Гнев троллей

28

— С дороги! Пропустите! Проклятье, это будет не моя вина, если вы, четырежды проклятые идиоты, пострадаете!

Тяжелый экипаж, запряженный лошадьми, пробивал себе дорогу сквозь толпу, кучер на козлах громко кричал и ругался. Корнелю пришлось поспешно отскочить в сторону, чтобы избежать столкновения с доверху набитой повозкой.

Турдуй сильно разросся со времени его последнего визита. В прошлый раз между плотно стоящими домами высилось множество наспех сколоченных времянок, из-за которых улицы и переулки превращались в непроходимый лабиринт. Но сейчас население увеличилось настолько, что стражникам на городских воротах наверняка было дано распоряжение изучать всех новоприбывших на предмет того, не намереваются ли они тоже поселиться внутри городских стен.

Корнель огляделся. Город буквально лопался по швам. Это произошло не только от того, что во время правления марчега Тамара Турдуй приобрел новый блеск богатства и тем самым стал привлекать много людей. Священник увидел множество оборванных масридских беженцев из Влахкиса. Они просили милостыню повсюду и у всех, даже у тех, кто выглядел, словно у самого лишь кровать на ночь и кусок хлеба на обед. Под натянутыми холстинами ютились целые семьи, а вонь от такого количества людских тел, собранных вместе, в это теплое утро уже висела в воздухе невыносимо тяжелым покрывалом, растянувшимся над городом и Маги, главной водной артерией страны, которая ежедневно приносила в Ардолию новых беженцев.

«Скоро здесь появятся новые дома», — удрученно подумал священник, пробираясь к центру города. На некоторых местах явно совсем недавно бушевали пожары, и у моста он обнаружил останки сгоревших трупов мужчин, которые были небрежно сброшены в реку.

«Влахаки, сомнений нет». Как в Теремии, так и в Турдуе весть о смерти марчега и его возлюбленной вызвала волнения среди населения, но те, кто сейчас имел право голоса в Сиреве, явно не стремились защитить влахакскую часть населения.

«Надеюсь, одеяние священника оградит меня от каких-либо подозрений и защитит», — подумал Корнель. Быть узнанным как влахак в данный момент казалось ему довольно опасным.

Быстрым шагом он направился к большому храму Божественного света на рыночной площади Турдуя. Уже издалека он разглядел большое роскошное белое здание. В отличие от Влахкиса орден Альбус Сунас высоко почитался в Ардолии, и многие масриды со смирением следовали вере Божественного света.

Поэтому Корнеля не удивило, что даже сейчас, в начале дневной службы храм был переполнен. Он молча стал в последний ряд прихожан и прислушался к словам совсем юного священника, который восхвалял свет, но также просил о защите и милости для всех тех, кто недавно стал под защиту ордена. Только когда богослужение закончилось и верующие покинули храм, он обратился к этому священнику:

— Меня зовут Корнель, из храма в Теремии, брат.

Его собеседник, который как раз в этот момент подзывал к себе послушника с метлой, внимательно посмотрел на него.

— Из Теремии, говоришь? Тогда ты, наверное, пришел с беженцами? Или нет?

Одеяние на юноше было безупречно, он был чисто выбрит, короткие светлые волосы были коротко подстрижены. Корнель заметил золотые браслеты на запястьях масрида. Выражение его лица четко показывало, что он не испытывал большой братской любви к намного более скромно одетому Корнелю. Поэтому влахак покачал головой.

— Я путешествую по поручению воеводы, — заявил он не без гордости. — Мне не пришлось бежать.

— Тогда нам следует поблагодарить за это свет. Я слышал, что влахаки, словно дикие звери, напали на наших братьев и сестер.

Корнель вспомнил о трупах в Маги и предпочел промолчать.

— Кстати, меня зовут Вицлас. Из дома Сциласа, — представился младший священник с некоторым высокомерием в голосе.

«Масридский дворянин. Конечно. Наверное, третий сын, который, чтобы хоть как-то выделиться, теперь служит в храме».

— Но что привело тебя сюда, если ты не ищешь убежища? — спросил Вицлас.

— Воевода желает знать, кто в настоящее время правит в Ардолии, раз марчега Бекезара больше нет среди живых.

На лице священника появилось мрачное выражение. Наблюдая за послушником, который рьяно старался очистить пол храма от грязи, юный масрид промолвил:

— На этот вопрос не так легко ответить, брат. Как тебе, наверное, известно, марчег Тамар не оставил законного наследника мужского пола, и у него не было также родных братьев и сестер, которые могли бы унаследовать трон. Но у старого марчега Гиулы были два брата и сестра, дети и внуки которых могут стать наследниками Тамара. В настоящий момент самыми законными претендентами считаются Сциглос Бекезар, кузен Тамара по линии отца, и племянник Цорпада Диммину по линии матери. У него двукратное дворянство, и, судя по всему, что о нем рассказывают, его темперамент очень напоминает темперамент обоих дядей.

«Тогда пощади, Свет, страну Влахкис, — подумал Корнель. — Как Цорпад, так и Гиула были вспыльчивыми. А Цорпад к тому же был поджигателем войны и палачом».

— Тирадар Бекезар и Виколий Аркос тоже выдвинули свои притязания на титул и страну. Оба также являются кузенами убитого марчега, и некоторые считают, что станут лучшими наследниками трона, так как они, скорее всего, будут править в духе Тамара и проявят терпимость по отношению к грязным влахакам. Если же властителем станет Сциглос, то будет война, это точно. Уже сейчас он собирает всех, кто может держать оружие, сюда, в Турдуй.

— Во Влахкисе поговаривают, что у марчега Бекезара еще есть родная дочь, — осторожно бросил Корнель.

— Ну и что?

Собеседник выглядел так, словно его сейчас стошнит.

— Дочь, рожденная влахакской проституткой! Девочка никогда не унаследует трон. Когда Сциглос станет марчегом, он снова покажет влахакам, где их место.

«Но воевода смотрит на это иначе, брат, — задумался Корнель. — Неужели масриды решили, что это будет так просто: поставить во главу вспыльчивого военачальника, который нападет на Влахкис и быстро завоюет его? Стен сал Дабран — не дурак, и, вполне возможно, нового марчега ожидает кровавый сюрприз, если он впопыхах двинется на Теремию».

Но вслух он сказал лишь следующее:

— Находится ли тело марчега все еще в здешнем храме? Я хотел бы оказать ему последние почести.

— Да, здесь, в замке, в соответствии с обычаем. Они не могут сжечь его, пока новый правитель не примет оружие из рук убитого. Но, честно говоря, брат, бальзамировщику пришлось выполнить кошмарную работу. У марчега был ужасающий вид, когда свита принесла его сюда.

Корнель склонил голову.

— Могу ли я провести сегодняшнюю ночь здесь, в храме? — спросил он.

— Конечно, брат. Для одного из наших здесь всегда найдется место.

Он произнес слово наших с такой интонацией, что Корнелю сразу стало ясно, что тот считал его кем угодно, но не полноценным членом ордена.

— Благодарю тебя, — просто ответил он. — Я не мешкая отправлюсь в замок.

Послеобеденное солнце жарко палило улицы, которые за это время наполнились еще большим количеством людей. Или, по крайней мере, так показалось Корнелю. «Я должен был спросить у этого молодого франта, сообщил ли он лишь свое мнение или так считает весь орден Альбус Сунас в Ардолии», — промелькнуло у священника в голове. И он подозревал, что ответ вряд ли удовлетворил бы его.

Когда влахак наконец взобрался на замковую гору, лоб заливало потом. Крепостные стены украшали многочисленные вымпелы и гербы. По всей вероятности, дворяне Ардолии съехались сюда, чтобы сопроводить марчега в последний путь через пламя и стать свидетелями того, как будет коронован правитель.

Для Корнеля было непривычно, но приятно то, что стражники на воротах уважительно приветствовали его и пропустили без малейших задержек.

— Поспешите, пожалуйста, он сейчас начнет, — шепнула ему молодая женщина с опущенным забралом.

Сначала он не понял, что означали ее слова, но затем ему стало ясно, что имелось в виду.

Посреди центрального двора замка собралось несколько дюжин воинов, мужчин и женщин в традиционных тяжелых кольчугах масридов, с мощными щитами и сверкающим оружием. Перед ними стоял высокий грубоватый мужчина среднего возраста в роскошных доспехах, инкрустированных серебром и золотом, сверкающих на солнце. Его голова была чисто выбрита, за исключением единственного, довольно облезлого белого локона на затылке.

Прежде чем начать свою речь, он осмотрел воинов в доспехах.

— Солдаты! Начинается новая эра! Долгое время мы сохраняли мир на границах, позорный мир, к которому вынудили нас наши враги. Но теперь появляется все больше признаков того, что влахаки готовы нарушить его условия. Мало того, что они убили нашего любимого марчега. Нет, их враждебность не знает границ! Только вчера я получил известие о том, что отряд влахаков попытался вторгнуться в Ардолию со своими союзниками троллями. Без сомнения, чтобы разбойничать и поджигать! Мы не можем допустить этого! Хотите ли вы, чтобы ваши семьи стали жертвами тролльих лап? Хотите ли вы, чтобы эти чудовища угрожали всему, что вам дорого? Если ваш ответ «нет», нам остается только одно — война!

«О милостивый Божественный свет, — подумал Корнель. — Они встретили принца Натиоле с его спутниками. И этот великий оратор, по всей видимости, теперь бездумно использует в своих целях сообщение о встрече с ними».

Воины перед выступавшим разразились ликованием. Многие кричали «Война!» и «Смерть троллям!». Но все сильнее и сильнее были слышны другие слова, которые скандировала толпа, множась от ряда к ряду, пока над двором не разнеслось:

— Сциглос! Сциглос! Сциглос!

Масрид с жидким локоном на затылке с бесстрастным выражением лица наблюдал за эффектом, который произвели его слова. Наконец он еще раз медленно кивнул собравшимся и вошел в замок через небольшую боковую дверь. Солдаты во дворе постепенно разошлись.

Страх перед троллями приобрел среди масридов уже почти мистический характер. Влахаки воспринимали этих больших существ как опасных охотников, но вполне обычных созданий, вовсе не демонических. Зато для масридов они были духами темноты, пришедшими из древних времен, когда Влахкис был еще диким, влахаки ночами сидели, скорчившись, в своих глинобитных хижинах, а снаружи бродили мрачные чудовища. Естественно, для ордена Альбус Сунас тролли тоже имели свое значение: существа, которые не переносили Божественного света и прятались в темных расщелинах земли. А то, что тролли уже дважды сыграли ключевую роль в битвах против масридов, нисколько не прибавляло им популярности. Тем не менее слова Сциглоса были ложью, так как тролли выполняли часть соглашения и не покидали своих подземелий.

«Стоит обратить на этого типа внимание. В самом деле достойный наследник Цорпада Диммину. Угрожает ли опасность Натиоле и его спутникам? Хотя если бы масриды схватили принца, то Сциглос незамедлительно похвастался таким уловом. Я с удовольствием встретился бы и с остальными претендентами на трон, чтобы выяснить, как они относятся к эскалации войны. В любом случае воеводу очень заинтересуют все эти новости. Мне нужно максимально сократить свое пребывание в Турдуе».

Но сначала он хотел совершить то, для чего взобрался на гору. Здешний храм Альбус Сунаса едва ли можно было не заметить. Его купол устремлялся высоко в небо, хотя сама капелла была маленькой, так как здесь правили службу только для князей и их семей. Зато внутренняя отделка была очень богатой. Мерцающие драгоценные камни играли на свету, который струился с потолка, а пол был выложен золотой мозаикой. Стены покрывали дорогие ковры, изображающие сцены из жизни пречистых мужей и жен, посвятивших себя службе Божественному свету.

В центре круглого помещения на возвышении покоилось тело Тамара Бекезара. Корнель вспомнил о словах Вицласа, что бальзамировщик хорошо потрудился, и вынужден был согласиться с масридским священником, так как в помещении лишь слабо пахло травами, которые сжигали в небольших металлических чашах, но не тлением.

На марчеге оставили доспехи, которые тоже пострадали в его последнем бою, как заметил Корнель, подойдя немного ближе, чтобы осмотреть покойника. Его боевой топор лежал в сложенных на груди руках.

Лицо было накрыто восковой маской, как это было принято. Строгие черты Тамара сквозь нее казались почти умиротворенными. Корнель совсем не часто встречал марчега при жизни. Но влахакский священник знал, что тому пришлось принять несколько трудных решений, которые не облегчали ему правление Сиревой и Валеодарой на юге. Среди масридов Тамар считался упорным, жестким правителем. Но он подарил своему народу двадцать лет мира.

Доспехи в некоторых местах были расколоты, отчего не полностью покрывали зияющие раны. Тело повелителя, свидетельствовало о жизни в борьбе, но его окружала аура спокойствия и мира. Марчега вымыли, раны очистили, но скрывать не стали. Все должны видеть, что он погиб в бою… марчег, который никогда не требовал от других того, что не был бы готов сделать сам.

Корнель подошел еще на шаг к телу и положил руку на грудь покойного.

— Вы были великим человеком, Тамар Бекезар. Пусть Божественный свет примет вас. Доброго пути.

И как раз в тот момент, когда хотел развернуться, он увидел рану на ноге марчега. Из бедра всееще торчало древко стрелы, шириной приблизительно в два пальца. Что-то в этой стреле привлекло внимание священника… У дерева были такие темные прожилки… Оно казалось почти черным. Корнель осторожно опустился на колено и потащил древко, однако извлечь остаток стрелы было невозможно. Корнель наклонился, чтобы рассмотреть получше.

«Во Влахкисе нет ни одного дерева с такой темной древесиной», — промелькнуло у него в голове.

Внезапно по всему телу Корнеля пробежали мурашки. «Это может стать доказательством! Это то, что я ищу! Теперь остается лишь убедить Вицласа и моих дорогих братьев в Ардолии позволить мне вырезать острие стрелы из ноги мертвого марчега».