Гнев троллей

57

Теремия после Колхаса неожиданно показалась ему маленькой и слишком провинциальной, но Натиоле наслаждался приятным чувством дома. Он чувствовал себя защищенным, и им овладело особенное спокойствие. Толстые стены крепости Ремис напоминали подземный мир троллей, но для юного влахака они означали родину, в отличие от воздушных, невероятно легких зданий Дирийской империи.

Пока Натиоле застегивал камзол, его взгляд упал на дорожную одежду, которую он небрежно бросил рядом с ванной. Он осторожно поднял матерчатый пояс, которым нужно было подвязывать кипасис. Мягкая ткань скользнула в руке, и Натиоле решительно повязал его просто на бедра.

В последний раз он протер волосы сухим полотенцем, затем завязал их сзади в хвост и вышел в коридор.

Юный влахак еще не привык к новому распределению помещений, но он знал крепость с самого детства. Бывший маленький зал был переделан в большой, пока весной снова не продолжатся работы по восстановлению главного здания. Туда он и направился, так как совет заседал там. Его подгоняла нечистая совесть — он провел в ванной гораздо больше времени, чем намеревался, так как просто заснул в теплой воде. Но теперь он чувствовал себя отдохнувшим, и впервые за долгое время его отпустило предчувствие катастрофы. Он был во Влахкисе, в Теремии, со своей семьей. Вместе они переживут любые напасти.

Перед тем как войти в зал, он обнаружил Ионниса, который тоже явно опоздал и поспешно поворачивал за угол. За несколько быстрых шагов Натиоле догнал брата и хлопнул по плечу. То, что Ионнис был жив и здоров, все еще казалось ему подарком духов.

— Ты выглядишь наполовину как дириец, — озадаченно пробормотал брат и показал на талию Натиоле.

— А ты — как полный влахак. Снова отрастил волосы, — констатировал Натиоле.

— Если будет война, как ты говоришь, то мы не можем быть другими, — ответил брат с такой горечью в голосе, которой Натиоле еще никогда не замечал в нем.

Когда они оказались на месте, большая часть совета уже собралась. Пока Ионнис пробирался к священнику, Натиоле кивнул некоторым из собравшихся и подошел к отцу, который стоял во главе стола.

— Почему ты не послал за мной раньше? — прошептал юный влахак. — Разве ты не хотел мне что-то сказать до начала собрания?

— Корнель с Ионнисом сделали важное открытие. Я… — начал было Стен, но тут к ним подошел Винтила и с улыбкой оприветствовал Натиоле.

Юный влахак склонил голову перед старым прорицателем, а Стен ответил лишь небольшим кивком. Однако прежде чем Натиоле успел спросить о причинах такого скромного приветствия, слово взял Корнель:

— Давайте начнем. Как мы видим, принц вернулся из путешествия здоровым, за что я благодарен Божественному свету. Я уверен, что ему есть о чем сообщить нам.

Натиоле вымученно улыбнулся. Затем он сообщил во всех подробностях о событиях прошедших недель. Когда он наконец добрался до подлого нападения на них в Колхасе и неприкрытых угроз войны, поднялся шум. Собравшиеся кричали все сразу, перебивая друг друга, некоторые повскакивали со своих мест. Прошло много времени, прежде чем Стен снова навел порядок в собрании.

Натиоле подождал еще мгновение, и в наступившей тишине раздался голос Винтилы:

— Тогда мы должны выступить против Ардолии. Мы не моем допустить, чтобы масриды объединились с империей. Только объединенный Влахкис может выстоять против врагов.

С его словами несколько присутствующих согласились кивками, но Натиоле поднял руку.

— Дочь Флорес сал Дабран, моя кузина Ана… Бекезар, уже а пути в Турдуй, чтобы занять трон своего отца. Если ей это удастся, то масриды будут на нашей стороне.

— Что? — Старый прорицатель подскочил удивительно быстро как для своего состояния. — Полумасридка? Это… этого не должно…

— Возможно, мы должны поговорить еще кое о чем другом, — предложил Стен, в то время как Винтила, ничего не понимая, смотрел на него. — Мы не имеем никакого влияния на процессы в Турдуе и в Колхасе. Наши дальнейшие действия мы обсудим позже. Но перед этим выслушаем Ионниса.

— Спасибо, отец.

Ионнис встал и заговорил громким твердым голосом:

— Руины посреди крепости все время напоминают нам о том, что в Ремисе не так давно был пожар. Несчастье, во время которого я был ранен.

Пока Ионнис говорил, Натиоле смотрел на Корнеля, имя которого Стен только что повторно упомянул вместе с именем брата. Но просчитать священника солнца было так же сложно, как всегда. Его лицо оставалось бесстрастным, даже когда он заметил внимание Натиоле.

— Но это был не несчастный случай!

Натиоле с удивлением посмотрел на брата, который только что ударил кулаком по столу.

— Это было нападение, вероломное, подлое покушение на убийство. Здесь, в самом сердце нашей столицы!

Поднялся гул. Натиоле повсюду видел удивленные лица.

— Нападение масридов, — заявил Винтила достаточно громко, чтобы перекричать гул голосов. — Исполненное их слугами из империи, этими силкскими наемниками.

— Правда — намного хуже, — вмешался Корнель, и Ионнис снова взял слово:

— Нет, это были не масриды. А гораздо худшие противники, как верно говорит Корнель. Мы обнаружили, что это были влахаки, которые…

Дальше он не смог ничего сказать, так как во второй раз собрание взорвалось криками. Полетели стулья, когда члены совета подскочили на ноги и стали во все горло заявлять о своем недоверии, пока Стен не поднялся и не ударил несколько раз кулаком по столу, да так, что дерево затрещало. В глубине души Натиоле почувствовал, как это знание пошатнуло саму его суть. Он не сомневался в том, что Ионнис говорит правду, но от мысли о влахаках, которые убивали влахаков, у него во рту появилась горечь. «Так должен был чувствовать себя Керр, когда глубинные тролли нападали на его племя».

— Спокойствие. Мы выслушаем моего сына до конца.

— Подлое нападение, совершенное влахаками. Не силками и масридами, — продолжил Ионнис холодным голосом. — И я говорю «влахаки», так как их больше одного. Целая банда, настоящий заговор. Поджигатели войны, ненавидящие масридов, называйте их, как хотите.

— Откуда вы все это знаете, принц? — снова вмешался Винтила.

Он опустил голову, и седые волосы упали ему на лоб.

— Мы нашли одного из заказчиков силков. Влахака, солдата в крепости. Силкский наемник опознал его. И он выдал нам имена всех заговорщиков. Уже сейчас наши верные воины находятся в пути, чтобы арестовать тех, кто принадлежит к этому кругу.

— Разве вы не думали, что эти обвинения не более чем ложь?

Теперь вмешался Стен.

— Вам есть что сказать, прорицатель?

Удивленный резкостью в голосе отца, Натиоле посмотрел на Винтилу. «Но это просто не может быть правдой. Это не может быть правдой!» Однако старик, который, поникнув, сидел на своем стуле, выглядел совсем разбитым.

— Нет.

— Ты — трижды проклятый трус, — вырвалось у Ионниса. — Твое имя прозвучало первым. Это был ты! Ты показал убийцам дорогу к моей комнате! Ты натравил силков на Флорес и марчега!

На этот раз в зале воцарилась гробовая тишина. У всех отняло дар речи. Даже Натиоле сидел за столом с открытым ртом, пытаясь осознать непостижимое.

Потом Винтила расправил плечи.

— Я сделал это ради блага страны.

Рядом с собой Натиоле увидел, как рука отца потянулась к эфесу меча. Но воевода еще не успел ничего сделать, как прорицатель продолжил:

— Это — наша страна. Мы — влахаки. Масриды украли у нас Влахкис, и мы ничего не делаем… Мы просто позволяем им это!

Его взгляд обошел всех по кругу. Натиоле увидел, что прорицатель обращался не к Стену и Ионнису, а к членам совета.

— Мы терпели унижение за унижением. А потом мы освободили Теремию — город наших предков, резиденцию кралей, а после этого мы просто стали ленивыми и трусливыми. Турдуй находится в нашей стране, и Брачац тоже по закону принадлежит нам. Масриды подавляли нас, уничтожали наши традиции, втаптывали память наших предков в грязь, насмехались над духами, а всех таких, как я, гнали, как бешеных волков. Но страна между гор — наша!

Слова отозвались эхом в душе Натиоле. Он понимал послание, его сердце забилось быстрее. Но тут Стен тихо сказал:

— И поэтому ты убил Флорес?

— Все дело в Тамаре, — признался Винтила. — Но она была его любовницей. По крайней мере в смерти она должна была стать нам полезной. Она предала свой народ, предала нас.

— Нас, — повторил эхом Стен.

Его взгляд устремился поверх белых волос Винтилы; казалось, воевода смотрел сквозь стены зала, стены самой крепости, до самых гор, которые окружали страну. Затем он спокойно продолжил:

— Тамар стоял у вас на пути, так как сохранял мир. Но почему Ионнис? Почему, Винтила?

— Юноша, который целует золотой зад империи? Которому лучше обвеситься чужеземными украшениями, чем гордиться своей страной? Это не влахакский принц. Не такой… как Натиоле.

Глаза старого прорицателя остановились на юном влахаке. Натиоле не мог оторвать взгляда от них.

— Вы — настоящий влахак, мой принц. Вы понимаете нас, вы знаете, что за отбросы эти масриды и их подхалимы.

При последних словах он взглянул на Корнеля, который все так же невозмутимо сидел за столом, и Натиоле почувствовал, что у него с глаз спала пелена.

— Мой брат, — начал он, и его голос отказал ему на короткое мгновение, когда перед его глазами предстала картина, как Ионнис бледный и почти безжизненный лежал у кровати. — Мой брат, моя тетя. Кто следующий, Винтила? Мой отец?

Старый прорицатель замолчал, и его тело обмякло, словно из него вышло все, что способно было сопротивляться.

— Ты ценишь традиции, Винтила, — наконец решительно сказал Стен. — И мы тоже будем их ценить. Ты будешь предан лесу, старик. И пусть духи пощадят тебя.

По знаку Стена Ионнис подбежал к двери и позвал двух солдат, которые схватили Винтилу с двух сторон. В Натиоле взорвался гнев; гнев на себя самого.

— Подождите, — приказал он, и стражники остановились. — Что с копьем, которое мы по твоему совету привезли из Дирии? Что с надеждой троллей?

— Никто не может исцелить Дух темноты, — мрачно ответил прорицатель.

— Зачем тогда все это?

— Чтобы предложить тебе королевство, когда ты вернешься. Но дом сал Дабрана недостоин занимать трон. Вы — не влахаки, вы…

— Выведите его.

Пока солдаты уводили Винтилу, Натиоле схватился за свой пояс. Гладкий шелк был прохладным на ощупь. Он увидел взгляд, который бросил на него Стен, под гневной маской воеводы проступала гордость. «Я был глупым сорванцом», — подумал Натиоле слегка смущенно. И тут же продолжил в мыслях: «Но я больше не такой. И никогда таким не буду».