Гнев троллей

15

Мир открывался ему. Дреег пришел, отозвавшись эхом в его разуме и оставив в нем отпечаток всего, что было вокруг. Это были не просто картинки. Это был мир в формах и запахах, обладающий вкусом, удивительный, богатый, в котором звучал дреег. Не то чтобы он сильно нуждался в биении сердца. Его обостренные чувства указывали ему дорогу даже в непроглядном мраке. Непроглядной темнота была только для его глаз, но он не полагался на них. Они искали лишь света, а свет был его врагом. Чем меньше света, тем лучше. В темноте он был в безопасности; она окутывала, защищала. Никто из его врагов не мог сравниться с ним в темноте. Все они искали света, так как были слабы. Свет означал ненавистную слабость.

Другие чувства были надежнее, и они всегда открывали ему мир в гармонии с дреегом. Эти чувства не предавали его, как это делало зрение, когда свет был слишком ярким и слепил его. Он чувствовал скалы вокруг себя, мог услыхать эхо своего дыхания, чувствовал сухой запах камня. Поблизости не было никого: ни врагов, ни добычи. Это не удивляло его; едва ли другие живые существа отваживались заходить сюда. Даже другие тролли обходили его, да и гномов он здесь еще никогда не встречал, хотя их грохочущие отряды все чаще перемещались по туннелям. При мысли о гномах он оскалил клыки. В его голове промелькнула картина — поверженные гномы, бегущие гномы, гномы, беспомощные в темноте. Тряхнув головой, он отстранился от этих мыслей. Они были бесполезны. Когда-то он снова будет охотиться на гномов, и это будет хорошо и правильно.

Туннель неизменно вел наверх. Скала сначала становилась более гладкой, потом снова шершавой. Ее запах менялся, приобретал острые нотки с металлическим привкусом. Это было место, в котором можно было встретить гномов, но они были достаточно хитры и не попадались ему. Приходилось признать за гномами и такое качество, как хитрость… И причина была не в том, что сюда постоянно приходило потомство Анды, а в мощном присутствии, которое они ощущали и которого боялись. И которое чувствовали все, даже обжоры и серяки. Здесь биение сердца было громким, а дыхание мира пронизывало все своей силой.

Ацот постоянно возвращался на это место. Он знал, что и другие поступали так же. Ему подражали: приходили сюда в одиночку… подобно охотникам и воинам. Они принимали опасности пути, преодолевали их или гибли. Он был первым, но стал не единственным. Возможно, все дело было в том, что он был непобедим. Он не проиграл ни одного боя. Еще никогда ему не приходилось быть поверженным другим троллем из ветви Анды, и уж тем более каким-нибудь троллем древних племен. Ацот редко тратил на это мысли; битва была для него так же естественна, как и победа. Но сейчас он спросил себя, было ли причиной его побед то, что младшие последовали его примеру.

Даже сам Ацот не смог бы объяснить, почему он снова и снова проходит этот путь. Здесь покоилась его сила; но все силы происходили из него самого и Анды. Было такое впечатление, словно его внутренняя сущность витала в этом месте, где все началось, даже если он и не мог догадаться почему.

Темнота звала его. Это все, что он знал. И этого было достаточно.

Там, в центре, билось сердце земли, и царила темнота, которая была сильнее, чем везде. Ацот приближался к ней. Он ощущал ее задолго до того, как попадал в пещеру. И причиной был не только дреег, дыхание мира и его биение сердца. Он знал о Духе темноты. Люди так называли сердце. Имя пришло от людей, и имя было таким же слабым, как и они. Ацот невольно покачал головой, и его длинные грубые волосы цеплялись за кожу на спине. Сердце было все, и его биение было жизнью исконных троллей и жизнью потомства Анды. Только благодаря этому тролли выживали. Ацот был одним из первых, кого Анда призвала к себе. Он почувствовал ее гибель, и даже сегодня он уважал Парда за его победу. Но еще больше он уважал силу Керра, хотя этот тролль и не был столь мощным. Керр, тогда еще юный тролль, вошел в темноту. Более того, он вобрал ее в себя и двинулся дальше, чем смогла решиться сама Анда. Его сердце вобрало в себя дыхание мира, и его эхо все еще можно было почувствовать в нем.

Ацот мог ощущать и в себе силу и биение сердца, но Керр был больше, чем это. Его сила была не в теле, а в разуме, и Ацот ценил это. Пард и Керр вместе победили Анду, каждый по-своему, и Ацот научился этому. Когда Керр в дни охоты спустился вниз, в глубины, он напомнил Ацоту его самого. И поэтому Ацот не позволил детям Анды убить Керра. Страх молодого тролля был отчетливо слышен, но Керр восторжествовал над ним и доверил свою жизнь когтям своих врагов. Юный тролль снова был сильным. И когда они нашли его, его сердце говорило с ними и подтверждало правоту Ацота.

Перед охотником открылся туннель в вертикальную шахту, которая с одной стороны вела еще дальше в глубину, а с другой поднималась до самой поверхности. Там, наверху был каменный дом людей, где Анда, Пард и Друан много дреегов назад убили проклятых магов света и освободили сердце земли от их власти. Воздух доносил до Ацота далекий запах людей. В каменном доме снова жили люди, и это бесило тролля. Но Ацот пришел не из-за них.

Он ловко хватался за узкие выступы, вставлял когти в щели и лез вверх по стене. Ему было несложно преодолеть небольшое расстояние. Все тролли отлично лазали по скалам, Ацот не был исключением.

На последнем отрезке пути он неосознанно затаил дыхание. Дреег прошел по миру так громко и ясно, что Ацоту почти показалось, будто он услышал его собственными ушами. Сердце тролля забилось чаще, когда он вошел в пещеру, узнал клубящуюся темноту, которая изменялась быстрее, чем обычно. Образы цеплялись за сознание Ацота, картины войны, смерти и боли, но тролль бесстрастно сносил их. Сердце говорило с ним, как много дреегов назад оно говорило с Андой.

Это было подсознательное пение о боли и страдании, не облеченное в слова. Сердце ничего не знало о мире, не понимало его; слишком сильно оно терзалось собственной болью. И хотя Ацот делил с ним его боль, он оставался спокоен. Он мог понять мир, так как его жизнь была болью. Постоянная охота, бесконечное бегство, вечная война — все это смешивалось в биении сердца и эхом отдавалось в троллях, а особенно в потомстве Анды. Все они были детьми земли, созданиями его сердца, но Анда подошла ближе всех к истоку бытия. Она приобрела власть, силу и ясность взгляда, но заплатила за это свою цену. Вместе с силой сердца пришло страдание. Все тролли, которые не последовали ее призыву, чувствовали лишь тень того, что двигало Ацотом, его братьями и сестрами. Ощущали лишь отголосок того, что сделало Анду чудовищем. Все, кроме Керра, который шел обоими путями и поэтому мог понять…

На этот раз картины стали живее, красочнее. Что-то изменилось, словно спящий медленно просыпался, а его сны приближались к действительности, принимали ее. Сердце не всегда спало спокойно, Ацот знал об этом. Но он еще никогда не ощущал дыхание такой силы. Добавились беспомощность, ужас… Так мог чувствовать себя утопающий. «Или спящий, который не хочет просыпаться». В смущении, откуда к нему пришли подобные мысли, Ацот поднялся. Слишком сильно сердце влияло на него. Ему не понравилось это изменение, так как тролль вообще с недоверием относился ко всем изменениям. Неожиданно ему захотелось, чтобы с ним был Керр и они могли поговорить об этом.

На обратном пути он задержался в шахте. Слабый сквозняк донес до него звуки пения, искаженные многочисленным эхом. Люди на холодной поверхности пели, и Ацот стоял в шахте и с неудовольствием прислушивался.