Гончие Артаксеркса

Глава 10

Этот день был назначен для войны с даэвами. Весть о том, что нечестивые силы убили хозяев таверны, разнеслась по городу. Тут же вспомнились случаи странных смертей, и их тоже приписали даэвам. У одной хозяйки пропали дети, а потом их нашли растерзанными волками, и это было приписано нечистой силе.

Во всех домах, где Маржик врачевал за последнее время, все были предупреждены об этом знаменательном событии, ведь в их городе нашёлся человек, осмелившийся бросить вызов даэвам, злым духам. Народ собрался поддержать мастера в борьбе с силами зла, решившегося вступится за оставленный богами Пантикапей. Уже по городу пополз смрадный слушок, что виноват во всём архонт, слишком сильно жаждущий власти. Мало того, что он присоединил земли своего соседа Гекатия, и синды вошли под власть Боспора. Слухи говорили, что неспроста Синдская гавань теперь переименована в Горгиппию, в честь брата архонта Левкона. Что именно его неуёмная жадность ополчила против столицы духов, и теперь они мстят гражданам. А как не мстить, если Левкон возмечтал стать тираном.

Многие их этих слухов были пущены самим Маржиком, многие подсказаны были простым рыбакам, посещавшим трактир Скусы. Фракиец любил пообщаться с простым людом, будучи сам из небогатого горного селения, он знал, как словами растрогать сердца простых людей, насколько они суеверны, завистливы, и злы на язык, и что стоит им подкинуть грязный слушок, сами его разовьют и раскрасят так, как аристократу и не домыслить.

И как спаситель от сил зла, захватывающих город, на бой вышел… их Лешай. Маржик, естественно, одним из первых был среди горожан-зрителей, объяснял действия, подбадривал. Все собрались рядом с городскими воротами, у стены.

Лешай вышел перед горожанами, собранный, сосредоточенный, облачённый в тёмное облегающее одеяние охотника на даэвов. На руках сидели тёмные удобные перчатки, он потёр руки и посмотрел на горожан своими бледными глазами, в которых было столько любви и доброты, и тоски, сколько бывает разве что у верного пса в ожидании хозяина. Чистый, и искренний взгляд худого мужчины не мог оставить равнодушным никого.

Скуса, как всегда, ассистировал другу, не мог же он оставить своего Лешая на растерзание толпы. Прихватив лёгкое тело борца с даэвами подмышки, фракиец создал ему надёжную опору. Лешай быстро перебирая ногами по стене, кувыркнулся и оказался на плечах у Скусы. Калос, конечно же, по стене бы и без чьей либо помощи поднялся, это он лазил как муха. Лешаю этого не было дано.

С плеч фракийца гораздо удобнее было оказаться на воротах. Мужчина легко преодолел это расстояние. Оказавшись между зубьями, он присел, словно чего-то выжидая, к чему-то прислушиваясь. Нижнюю часть лица завязал чёрной тряпицей, что бы зловредные даэвы не смогли попасть в рот и в нос. С этих злобных сущностей всего можно ожидать, любой пакости. В отличие от других членов семьи, Лешай искренне верил пророку Заратустре и всему его учению, верил в постоянную битву Добра со Злом. И считал себя её участником, и вот сейчас он должен показать одну из таких битв зрителям.

Лешай вооружившись ножами, похожими на клыки, медленно, пригнувшись, заскользил по городской стене. Мгновение. И он, выпрямившись, рванулся на встречу опасности. Невидимая сущность наносила удар. Боец умело парировал, отклонялся, сам бил кинжалами. Бросок маленького дымового шарика, и зрители внизу видели как пал противный даэв от руки мага. И опять Лешай крался по городской стене, выслеживая злодеев, нарушающих жизнь простых граждан, и чужеземцев гостящих в городе.

Между зубцами воин медленно, крадучись двигался вперёд. Сверху был виден холм уходящий вниз, на вершине которого стоял город, поля убранные, обнажённая земля ждала своего покрова, белого пелопса который подарит ей Аид с наступлением зимы. Тогда снежные химеры заволокут пространство, завывая бурями и стелясь порошей по дорогам. Зимой можно было устроить всё более зрелищно, осень не лучшее время для борьбы с силами зла.

— Готовьсь! — снизу кричит Скуса. Лешай покладисто кивает, а друг начинает отсчёт: — 1, 2, 3…

Лешай рванул наперерез сущности, пара взмахов кинжалами-клыками, и струйкой дыма даэв падает поражённым умелым воином. Лидиец, припав на колено, прикрываясь левой рукой, словно щитом, и прислушивается к окружающему его Миру, Миру грёз и видений, наполненных враждебными сущностями, толкающими человека на путь греха, на поклонение Ахуре-Майне. Ахриман только и ждёт что бы наброситься на род человеческий, и его заблудшие души.

Пригнувшись Лешай побежал по стене, быстро-быстро, как только мог, и ещё раз нанёс удар по даэву, и тот, дымясь упал, под восторженные крики толпы. Люди верили в очистительный бой, теперь в Пантикапее жить будет лучше, чище. Вот у них появился какой сильный маг, сумевший противостоять проискам злейшего Ахримана.

Лешай со стены спрыгнул вниз.

— Давай я тебе рот развяжу, — участливо предложил Скуса, тут же оказавшийся рядом. Лешай только молча кивнул, пот струился у него по лицу. Устал.

— Расправь плечи, ты же героем идёшь, — тихо одёрнул его Маржик, — Я сейчас к вам подойду. Идите.

Лишай по узким улочкам неспешно возвращался в их трактир. Солнечные лучи последним теплом наполняли его бледное, бесцветное лицо, он шёл впереди и улыбался, зная, что рядом, стоит только протянуть руку, идёт Скуса, и от этого ему было так же тепло, как и от солнца.

— Больше даэвы детей воровать не будут! Вознесём хвалу Митре и его доблестному воину! — Маржик, оставшийся с горожанами, вдохновенно произносил речь. Его слушали, восхищались, многие уверовали в величие виденного момента. Не зря он обучался в Асклепионе и был одним из лучших на потоке. По молодости он уже мог своей волей пятнадцать человек держать, что бы они боли не чувствовали, а другие студенты могли резать рвать зубы, зашивать… С возрастом Маржик развивался. Его слушали как пророка.

— За своё благополучие платить надо, — это были последние его слова, которые Лешай дослышал, прикрывая за Скусой дверь в их трактире.

Тяжело опустившись на стул, мужчина снял с себя кошенные набедренники и поножи, создававшие образ непобедимого борца с нечестью.

— Разотри мне ноги, разболелись что-то, — тихо попросил он Скусу, откидываясь на спинку и прикрывая глаза. — Устал…

— Сейчас таз с горячей водой принесу, попаришь, — фракиец большой ладонью сочувствующе погладил друга по голове. Вздохнул.

Дверь хлопнула, напуская в помещение свежего воздуха, Лешай поёжился.

— Сделаешь пророчество, заглотят как телята мамку, — Маржик был доволен произведённым эффектом. Он посмотрел на сидящего мужчину. — С тобой то что?

— По-моему, отравился, — Скуса поставил перед Лешаём медный таз с горячей водой. Тот нехотя открыл глаза.

— Сейчас, чуть-чуть посижу, полегче будет…

Маржик выпустил своего внутреннего пса, обнюхал Лешая.

— Что, когда ксенов на встречу к гуриям отправлял? — поинтересовался врач.

— Да так получилось, помещение натопленное, душное, я яд пришлось в горячее питьё добавлять, — нехотя объяснил отравитель скривясь, — так получилось.

— Что раньше не сказал. Почему меня огорчаешь? — Маржик развернулся и пошёл делать питьё для друга. — Где тут у вас «гетское пойло»?

Лешай молча лёг на лавку на бок, лицом к стенке, положив ладони под щёку. Сил у него сопротивляется не было, даже разговаривать не хотелось, не то, что подняться наверх. Лёг прямо тут, при входе. Видать это наказание за смерть ксенов, а точнее его невнимательность. За всё в этом мире приходится платить, Лешай это очень хорошо знал. Он лежал и тихо молился, святая молитва Оно всего мощнее, Оно всего победнее и наиблагодатнее, и действенней всего.

— Отдыхай, сейчас всё сделаем, — Маржик деловито хозяйничал, делая настойку и за одно, сразу и натирку. В глиняной глянцевой посудине он умело смешивал капли, травы, достал из своего пояса порошок добавил и его…

Скуса же, заботливо прикрыл мужчину на лавке покрывалом, и ласково погладил его по голове. Заставив выпить больного приготовленную смесь, друзья поднялись наверх, что бы своими разговорами не мешать отдыху.

— Отравы нанюхался. Раньше надо было сказать. Почему не позвал, — Маржик недовольно ворчал, собрал всё от использованных трав и сжёг прямо на жаровне. — Думать надо, почему ты допустил, что бы Лешай в таком состоянии по стенам прыгал?

— А я что мог? Попробуй, возрази ему, если упрётся… Что я мог? — Бубнил Скуса, пытаясь оправдаться. — Он же, когда не в настроении, меня как мальчишку шпыняет. Ты же сам Лешая знаешь, он же когда не в духе вредный и упрямый становится…

— Парами надышался. Лёгкие чистить надо, — Маржик вздохнув, окинув фракийца недобрым взглядом. Высокий крупный мужчина, которому врач доходил до груди, под этим взглядом сжался, и сразу стал как-то меньше. Скуса действительно чувствовал себя виноватым. Не уследил. Привыкший полагаться на старшего и более умного друга, он пропустил момент. Когда тому понадобилась помощь. Лешай, до последнего, не жаловался, подкашливал немного, а вот как вышло…

На душе было так мерзко, он отвернулся к окну, за которым летали какие-то птицы. Главное Марж не увидит слёзы, а если Лешай не поправится. Было страшно и горько.

Лидиец прекрасно видел, как друг нервничает, как он расстроен, растрёпан, издёрган, и как не странно, это ему шло. Моложе стал выглядеть из-за неуверенности, уязвимее. Мужественное лицо Скусы обрамлённое короткой, ещё не отросшей бородкой, было одновременно растерянным и мужественным.

— Хлеб в молоке размачивай, и есть это давай, больше ничего. Даже если кричать начнёт, — Маржик сурово зыркнул на несчастного. — Понял меня. Растительной пищи не давай. Незачем желудок напрягать. И чуть что, меня зови.

Сам Маржик так и остался жить в прежней таверне, где они остановились, придя в Пантикапей, там, где его знали как отца взрослого сына. Там он и ждал своего мальчика, занимая всё своё время работой. Иногда, сидя вечером с ксеном, даже рассказывал какой у него замечательный Ласик. Вспоминая, он словно ощущал мальчишку рядом с собой, и это успокаивало, отгоняло напрасные мысли.

— Заимодавцы объявлялись, — нехотя признался Скуса, — те, которые в доле, с бывшими хозяевами были. С нас деньги хотят.

— Сам разберусь. Пора мне, — Маржик пошёл на выход, — пока Лешай спит, я там травки специальные дал, сходи на рынок за молоком и хлеб свежий возьми. Приглядывай за ним лучше. И людей в таверну найми, тебе нашими делами заниматься надо.

Самому врачу ещё надо было посетить несколько пациентов, некоторых он посещал бесплатно, но это было нужно для дела.

— Уже нанял, — отмахнулся Скуса, — Всё что нужно, сделаю.

— Старика архонта уберём, а то придумал, тираном себя назначить, как все пусть перед богами ходит… Вот что бы сыновья его не сплотились, перессорить их надо. На каждого слухи собери. Там думать будем, как Лешай поправится, — лугаль показал весть полученную от малыша, которую держал у себя на груди, под хитоном. — Ласик прислал, до Византия добрался, сейчас в Олинф отбыл, документы подтверждать. Так, что считай во главе союза на Понте встали. Пусть теперь Артабаз локти кусает.

— Я уже бросил часть дохода на зерно, так что тоже получим, — поделился фригиец своими новостями, закрывая за Маржиком дверь.

Лидиец прекрасно знал. Насколько сейчас от них, от правильно скоординированных действий его банды зависит благополучие ахеменидского дома. Хлеб, идущий с Боспора, это тот рычаг, которым можно давить на чванливых эллинов. Голые, нищие, эти дети оленя, судят о других… А что они могут дать? Как сказал бы Лешай:

— Кому нужна их философия, когда есть священное слово Заратуштры из рода Спитама? В нём есть ответы на все вопросы.

Нет, Маржик не был верующим, он не признавал не только Олимпийских богов, но и зороастрийских, да и вообще любых богов. Он верил только в себя, в свои знания, и это помогало ему не только жить, но и зарабатывать на достойную жизнь, для себя и своей семьи. Если во что и верил этот заядлый авантюрист, то в силу денег.

Сейчас он ждал вестей от своего мальчика из Олинфа, торгового города, созданного при ахеменидах, как официального места, где размещались дома всех представителей вошедших в единый альянс, скреплённый младенцем Ираклом.

…Калос прибыл в Олинф утром. Тут же, в порту поменял немного денег на местные. Там его перехватил какой-то жрец, юноша даже не понял, от какого бога, сам он ещё ни одного храма не увидел. На мужчине был одет один гиматий, и он чувствовал себя в нём вполне удобно. Длинные каштановые волосы, аккуратно завитые, ниспадали по плечам, ухоженная борода прикрывала шею, но при этом усов не было, из какого храма этот красующийся жрец было совершенно не понятно, ни одного атрибута, и при этом он тут же взял молодого человека в оборот.

— Я тебя не знаю, откуда ты такой приехал, — мужчина, видя как Калос менял деньги не отставал от него. — В храм сходить надо, богов поблагодарить. Ты же тут ничего не знаешь, давай провожу…

Лаконец исподлобья осмотрел его, с него ростом будет, помассивней, но столкнись они где-нибудь в безлюдном месте, победа останется за лаконцем.

— Сам разберусь, — сквозь зубы лаконично бросил юноша, и развернувшись, направился в город. Небольшой мешок с вещами, повешенный через плечо, бил по спине, кроме сменных вещей, ценного там ничего не было. Доверия к эллинам Калос не испытывал. От этого жреца было какое-то склизкое ощущение.

Завидев священный источник, юноша обмыл в нём руки, бросив мелкую монету богу. У всех встречных он спрашивал булевтерий, куда собственно ему и нужно было. Ему указывали куда-то вглубь, и он шёл по прямым улицам, словно прочерченным умелой рукой художника, рисовавшего сеть. Всё ровно, выверено, такое Калос неоднократно уже видел в землях ахеменидов. Одинаковые дома, словно фалангисты, рядами разделяли пространства. Он надеялся, что из булевтерия его проводят, в нужный дом, где размещалось представительство Боспорских купцов. Двухэтажные дома были похожи один на другой, как ягоды в кузовке, только у некоторых на крышах ещё сохранялись лёгкие летние постройки, напоминающие веранды, пока не убранные перед зимой.

Юноша осматривался, дома с черепичной крышей летних веранд не имели, хоть какое-то разнообразие в этом градостроительстве. Впереди него в город шёл осёл, ведомый хозяином, за ними Калос и пристроился следом. И опять вокруг лавки, торговля… Всё в Олинфе предусмотрено для купцов и торговой гильдии.

Громко орал какой-то религиозный фанатик, находясь в божественном экстазе, сотрясая воздух битьём в бубен и ритмичными выкриками:

— Рамаира! Рамаира!

Никто не обращал на него внимания, видимо привыкли. Калосу же это было в новинку. Он постоял, посмотрел, пожал плечами и пошёл дальше. Между улицами масса лесенок-переходов, наведённых над канализацией. Не сказать, что город большой, но люди деловито торопятся по своим делам. Сразу видно купцы время и деньги считать привыкли, ни что их не отвлекает от собственных нужд.

В портике булевтерия, до которого Калос всё таки, дошёл, мужчины обсуждали животрепещущие новости. Весь портик был украшен гирляндами, подвязанными розовыми лентами, по-видимому, не снятыми после праздника.

Юноша прислушался к разговору. Шёл до набор на обучение в храм, в каком-то соседнем городе. Принадлежащем Олинфу. Мужчины обсуждали, как так сложилось, то ли храм расширился, что места появились, то ли мор прошёл какой, или жрецы перепугались, что соседи македоны на них войной пойдут…

Когда Калос понял, что речь идёт об обучении на куна, интерес его возрос. Он тоже бы не отказался попасть в храм Артемиды учиться на убийцу этой богине. Кун, это же гончая по кровавому следу, как бы он хотел быть профессионалом в своём деле. Вот так бы, вернулся к лугалю выучившись на гончую… А что, стать лучшей гончей, в отряде же у них ни у кого документа на это нет, а если у него будет. Калос загорелся. Пусть им гордятся.

Как раз на стене висела полотно, на котором было расписано, какие документы нужны на поступление, сколько стоит подача того или иного документа, а сколько надо заплатить если нужного документа нет. Калос посчитал сумму, необходимую ему на поступление. Что же, деньги у него были. Сейчас он быстренько подпишет все документы, и отошлёт Маржику, или нет, просто напишет, что подписал, а отсылать не будет, у него они целее будут. Сам довезёт, когда в храм поступит. Юноша даже не подумал, как лугаль отнесётся, к его самоуправству, он почему-то был уверен, что если он всё объяснит, ему разрешат учится… А деньги, он ожерелье Атоссы продаст, и вернёт семье всю сумму.

Главное для Калоса было, после поступления уговорить жрецов дать ему время, съездить домой. Но и в этом он не сомневался. Вообще юноша был в себе абсолютно уверен. Записав необходимые сведения, он радостно помчался в булевтерию оформлять документы, там, у гостиприимца он остановился на постой…

…В Пантикапее всё шло своим чередом. Скуса привёл трактир в порядок, но верхний этажи не сдавал, оставив комнаты каталогии для своих, Барзику, Ласику, была надежда, что и Марж со всеми жить будет. Фракиец даже не удосужился комнаты обставить, да и зачем, вот когда семья соберётся, тогда всё и будет. Раньше времени делать, примета плохая. Боги ревнивые, могут и наказать… Скуса не был человеком верующим, но суеверным… Да кто сейчас не суеверен. Лишний раз сплюнуть, никогда не помешает.

Комнаты Скуса повторно отбелил сам, и окошки уменьшил, сделал такими, что даже Калос не пролезет. Хотя грабителей через окно ждать не приходилось, но боги берегут только тех, кто сам за себя постоять может, так, что лишняя предусмотрительность не помешает. Сверху он увидел спешащего куда то Маржа.

Только одну комнату он обжил, ему на себя хватает. На одного. Скуса сел на верхней ступени лестницы. Сердце болело от тоски. Мужчина достал из мешочка травку и сунул в рот. Сейчас отпустит…

Стук во входную дверь вывел его из самосозерцания, Скуса поднялся и пошёл открывать.

Задний вход в трактир изменился и ничем уже не напоминал прежний, бывший при старых ксенах. Через эту, полукруглую дверь заходили только свои, и вокруг было чисто и уютно, мужчина любил чистоту. На лавках стоящих с двух сторон по стенам лежали дыни, репы, лук с чесноком, всё это создавало какой-то осенний уют. На стенах развешена сушёная зелень, разных сборов, полынь сушёная стоит, фракиец надеялся, что они пригодятся другу, если он поправится. Нет, когда. Маржик обещал, что Лешай обязательно выздоровеет.

Врач принёс мёд и жирную мазь в горшке. Сейчас он их часто навещает.

Лешай так и спит на лавке у двери, одетый, на старой шкуре, прикрывшись меховым кандисом. Впитав болезнь, всё это будет выкинуто, и вместе с рухлядью злые даэмы покинут их семью.

— Нечего всё время лежать, подымайся. Болезнь не любит тех кто бегает и строит планы, ей по душе лежачие. Вставай-вставай, — Маржик склонился над Лешаём, осмотрел его. — Иди, умывайся.

Отодвинув клетчатые занавески, лугаль оглядел улицу. Подходили новые посетители. Маржик осмотрелся.

Трактир жил своей, бурной жизнью. В небольшой кухне всё жарилось и варилось на открытых плитах. Специально нанятый человек разносил гостям еду. Даже местный аэт пел не хитрую песню, зарабатывая себе и хозяину трактира. Всё было отлажено и сейчас не требовало внимания Скусы. Посетители трактира веселились. Парень, стоящий за прилавком деловито протирал тряпкой посуду, в неё же наливал, быстро отвечал на вопросы, и расторопно обслуживал, не привлекая внимания и не заставляя посетителей ждать.

Поняв, что посетителям не до них, Маржик начал объяснять свой план.

— Как к старику подобраться уже нашёл, малыш приедет, всё быстро сделаем, — объяснял лугаль. — Никто и не заметит, сколько ему, за восемьдесят, хорошо своё пожил. Больше и не стоит, а то ещё что объединит. Не спроста, Атосса войска собирает, чтобы на Боспор идти. Левкон вон, себя тираном возомнил. После смерти выборов не будет, наследник на престол взойдёт. Не допустить нам это надо. Надо, что бы три сына передрались, что бы друг у друга землю вырывали. Чем мельче Боспор будет, тем больше прибыль за хлеб получим. И Ох рычаг хороший на всю Элладу иметь будет, по какой цене туда хлеб толкнуть.

— Если сможем решить вопрос, и Атоссе войска вести не придётся, она не поскупиться, — Лешай, оттерев лицо повернулся к ним, бледный, уставший, — Она баба щедрая.

— На, — Маржик передал Скусе горшочек с мазью, — растопи и мажь его. Чтобы яд через кожу вышел. Через два дня он мне нужен будет. Растирай его почаще.

Дело трактира потребовало присутствие ксена, оставив семью, Скуса пошёл к посетителям.

Врач достал длинные иглы, передал их Лешаю.

— Вот это заговори на травах. А через два дня ещё одну драму. Надо готовить народ к пророчеству. Расписание я составил, постарайся выдержать его. Не перепутай действие.

Лешай взял список.

— Марж, ты даже помереть спокойно не дашь, — мужчина вздохнул. — Сил у меня нет.

— Лечись и работай, вот силы и появятся, — Маржик ткнул в запись пальцем. — Послезавтра ты должен быть вот тут вот. Время не попутай. Везде видишь, время означено. Всё расписано. Репетировать не будем. Так пойдём. Ребята приедут, всё должно быть подготовлено. Не расстраивай меня. Распылитель нужен, найдёшь?

— Был где-то, — Лешай с интересом изучал план, теперь ему точно будет чем заняться.

…В это время Калос закончив все свои дела в Олинфе, нашёл храм Артемиды. Он оказался не так далеко от города, и находился на священной земле, почти перед городом. Естественно, приплывший по морю юноша его видеть не мог. Ему пришлось побегать, по расспрашивать, и всё же, Артемидион он нашёл.

Собрав все деньги и документы, юноша вручил их тому жрецу, которого послал в порту. Вот тут холодок дурного предчувствия посетил его. Не смотря, что сдал в храм все положение испытания, где показал себя лучшим, юноше стало не по себе. То ли взгляд жреца его покоробил, и вызвал неуверенность в себе, то ли ещё что-то произошло, но радужное настроение улетучилось. Калос стал задумываться над тем, что скажет лугаль, если он не вернётся вовремя…

Ему теперь ничего не оставалось, как ждать решение жрецов и богини.

…В Пантикапее уже пришла зима.

Лешай отдыхал сидя на стуле, после очередного представления перед горожанами. Тёплый огонь из открытого очага манил, и расслаблял своим уютом. Он даже пригрелся. Но нужно было вставать, сделать для Маржа сбор в распылитель. Поднявшись, он перебирал травы на полках, когда хлопнула дверь, и вошёл замёрзший Скуса.

Лицо, раскрасневшееся от зимнего морозца, оставалось серьёзным, как во время представления.

— Замёрз, — Лешай накинул на него тёплое покрывало. — Рассказывай.

— Я же тебе говорил, что они купятся на это….

За окном уже лежал первый снег, как мука, покрывая землю. Озеро у трактира подёрнулось тонким прозрачным льдом. Солнечные лучи отражались от него и переливались, играя разными огоньками. Морозный воздух создавал чистое и радостное настроение.

Сев за стол, Лешай достал стило, окуная его в ореховые чернила, он писал на тряпице, всё, что заметил Скуса, а тот и рад был рассказывать, памятью и наблюдательностью мужчина отличался отменной.

Достав список, принесённый Маржиком, Лешай отметил сделанное. К нему прикрепил личные собранные сведения. Сидя в таверне, он готовил лекарства, принимал людей одержимых даэвами, боролся со сглазами и порчей… Много интересного сообщили люди, приходящие к великому воину света за помощью. Ему даже из дома выходить не нужно, все сведения сами стекаются. Да и сами посеяли семена сплетней, и не мало, которые уже начали распускаться как цветы по всему городу. Скоро и плоды созревать начнут.

Так нашёлся молодой человек, сам нашёлся, который был обижен на старика Левкона. Всё это ещё обсудить надо было, и план составить. Удовольствие надо растягивать, так считал Лешай.

Оба мужчины скрепили письмо своими личными печатями, и, Лешай отправил весть с птицей Маржику.

Пока друг сидел за столом, занимаясь документами, Скуса ходил вокруг, пододвигал мебель, что бы ровнее стояла, переставлял, перекладывал, всё должно было находится на положенных местах в чистоте и порядке. Он следил за своим трактиром.

— Вчера студента просил зайти, так и не зашёл, побольше времени ему дать надо для понимания, пусть Марж с ним, что ли поговорит. У него Гипнос сильнее, чем у меня, — Лешай всё ещё раз перепроверил, достал амулет, сделанный из терракоты в виде мухи в качестве оберега, для не пришедшего клиента. — На днях Барзан должен вернуться. А от малыша известий нет. Марж извелся, с ним говорить сейчас совершенно не возможно. Лучше уж птицами сейчас общаться.

— Кушать будешь? — мягко спросил Скуса у своего возлюбленного, да и как он мог спросить иначе, трепетно воспринимая худенького маленького и болезненного Лешая как свою женщину.