Глубокая охота: Империя наносит ответный удар.

Глава 10

Интерлюдия. Суета в эфире.

— Таварыщ Жюков, ви, канэчна, каммуныст, но бога-то пабойтэс! Какие шестсот падбытых тыгров?

— Ну, конечно, тут мы немного преувеличили... — вздохнул Жуков. — Восемьдесят штук мы подбили.

И. Кошкин, История танка Тигр.

4-й Императорский воздушный флот, 17-я особая, ордена Золотого Тигра, дважды осененная благодатью авиагруппа тяжелых истребителей «Громовые сычи», командный пункт атолла Арраи.

– Пан бригадир … пан бригадир… проснитесь, будь ласка…

– Не бригадир, а генерал бригады, – не открывая глаз, пробормотал сквозь сон командир «Громовых сычей», – учишь вас, дурачье, учишь…

– Так то, пан генерал бригады… шифровка… срочная…

Пан генерал бригады Франтишек Мрочкевич-второй с трудом оторвал голову столешницы. Встал, мутно глядя куда-то мимо вестового, величественно, словно мегалинкор в шторм, накренился сначала вправо, затем влево, но все же оба раза сумел вернуться в прежнее, примерно вертикальное положение. Промаршировал к выходу из палатки, откинул полог и пропал. Почти сразу же из-за полотнища донесся звон, плеск воды и серия идущих из глубины души выражений, где просто kurwa mać оказалась в числе самых пристойных.

Затем командир «Сычей» снова появился в палатке – с мокрой головы, потеками на мундире и явно читаемым в глазах желанием кого-то убить.

– Что за шифровка?!

– В-вот…

Пан Франтишек быстро пробежал глазами текст на сером листочке.

– Передай Ковальчуку, чтобы перестал ленту для пишмашинки экономить. Или копирку… короче, на чём он там печатает. Надоело эту бледную немочь разбирать. Буквы не видишь, а наощупь находишь, как слепой. Еще раз такое напечатает, будет все исходящие за две недели жрать! Понял?!

– Так точно, пан генерал бригады.

– И хорошо, что понял. Где начштаба, у радистов?

– Не могу зна… – начал вестовой, осекся и закончил уже чуть нормальным голосом, – вроде бы к ним заходил.

– Вроде бы, – передразнил его Мрочкевич. – Ладно… скажи там адъютанту, пусть кофе сварганит полведра… ну, в этом своем родовом кофейнике и к радистам тащит.

На самом деле за «радистов» большая часть офицерского и даже унтер-офицерского состава – обычных рядовых в нем не водилось в силу специфики – 303-его отдельного батальона эфирной войны могла бы обидеться. И даже попытаться дать обидчику в морду. С низкими шансами на успех, поскольку физическими кондициями природа «очкариков» и «ботаников», не говоря уж о девчонках-планшетистках, обделила. Зато среди носившихся над Архипелагом радиоволн «эти умники» чувствовали себя уверенней, чем рыба в океане.

А еще командир «Сычей» и комбат 303-его майор неба Стенли Херш с первого взгляда ощутили взаимную симпатию. Не в силу нестандартной сексуальной ориентации, а просто почуяв еще одного из «стаи». Молодого волка, уже который год сражающегося на два фронта, против конфедератов и собственных дуболомов-командиров. Успешно громящего первых и зубами выгрызающего из вторых боевую технику, запчасти сверх всяких урезанных норм, сверхлимитное топливо, личный состав и так далее. Их становилось все больше – выросших на войне, научившихся побеждать…

– Шифровку видал?

– А то, – небрежно признался сразу в нескольких тягчайших нарушениях оборота секретной документации майор. – Сам Хан Глубины отбил. Я-то думал он давно того, а поди ж ты. Или это комиссариат с психологической войной чудит?

– Не, это вряд ли, – подумав, решил Мрочкевич. – У меня один из двоюродных племяшей в «глубинниках», он рассказывал. Если там хоть на треть правда, за такое Хан любому глаза на жопу натянет даже из могилы. Да и в сводках недавно что-то такое мелькало, про утопленный корытоносец.

– Ну охренеть, чо, – развел руками Херш. – А нам, как всегда, даже полслова не сказали, что в наших водах такие дяди резвятся. Опять в секретность переиграли?

– Да какая там секретность, – скривился Франтишек. – Бюрократия, к-курва. Ныряющие передают водоплавающим, те – нам, в каждом штабе шифрование и расшифровка, графики пересылки низкоприоритетных сообщений и прочая хрень. В результате имеем, что имеем. Так что вся надежда на тебя и твоих слухачей.

– Как обычно, как обычно, – пробормотал Стенли, – и конца-края не видать. Да и хрен с ним. Сейчас расклад покажу.

Штатно стеклянных экранов – как и много другого – 303-ему не полагалось. Это в метрополии на подземные командные пункты ПВО ставили отличные стационарные экраны со встроенной подсветкой, а про нужды подразделений «в поле», как обычно, никто лишний раз не подумал. Впрочем, на архипелаге быстро выяснили, что «центробежные штормовые стекла» мегалинкоров отлично подходят для нанесения меток – и никто особо не удивляется, что на кораблях те как-то часто бьются.

– Вот это злосчастное корыто, – Херш указал на красную закорючку в нижней части стеклянного диска. – Пока вроде даже на плаву, хотя молчит, как настоящий утопленник. Твои патрули – здесь, здесь и здесь. Вражеские – тут и тут… похоже, стандартные поисковые лепестки, один и которых и нарвался на посудину.

– А взлетали они…

– Примерно вот оттудова, верно, – проследив за взглядом Франтишека, согласно кивнул комбат 303-его. – Мы его переговоры ловим, ну и радаром он светит мощно. Как бы не Марк IX, сигнатура похожая. То ли наглый не по гонору, то ли нарочно подставляется.

– Думаешь, там за ним еще один в тени сидит? – скептически прищурился Мрочкевич. – Глупости.

– Почему это?

– Во-первых, – упав на стул, командир «Сычей» вытянул руки над головой, изгибаясь до хруста в спине… или спинке стула, так сразу и не разберёшь, – это для конфедератов слишком умный план. Они больше по-простому любят, с разбега и головой об стенку. А поскольку дури много и головы крепкие, иногда получается проломить. Что, в свою очередь, значит – схема рабочая, правильная. Результат даёт. Во-вторых… сам посуди, кого тут сложными планами ловить? Там, конечно, на радиоперехвате сидят не такие орлы, как твои, но уж какой-то примерный расклад они давать обязаны. Вот и считай… любая группа, что захочет до них дотянуться, сначала должна сесть к нам на дозаправку. Пока тудема-сюдема, авианосец уже давно за дальность наших тактиков, что флотских, что армейских с полной загрузкой отскочит с запасом в полсотни верст. А даже если не отскочит, все одно дупа. В округе крыло армейских бомберов, два десятка машин штатно… ну, дюжину они, если очень повезет, поднимут в один вылет и даже сумеют в топмачтовое. Плюс флотские торпедоносцы на Чага-Чага, пять машин. Остальное еще дальше и хрен соберешь. Даже возмечтав, что мои парни сметут нахрен воздушный патруль – синхронизировать это дурачье не выйдет, подойдут вразнобой. Конфедераты их ближним пэ-ве-о смахнут нахрен с неба и даже не вспотеют. Если там и впрямь Марк IX, то и зенитными стволами корыто утыкано до потери остойчивости. А… – Франтишек замолчал, глядя как подскочивший к экрану лейтенант неба, высунув язык, чертит маркером новую серию закорючек, – вот и веселье пошло. Ударную группу поднимают, да?

– Судя по переговорам, так, – подтвердил Херш. – И… – он осекся, вглядываясь в пометки на экране, – что-то странное. Не может же на флотском авианосце базироваться армейский гидроплан?

– У этих ебанько быть может все! – торжественно заявил пан генерал бригады. – Как и у нас, потому как… ладно, хрен с вами. Тащи сюда начштаба, хватит ему с планшетистками обжиматься и КОФЕ МНЕ!

Пока находившиеся в палатке приходили в себя после «командного рыка», Мрочкевич закрыл глаза и попытался представить своего заочного «оппонента».

Отчего-то упорно виделся парень с усталым, но умным взглядом, до боли похожий на них с Хершем, только в чужой форме. Бред, конечно, в Конфедерации не по гонору выскочке-простолюдину командовать целым авианосцем. Наверняка там или «золотой мальчик», а скорее всего – старый, но родовитый пень, зарабатывающий на очередную висюльку рейдами в стиле «нагадил и удрал».

– Ваш кофе, пан генерал.

– С ромом?

– Как можно, пан генерал… в смысле, как же без него!

Терпкий ароматный напиток пощекотал ноздри… обжег горло и горячей волной покатился вниз.

– Какой план, Франтишек? – Начштаба «сычей» был одним из немногих людей, позволявших обращаться к Мрочкевичу по имени. – Если патруль Хмурого пойдет на максималке, они еще могут успеть прикрыть судно снабжения.

– Если они пойдут на максималке, да еще в бой на виражах полезут, хватит их на пять минут. Дальше сами в воду посыпятся. Терять восьмерку «кайсаров»… нафиг. Просчитай курс перехвата ударников на обратном пути. Нет, не так. Два курса. Хмурый идет прямо на перехват, но пусть оба звена соберет в кучу, крыло к крылу, чтобы на радаре они за пару сошли. А Седой, наоборот, в широком строю, низенько, экономичная скорость и обозначь полёт на их корыто, а потом резкий поворот на курс перехвата.

– Изобразить торпедоносцы? – уточнил начштаба. – Не купятся. В той стороне только пара островков с дикарями, там даже лагун приличных нет, чтобы гидропланы посадить.

– Про то мы с тобой знаем, – Франтишек в два глотка допил кофе и отставил чашку. – А их командир угрозу своей палубе будет обязан принять во внимание и действовать соответствующее. Да, передай обоим группам, чтобы по самые гланды: никаких каруселей на виражах! Знаю я этих пеликанов недоделанных… один долбанный заход и точка! Пикируют сквозь строй, раздают люлей и уходят! Кто привезет больше десяти дыр, весь следующий месяц полосу ручным катком ровняет! Стенли… «Касатика» поднимешь?

Херш ответил не сразу. Набитый частично дефицитной, а частично и вовсе уникальной аппаратурой транспортник являлся одним из двух главных козырей 303-го и пускать его в дело без острой необходимости майор неба не любил. Мрочкевича же искреннее забавляла возможность по поводу и без устроить конфедератам подлянку там, где они считали себя сильнее.

– На корыто не пойду! – предупредил он. – Тебе все равно его топить нечем.

– Не больно-то и хотелось, – фыркнул командир «сычей». – Просто через полчаса отправь их связь и радар к морским демонам. Дальше мы сами.

Хаос в эфире. Окончательное решение.

В войне большую роль играет неведомое.

Карл фон Клаузевиц

— Командир, — нервно спросила Газель. — А это всегда так... ну...

— Тяжело? — подсказал Такэда. — Безвестность пугает, всё так, Газель-сан. Совсем ещё недавно у авианосцев голубятни на корме стояли. И отдельный пост для призывателя, способного выудить над океаном именно своего голубя и приманить на посадку. Закончилось это лишь когда посадочная скорость у самолёта превысила максимальную скорость полёта большинства доступных птиц. Такой вот затянувшийся ещё с парусной эры анекдот.

В отсеке негромко гудели вентиляторы охлаждения. Радарный пост уже обнаружил союзную воздушную цель и теперь его дежурная смена делала всё, что могла, чтобы своевременно проконтролировать дальние воздушные окрестности.

— Новый радарный контакт! — выпалил паренёк за пультом. — Пара в плотном строю!

По экранам заскрипели маркеры. Экипаж торопливо заносил в таблицы курс, высоту и скорость цели. Конечно, всё с какой-то погрешностью — но возможность следить за целью ещё за горизонтом с лихвой компенсировала многие ошибки капризной техники.

— Пара, — Газель с облегчением выдохнула. — Воздушный патруль, командир?

— Возможно, — согласился Такэда. — Любые гадания на кофейной гуще тут бесполезны. Ты не знаешь, что делает противник. Ты не знаешь, как он принимает решения. Ты не знаешь, какие ресурсы ему доступны. Всё, что у тебя есть — результаты собственного наблюдения. Они не факт, что точные. Они не факт, что полные. Чем меньше ты проговариваешь собственные беспочвенные догадки, тем меньше запутываешься в самообмане. Ну что, какое тебе видится решение в этой ситуации?

— Ну, предупредить девчонок, — задумалась Газель. — Курс, высота, примерное время контакта. На месте они разберутся сами. Плотным строем встанут, или ещё чего. Им там виднее.

— Прекрасный ответ, Газель-сан, — Такэда кивнул связисту, и тот скороговоркой забубнил предупреждение в эфир. — Вы не поверите, сколько плохих командиров пытаются рулить каждой мелочью по связи и дёргают экипажи требованиями постоянных докладов о ситуации.

— Я бы тоже сейчас предпочла быть там, с ними, — призналась Газель. — Айвен Иванович...

— Первому соколу рода Такэда в стальной клетке тоже душновато, — не стал кривить душой Такэда. — Но там людей на порядок меньше чем здесь. А за людей здесь этот командир тоже в ответе. Такая вот нехитрая математика.

— Новый радарный контакт! — немедленно, как по заказу, проснулся радарный пост. — Цель групповая, низковысотная! Четыре машины в широком строю!

— А вот это уже нас пробовать на зуб идут, — заметил Такэда.

— А как они поняли, где мы? — удивила Газель. — Тут же расстояние больше двухсот миль только до цели было, когда всё началось.

— Мы шумим, Газель-сан, — пояснил командир. — Будь у имперцев оборудование нашего уровня, совершенно не удивлюсь, если бы они через мусор даже куски наших переговоров ловить могли бы.

— И вы так спокойно об этом говорите, Айвен Иванович? — удивилась Газель.

— Расположение. Наряд сил. Окружение, — судя по лаконичности формулировок, командир цитировал ей какой-то служебный документ. — Мы знаем где цель, и наши люди. Они знают, где их цель и где уже их люди. Примерно могут себе представить нашу скорость. Примерно догадываются, куда мы отпрыгнем. Мы их укусили, они в ответ огрызнулись. Все при деле. Наш укус пока что больнее, но эти четыре машины идут к нам вполне предсказуемым курсом. Второго раунда не будет, но они вполне могут надеяться показать себя в первом.

— Но всего четыре торпедоносца без прикрытия — это же очень мало? — удивилась Газель. — Командир?

— Газель-сан, в нас даже «Янтарный рыбак» как-то раз бомбой попал, — напомнил Такэда. — Хотя никто до сих пор не понял, зачем он вообще это делал.

— На спор, наверное, — бездумно откликнулась девушка. — За бутылку и гонор. Ой. Извините Айвен Иванович.

— Ничего, — выдавил побагровевший от совершенно неуместного задушенного смеха командир судна. — Я тоже что-то такое и подумал. Но сейчас я не об этом. Ты задумайся.

— Ну... — Газель поняла. — Неповоротливая большая цель. Размером со всю нашу палубу. И в него даже не попали!

— Именно! — согласился Такэда. — В плотном строю, когда одних эсминцев рядом десятки, а пушек на крейсерах сотни — ещё может быть. А одно наше корыто можно утыкивать стволами хоть до потери остойчивости, на боевую эффективность повлияет это минимально. И мне как-то странно напоминать, что вы сами подтверждали этот тезис на практике за время пребывания на борту неоднократно и порой с очень наглядными результатами.

— Тогда, — Газель задумалась. — Остаётся только перехват?

— Только перехват, — согласился Такэда. — Но ты не переживай, девчонки справятся. Мы видим противника, и можем вывести группу воздушного прикрытия на цель на своих условиях.

Радар тут же издал мерзкий тревожный писк, будто специально этого и дожидался.

— Айвен Иванович, у нас эфирная буря, — напряжённо предупредил Збых Кащенюк. — Блуждающая аномалия. Шесть баллов. Курс триста сорок. Время до контакта... да уже краем накрыло!

— Семь баллов! — напряжённо добавил кто-то за пультами. — Восемь!

Радар осыпался в кашу. На экранах заскакали в безумном гопаке бессмысленные кривые. Радист торопливо сдёрнул наушники.

— Как всё удивительно не вовремя, — раздражённо сказал Такэда.

— И... что теперь? — растеряно спросила Газель.

— Верим. Ждём, — Такэда вымученно улыбнулся. — Примерно через сорок минут пойдём дышать свежим воздухом, метаться от края до края по балкону командирского «острова» и считать прибывающие борты.

— Метаться? — приподняла бровь Газель.

— Сдержанно. Неспешно. Со всем подобающим достоинством, — с непроницаемым лицом кивнул в ответ Такэда. — Как бы прогуливаясь. Возможно даже коротая время подобающей беседой.

— Айвен Иванович! — возмущённо простонала девушка. — Я в них верю.

— Я тоже, — согласился командир. — А ещё я помню свой первый раз. Выдыхай. Окончательное решение сейчас за ними.

***

— Дальней связи конец, — напряжённо сказала Вероника Питерзон. — Тояма-сан...

— Маячок тоже сдох, — подтвердила Юнона Тояма. — Эфирная буря. Средне-сильная. Попробуй докричаться к девочкам, вблизи ещё должно работать.

Короткая перекличка наглядно подтвердила, что на расстоянии плюс-минус работы сигнальной «моргалки» радиосвязь ещё кое-как действует.

— Светозара, ты как? — спросила Тояма у ведомой. — Машина слушается?

— Командир, я в порядке, — отчиталась та. — Но в случае контакта с противником не уверена в управляемости.

— Спокойно, Зара, — оборвала её сомнения Тояма. — Летим. Девочки, подоприте её с боков. Футов пятьдесят, максимум. И если будут пытаться выбить подранка, её борт цель намечает, вы поддерживаете. Просто не дайте им работать спокойно. На такой дальности от баз с имперским бинго по горючке этого хватит.

— А ты? — спросила ведомая.

— И я, Зара, — подтвердила Тояма. — Девочки тебя прикрыли, вот и держись между ними. А я объясню врагу, что мы даже так очень больно кусаемся.

Её самолёт послушно сбросил высоту и скорость. Немного, только-только занять позицию чуть ниже и впереди ведомой.

— Вероника, ты как, достанешь врага отсюда за её бортом? — спросила Тояма у бортстрелка.

— На основных курсах да, — за спиной скрежетнул металлом по металлу пулемёт. — Но Юни, тебе глаза на затылке понадобятся, чтобы нами в таком строю рулить.

— Понадобятся, — согласилсь Тояма. — Но так уж вышло, что именно такие они у меня и есть.

Сфера её личного восприятия послушно расширилась в стороны. Пилот-туманник её класса мог чувствовать палубу авианосца на расстоянии в мили. Строй из нескольких самолётов требовал совсем другого подхода — но гения семейства Тояма хватало и на это.

Где-то за спиной нарастало давление. Пока ещё слабое, оно уверенно крепло. Охотничий азарт, предвкушение боя... всё то, что и живёт в крови лихого пилота.

— Новый паранормальный контакт, — проговорила угрозу Тояма. — На шесть часов, выше нас. Цель групповая. Два... нет. Две пары.

— Визуальный контакт, цель подтверждаю, групповая, в плотном строю, — торопливой скороговоркой подтвердили экипажи.

— Зара, не расслабляй булки, — коротко приказала Тояма. — Пять минут позора в бальном зале и до утра девушка полностью свободна.

— Иди ты, — нервно хихикнула ведомая.

Упали преследователи стремительно. Вот они были ещё далеко, а вот контуры имперского дальнего одномоторника уже можно разглядеть в зеркало пилотской кабины — со всеми деталями. Но Юнона Тояма смотрела не глазами.

Она чувствовала, как угроза за спиной обретает плотность и форму. Чувствовала она и неотвратимое приближение этой угрозы. Не ей, но всё ближе и ближе, а намерение пилота горело ярче любого маяка — и не дрогнуло ни капли даже под встречным огнём турельных пулемётов.

Когда «Чёрный квадрат» с рёвом пронёсся вперёд над покалеченным самолётом ведомой, Тояма уже была готова. Осталось только чуть заметным движением на рукоятке управления довернуть самолёт — и вдарить из всех стволов вдоль правой хвостовой балки цели. Конечно, Юнона предпочла бы хоть немного левее, туда, где яростно дрожал размытый круг пропеллера цели, но имперец тоже не первый месяц летал, и получилось, как получилось.

От имперца полетели клочья. Он торопливо перевернулся и ушёл вниз, оставляя за собой тонкий дымный след. Юнона уже пыталась вернуть самолёт на место, туда, куда мгновениями позже должен был выскочить прямо в прицел следующий имперец. В наушниках что-то орали сквозь визг и вой помех эфирной бури. За спиной лязгала сталью пулемёта и то и дело разражалась короткими скупыми очередями Вероника Питерзон. Медлительная ведомая дрожала под ударами имперцев где-то над головой и сзади.

Расскажи кто Юноне, что всего четыре дохленьких пулемётика пусть и в строю, но смогут настолько долго отпугивать элиту имперцев с идеального курса на медлительную цель, она бы в это просто не поверила. Но следующий «Чёрный квадрат» проскочил мимо с большим разрывом, так и не сумев толком обстрелять ведомую.

Ещё пара разделилась между бортами сопровождения — лишь бы не подставлять беззащитный низ корпуса Тояме, и тоже ушла широко в стороны, торопливо разменивая высоту на скорость.

— Отбились, — выдохнула Тояма. Четыре самолёта внизу ползли обратно в строй. Даже обстрелянный ей борт не показывал никаких признаков серьёзного ущерба. Но и на второй заход они совершенно точно не собирались.

— Тояма-сан, мне вторую стойку шасси вышибли, — растерянно пискнула в трансляцию ведомая. — И в крыле дырка такая, что кулак просунуть можно.

— Да у тебя кулака того, — не задумываясь откликнулась Тояма.

— Нет, а как я садиться теперь буду? — окончательно растерялась ведомая.

— Очень аккуратно? — предположила Юнона Тояма.

В наушниках зазвучал истерический смех.

И тут, на слегка потерявший форму строй обрушилась вторая группа имперцев. Они групповую атаку изначально как раз так и спланировали.

Почувствовать, как их экипажи прекращают боевую медитацию и пробуждаются к атаке гений семейства Тояма ещё успела. А потом ей стало очень сильно не до этого.

Подводник. Жажда Старых Богов.

Где здесь у вас самая лучшая улица?

У нас всего четыре улицы. И ни одна из них мне не нравится.

(с)таксист на острое Борнео

Этикетка на консервной банке гласила, что в состав «макарон по-флотски», кроме собственно макарон и соевого соуса входят медвежьи креветки. Ходил даже слух: на конвейере фабрики поставлен особый человек, следящий, чтобы в каждую банку попадало ровно две креветки. Потому что две – это как раз обещанное множественное число, а три — уже перебор.

Однако в капитанской банке креветка была одна. О том, что вид она имела довольно жалкий и на медведя не тянула совершенно, Ярослав заикаться уже не стал.

Вместо этого фрегат-капитан взял отложенный на край стола бланк шифровки. Прочёл, задумчиво поднял бровь и начал перечитывать сначала.

– Что там, командир?

– В ходе героической битвы по спасению мирного транспортного суда «Бахчевод-мару» нашими тяжелыми истребителями сбито двадцать девять самолетов противника! – с выражением зачитал фон Хартманн.

Сидевшие за «офицерским» столом озадаченно переглянулись. Хотя сдавленно фыркнула только главмех, Ярослав с удовлетворением отметил, что и на лицах других можно было разглядеть некую тень сомнения. Немалое достижение для девчонок, совсем недавно готовых впитать любой бред «министерства дезинформации».

– Но, – неуверенно произнесла Верзохина, – это как-то много.

– Положительная обратная связь! – темнокожая аборигенша с причмоком облизнула ложку и с видимым сожалением отложила ее в сторону. – Подтвердить заявку фактическими доказательствами на море редко когда получается. А если будешь писать, что сбил в разы меньше, чем сосед – ты плохой, негодный командир.

– А ведь я еще помню, – фон Хартманн посмотрел наверх, на капающий с потолка конденсат, – как Папа требовал сообщать название утопленных целей, чтобы сверить заявленный тоннаж по справочнику.

– Ебать ты древний! – поразилась Анга. – Наверное, еще Переход помнишь и вообще Иерусалим от Батыя защищал!

– Козельск.

– Ну, от Козельска. У меня по вашей древней истории трояк был. Как-никак, своей на пять тысяч лет. Правда, у нас все однообразно, либо кого-то пытаем, либо кого-то жрем, сплошная книга о вкусной и здоровой пище. У вас как-то поживее…

– Главное, самим в историю не… влипнуть. Нашу или вашу.

– Боишься сесть на мель? – правильно истолковала островитянка паузу фрегат-капитана. – Брось. Фарватер проверенный, до войны по нему контрабандисты ходили на пароходах куда побольше твоей смерть-рыбы. Причем груженых под завязку, осадка ого-го.

– Но, если этот путь и в самом деле такой удобный, – удивленно спросила Верзохина, – почему его нет в лоциях?

– Так, – Анга выставила перед собой ложку, словно капеллан – святой символ, – исторически сложилось. Не веришь мне, спроси у командира.

– Только в другой раз, – быстро добавил фон Хартманн. – Я – на мостик. Надо… проконтролировать.

Рассказывать историю маршрута, по которому сейчас полз «Имперец», Ярославу не хотелось. Сам он слышал как минимум пять разных вариантов, но все как-то больше нецензурные.

Когда-то давным-давно здесь имелся очень большой остров, или даже без пяти минут континент. Затем произошло нечто, что на птичьем языке ученых деликатно обозвали «тектоническими особенностями».

Легенды аборигенов гласили, что местная прото-империя слишком уж бодро использовала темную магию, демонопоклонство и прочую тауматургию, в которую не особо верили даже те, кто с момента Перехода сами хранили какие-никакие родовые таланты посерьёзней. Кончилось всё резко и однозначно, когда в один далеко не самый прекрасный день «разозлившие боги» попросту расколотили большой остров на кучу маленьких островков. Отдельно уточнялось, что «божественной силушки» на это дело не пожалели, так что некоторые процессы той катастрофы тянутся по сей день.

Разумеется, настоящие ученые от этого мифологического бреда всячески старались дистанцироваться, но совсем уж отмахаться не получалось. Строго научная теория о взрыве супервулкана и раньше-то плохо подтверждалась, а по мере становления авиации оппоненты получили возможность нагло тыкать под нос листами аэрофотоснимков со словами: «ну и где тут следы вашего супер-вулканического бабаха»? При виде качественных снимков стало всё труднее отрицать, что какие-то не слишком объяснимые наукой процессы действительно происходят и сейчас.

Даже с банальным именованием тоже имелись проблемы. Официально данный участок океана получил имя «острова святого Мученика Хулио Праведного», в честь первооткрывателя. Мучеником, как уточняли сноской мелким текстом в некоторых энциклопедиях посолиднее, бравый Хулио стал буквально спустя несколько дней после своего открытия. Впрочем, название вышло какое-то длинное, а сокращения выглядели… не очень. Один из губернаторов придумал на замену «Сердце Королевы Архипелага», но и это имперское название тоже как-то не прижилось. Хотя чернокожие жрицы и практикующие хирурги в целом соглашались, что женское сердце действительно выглядит похоже. Особенно если вырезать его целиком.

Моряки, куда больше ценившие внешние проявления анатомии, чем внутренние, упорно настаивали, что раз данная область имеет некие проходы, то именоваться ей следует иной частью организма. На картах морское название уже не писали, но побывавшие в здешних водах подтверждали – сходство действительно имеется. Как по запахам, там и по мироощущению. Больше по второму, потому что местные ароматы отличались тягостным и трудно достижимым в прочих условиях разнообразием…

– Ну и вонь! Там что, кто-то большой сдох?!

…в худшую сторону.

– Это запах мангровых болот! – пояснил фрегат-капитан.

– Да? – недоверчиво уточнила главмех. – А воняет как большая дохлятина.

– В какой-то мере так оно и есть, подруга, – поднявшаяся следом за ними островитянка сверкнула белозубой улыбкой. – Здесь даже цветы выглядят как гнилое мясо и пахнут соответствующее. Трупные розы, слыхала? Между прочим, самцы местные их для стояка жрут.

– Слышала, но думала – вранье! – Сильвия вцепилась в ограждение мостика, явно раздумывая, не добавить ли в окружающую гамму запахов полупереваренный обед. – Командир… может, выдать хотя бы вахте дыхательные аппараты?

– Перебьются.

– А прожектор включить можно? – неожиданно спросила Сильвия ван Аллен.

– Это еще зачем? Протоку же видно…

Действительно, поверхность воды светилась – слабо, но вполне достаточно, чтобы не спутать её с более темной сушей. Мангровые заросли тоже светились, но иначе – зеленоватым гнилушечным вместо планктонной синевы. Зелёные полоски змеились не только по сторонам, но и над головой, везде, где ветви и воздушные корни переплелись в несколько ярусов тропического леса. Периодически оттуда что-то капало или с отчаянным визгом падало в воду – где с визгами совсем уж истошными тут же попадало на зуб стайкам змееподобных мелких тварей.

– Видно-то видно… но что-то мне нервенно. Плывем как по кладбищу, ей-ей. Огни эти могильные, ароматы несвежих трупов, барабаны…

– Барабаны? – не понял Ярослав. – Ты о чем вообще? Я только наши дизеля и слышу.

– Не слышишь? А… дизелям – стоп!

– Ты рехнулась? Нас же сейчас без хода… – начал фон Хартманн и осекся, тоже услышав накатывающий из глубин мангровых зарослей гулкий ритмичный звук.

– Бог здешних болот Йожин-з-бажин проснулся и жаждет окропить свои клыки, – Анга шагнула вперед, раскинув руки, белые волосы встали дыбом, в них заискрились крохотные молнии. – Пока идола не омоют кровью, Дом Оом-юм не будет знать покоя. Кстати, – добавила она, когда опустила руки и обернулась, – эта хренова статуя высотой добрых четыре сажени, так что крови нужно много. И… вы чего на меня так смотрите?

– Простите, – пискнула одна их сигнальщиц, – но у вас на роже… ой, то есть на лице какие-то знаки светятся.

– А-а, это бывает. Защита от сонного заклятья, которым нас прибить пытаются.

– Кто?!

– Прожектор включи, – посоветовала островитянка, вновь поворачиваясь и раскидывая руки. – Они уже здесь.

– КТО?!

После бледного сияния гнилушек луч боевого прожектора казался вполне материальным – конус ослепляющей белизны, за границей которого тьма стала еще гуще. К этому моменту Ярослав уже был готов увидеть почти все – начиная от самого Йожин-з-бажина и заканчивая эскадроном конфедератских амфибийных кавалерийских танков. Вид каноэ с туземцами его даже слегка разочаровал… пока над мостиком не просвистела первая пуля.

– Зенитки по ним стрелять могут? – деловито уточнила островитянка.

– С таким углом склонения? Нет. Если только устроить дифферент на нос…

– Нет времени!

Следом за первой пулей над мостиком свистнула еще одна, затем нападавшие окончательно пришли в себя и дали нестройный залп, в который замешалась пара коротких очередей. К счастью, стрелять в сторону источника яркого света им было неудобно… пока удачное попадание не заставило прожектор погаснуть. Раздавшийся из темноты победный вопль показался фон Хартманну еще более зловещим, чем пальба.

– Срочное погружение!

Уже ссыпавшись по трапу, Ярослав запоздало сообразил, что его приказ мог запросто закончиться тем, что над поверхностью останется большая часть подводной лодки. Но глубиномер показывал уже пятнадцать… двадцать саженей, а удара о дно всё не было и не было.

– Прекратить погружение.

– Есть! На ровном киле!

– Что это за хренова бездна?

– Понятия не имею! – Анга уже вернулась к своему обычному виду. Волосы улеглись, татуировки на лице перестали зловеще мерцать, вновь став почти неразличимыми. – Но есть и хорошие новости.

– Да неужели? Какие же?

– Мы нырнули. А Видящие, которых в Доме Оом-юм, между нами, девочками, водится просто дохрена, не смогут за нами проследить. Вернее, не рискнут – тут водятся самые разные голодные психоактивные твари, привлекать внимание которых поиском себе дороже.

– А м-мы?

– Мы не в утлой деревянной лодочке, – улыбнулась Анга. – Мы в прочной стальной банке, покрытой редкостно невкусной для них дрянью!

– Да неужели, – пробормотал Ярослав. – От «унтерзее-широй нидзю ичи тайпу» есть хоть какая-то реальная польза! Кто бы мог подумать…

– Но все равно, – добавила темнокожая, – пользоваться фамильными дарами не советую. Среди здешних тварей может найтись кто-то очень тупой и очень голодный.

– Так… пройдемте со мной, корвет-капитан Анга, – решительно произнес Ярослав. – В силу сложившихся обстоятельств, нам… пора многое обсудить.

В принципе, решение правильное – девчушки в рубке даже проводили туземку сочувственными взглядами. Вот изображать джентльмена и пропускать Ангу в каюту первой, а потом еще поворачиваться спиной, чтобы запереть дверь, точно не стоило. Хотя… что бы изменилось?

– Ты… ты…

– Демоническое отродье?! Дочь Тьмы? Порождение бездны?

– Гребаная маньячка! Тебя это реально заводит?

– А тебя, скажешь, нет?

– Я поговорить хотел…

– Ты не только этого хотел.

В нормальной ситуации после случившегося надо было устало упасть на огромную подушку и закурить, глядя в далекий потолок. Но курить при погружении запрещалось, а куцая подушка на капитанской койке по твёрдости могла поспорить с пайковыми галетами. Поэтому они просто сидели, обнявшись и вся романтика свелась к тому, что Анга положила голову на плечо Ярослава.

– Это ведь твой хитрый план, верно?

– Нет, ну что ты. Я же дикарка, у меня все просто. Вижу самца, который заводит, сразу напрыгиваю.

– Я не про нас… не про то, что сейчас произошло, – смущенно уточнил фон Хартманн. – В более глобальном смысле.

– А… ну это еще проще. Вызови бомберы.

– Бомбардировщики?

– Ну да. Я не в курсе всей операции, там уровня три секретности накрутили. Похоже, суета из-за удара по вашей столице, там у Янтарного Дворца то ли сарай для садовых ножниц взорвали то ли что-то ещё аналогичной ценности. Так что курируют операцию непосредственно «Пять Крыш». А жрицы Дома Оом-юм как-то мой Дом почти добили, лишь горсточка изгнанников уцелела. Вот я и решила, что пришёл удачный момент.

– Даже не хочется знать, как давно это случилось, – пробормотал фон Хартманн.

– Ну, раз в храме даже оригинальных свитков не осталось, – Анга зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой, – то не меньше тысячи лет назад. Наверное, ближе к полутора.