Глубокая охота: Империя наносит ответный удар.

Глава 7

Интерлюдия. Где-то в Архипелаге.

– Боги пресветлые, дайте мне силы! – искренне взмолился командор-поручик Былко-Буховцекий из глубин уютного кресла в командной рубке, – или хотя бы дайте ответ, почему меня окружают идиоты?

Боги крик души командор-поручика привычно игнорировали. Как и окружившие Былко-Буховцекого идиоты, они же, в судовом журнале, вахтенные крейсера ПВО «Баторовка».

За полгода службы они чётко усвоили, что перевод на совсем новый крейсер оказался не долгожданным повышением, а жутчайшим наказанием. Для всех. Только по этому поводу мнение командира и остальных членов экипажа совпадало полностью.

Единственный и горячо любимый сын одного из лидеров демократов до последнего времени совершенно искренне полагал, что для офицера штаба флота военное время от мирного может отличаться лишь количеством попоек по поводу и без.

Незначительно отличаться. Если флотский офицер, не может в любой момент придумать не меньше трех убедительных поводов надраться, он существо никчёмное и презренное, однозначно.

Достойно таковое существо протирать штаны в самом дальнем пункте временного базирования, да и то – до момента, когда его станет можно будет выпнуть на пониженный за трусость пенсион.

Увы и ах, оказалось, что у военного времени также имеются другие особенности. Например, офицерам без реального боевого стажа немного сложно быстро расти в чинах. А уж получение орденов из категории «флотоводческих» требуется обосновать какими-то там боевыми заслугами, а не единственно верными соображениями «какая висюлька лучше подойдет к парадному мундиру?!»

С отсутствием пары-тройки орденов Былко-Буховцекий мог бы и смириться. Но, как назло, во время очередных веселых покатушек его «Джурай-Эсквайр» сбил какого-то зазевавшегося калеку на костылях.

По чистой случайности даже не совсем до смерти, но инвалид оказался заслуженным ветераном, щелкопёры подняли страшный вой и даже почти всемогущий папочка вынужденно порекомендовал любимому чаду какое-то время провести как можно дальше от столичных огней.

А заодно, раз уж так вышло, заработать, наконец, тот самый реальный стаж, после чего ни одна сволочь уже не посмеет даже косо взглянуть в сторону настоящего! Боевого!! Моряка!!!

Разумеется, реальный стаж ни в коем случае не подразумевал реальной же угрозы жизни отпрыска. Новые крейсера ПВО оказались слишком ценными, что посылать их в совсем уж опасные воды. Обычно более чем хватало работы по доводке океанских конвоев в тыловой зоне Архипелага.

Былко-Буховцекий, как и требовал гонор боярский, получил не один крейсер, а пусть и куцую, но хоругвь из трех единиц. Увы и ах, обстоятельства вновь повернулись не той стороной. Один из его подчиненных уже выполнял эскортную миссию, второй – дебил из дебилов – умудрился на ровном месте… ну, почти ровном, на каком-то не отмеченном на лоциях паршивом рифе заработать повреждение винтов и согнул вал.

Когда зашла речь о сопровождении очередного никчемного транспорта, выяснилось, что послать, кроме флагмана хоругви, и некого!

А теперь эта посудина умудрилась еще и потерять свое место! При том, что шторм их зацепил только краем, помотало часа три, не больше, а сейчас остались лишь дождевые шквалы. В глубине которых и затерялось подопечное судно, упорно не желая ложиться на курс сближения.

– Ну что там?!

– Они говорят, что повернули, но…

– Что еще за «но!»?!

– Радарные данные этого не подтверждают, – выпалил вахтенный офицер. – По ним наблюдаемый объект продолжает двигаться прежним курсом. И еще, этот странный отклик по-прежнему…

– Так… – от избытка чувств Былко-Буховцекий даже попытался привстать, но тут же вспомнил, что из-за магнитной бури у него болит голова и с демонстративным стоном рухнул обратно в кресло. – Дайте мне микрофон, и я скажу этой свиной отрыжке ВСЕ!

– Но правила… – вахтенный осёкся и молча дал командор-поручику голосовую связь.

Следующие несколько минут дежурная вахта крейсера могла бы запомнить надолго – если бы весь этот «непереводимый военно-морской жаргон» им не приходилось и так уже регулярно слушать в свой адрес.

– …и чтобы срыгнутый кашалотом кальмар засунул вам щупальца в рот и жопу и вывернул наизнанку! – закончил Былко-Буховцекий, с глубочайшим чувством выполненного перед народом и Отечеством долга вернул микрофон вахтенному, и, закрыв глаза, откинулся на подголовник.

Впрочем, пребывал он в этой позе недолго.

– Ну что теперь?! Соизволили пошевелиться?!

– Кажется… да, теперь меняют курс. Идут на сближение.

– Во-от… – наставительно протянул Былко-Буховцекий, – еще дед мой говорил: добрым словом… ну и револьвером, конечно… можно добиться ну практически всего. Главное – быть убедительным.

– Это уж точно, – хихикнул дежурный радарист квази-есаул Пильковский, в силу древности рода иногда позволявший себе подбавить фамильярности в разговоре с капитаном. – Скорость прибавил… чешет узлах на шестнадцати, не меньше.

Звон лопнувшего стекла был настолько резок и внезапен, что не только капитан, но и остальные вахтенные инстинктивно сжались, втягивая головы в плечи. Лишь несколько секунд спустя, когда стало ясно, что звук все-таки не был разрывом снаряда, все, как синхронно наводимые башни, развернулись на штурмана и парящую лужу рядом с ним.

Штурман был явно белее молока, которым пытался разбавить свой чай.

– Н-не бывает…

– ЧТО?!

– Н-не бывает т-транспорта «Вяликая Мядзвядка» со скоростью шестнадцать узлов, – отбарабанил штурман. – Там паровик тройного расширения… двенадцать максимум. Больше это уже класс «Олень», дизель или паротурбина…

– Так, а в чем проблема-то? – благодушно вопросил Былко-Буховцекий. – Я не понял…

– Вот он! Выходит из-под дождя…

– Твою ж мать…

Кто из вахтенных сигнальщиков произнес эти слова, выяснить уже не успел ни капитан, ни остальные офицеры.

Из пелены дождевого шквала вынырнул корабль явно больше пропавшего транспорта, и оказался он не типичный для конфедератских судов «коричнево-ржавый», а имперский «темно-синий ночного боя». Что хуже всего, он уже развернул башенные орудия на «Баторовку».

С точки зрения флотских стратегов мегакрейсера типа «Холо» еще при рождении получились не слишком удачными. Скорость купили ценой совершенно картонной брони. За повышенное количество четрынадцатидюймовок главного калибра расплатились неудачным расположением башен. Мореходность отправилась царю морскому под хвост.

Спустя пару десятков лет, они заслуженно считались устаревшими, а потому – непригодными для эскадренного боя. Зато высокая скорость и наличие на складах большого количества снарядов старого образца делали эти корабли подходящими для набеговых операций в стиле «обстрелял и убежал».

Успеет вернуться под истребительный «зонтик» – хорошо, нет — так нет. Всяко лучше, чем потерять новый корабль.

Но «картонной» броня «Холо» стала только для главных калибров хищников покрупнее. Неудачное расположение башен вполне можно компенсировать маневром – если ты заранее уже знаешь, куда придется стрелять.

Имперский радар уступал конфедератскому, но здесь не пригодился. Интенсивный обмен руганью между «Баторовкой» и подопечным транспортом дал имперцам все нужные сведения.

Командир «Холо» некоторое время колебался, подозревал ловушку и даже пытался охладить пыл собственных офицеров аргументами в стиле «ну не могут же они быть такими идиотами…».

Монолог Былко-Буховцекого на открытой волне поставил убедительную точку в этом споре. Могут. Именно такими.

Корвет-капитан Иванковский даже позволил себе помечтать: если конфедерат переживет этот бой и его выловят из воды, то обязательно надо рассказать, как принято решение и почему. В лицах и с выражением.

Сам капитан выслужился «из низов», каждое очередное звание выгрызал у более родовитых и даровитых зубами, и даже на своём, за реальные заслуги полученном, крейсере оставался де-юре временным командиром без обязательного для ранга корабля повышения звания. Всяких там золотых мальчиков Иванковский ненавидел за это люто и совершенно искренне.

На его командах перед боем эти мечты не сказались – корвет-капитан действовал строго профессионально. Отчасти поэтому рассказать своему заочному новому знакомому он так ничего и не смог. Один из снарядов первого залпа «Холо» угодил прямо в рубку «Баторовки». Конфедератская броня могла бы помочь против одноклассников, но четырнадцать дюймов имперского полубронебойного «расплескали» её вместе со всем содержимым.

Еще один снаряд снес за борт четвертую универсальную башню. Удивительно, но даже без объявления боевой тревоги оставшиеся три сумели развернуться и выпустить пару десятков фугасов в сторону «Холо» прежде чем второй, в упор, залп мегакрейсера превратил «Баторовку» в пылающие руины.

Глава 7. Подводник. На острие ножа.

А то, что вечно пьянствуем

Бузим и тунеядствуем

Так это ж все — коварные враги

А сами мы лучистые

Наивные и чистые

Иначе даже думать не моги!

«…а также, не позднее 10 числа следующего месяца, полностью отчитаться о перерасходе сверхнормных единиц снабжения согласно форме C7A/14-56 в трех экземплярах. В дальнейшем рапорты должны предоставляться…»

Фон Хартманн тщательно смял бумагу в комок, прицелился и «на выдохе» метнул через всю комнату, в сиротливо притулившуюся в углу корзину. Попал, но бумажный комок в итоге все равно скатился на пол — корзина была уже заполнена «с верхом».

— Нахер — это вон туда! — одобрительно кивнул его временный сосед по кабинету с новеньким погоном ялик-мичмана, пришитым на мундир гардемарина. — Вообще не понимаю, какого эти бумаженции к нам доходят. Куда только Папа смотрит?!

— Есть вещи, юный подчаший, недоступные для… тьфу, короче, нет смысла напрямую воевать с департаментом снабжения Адмиралтейства, когда можно изящно свалить все недочеты в бумагомарании на последнюю инстанцию. То есть на командиров подводных лодок.

— Начинаю понимать. Дальше Архипелага не пошлют…

— …меньше «лилипутки» не дадут. Именно так. К тому же…

Продолжить лекцию о специфике документооборота Глубинного флота Ярославу помешал телефон. Как и подобало дальнему родственнику акустической мины, бакелитовый демоненок три дня ждал подходящего момента и теперь подпрыгнув, выдал звук, больше похожий на ревун срочного погружения, чем положенную «мелодичную трель на три октавы».

— Слушаю.

— Крейсер-капитан Айсберг, контрразведка флота. Кто у аппарата?

— Э-э… — голос, даже несмотря на шумы и общую гнусавость связного прибора, показался Ярославу знакомым. Правда, настолько взволнованных ноток в нем раньше не звучало. — Мойша, это ты? Что там у вас приключилось? Белый флот Конфедерации явился в гости в полном составе?

— Хуже… — это было почти невероятно, но в трубке раздалось нечто, похожее на сдавленный всхлип. — Сбежать ты уже не успеешь… да и бессмысленно. Поэтому слушай внимательно. Сейчас к тебе зайдет одна особа. Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь и так далее. Понял?

— Нет, — честно признался фон Хартманн.

— Ожидаемо, — в трубке снова сдавленно всхлипнули. — Ладно, будем считать, нетилат ядаим я совершил. Дальше ты сам, командир.

Некоторое время фрегат-капитан продолжал держать трубку, глядя на неё как на выкрученный из вражеской торпеды взрыватель — недоумевающе и с опасливым удивлением.

— Что это было?

— Не что, а кто. Моисей Айсберг, бывший особист нашей флотилии. Однажды с «федерле» наперевес возглавил абордаж вражеского сторожевика. Получил три пули в упор и «Янтарного медведя», причем в посмертном списке. Через неделю только пришёл в себя в госпитале и назвался.

— Нам про этот бой в училище на политинформации зачитывали! — зачастил сосед, — атака КА-317, им тогда глубинными бомбами раздолбали корму! Наши на остатках воздуха поднялись и р-раз! Дали жару! Я после того даже Сашке Ямагути накостылял, он мне твердил: «да не может быть, выдумки это, пропаганда для поднятия боевого духа». А оно вон как.

— И так, и эдак, — фон Хартманн глянул в окно. Третий этаж, в принципе, спрыгнуть можно, но как-то не солидно. — Точно могу сказать: если уж Мойша чего-то боится, мне тоже как-то не по себе.

— У меня есть знакомый капрал, электрик в тутошней ПВО, — авторитет Хана Глубины заставил юного ялик-мичмана также проникнуться надвигающейся угрозой. — Если быстро его найду, он сможет сигнал воздушной тревоги закоротить. Изоляция проводов из бумаги, пропитки нет, зато грызуны жрут только в путь. Раз в две недели коротит стабильно… кто-то хорошо руки погрел на этих поставках…

— Ну зачем же так плохо думать о людях, — усмехнулся фрегат-капитан. — В смысле, кабель могли уже и тут подменить. На новых тяжелых «Ятаганах», к примеру, в системе управления огнем носовыми башнями гэка постоянно чего-то перегорает, что-то там проектировщики с вольтажом перемудрили. Так что хочешь сделать вечным должником старпома крейсера — подари ему бухту кабеля, версты на три-четыре. Ну и матросикам за это дело много чего простится и сверх того обещано немало…

Довести крамольные речи до финала фон Хартманну не позволила распахнувшаяся дверь. Оба моряка напряглись, но в проеме нарисовался вовсе не конфедератский рейнджер при черной папахе и сабле наголо, и даже не сутулый ревизор Императорского Казначейства с папкой бухучета под мышкой.

Впрочем, появление этих кошмаров наяву в здании штаба 4-го Глубинного ещё получилось бы хоть как-то логически объяснить. А вот даму интригующего возраста от «немного за тридцать» до «столько не живут» и в наряде считавшемся модным лет двадцать-двадцать пять назад, понять и принять уже куда сложнее. Это даже не пытаясь задуматься, каким образом она вообще смогла перемещаться в коридорах и проходить в двери с юбкой типа «водолазный колокол на четырех». А уж тем более — суметь присесть на единственный не занятый стул в помещении.

— Таки ви тут будете тот самый Ярик Хартман?

Ярослав открыл рот. Вспомнил предостережение Моисея Айсберга. Закрыл рост, при этом скрипнув зубами до хруста.

Гостья всей этой мимической пантомимы не заметила. Или сделала вид, что не заметила.

— Мне тут сказали, шё на вашем ныряющем крейсере будет служить моя Софочка. Таки я имею до вас несколько просьб.

«Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь». «Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь».

— Насколько я помню, — медленно произнес фрегат-капитан, — в моем экипаже никого с таким именем нет. Или я чего-то не знаю…

— Само собой, ви не знаете. Слушайте ушами, молодой человек, я же вам ясно сказала: «будет служить». Она с подружкой застряла на «Двух сестрах». Их секретный груз настолько секретный, что ни чихнуть, ни пукнуть, а пилот с нужным допуском оказался-таки нежной ромашкой и при первом же стуке в моторе начал искать, где бы упасть. Так шё вилетят они тока сегодня утром и если, спаси Император, там опять чего-то не зачихает, приземлятся прямо в тут через два часа.

— Секретный… груз…

Фон Хартманн попытался соотнести эту фразу с сидевшей напротив дамой. Получалось не очень. Очень секретный груз, про который даже Ю-ю сумел выдавить всего пару слов.

— Ну да, таки очень секретный. В кои-то веки старый маразматик Браун сумел сделать полный гармидер вместо газ-ураган и не взорвать при этом лабораторию и еще полгорода. Ой, да шё я вам рассказываю, у вас же служит его племяшка, так шё ви знаете двох интересных пустяков за эту мишигене семейку. И я таки очень надеюсь, что ви мою Софочку поселите где-нибудь подальше.

«Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь». «Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь».

— Полагаю, с этим проблем не возникнет.

…потому что в носовом торпедном отсеке и так на два человека больше, чем койко-мест.

— Таки приятно иметь с вами дело, Ярик, я вижу, шё Жоржик не зря о вас так хорошо думает…

Мир фрегат-капитана получил очередную пробоину, на этот раз — под ватерлинию. Фон Хартманн начал вспоминать Большого Папу, он же Ледяной Джордж, он же командующий Глубинным флотом последнюю дюжину лет, фактически — его создатель. Человек, сделавший презираемую классическими адмиралами-надводниками «кучу самотопов» одним из главных инструментов Империи в этой войне… и Жоржик??? Что, вообще, происходит?!

— …вот поэтому я зашла предупредить, что Софочке нужна особая диета. Сама она никогда таки не скажет, девочка очень гордая, ви же понимаете, да? Весь этот ветер в голове раньше лечился проще, нужно было найти хороший муж, шёбы понравился даже любовнику, но сейчас так дела не делаются, желают знать мнение ребенка и шё делать, когда ребенок вбил себе в голову, шё желает служить Империи. Вот я составила два списка, — из большой кожаной сумки появилась сумочка поменьше — тканевая, с бисерным узором и массивной бронзовой защелкой, — один лично вам, второй отдадите вашей докторше, шёб она жила десять тысяч лет и передайте, шё это составлено лично доктором Вассерманом.

Механически взяв оба листочка, исписанные мелким и не очень разборчивым почерком, фон Хартманн с трудом сдержал порыв смять их и немедленно отправить в мусорную корзину.

— И вот шё ещё — шерстяные носочки, три пары, их должны были уже привезти…

Ярослав живо представил, как на рубку «Имперца» при помощи портового крана и морских демонов натягивают огромный вязаный носок.

— Куда?

— Ой, да шё ви делаете таких глаз. Я же всё понимаю, Софочка не любит выделяться, так шё носочки будут на всех. Носочки, шарфики, шапочки и варежки — Жоржик рассказал, когда вы ныряете совсем глубоко, иногда бывает холодно и сквозняки, так шё я озаботилась. И варенье, малиновое и земляничное, все по рецепту моей прабабушки, дома оно стоит все пять лет, но по тутошней жаре я советую не рисковать и съесть побыстрее, но так, шёбы не получилось чересчур много сладкого, это тоже вредно.

— Варенье тоже на всех? — осторожно уточнил фон Хартманн.

— Ярик! — гостья поправила очки, одарив фрегат-капитана взглядом строгой учительницы поверх стекол. — Вы шё, опять меня плохо слушаете? Я же сказала, Софочка не любит выделяться. Разумеется, варенье на всех. Два маленьких таких ящика... пятьсот банок. Я понимаю, шё у вас там не мегалинкор, так шё взяла поменьше.

— Да, — вздохнул Ярослав. — Моя бабушка тоже любила делать варенье.

Это называлось «вареньем из сакуры» и тоже изготовлялась по древнему фамильному рецепту. Только став постарше, фон Хартманн узнал, что сакура дает мелкие и несъедобные плоды, а бабушкино варенье делали из обычной вишни. Процесс его беспощадного истребления вовлекал семью, родственников, а также любых знакомых, из тех, кого не так жалко — и все равно, обычно война с вареньем затягивалась на два или три месяца. И банок у бабушки обычно получалось значительно меньше, чем пятьсот.

«Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь». «Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь».

— Таки сразу видно мальчика из приличной семьи. Жоржик уверял, что Софочка попадет в хорошие руки, но я, — гостья удостоила Ярослава еще одним взглядом поверх очков, — должна была убедиться. Ви ж меня понимаете, Ярик, сейчас такое время, такое время, шё просто ой.

— Уверяю вас, — фрегат-капитан замялся, сообразив, что визитерша так и не представилась…

— Ой, да к чему эти церемонии, когда у вас будет служить моя Софочка, — взмахнула руками дама, по-своему истолковав замешательство Ярослава. — Зовите меня просто: тетя Соня. И, если шё, звоните в любое время. Вот моя карточка, скажете шё надо, мне передадут. Все, я побежала, надо ещё встретить ребенка на аэродроме…

Следующие пять минут оба глубинника попеременно разглядывали захлопнувшуюся за тетей Соней дверь и оставленную её визитную карточку. Прямоугольник дворцовой «перламутровой» бумаги, на котором насыщенно-черной тушью от руки с безупречностью опытного каллиграфа изобразили шесть цифр телефонного номера — и ничего больше.

— Таки шё ето било? — нарушил тишину ялик-мичман.

— Тебе философско-метафизически ответить или по существу?

— Ну-у… лучше, наверное, по существу.

— Тогда — понятия не имею!

Глава 7. Пилотки над архипелагом.

«В состав отстойного флота не включают суда прикольного флота...», — Морской энциклопедический справочник / Под ред. Н. Н. Исанина. — Ленинград: Судостроение, 1987. — Т. 2. — С. 43.

Последний резервный самолёт на борту, теперь снова ноль тринадцатый чёрный, пусть и с другим серийником на основных деталях, уже приготовили к вылету. Единственный член экипажа, Марыся Пшешешенко растерянно замерла перед собранным у самолёта небольшим строем людей, которым, на её взгляд, тут было совершенно не место.

— Равнение на Рысь! — приказал Такэда. Строй дрогнул и замер монолитом, которому позавидовали бы и полностью здоровые люди парадной шотландской гвардии Конфедерации, а не разнобой ходячих легкораненых, местами всё ещё в бинтах вместо формы.

— Доу-сан, прошу вас, — приказал командир судна. Один из секретчиков шагнул вперёд и раскрыл скучного вида картонную папку из серой переработанной бумаги с неразборчивым шифром на обложке.

— Синдзи Колыванов, лётный капитан синей бригады морской пехоты Конфедерации, «Большая синяя четвёрка», бортовой ноль одиннадцать синий, — бесцветным голосом и вроде бы совершенно негромко зачитал секретчик. — Над побережьем в районе цели шёл с боевыми повреждениями средней тяжести, потерей высоты и скорости. Принял бой с двумя турельными перехватчиками Империи. После выбытия стрелка задней полусферы оказался в невыгодном положении. Короткая очередь сзади-снизу из-за пределов досягаемости самолёта противника заставила один из перехватчиков уйти мористее с потерей высоты и дымным следом. Второй перехватчик немедленно вышел из боя. Вслед за этим лётный капитан наблюдал пролёт вслед за противником на опасно малой высоте над морем «Казачка» с бортовым ноль тринадцать чёрным.

Лётный капитан метнул идеальный воинский салют и шагнул обратно в строй.

Рысь шумно потянула носом воздух.

— Леонид Барсов-Осакский, лётный специалист наряда воздушного прикрытия ОЛП Тбр. ХВ второго бронекавалерийского, — секретчик монотонно зачитал похожее на шаманский призыв название. Себе на беду, лётчик отдельного лётного полка тяжёлых бомбардировшиков химических войск пилотировал В-Д-05, лёгкий истребитель дальнего сопровождения. Настолько лёгкий, что ухитрился посадить его на палубу и оказался единственным армейцем на борту ВАС-61 «Кайзер бэй». Впрочем, чувствовать себя неловко армейца заставляло отнюдь не это. — Потерял высоту и скорость, пребывал на сходящихся курсах с тактической секцией турельных перехватчиков империи. Согласно дебрифингу и опросам боевых товарищей, строй имперцев оказался разрушен на пролёте с обстрелом короткими очередями «казачком» ноль тринадцать чёрный, что сорвало атаку противника и дало лётному специалисту время занять место в оборонительном строю повреждённых бомбардировщиков с прикрытием огнём их турельных пулемётов...

Рысь почувствовала, что её снова распирает изнутри огромный и невероятно горячий комок. На глаза навернулись слёзы. Она шумно потянула носом воздух и замерла в неловком салюте. Монотонное чтение цитат из дебрифингов неумолимо продолжалось до последнего человека.

Строй единым жестом отдал ей честь, развернулся и разбрёлся кто на процедуры, кто досыпать. Остались лишь командир и секретчики.

— Как же глупо я сейчас выглядела, ууу, — выдохнула Марыся, когда посчитала, что её уже не услышат. — Командир, за что-о?

— Если мундир притален, его надлежит показывать, — ехидно откликнулся Такэда. — Я и сам посмотрел с удовольствием, чего уж скрывать. А вообще, чтобы не расслаблялась. Это всё те, кто по любому счёту как минимум один раз обязан жизнью тебе. Возможно и другие есть, но вот этих спасла ты, и после этого они смогли долететь на аварийную хотя бы к нам. Чтобы выветрилась из головы вся эта дурь шляхетская, что кто больше сбил, тот и папка. Ты им за вторую мамку теперь. Один день рождения точно подарила. Каждому.

Рысь немного истерически захихикала.

— Командир, — не выдержала она. — Совести у тебя нет. Я ж как представлю, что дед узнает, что отпустил нормальную девочку, а вернулась мать-одиночка с вот таким подолом взрослых детей, старше половины его внуков, курва...

— Мы, несомненно обсудим этот вопрос, — пообещал ей Такэда. — В более подобающей обстановке, и, возможно, за более уместным занятием.

— Командир? — обалдела Рысь.

— Чаю попьём, — невозмутимо пояснил Такэда и подозвал к себе второго секретчика. — Но боюсь, что сейчас у нас есть более важные обязанности перед вылетом. Распишись в получении.

Всё ещё слегка обалделая Рысь часто проморгалась, чтобы не закапать официальную бумагу и лихо, в одно размашистое движение, несколько раз подряд выписала личную подпись с переходом в окружающий её семейный вензель. Делала она это не задумываясь, на той же скорости, на какой секретчик переворачивал страницы.

Только после этого ей протянули высокий ротанговый тубус с утяжелителем на одном конце и печатью, шнуром и заглублённой чекой на другом.

— При любой угрозе попасть в руки противника — сорвать печать, выдернуть шнур, вытянуть чеку. Покидать самолёт только убедившись в уничтожении документов, — спокойно и буднично объяснил секретчик.

Рысь покосилась на тубус, будто тот уже горел бездымным термитным пламенем в кабине у неё прямо на коленях.

— Это вообще что? — нервно спросила она.

— Для тебя — ничего особо нового. Всё, что мы обсуждали ранее. Согласованный по датам и контрольным точкам маршрут патрулирования с перелётами атолл — судно — атолл на ближайшие недели. Если этот документ попадёт в руки имперцев, ты подаришь им несколько своих подруг. Или нас всех. Как повезёт.

— Kurwa, ja pierdole, — обалдело выдохнула Марыся.

— Да-да, вот именно что-то такое мы с Газелью и подумали, когда завершали раскладку полётных сроков и перегонов на экономичном ходу, а потом вырисовывали этот чистовик, — согласился Такэда. — Может, хотя бы временного стрелка возьмёшь себе второй табуреткой?

— Нет, — отказалась наотрез Рысь. — Даже не вспоминай, командир.

— Ну, я всё-таки командир, — усмехнулся Такэда. — Я и приказать могу. С чёрным ящиком без второй табуретки я тебе на большом маршруте летать не дам.

— Да пусть его Роза тогда забирает, она талантливая, — вздохнула Рысь. — С коробкой вашей маршрутной удобнее, конечно, но я лучше сама за штурмана выдрочусь, чем ещё кого-то погублю.

— Я не то, чтобы давлю, — вздохнул Такэда, — но мне будет трудно, когда факт нарушения всплывёт и неудобные вопросы появятся уже в адрес допустившего беспорядок командира. А шансы на развал всего, что мы тут смогли построить всего лишь одним новым дубом из хорошей семьи на моём посту ты можешь представить себе уже самостоятельно.

— Да знаю я! — убито подтвердила Рысь. — Командир, я посмотрю. Честно. Но...

— Но, — согласился Такэда. — Всё, лети уже. Время терпит. Но в меру.

Остров Гранд-Отель формально числился в справочниках под невероятно длинным названием, которое дали ему аборигены. Но высокий каменный палец с чуть неровной вершиной на северо-востоке острова действительно настолько походил на увеличенную в несколько раз достопримечательность столицы Конфедерации с легендарными тёплым бассейном и зимним садом на крыше, что на всех картах военных его давно и прочно, чуть ли не с момента завершающей отделки здания, прозвали Гранд-Отелем.

Все, кто имели опыт для сравнения, в один голос шутили, что название полностью справедливо — и сам атолл настолько же красив, ярок и неудобен для нормальной жизни и работы, как и настоящий Гранд-Отель.

Возможно, если бы сразу несколько родовитых аристократов не закусились настолько, что принялись строить несколько отдельных аэродромов одновременно, остров стал бы хоть немного гостеприимнее.

Но вместо этого Рыси пришлось заходить с моря с большим запасом, чтобы кое-как приткнуться между разными зонами ответственности на выделенную полосу третьестепенного значения, куда сплавили проблемный «красный» актив погибшего ВАС-62 «Крамник Бэй».

Встречал её не такой уж и короткий строй из всех, кто ещё оставался в строю, или успел в него вернуться, из «красной» полусотни. Когда самолёт замер на взлётке, и его начали цеплять к миниатюрному колёсному буксировщику, гостья аэродрома начала подозревать, что строй этот собрался не просто так.

Но вот зачем именно встречать её вышли буквально все, кто могли, Марыся даже не подозревала.

— Рысь-сан! — перед строем вышла рослая девушка в любовно изготовленной звериной маске. — Личный состав зверинца к торжественной церемонии встречи альфа-самки построен! Главный дрессировщик зоопарка штаб-сержант шотландской гвардии Берти МакКавадзои ждёт дальнейших указаний! Рена-Гиена доклад окончила!

Марыся Пшешешенко только сейчас заметила тощего парня, одетого только в шорты с абсолютно неуставными — из кружевной, золото по шёлку, алой ленты — пародиями на офицерские лампасы. Сидел он в классической позе даймё на раскладном табурете в боевом походе, хорошо знакомом ей по бесчисленным гравюрам в хрониках рода. Выше пояса одет «даймё» был только в пулемётные ленты и лихо заломленный поверх очков шлем бортстрелка. Для пущей убедительности он воздел пулемёт на высоту щиколотки и пристукнул раскладным прикладом в перфорированный металл покрытия взлётки.

— Вы тут совсем уже с ума посходили от безделья, что ли? — растерянно спросила Рысь.

— А-ууу! — слитным воем откликнулся строй, все, как один, в самых разных звериных масках.

— О, курва, — потрясённо выдохнула Марыся и спрятала багровое до кончиков ушей лицо в лётных перчатках.