Глубокая охота: Империя наносит ответный удар.
Часть 3.
Глава 1. Подводник на киносеансе.
Войны всегда священны для тех, кому приходится их вести. Если бы те, кто разжигает войны, не объявляли их священными, какой дурак пошёл бы воевать?
Мухаммад ибн ‘Абдуллах ибн ‘Абд аль-Мутталиб ибн Хашим ибн ‘Абд Манаф, пророк.
Кинозал устроили на улице. Помещения в три четверти экипажа субмарины в бунгало не нашлось. Ломать перегородки фон Хартманн не решился. Хлипкие бамбуковые стеночки не очень походили на несущие конструкции, но мало ли? Местная архитектура в части наземных построек целиком и полностью базировалась на тезисе: «напрягаться нинада, все равно ураган сдует». В итоге, сдуть постройки остроухих мог даже не ураган, а просто хороший чих.
Разумеется, оставался еще вопрос вопиющего нарушения правил светомаскировки. Но массированных ночных налетов на одну из главных баз имперского флота не случалось уже с полгода. Да и одиночные гости в последнее время стали редкостью. Ночной истребитель «Тунган», сундук тот ещё, собрали на скорую руку вокруг двух моторов, поискового радара и строенной пушечной батареи с пренебрежением к законам аэродинамики близким к полному. Но в зоне патрулирования «тунганов» конфедератские ночные бомберы летали плохо и недолго.
— Не толкайся!
— Сама не толкайся!
— Ты первая начала!
— Да-а?! Вас тут вообще не сидело…
— Ти-ха!
Таня Сакамото скомандовала вроде бы негромко, но гомон в импровизированном кинозале тут же стих. Добрым словом под усилением фамильными чарами подчинения и страха добиваться желаемого результата у Татьяны получалось куда лучше, чем просто добрым словом. Фон Хартманн подозревал, что в процессе выбивания из политкомиссариата флота кинопередвижки с запасом «трофейных» кинолент без магии не обошлось.
На самого командира Танечка-сан вроде бы не воздействовала, хотя какого морского коня он согласился присутствовать на этом сеансе, Ярослав объяснить сам себе так и не смог. «I have forgot too much, Cynara!» он смотрел уже раз пять, из них четыре с половиной — от скуки и отсутствия более достойного времяпровождения. Роман-первоисточник он дочитал еле до середины, полностью согласившись с оценкой Ю-ю: «очень слащавое сочинение».
Но для его нынешнего экипажа должно зайти на отлично. Пусть девчушки полюбуются на чужую красивую жизнь и выдуманную историю большой и местами даже счастливой любви. Тем более, что в Империи на подобные фильмы действует негласный запрет, ибо роскошь и прочий угар кутежа объявлены пережитками прошлого правления. Сейчас принято демонстрировать показную скромность и верность Янтарному трону, а личная жизнь героев протекает где-то на втором плане, в виде приносимых на рабочее место донбури с куриным фаршем.
Комиссар выждала еще полминуты, убедилась, что команда подействовала и кивнула Сильвии Ван Аллен. Главмех «Имперца» временно сменила должность на куда более сложную и ответственную роль киномеханика. Что-то громко щелкнуло, свет на экране на миг погас, но тут же возник снова — увы, не красочной заставкой киностудии Шейнкера, а куда более привычной черно-белой эмблемой министерства пропаганды. Ну да, конечно — довесочек. Желаете культурно разлагаться просмотром вражеских мелодрам, извольте предварительно хлебнуть по самые жабры имперского пафоса.
Глубинники в этот момент обычно начинали громко ругаться, свистеть, а также швырять в экран бутылки, кокосы и прочий мусор. Но сейчас в импровизированном кинозале звучала лишь «торжественно-патриотическая» музыка. Оглянувшись, Ярослав увидел серьёзно-сосредоточенные мордашки подчинённых. Разве что подпевать никто пока не пытался. Очень… одинаковые и даже отблески в глазах вспыхивают синхронно… понятно, что это просто картинка на экране, но что-то в этом было жуткое, хуже, чем сидеть на предельной, вслушиваясь в треск переборок. Словно эти девочки вдруг стали кем-то… чем-то другим.
Додумывать эту мысль Ярослав не стал, вновь развернувшись к экрану. Кажется, он уже видел этот ролик. Самое начало войны, часть хроники вообще черно-белая. Хотя, может, это и специально взяли, для контраста.
Вот мирная жизнь, яркие сочные краски, вот «на страже передовых рубежей Империи», где коварный спрут демократии тянет мерс-ские щупальца из-за горизонта. Провокация на узле связи Ледяного Клыка, инцидент у Воробьиных островов — кадры вползающего в гавань избитого крейсера — и следом, на контрасте, флот, флот, флот. Первая и Вторая эскадры мегалинкоров, краса и гордость Империи, режут океан в кильватерном строю, экипажи в парадке вдоль бортов.
Дальше, как Ярослав помнил, шли кадры с последствиями ударов коварного врага. Полузатопленные летающие лодки, сгоревший ангар, ряд аккуратно накрытых тел. В конце ряда «куколки» были заметно короче, что породило миф о расстрелянном катере школьной экскурсии, хотя на самом деле там как всегда сложили наиболее целые «обрубки».
Брезент с фрагментами тех, кто угодил ещё ближе к месту разрыва снаряда или бомбы, и опознанию толком не подлежал, операторы, разумеется, снимать и вовсе не стали. Но в этой версии ролика конфедератские успехи вырезали полностью. Их заменил показ мощи имперского оружия: вот старый, но нежно любимый хроникерами за несообразное количество башен линкор «Император Лев Котохито Девятый» стреляет полными залпами «куда-то в ту сторону», вот берег какого-то атолла накрывает огненной стеной (положили серию зажигательных с тяжелого бомбера), туземные «силы самообороны» куда-то маршируют -— этих снимали как всегда издалека, пусть даже и заставили хотя бы юбки натянуть.
А вот уже из самолетов сыплются «одуванчики», ой, то есть воздушно-десантные части морской пехоты Имперского флота — (вторая или третья волна, потери в первой свыше 70%).
Панорама с самолета на горящий нефтезавод — вообще-то большой про… счёт командования, штурмовую группу сбросили на кофейную плантацию в стороне.
Пока те собрались и дошли куда надо, завод уже зажгли с трех концов, пожар тушили две недели, а в строй ввели вообще почти через год. Но полыхает красиво, этого не отнять.
В финале парад в честь посещения Архипелага дяди нынешнего Императора, тот самый, из-за которого задержалась отправка 55-й пехотной на остров Кокойты — вместо быстрого и легкого захвата год мясорубки в горных джунглях, на каждого раненого и погибшего восемь заболевших, личный состав обновился дважды.
Но девчонки всего этого не знают. И хорошо, незачем такое знать. Хватит и того, что их капитана тошнит от этой пафосной мути. Буквально тошнит, и очень хочется пойти в темноту, обнять пальму и удобрить её корни полупереваренным ужином.
На экране уже давно шёл фильм. Юные наследницы боярских родов блистали на балу нарядами. Эли «Валах» Абрамович в роскошном доломане есаула морской кавалерии залихватски подкручивал ус, звенели хрустальные фужеры с шампанским и сабли господ офицеров, не поделивших кружевной платочек героини.
«Красиво гуляет аристократия, — решил фон Хартманн, — у нас бы флотские тупо перепились и пошли бить морды армейским. И сцена в курительной тоже хороша, фотографией с кальяном на диване до сих любят иллюстрировать статейки о моральном разложении боярской верхушки так называемой Конфедерации».
Назойливое, на грани слышимости, жужжание уже некоторое время пробивалось через озвучку киноленты. Но до этой минуты Ярослав игнорировал его. Уж что-то, а звук мотора «тип 9-11» он за последний год благодаря «соседям» из летной школы отличил бы от чего угодно.
Разработанный полтора десятка лет назад как младший в линейке «снежинок», этот мотор и при рождении не потрясал выдающимися характеристиками. Зато технологичный в изготовлении, он не отличался высокими требованиями к качеству масла и бензина, переносил полевой ремонт «чем попало» и который уже год мирился с варварским обращением неопытных курсантов.
После нескольких модернизаций испытанный ветеран продолжал таскать в небо уже которое поколение учебных машин. Вот и сейчас пыхтит в небе какой-то бедолага, наверняка потерял ориента…
— Воздух! Срочное пог… — тут мозг, наконец, включился, — всем залечь! Вырубай свет!
Разумеется, большая часть девчонок замешкалась — пока еще выдерешься из розовых экранных грёз в реальность войны, да и падать среди тесно сдвинутых стульев и скамеек особо некуда. Проектор Сильвия вырубила почти сразу после вопля капитана, но вряд ли это что-то меняло. Если уж там, наверху, бомбардир успел зафиксировать в своей гляделке точку прицеливания, то хоть обвыключайся.
И, словно в подтверждение этих мыслей, с небес донесся очередной знакомый звук — свист… и почти сразу глухой сдвоенный удар, заставивший песчаный грунт ощутимо содрогнуться. Бомбы упали совсем рядом, в нескольких метрах от бунгало. Судя по звуку, пятисотфунтовки, не меньше. Если фугаска, тут и в совочек нечего собирать будет, а вот зажигательная или химическая гадость — ну, итог-то всё тот же, только куда более мучительный.
Так-так, так-так… а взрыва всё нет. Похоже, бросили что-то бронебойное с замедлителем, в расчете пробить палубы и рвануть в глубине корабля, в нежных и чувствительных потрохах — машинном, а еще лучше, артпогребе.
Может еще и поживём, если ушло в землю достаточно глубоко, получится камуфлет, есть шанс пожить подольше. Так-так, так-так, до чего же громко стучит в висках подстегнутая адреналином кровь…
Фон Хартманн встал и принялся стряхивать песок. Взрыва не было. Фрегат-капитан знал, что бомбы замедленного действия могут лежать часами и сутками, прежде чем рванут, но здесь явно было что-то иное. Взрыватель не сумел взвестись в мягком грунте или…
— Что это?
Сначала Ярослав решил, что на фонарике главмеха надет светофильтр. Но тут луч скользнул в сторону, осветив дерево и стало ясно — фильтра нет, да и батарея не подсевшая. Просто из хвостовика на три четверти зарывшейся в песок бомбы лениво струился зеленоватый газ.
— Это… — фон Хартманн пнул бомбу ногой. Та глухо звякнула, но заваливаться набок не пожелала. — Практическая бомба. А точнее, чья-то, морского ежа им в зад, профнепригодность. Татьяна! Комиссар Сакамото!
— Да, командир?
— Позвоните на центральную, запросите связь, — Ярослав на миг задумался, — с оперативным дежурным штаба 4-го Глубинного. Пусть порадует летунов: проводившим учебное бомбометание в, — фрегат-капитан покосился на часы, — двадцать один двенадцать, оценка следующая: бомбардир — «хорошо», штурман — «полный неуд».
Отрядная голова. Работа на палубе
«Участие экипажей в проверке и калибровке вооружения самолётов жизненно важно для поддержания уверенности в себе и машине, и потому строго рекомендовано в любой ситуации, когда таковое участие представляется возможным».
Николас Колядко цу Питерсберг, даймё Биба-но-мачи, «Основы работы с личным составом лётной полусотни в боевых условиях».
— Выше! Ещё выше! — под хвостом розового самолёта поскрипывал домкрат тележки для перевозки и подвеса бомб. Штуковины настолько дорогой и редкой, что на весь «Кайзер Бэй» их было ровно две. — Стоп! Есть вертикаль! Крепите!
Палубная команда пришла в движение. Самолёт прочно зафиксировали найтовы. С задранным домкратом хвостом он стоял параллельно исчирканной следами колёс палубе. Стволы пулемётов смотрели в сторону кормы. Там, в паре с лишним сотен футов от вызывающе яркого розового самолёта, над рабочим местом посадочного сигнальщика высился брезентовый экран с контрастной разметкой мишенями и прицельной сеткой.
— Кушать подано, Стиллман-химэ, — пошутил Такэда.
— Домо, — бездумно-автоматически откликнулась Газель. Интонацию она поймала, но смысл упустила совершенно. В куцем строю подруг хихикнула близняшка Тояма.
— Дульник на четыре, — поспешно сказала Газель, чтобы замаскировать неловкость. — В правый.
По стволу пулемёта скользнул металл. Перископ дульного прицела завис над палубой на высоте примерно человеческого роста. В крыле его держали штырь в стволе и пробка в кожухе пулемёта. Смотрела вся эта конструкция всё туда же, в сторону кормы ВАС-61 «Кайзер бэй».
Такэда стоически вздохнул. Приведением оружия к нормальному бою в ходе подготовки в мирном тылу, как оказалось, его золотые девочки пренебрегали столь же исправно, как и любой другой «скучной» пилотской работой.
Выяснилось это самым что ни есть случайным образом, когда в ответ на требование привести и откалибровать оружие бортов, пока судно идёт в порт, Газель растерянно замялась и попросила «какую-нибудь методичку».
До возвращения на базу оставалось ещё несколько суток, и Такэда решил, что можно для разнообразия сделать всё по-человечески, в срок и нормально. Теперь его стараниями Газель уверенно изображала, что знала торопливые инструкции командира всегда, чуть ли не с рождения. Короткая шеренга её подруг лишний раз получила возможность повосторгаться многосторонней подготовкой своей командира и вдохновителя. Ну и заодно научиться тому, что, вообще-то, каждая из них давно уже была обязана прекрасно знать на собственном опыте.
Двести пятьдесят футов до кормы, разумеется, сильно уступали штатной тысяче сведения пулемётов. Так что правый и левый стволы винтовочного калибра приводили к отдельным мишеням. Шестилинейные пулемёты располагались значительно ближе к фюзеляжу. С другой пулей, а значит и другой баллистикой, мишени для сведения они требовали свои. Россыпь цветных кругов и градуированная сетка превращали брезент в прицеле в творение безумного художника-абстракциониста.
— Да, сильно уехал, — Газель посмотрела в перископ дульного прицела. — И вверх и наружу. Минна-сан?
Девчонки по очереди заглянули в прибор.
— Ну что? — капитан переглянулся с оружейниками. — Покажете класс?
Пара специалистов деловито оттёрла девчонок в сторону. Первый остался у прицела, второй, с инструментами, отправился на крыло. Зазвучали отрывистые команды. Одна десятая поправки, одна с четвертью... винты точной наводки пришли в движение. На первый взгляд никаких изменений, но расшатанный перегрузками и отдачей ствол понемногу вставал на своё законное место в крыле. Примерно так же поставили на место и второй пулемёт винтовочного калибра, после чего настала очередь тяжёлых шестилинейных пулемётов.
— С найтовых и колодок машину снять, — приказала Газель. — Переместиться на вторую дистанцию пристрелки!
Самолёт отцепили и на руках покатили хвостом вперёд дальше к носу. Тяжёлую пару шестилинейных пулемётов у фюзеляжа на холодную пристреливали уже с трёхсот футов.
Действие повторилось. Газель всё так же посмотрела в дульный прицел и назвала отклонение. Её подруги повторили то же самое. За ними правильный ответ назвал вслух оружейник — и принялся за работу. Тяжёлые пулемёты времени потребовали чуть больше.
— Холодная пристрелка закончена, — подтвердил оружейник. — Машина готова к подаче на горячую.
— Машину с найтовых, колодок и домкрата снять, для горячей пристрелки на бакборт выкатить, — согласилась Газель. — Следующий борт готовить к постановке на позицию. Чётные номера остаются работать со второй машиной. Анна Тояма за главную. Нечётные за мной, на горячую.
Розовый самолёт уже катили дальше к носу. В этот раз его поставили носом к бакборту. Залязгали полированными боками патроны. Для горячей пристрелки в крылья укладывали по одной короткой секции вместо полной ленты.
— О-химе-сан? — оружейник протянул с крыла руку Газели.
— Да просто Газель, — смутилась та и забралась на крыло. — Поехали!
Грохнула короткая очередь. Тусклые дуги трассеров винтовочного калибра вытянулись над морем, сошлись и рассыпались двумя плетьми.
— Левый наружу косит? — неуверенно спросила Газель.
— Левый внешний, подтянуть один клик до корпуса, — подтвердил оружейник. Его помощник снова залязгал инструментами на винтах пулемёта.
— Контроль, — оружейник выбрался на крыло. Газель заняла своё штатное место в кабине самолёта и приникла к прицелу. Ещё одна короткая очередь унеслась в сторону океана. В этот раз огненные плети сошлись ровнёхонько.
— Зарядить внутреннюю пару, — затребовала Газель. — Повторяем.
Оружейники послушно уложили по секции ленты шестилинейных патронов.
— Готово! — отрывисто подтвердили с крыльев.
— Поехали! — Газель убедилась, что оружейники ушли на крыло и дала короткую очередь. — Есть схождение!
— Наблюдаем, — подтвердили с крыльев.
— Даю залп, — предупредила Газель. — Поехали!
В этот раз огненные дуги вполне заметно расходились в пути. Две более пологие, две покруче. Но обе исправно сошлись на тысяче футов в область меньше фюзеляжа самолёта диаметром. Окажись там имперский «фанерный ублюдок» — там бы ему и конец пришёл. Да и «кайсару», при всём его дополнительном бронировании, тоже наверняка бы поплохело.
— Есть полное схождение, — подтвердила Газель. — Спасибо! Работу принимаю! Машину к постановке на ангарную палубу приготовить. С нас чай!
От кормы уже катили следующий самолёт. Конвейер палубной сотни после скидки на первый испытательный заход и короткой учёбы отрядной головы неумолимо выходил на свои штатные обороты. В корме уже стояли в ряд три самолёта — два просто так, один в рабочем положении, в горизонт, хвостом на тележке для бомб.
Людей на палубе становилось всё больше и больше. Между ними деловито лавировала крохотная четырёхколёсная самолётовозка. В пустоте за ней торопливо двигалась журналистка Кривицкая с двумя фотоаппаратами сразу — маленьким, с ладонь, для съёмки людей навскидку, и здоровенным зеркальным чудовищем с буквально пушечного калибра объективом.
— Значит так, — сказал Такэда. — Сейчас, пока девчонки пусть работают, а потом отдельно прогонишь мне Пшешешенко. И будешь у неё стоять над душой, пока ей коробки электроспуска в крыле покажут. О результатах доложишь. Нытьё, буде таковое случится, запомнишь и процитируешь.
— Командир, ты ей что, отряд даёшь? — удивилась Газель. — Вы же, ну... в сложных отношениях.
— В рабочих мы с вашей кошкой болотной отношениях, о-химэ-доно, — съязвил Такэда. — Педагогический момент отработан. Звеньевой головой она у тебя пойдёт, в четвёрку воздушного прикрытия, Сама ответишь, почему так, или мне ещё одну лекцию закатить?
— Ну, она с Торпедой имперца завалила, — голосом бывшей отличницы, которой попался единственный плохо выученный билет, начала Газель. — И корректировка в том бою тоже ещё...
— Фэйл вам, патент-лейтенант, — фыркнул Такэда. — Жирный такой, красными чернилами. Прямо в табель. Она даже без всего этого вот на звено встать должна. Пока сохраняет боевой настрой. Если мы её передержим, закиснет и перегорит. И будет у нас вместо боевого пилота, ну да, хулиганки, ну да с плохой дисциплиной, но таки честной ночной туманницы A-ранга —бессмысленное недоразумение. Как моя полусотенная должна по идее сама такое понимать. Тем более, что это твои подруги.
— Да раньше как-то Рысь без этого вот обходилась, — Газель растерялась. — Командир, ты это серьёзно?
— А имперцы в тебя и остальных пилоток что, понарошку стреляют? — Такэда вздохнул. — Её нельзя держать в резерве, когда в подруг то и дело палят с целью убить. Сломается на первой же потере.
— А если в бою... — фраза Газели зависла без окончания.
— А в бою она будет там, — объяснил Такэда. — Без сомнений, могла ли она что-то изменить, будь на месте, или подруга сгорела над морем только потому, что злой я приземлил такую замечательную Рысь под ангарной палубой. И кидаться на меня и вас от беспомощности после вылета на активных ролях она тоже вряд ли станет.
— Вот как, — пробормотала Газель.
— К вашим золотым рефлексам, к сожалению, прилагаются такие же золотые рефлексии, — закончил пояснение Такэда. — И я тот человек, которому с этим всем нужно выполнять боевую задачу, беречь технику, людей — то есть вас — и судно. Четыре взаимоисключающие задачи, если я сейчас что-то недостаточно ясно излагаю.
— Хай, вакаримашта! — откликнулась Газель своим лучшим уставным голосом.
— Выдыхай, голова, — фыркнул Такэда. — Не в армии. И раз уж речь про армию зашла...
— Ну? — слегка настороженно откликнулась Газель.
— За что вы так бедную Тоню окрестили? — командир понизил голос. — Я не то, чтобы в уставном порядке интересуюсь, но всё же?
— Ну, Тоня же, — удивилась Газель. — Все так дразнят. Тоня-Торпеда.
— Забавно, — улыбнулся Такэда. — У нас по-всякому выдумывали прозвища, но как-то без вот такого вот.
— Так кто у вас про торпеды ещё из каждого утюга слышал? — удивилась Газель. — Ну, по возрасту. Ничего личного командир.
— Ничего личного, — согласился Такэда. — Но похоже, я был о вас худшего мнения, чем в реальности вы заслуживаете.
— Командир? — удивилась Газель
— Я думал, вы это с женской зависти, — откликнулся Такэда.
— Какой зависти? — опешила Газель. Затем её догнало понимание, и она спазматически изобразила руками что-то и впрямь похожее на боеголовки парочки торпед. — Чот-то, эт-тоо... Командир!
— Ухожу-ухожу! — взмахнул руками Такэда. — Работайте, патент-лейтенант!
Газель потрясённо смотрела вслед командиру. Возможно, ей только казалось, но плечи Айвена вроде бы подрагивали на ходу от старательно задушенного внутри хохота.
— Стоит отдать должное, — мурлыкнула над ухом Газели Кривицкая, — объект для подобного внимания он выбрал идеально.
— Простите? — Газель растерялась настолько, что совершенно искренне откликнулась на провокацию журналистки.
— Это единственная женщина в форме на судне, торпеды которой, попади они в прямое владение командира, останутся совершенно без последствий. А некоторыми сторонниками превосходства флота над армией будут восприняты как пикантная и совершенно точно допустимая шалость в адрес старого врага, к вящему торжеству родов флота же над родами армии.
Газель возмущённо обернулась только для того, чтобы поймать лицом вспышку фотокамеры.
— Спасибо, патент-лейтенант, — улыбнулась Кривицкая. — Немного ретуши, и ваш праведный гнев украсит любую передовицу. С учётом того, чем именно вам предстоит заниматься в ближайшее время, я несомненно отыщу кадру замечательное применение. Совершенно вне зависимости от результата вашей, скажем прямо, авантюры.
— Откуда тебе знать, чем нам предстоит заниматься? — повелась на провокацию Газель.
Кривицкая поманила её к себе.
— Я тут единственная без какой бы то ни было подписки, — заговорщицки прошептала она Газели на ухо. — Её просто взять забыли, а на борту этим заниматься тем более некому. А мой допуск в радио-рубку — за подписью отдельной комиссии сейма по вопросам свободы прессы. Готовься, патент-лейтенант. Будет страшно интересно. Я это обещаю!
Газель потрясённо смотрела на журналистку.
— Give me operations, way out on some lonely atoll, — издевательски процитировала Кривицкая песню лётчиков ударных полусотен и руками изобразила крылья, — For I am too young to die, I just wanna grow old...
— Эй! — крикнула ей в спину Газель, но Кривицкая окрик уже проигнорировала.
Что-то подсказывало Газели, что в этот раз акула пера убийственно серьёзна, а команду ВАС-61 «Кайзер бэй» ждёт отменный жбан крепко выдержанного содержимого флотского гальюна.