Глубокая охота: Империя наносит ответный удар.

Глава 5

Глава 5. Подводник и ликвидация последствий.

«Я не выдам вам оружие и патроны без письменного приказа командира части!».

7 декабря 1941 года, Перл-Харбор.

— Может, они специально по зенитному перископу целятся? — главмех печально глядела на развороченную крупнокалиберными пулями трубу. — Второй раз одно и то же.

— Просто скорость недоучли, вот и прошло всё поверх, — объяснил фон Хартманн. — А иначе фарш бы стекал по всему мостику.

— Угу. Из твоих мослов. Вот кому-то лишь бы покрасоваться. Вот я какой гордый и храбрый, стою, пулям не кланяюсь!

Ярослав промолчал. На самом деле он попросту увлекся кутерьмой боя вокруг линкорной стоянки и зевнул момент, когда несколько вражеских машин удостоили вниманием их жалкий уголок гавани.

Окажись вражеский пилот чуть более опытным, ничуть бы не помог и своевременный прыжок в люк — с их-то набитым бракованными минами первым отсеком.

— Командир… доктор Харуми просит разрешения использовать лекарства из неприкосновенного запаса.

— Разрешаю, — фрегат-капитан дождался, пока обрадованная пигалица в перемазанной кровью форме ускачет к доктору с радостной вестью и вполголоса договорил: — все равно это капля в море.

Статус относительно тихой и долго время никому не особо нужной гавани сыграл с обитателями Синдзюван злую шутку. Распространённого в Архипелаге навыка при первых же звуках авиамоторов рассасываться по щелям они не приобрели, да и щелей тут было не сыскать, не говоря уж о более капитальных бомбоубежищах.

Кровавую жатву с экипажей рыболовных посудин и толпы на пирсе лишь отчасти собрали пули и бомбы вражеских самолетов — основную работу сделал град осколков зенитных снарядов.

Возможно, насчет «кровавого моря» Ярослав и преувеличил, но вода у пирса, где доктор устроила свой импровизированный лазарет, упрямо сохраняла розоватый оттенок. А чёрные, с багровыми проблесками, облака дыма от горящего нефтехранилища и кораблей в гавани окончательно превращали окружающий пейзаж в наглядное пособие для рисования Преисподней с натуры.

Реальный ущерб для налета нескольких сотен вражеских ударников, да еще прощёлканных на дальнем рубеже, оказался при этом на удивление мал. Фон Хартманн отлично знал, что способны натворить даже несколько десятков машин при ударе в кучу «сидячих уток», лишённых возможности маневрировать. Один такой погром даже наблюдал сам — к счастью, не с воды, а с берега.

Полыхающее до неба хранилище горючки стало единственным серьезным успехом атаки. Будто кто-то обезумел настолько, что правда только в него и целился.

Эскадра старичья отделалась легким испугом. Одиночные попадания торпед или бомб «Двойные Эм» переносили без особых проблем, а их менее живучую свиту штурмовики в большинстве почему-то игнорировали, упрямо пытаясь дорваться к линкорам.

Единственным «успехом» стал таран армейским двухмоторником купленного на пожертвования сети имперских кофейных домов крейсера «Ара-кава» — хотя было это сознательным действием или во вторую кормовую башню самолет направила рука уже мертвого пилота, сказать могли только боги.

Суматошная пальба «в ту сторону» в этот раз наглядно показала, что количество вполне способно переходить в качество. Первые самолеты конфедератов в атаке «с ходу» на линкорную стоянку, буквально растворились в стене огня и стали.

На глаз Ярослав оценил потери в пару десятков самолетов только сбитых над гаванью. А уж сколько подранков не вернутся из рейда на пределе дальности с выбитыми моторами и дырявыми баками…

— Командир…

— Ну что ещё… — несколько секунд фрегат-капитан вглядывался в жуткую маску из крови с пеплом и сажей, способную напугать и остроухую жрицу. Наконец взгляд зацепился за неуставную челку и косичку с обрывком банта уже попросту серого от грязи цвета. — …матрос Петрова. Удалось нашу героиню снять?

— Не-е… то есть, никак нет. — Петрова шмыгнула носом и провела рукавом по лицу, сделав свой боевой раскрас еще более устрашающим, — я её обвязала в три кольца, верёвку через блок, всё как надо… а она за железяку схватилась что есть мочи, глаза зажмурила и всё тут. Мы её даже сдёрнуть вчетвером пытались… ни в какую. Ещё и верещит, что высоты боится!

— А впятером?

— А сильнее дёргать мы боимся! — призналась матрос Петрова. — Эта штука и так непонятно почему стоит. Одна ржавчина, чихнёшь не так и рассыплется…

Фон Хартманн поднял бинокль и осмотрел старый подъёмный кран. Действительно, на ржавой насквозь решётке стрелы отчетливо виднелась светлая фигурка, которая всеми конечностями отчаянно цеплялась за балку.

— Высоты, значит, боится…

— Ну да…

— А когда лезла туда с ручным пулеметом и полной сумкой магазинов, значит, не боялась. И когда лупила в небо с двух рук, ни за что не держась — тоже.

Вопрос был риторический, но матрос Петрова этого не уловила.

— Так это с испуга, командир. У нас в цирке случай был… огнепых… ну, глотатель огня… спьяну шатёр подпалил. Пока все туда-сюда бегали, старая Вельма… ну она реально старая, ей наверное даже сорок исполнилось уже, прошлого императора ещё застала… так вот, ухватила сундук со своим барахлом и наружу вынесла. А обычно-то его двое силачей-гиревиков с трудом ей таскали.

— С испуга, значит, — задумчиво повторил Ярослав. — Ну ладно. Подожди-ка меня на пирсе.

Он был почти уверен, что нужного предмета на месте не окажется. Так уж «исторически сложилось», что среди командиров сумбарин пользоваться оным считалось чем-то неприличным.

Не какой-то мелочью, типа пройтись по базе в наглухо застегнутом парадном кителе, но без штанов и всего прочего ниже пояса — это всего лишь нарушение формы одежды, для офицера даже не гауптвахта, пара суток домашнего ареста, как раз хватит протрезветь. А вот «эта штука» — уже серьезный залёт, фу-фу-фу, товарищи не простят.

С другой стороны, как раз всякая портовая шваль их вовсю использует и матросы об этом в курсе — что быстро приводит к размену бесполезной на борту штуковины на самые разные вкусности и полезности.

Но «Имперец» лишь относительно недавно покинул родную верфь, будучи относительно штатно укомплектован, а его экипаж о традициях глубинников знал примерно ничего, зато испытывал глубокое почтение к инвентарным спискам корабельного имущества боевых постов. Как следствие — искомый предмет фон Хартманн все же нашел, пусть и на самой нижней полке шкафчика, под кучей ветоши для протирки.

— Командир, я…

— Потом!

Идти оказалось неожиданно тяжело. Нет, за рукава и прочие детали одежды фрегат-капитана никто не хватал. Они просто смотрели — раненые, лежачие и сидячие, и те, кому посчастливилось остаться целым и кого доктор сумела «пристегнуть» к делу.

Ярослав ждал всякого, в конце концов, это из-за его подводной лодки вражеские самолеты вообще удостоили вниманием забитый рыбацкими лоханками уголок порта. Но, странное дело, все, включая даже остроухих аборигенов, смотрели на идущего по пирсу офицера Имперского флота… с надеждой?

Глупость полная, налёт ведь уже закончился и никого их субмарина не спасла и не защитила. Обе зенитные спарки своей пальбой и напугать конфедератов толком не смогли, те четко держали боевой курс и, если бы не Сайко с её пулеметом и не истребители, на втором заходе их бы точно добили.

Ничего тут не сделаешь и мёртвых тоже не воскресишь, надо просто убраться побыстрее из этой дыры — на тот случай, если это был не одиночный рейд, а начало кампании по перемалыванию.

— Крепко её привязали?

— Я же говорила… в смысле, докладывала, — матрос Петрова взмахнула рукавами шинели, на миг став похожей на сказочную птицу, — в три кольца. Узел двойной беседочный, это уже в училище показали, у нас был попроще…

— Тогда готовьтесь! — Ярослав отошёл на пару шагов, щёлкнул рычажком и «командирским» голосом рявкнул в мегафон: — Старшина Сайко… смир-рна!

Дюжиной саженей выше над его головой вбитые палками унтеров из училища рефлексы пошли с базовыми инстинктами выживания на смертельную битву, где и одержали быструю и безоговорочную победу. Сайко выпустила балку и даже попыталась вытянуться… после чего с отчаянным «ай!» повисла на тросе.

— Первый случай на моей памяти, — опустив мегафон, пробормотал фон Хартманн, — когда от строевой подготовки хоть какая-то польза.

— Командир… шифровка… из штаба флота! Сверхсрочно!

— И вовсе незачем орать об этом на весь порт, — поморщился Ярослав и забрал листок с радиограммой. Как он и ожидал, короткий приказ с казённого на человеческий переводился как «валите из этой дыры нафиг!»

Почему-то невпопад подумалось, что Харуми будет в ярости от приказа бросить своих пациентов «как есть» — просто лёжа на пирсе, сразу после оказания помощи… без особых шансов, что дальше ими займётся ещё хоть кто-то. Полудохлая медслужба порта наверняка под завязку перегружена ранеными с эскадры, с одного «Ара-кавы» точно уже куча погорельцев набралась.

— Передай лейтенанту Тер-Симонян, начать подготовку к выходу. И… так, это вы куда собрались?!

Последний окрик адресовался Кантате и еще двум девчонкам, которые с очень деловитым видом запрыгнули в лодку возле пирса — когда-то на привязи, сейчас та просто болталась на волнах.

— Доктор велела проверить упавший самолет, — Кантата указала на торчащий из отмели конфедератский палубник. — Вдруг там кто-то жив, просто ранен и выбраться не может.

— А… оружие вы почему не взяли?

— Оружие?! — Совершенно искреннее удивилась акустик. — Но зачем? Мы же помочь хотим…

Фрегат-капитан судорожно втянул воздух и проглотил уже почти готовую вырваться фразу, где «мокрощёлки безмозглые» оказались бы самыми цензурными словами.

Вместо этого Ярослав поднял с песка ручной пулемет — удивительно, как никто ещё такому полезному в хозяйстве предмету не приделал ноги! — и отщёлкнул магазин. Совсем новый магазин, без щели для учёта патронов, через которую в реальных боях и походах вдали от уютного тира оружейного завода то и дело набивалась внутрь всякая дрянь. Судя по весу, десяток патронов там оставался, на короткую очередь точно хватит.

До сих пор конфедератские самолёты для экипажа «Имперца» были чем-то вроде мифических драконов — огнедышащие небесные твари, за которыми оставались пламя, руины и смерть. Сейчас роли поменялись — самолёт зарылся носом в илистую отмель и выглядел скорее жалко, чем страшно. Остекление кабины жесткой посадки не пережило… как и экипаж.

— К-кажется, они мёртвые…

— Угу.

Радужная плёнка на воде и отчетливый запах авиабензина явственно намекали, что задерживаться тут не стоит. Но всё же, раз доплыли, уйти совсем без трофея Хан Глубины не мог. Он снял штык с пулемёта, со второй попытки сумел выбраться со всем этим железом на крыло и заглянул в кабину стрелка. Внутри скорчилась на удивление маленькая фигурка, чем-то похожая на собственных подопечных Ярослава.

— Стиллмановский призыв, н-на.. — пробормотал он в сторону, чтобы не смотреть лишний раз на кровавую маску, в которую превратилось лицо конфедератского летчика. — Понабрали… детский сад…

Пулемет с полной банкой патронов с креплений снять получилось на удивление легко. А вот с планшетом вышла промашка — вместо него с обрывком ремня фон Хартманн выудил кобуру. Второй раз лезть в кабину к мертвецам он уже не стал — запах бензина усиливался.

— Ну что там, командир?

— Два трупа.

Ярослав расстегнул трофейную кобуру и не без труда выудил из кожаных глубин совершенно нештатного вида маленький пистолетик. Никелированная сталь, перламутровые накладки… типичная игрушка, куда более уместная в дамской сумочке. Даже пузырёк со смазкой в кармашке на кобуре по форме и отделке больше напоминал духи, чем привычную маслёнку.

— Они погибли от удара, мгновенно, — зачем-то добавил он вслух. — Даже испугаться не успели.

Глава 5. Экипаж. Аварийная посадка.

«При всех недостатках этих самолётов, их отличала чудовищная живучесть. Известен случай, когда израсходовав снаряды в бою, опытный имперский пилот уверенно сел на хвост «Казачка» и расстрелял в него до железки боекомплект крыльевых пулемётов, которыми в нормальных условиях имперские асы пользовались только для сверки расстояния до цели. По его словам, подтверждённым кадрами плёнки кино-фото-пулемёта, на момент прекращения огня фюзеляж и хвост «Казачка» разлохматило в кружево, но самолёт продолжал нормальный полёт и явно сохранил достаточную управляемость».

Многосерийный документальный фильм «Архипелаг в огне», эпизод «Несгибаемый лом Конфедерации».

— Самолёты впереди по правому борту! — долгожданное визуальное подтверждение данных радарного контроля догнало Такэду на мостике.

— Готовность к приёму самолётов! — раскатился над палубой жестяной голос из системы оповещения. Цветные палубные команды пришли в торопливое движение. Громада ВАС-61 «Кайзер бэй» начала куда более плавно и неторопливо выравниваться по ветру.

Над палубой, трос за тросом, поднимали сложную паутину тормозных барьеров. По бортам торопливо крепили цепи лееров для страховки палубной команды. Вдоль палубы разноцветной каймой собрались готовые ко всему люди. В этот раз им действительно предстояло изрядно потрудиться.

Вернулись к авианосцу куда больше машин, чем уходило. Ни одного другого аэродрома настолько близко к цели попросту не было. Вспомогательному авианесущему судну предстояло спасти всех тех, кто попросту не дотянул бы ни к одной другой базе Конфедерации.

— Двухмоторники сразу отправляйте на воду, пусть с армейцами Ямамото и экипаж его «Ветерка» мучаются, — распорядился Такэда. — И да, отдельно уточняю, передавать этот приказ дословно излишне. Сформулируйте там... как нибудь повежливее. Ввиду нежелания рисковать жизнями наших бравых армейских союзников посадкой на малопригодное для этого флотское судно и всё такое... И пусть их как хочет, так у себя и трамбует, хоть в гальюн в три ряда складывает.

На мостике понимающе захихикали. Никаких симпатий к экипажам штурмовиков команда не испытывала. Пушечные двухмоторники совершенно точно могли расковырять с пролёта несколько главных целей вылета. Опытный заряжающий унитар трёхдюймовки закидывал в казённик из «быстрой» укладки секунд за шесть, так что хотя бы один залп из пяти уже бы дал желанное накрытие. При некотором везении штурмовики так и на второй заход над сушей могли сходить, но вместо этого занялись охотой на почти неуязвимые к их трёхдюймовым пукалкам имперские линкоры. Ни любви, ни уважения к армии это решение флотским экипажам не добавило.

Радист каким-то исполинским усилием воли задавил несерьёзный смешок и деловито забубнил в микрофон.

Строй выглядел совсем не так идеально, как ещё совсем недавно. Самолётов и так пришло куда больше, чем обычно, а часть из них держалась в стороне и огибала ВАС-61 «Кайзер бэй» по очень широкой и плавной дуге.

— Ноль тринадцатый чёрный требует внеочередную посадку, — подтвердил радист, — жалуется на потерю управляемости.

— Сажайте, — подтвердил Такэда. — Что ж за экипаж такой невезучий, а?

На чём держался в небе самолёт Рыси, кроме упрямства экипажа, ни она сама, ни Яська Пщола ответа уже не имели. Сил истребительного прикрытия в свалке над бухтой Синдзюван не хватило. Боекомплект улетел до конца за несколько жестоких свалок, из которых чаще всего стороны выходили без одного-двух участников.

Имперцы отлично сознавали, что идут в бой на самолётах не очень быстрых и, мягко говоря, не очень новых. Терминальный просчёт конструкторов случился ещё на чертёжной доске. Только вот добирать подранков они годились как нельзя лучше — относительно высокая тяга и шестистволка в турели могли при идеальном боевом заходе на цель отпилить кусок фюзеляжа или выбить гондолу мотора даже тяжёлому конфедератскому штурмовику.

Самый эффективный манёвр — уйти вниз с набором скорости, для едва удерживающихся в небе полуразбитых самолётов оказался попросту недоступен. Как минимум один экипаж погиб на глазах Рыси, когда сделал всё совершенно по букве учебной брошюры — и набегающий поток обломил две трети левой плоскости точно по кривой перфорации осколочного попадания.

Марыся Пшешешенко ещё ни разу не чувствовала себя настолько беспомощной и бесполезной как в быстротечном воздушном бою в отступлении с гавани Синдзюван.

Всех её талантов и навыков хватало только на то, чтобы снова и снова срывать имперцам атаку и заставлять отвалить в сторону от почти беспомощной и чаще всего почти беззащитной цели. Отвалить лишь затем, чтобы через считанные минуты вернуться для нового боевого захода. Иногда цель получалось уберечь, иногда нет. Каждая неудача оставляла за собой пустоту в груди и тягостное чувство бессилия — хотя ни одного из этих пилотов она даже ни разу не видела, не то, чтобы помнить в лицо.

Рысь даже сумела пару раз задеть фюзеляж своих противников — но прочные монопланы имперских «Тротцигов» переносили эти попадания без любых видимых последствий. Да, они с трудом заходили на цель — но зато и к себе до исчерпания боекомплекта могли не пускать одиночного противника с почти абсолютной гарантией.

И наконец пришёл тот момент, когда частая пульсация разноцветных трассеров последней короткой очереди безжалостно подтвердила, что боекомплекту ноль тринадцатого чёрного пришёл конец.

— Держи курс! — отчаянно крикнула Яська. — Держи, курва, я ему втащу!

Рысь подчинилась. За её спиной загрохотал и забился в креплениях пулемёт. Мгновением позже имперец довернул — и ответил на один пулемёт бортстрелка из всех своих шести в турели.

— Ай! — совершенно по-детски пискнула Яська, и Рысь не раздумывая дёрнула самолёт вниз, к воде.

Выровняться им удалось, чуть ли не цепляя пену кончиком винта. Самолёт откликался на движения Рыси очень плавно и очень нехотя. Грохот и столб пены и огня позади стали для экипажа очень слабым утешением.

— Попробуй только мне тут сдохнуть, кошка сцаная, — продавила сквозь зубы Газель Стиллман. — Я тебя отдеру так, как никакой Такэда не драл!

Её розовый «казачок» с парой свежих подпалин на рассаженном очередью имперца фюзеляже пронёсся мимо, качнул в полёте крылом и ушёл с набором высоты. За время короткой свалки имперские перехватчики окончательно признали, что с них хватит, и всё больше удалялись назад и ввысь.

Рысь попробовала набрать высоту, и, к её искреннему удивлению, это даже получилось. Медленно и мучительно, но всё же получилось. Искалеченный самолёт летел, и даже не терял горючку. Топливные баки от утечки спас каучуковый самозатягивающийся подбой, а от пожара — наддув углекислым газом.

Оставалась полная ерунда. Несколько часов полёта над морем и попытка сесть наперекор усталости и неполадкам. Оставалось только порадоваться, что самолёт Рыси в принципе не имел проблем с курсом домой. Навигационный блок доблестно перенёс все неприятности и стабильно подтверждал отрывистыми попискиваниями кодовой азбуки, что самолёт движется в правильном направлении.

Что это значило для экипажа, Рысь поняла только лишь когда знакомый силуэт ВАС-61 «Кайзер бэй» стал различим на океанской глади.

— Курва! — выпалила она. — Яська, мы не имеем права разбить эту штуку! Она дороже и самолёта, и нас с тобой!

— Я знаю, — устало подтвердила бортстрелок. — Я уже все винты ослабила. Сейчас выкручу хвосты, и сажай нас. Только быстрее, пожалуйста.

— Сильно болит? — в очередной раз спросила Рысь.

— Сначала прям дёргало, а сейчас уже почти не болит, — подтвердила в очередной раз, но уже с явно различимой паузой Яська Пщола и неуверенно добавила. — Это же хорошо, да?

Палуба впереди росла в размерах куда быстрее, чем обычно. Рысь едва успевала подчиняться размашистым жестам посадочного сигнальщика. Каждый раз «Казачок» чудом протискивался в игольное ушко яростных отмашек, но болезненное понимание, что попытка у экипажа ровно одна, накатывало всё более неотвратимо с каждым мгновением.

— Хорошо, — Марыся стиснула руки на штурвале. — Хорошо, курва. Ох, как же нам сейчас будет хо-ро-шо-о-о...

Грохнуло.

Оба колеса при ударе о палубу вывернуло из стоек и раскидало в стороны. Кто-то из «зелёной» команды посадочных устройств операторов едва успел отдёрнуть голову.

Самолёт пошёл боком, всё сильнее забирая в сторону надстройки. Пожарник в белом асбестовом скафандре подскочил как ужаленный и настолько же боком, по крабьи, нырнул в люк. Тяжеленные баллоны и гофрированный шланг пеногенератора, которые штатно перетаскивали вдвоём за удобные ручки, он прихватил за собой так, будто те и не весили битую сотню фунтов. Что добило Рысь окончательно — беглец даже успел тот люк задраить.

Как нельзя вовремя. Израненный ноль тринадцатый чёрный на полном ходу обломал крыло об угол надстройки рядом с люком, конвульсивно дёрнулся в сторону удара, и давно разбитый пулями фюзеляж наконец-то сдался. Всё, что находилось за спиной Рыси улетело в одну сторону, огрызок кабины с мотором и пилотским креслом без крыла и шасси — в другую. Винт с противным скрежетом загнулся и встал.

Рысь машинально обернулась, и увидела, как в разлохмаченном проёме задней части кабины верной дюжиной ярдов поодаль неловко пытается встать со всё-таки демонтированной коробкой шифратора навигационной системы Яська Пщола, нога её ниже бедра вся бурая от крови, а за спиной у бортстрелка уже поднимается яркое бензиновое пламя и обманчиво нежно обнимает девушку за плечи.

— Курва! -заорала Рысь, торопливо расстёгивая пряжки ремней, — Курва! Аааа!

В следующий миг её рот напрочь забил плотный жгут пожарной пены. Чудом не задавленный при аварии пожарник всё же приступил к выполнению своих прямых обязанностей — и щедро окатил пеной не только разбитый двигатель, из которого на палубу хлынули несколько галлонов отборной авиационной горючки, но и пилота.

В себя Рысь пришла уже на палубе. Как её в четыре руки выдернули из разбитой кабины, она даже не поняла. Она просто шла по скользкой и мерзко пахнущей гарью поверхности к подруге, а та с каждым шагом словно и не приближалась даже — пока внезапно не оказалась прямо у неё перед глазами, уже зафиксированная в брезентовых носилках. Её нога ниже колена выглядела сплошным месивом из плоти, костей и лохмотьев формы. В руках Яська мёртвой хваткой сжимала коробку шифратора.

— Марыся, — криво улыбнулась она. — Кто молодец, курва?

— Ты молодец, — Рысь подхватила измазанную в крови и гари коробку и не глядя сунула кому-то в руки. — Ты молодец, курва.

Яська криво улыбнулась и безвольно уронила руки. Её глаза закатились.

— Ку-урва-а! — заорала Рысь в небо. — Кур-рва ма-ать!

Кто именно поднял её с палубы, обнял за плечи и повёл в отсек, Марыся Пшешешенко не вспомнила бы и под страхом расстрела.