулатуру.

Смертушка сосредоточенно о чём-то думал. Очень серьёзный мальчик оказался.

Калос сел, показывая малышам, что проснулся.

— А вы чего не спите?

Солнышко залез к нему, подсел рядышком.

— Мы вот обсуждаем, как жить правильно, что бы польза для дела была. Больше худой человек сделает или полный. Худому же легче что-то делать. — стал объяснять малыш, серьёзно так, словно это проблема беспокоила его, спать не давала. Калосу даже смешно стало.

— Нет. У худого сил меньше, — тут же не менее серьёзно возразил пришедший малыш.

Лаконец не смог сдержаться. Прикрывшись рукой, что бы не обидеть юных софистов, он захихикал. Свернувшись, сплетя ноги и руки, завернувшись в тёплое покрывало, Калос прикладывал неимоверные усилия, что бы не рассмеяться вслух.

— Спать идите, — только и мог выдавить он, а когда мальчишки поднялись наверх, в комнату Смертушки, он наконец позволил смеху вырваться наружу. Мальчишки его просто очаровали своей непосредственностью. Только вышедшие из детского возраста, они уже считают себя взрослыми и рассуждают, подражая родителям.

Утром Калос повёл их в лес, учить ставить силки и облака на животных. Малыши впитывали всё как губки морские, переспрашивали, уточняли. Хорошие дети растут, правильные. Глазища у мальчишек были умные, любознательные, учить таких одно удовольствие. Калос и учил всему, что знал, о ловле животных, и Смертушка не отставал от него, повторял каждое действие.

Маржик так и не решился переехать в каталогию приобретённую их семьёй. Он продолжал кака сыч сидеть на одном месте, то ли он ждал Калоса, то ли не хотел видеть счастливые морды Скусы и Лешая. Маржик сам не знал, что его держит в отдалении. Себе он объяснял целесообразностью, что одному ему легче и лекарство приготовить, и в доверие втереться. Да и мужикам без него спокойно можно сведения собирать, и никто не заподозрит, что вместе они. Осторожность никогда не мешала.

Маржик даже себе не признавался, что ждёт Малыша, и, почему-то был уверен, что вернуться он должен именно сюда, в эту каталогию, расположенную в центре города, дешёвую, всегда полную приезжими. Маржик ждал. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что он, взрослый, сорокалетний мужик переживает из-за Малыша, что мальчишка становится ему слишком дорог, и это не правильно. Видимо, прокляли его боги, столкнув с Калосом, всё это для него было лишнее, не нужное для дела, делающего его, уязвимым, а этого он позволить себе не мог. Надо было убить те чувства, которые вызывал в нём этот юный лаконец, убить в самом зародыше. Он должен был изжить из себя всю ту гамму чувств, которые рождал у него Ласик. Его Ласик…

Маржик потряс головой выкидывая ненужные мысли, он шёл через общий зал наверх, в свою комнату, стараясь не наступать на раскладывающихся на полу нищих постояльцев, на тех, у кого не было денег снять отдельные комнаты в каталогии.

То, что мальчишка, не спросясь разрешения, подал документы в храм, он уже узнал, вести всегда доходят быстро, особенно дурные. Лаконец поступил не правильно, нарушая законы семьи, словно он имел какое-то право решать за себя. Нет. Он уже принадлежит семье. Он принадлежит ему, Маржику. Самоуправство Калоса злило, раздражало. Мальчишка должен был быть за это наказан, и он его накажет, так, что бы впредь неповадно было решать что-то самому. Он отобьёт у самоуверенного лаконца его наглость, такую притягательную, и такую выводящую из равновесия. Маржик был уверен, что он добьётся того, что бы Калос на коленях просил о снисхождении к нему, и вот тогда, он снисходительно разрешит мальчишке быть с ним. Он сломает этого зазнавшегося аристократа, посмевшего без разрешения распоряжаться собой. Он унизит лаконца так, что бы навсегда отбить любые самостоятельные желания, мальчишка должен получить за все те страхи и переживания, которыми Маржик извёл себя сам.

Лидиец поднялся наверх в свою комнату. Барзан был на месте. Барзик скрашивал одиночество Маржика, но фригиец его уже не удовлетворял. А ведь когда-то он отбил его у Артабаза, когда у того только появились родосцы.

И сейчас Маржик только бросил взгляд на Барзика, до сих пор валявшегося, хотя было далеко за полдень, и сам завалился на свою кровать. Прикрыв глаза. Он всё ещё думал, как накажет вздорного мальчишку.

В их комнате особой пышности не было, хотя она и была одной из самых дорогих в каталогии, и самой чистой, всего лишь две кровати и стол.

Барзан поднялся с кровати, пора было приводить себя в порядок, готовясь к предстоящей встрече с поклонником. Пока не было мелкого, Барзик был младшим. Он оделся в длинный белый женский хитон, из тонкого льна. На чисто выбритое лицо нанёс краску, нарумянил щёки, как это делают женщины, идя на свидание. Яркие красные круги теперь украшали его лицо. Фракиец подчернил брови, подкрасил ресницы, нарисовал родинку на правой скуле, что так нравилось мужчинам. Последним он подложил себе сиськи, такие, что бы себя не обидеть. Каждую с дыню, что бы было на что посмотреть и за что подержаться. Получилась фригийская красотка в самом соку. Длинные светлые волосы он распустил, и они рассыпались по спине, с левой стороны он вплёл ленту. Этот образ долго высчитывал Лешай, что бы Барзик мог соблазнять мужчин. Сверху хитона он повязал по бёдрам ткань, того же цвета, что и лента в волосах. На ноги он одел изящные сапожки с острым носиком, стоившие массу денег.

— Уходишь? — не открывая глаз поинтересовался Маржик.

— Пора, Спарток ждёт. Влюбился в меня по уши, — не удержался и похвастался молодой мужчина. Маржик только хмыкнул.

— Под подол его не запускай, а то разочаруется.

Барзик в ответил неприличным жестом и поспешил на встречу со своим ухажёром.

Спарток ждал на берегу моря, на песке расположенном под высоким обрывом. Рядом располагалась гавань, куда вела песчаная дорожка. Подобрав подол так, что становились видны белые штанишки заправленные в сапожки, Барзик виляя задницей, бежал на встречу. Внутренне, он знал что понравится боспорцу.

— Пришла ягодка, — Спарток рванулся на встречу опаздывающей девице. Мужчина заждался, теперь стремился погасить пламя бушующее от ожидания в организме. Барзик лукаво стрельнул глазами. Одновременно поощряя, соглашаясь на всё, и отдаляя своего пылкого возлюбленного.

Темноволосый, с молодцевато стоящими усами и хитрыми раскосыми глазами, Спарток не был обижен женским вниманием, но сердце его тронула эта разбитная чужеземка, которая подпуская его к себе, как-то вовремя исчезала, что много обещав, ни разу так и не дала. А ведь он, сын архонта и басилевса Левкона был всегда в центре внимания, женщины всегда сами вешались на него, поспешно раздвигая ножки, надеясь привязать к себе.

Дорогая одежда выгодно скрывала полноту Спартока, появившуюся к тридцати годам. Он любил хорошо покушать и никогда себе в этом не отказывал. В этом они сошлись с неуловимой фригийкой. По его хлопку раб тут же преподнёс целое лукошко свежих ягод красавице. Та не стесняясь и не отказываясь. Тут же приняла подарок. Может, за этот здоровый аппетит девушка и понравилась боспорскому наследнику.

Спарток взмахом руки отпустил свиту, состоящую из слуг, рабов и открытых носилок. Приобняв девушку, он начал шептать ей на ухо ласковые слова. Она только хихикала в ответ, подставляя крашенную щёчку ему для поцелуя. Здоровые белые зубы без зазрения совести давили сочные ягоды, окрашивая губы ароматным соком. Живая в своей первозданной, здоровой красоте, девушка притягивала его, от неё могли получиться хорошие, здоровые сильные дети.

Прихватив красотку под локоток, Спарток повёл её выгуливаться по морскому берегу. Слуги в отдалении шествовали за ними.

Вскоре Спарток должен будет заболеть. И тогда переживающая за него девица порекомендует ему своего дядюшку, врача. С которым приехала в город. Так Маржик и доберётся до осторожного Левкона. Хорошо бы старый дэмон заразился от своего сына, и тогда путь к достижению цели у них был бы свободен. Что может быть естественнее, чем смерть старого басилевса от заразы. А уж Спартока Барзан научит, как поступить с Северным союзом, по какой цене торговать хлебом с эллинами.

Пока Артабаз был сослан в дикую и нищую Македонию, багой, руками Маржика, подбирал под себя все деньги, на которых до этого сидел племянник его господина и любовника. Группа Маржика словно охотничьи гончие, раз напав на след, идут до конца.

Калос боялся возвращаться, боялся встретиться глазами с сердитым Маржиком, боялся укора от Лешая… Возвращаться всё равно пришлось. Уже подходя к каталогии. Где он оставил своего лугаля, юноша был готов развернуться и бежать… Но он же был лаконцем, и страх ему был не ведом, по крайней мере о них так считали… Как бы Калос хотел действительно не бояться. Что бы сердце не ухало в груди разбуженным филином, что бы нервные длинные пальцы постоянно не вцеплялись в тёплый плащ, не перебирали его, что бы зубы не закусывали губы.

Хорошо ещё басилевс Филипп выполнил своё обещание и вернул ему документы, обманом удерживаемые в храме. Не так стыдно возвращаться. А когда Филипп стал собирать войска на Олинф, Калос тоже хотел присоединиться, но его не взяли, денег дали, документы вернули и домой отправили. Фессалоника вышла его провожать, да и Смертушка до последнего за руку держался. Хороший мальчишка, хотел бы Калос себе такого братишку. Он бы о малыше заботился.

— Ты мне пиши, — попросила девушка нежно касаясь своими розовыми губами его щеки. — обязательно пиши. Я на скачках участвовать буду, приезжай посмотреть. И я приеду, если тебе удастся выставиться. Очень хочу, что бы у тебя всё хорошо сложилось.

— Лонка, я тебе обязательно напишу, — пообещал Калос. Даже если ему семья запретит, он всё равно писать будет, ведь в дикой Македонии у него появился друг.

— Ласик. Только не забудь, я ждать буду, — под хихиканье басилевса они обнялись на прощание.

Смертушка так и не выпустил его руку, и Лонке силой пришлось отрывать малыша.

Эти тёплые воспоминания грели душу юноши, когда он на холодном Боспоре входил в каталогию. Где находилась их комната он прекрасно помнил.

Маржик сидел за столом. В свете лампады весь его вид был какой-то понурый, ссутулившийся, поникший, словно за всё это время он неожиданно постарел. Спина лугаля, сгорбленная, жилистая, вздрогнула под пристальным взглядом Калоса. Маржик обернулся. Их глаза встретились.

Юноша видел как эмоции мгновенно сменяли друг друга, сначала это были узнавание, радость, надежда, потом недоверие, подозрение, за ними пришли разочарования и какая-то брезгливость. Калос ничего не понял, что он опять сделал не так.

— Пошли к семье, — Маржик поднялся и первым вышел из комнаты. По дороге он отправил весть Лешаю. Калос, как послушный мальчик, следовал за ним, разве что за руку не держался.

Они подошли к другой каталогии, Маржик пропустил юношу вперёд, открыв дверь в тёмное пустое помещение.

Первое что увидел Калос это был Скуса и несущийся к нему кулак. Он успел увернуться, но в этот момент Барзан сделал подсечку. Лаконец не ожидал такой встречи, потому не удержался на ногах. Он сопротивлялся, сопротивлялся сколько мог. Когда с него стягивали штаны он кусался. За что тоже получил.

Когда в него вошли грубо, без тени сочувствия и любви, юноша перестал сопротивляться, пытаясь принять происходящее как наказание.

— Лешай, разогрей ему вина, пусть поспит и успокоиться. — Маржик приобнял Калоса, которого бил озноб, помогая ему сесть. Нежным движением вытер кровь на разбитых губах. — Малыш, пойми, ты это заслужил. Мы семья и ты не можешь ничего решать сам. Мы тебя любим и если ты будешь хорошим мальчиком, то всё будет хорошо.

Лаконец сжав зубы только хлюпнул носом.

— Я никогда не позволю тебе быть с кем-то, кроме меня, — тихо шепнул Маржик на ухо Калосу, что бы никто не слышал, — Ты мой и только мой.