Дочь врага Российской империи. Гимназистка

Глава 13 Интерлюдия

В Петербург возвращались поездом.

Дед молчал, но не оттого, что злился на внука. Похоже, обдумывал что-то важное. В дела рода Матвея еще не посвящали. Правда, легкое недовольство все же ощущалось. Легкое, но справедливое. Каникулы в Москве безнадежно испорчены, а дед не любил, когда ломались его планы.

Матвей тоже молчал. Делал вид, что читает книгу, даже страницы перелистывал, однако мыслями находился в другом месте. В приюте, где осталась рыжая девочка с красивыми, но печальными глазами. Сначала Матвея потрясла ее история, а потом…

Дед ворчал, что Матвей слишком чувствительный. Даже эмпата в нем подозревал. Дар эспера, может, и примирил бы деда с тем, что нет в характере Матвея суровости и рациональности, присущих мужчинам рода Шереметевых. Однако при переходе через Испод Матвей ничего не увидел, и деда это заметно расстроило.

Матвей не был любимым внуком. Скорее, самым неустроенным. Мать сбежала за границу с каким-то французом, когда сыну едва исполнилось два года. Матвей ее не помнил. Фотографий и портретов не осталось, все уничтожили по распоряжению деда. Отец же исчезновения жены вроде бы и не заметил, как не заметил до того рождения сына. Младший из дедовых отпрысков был увлечен наукой: жил ею, дышал ею. И воспитанием Матвея занималась кормилица, она же няня, женщина малограмотная, но добрая.

Няня и научила Матвея милосердию и состраданию. Дед называл это глупым бабским воспитанием, однако и он обратил внимание на младшего внука далеко не сразу. У главы рода Шереметевых хватало дел.

Матвей сам виноват в том, что дед его заметил.

Собственно, сложно проигнорировать мальчика, явившегося в Думу в драных штанах, грязной рубашке и галошах на босу ногу.

А что Матвею оставалось делать? Няня вернулась с рынка в слезах. Ей нахамила молочница, обсчитал мясник, а потом у бидона с молоком сломалась ручка, и молоко разлилось в трамвае, испачкав какую-то важную даму. Дама устроила скандал и отобрала у няни деньги, на чистку костюма, угрожая полицией.

— Как так с людьми можно… как так… — причитала няня, утирая широкое лицо передником. — Как же законы… для кого законы…

Законами занимался император. А еще — дедушка. Матвей слышал от взрослых, что дед «с утра до ночи в Думе». Туда и отправился. За справедливостью.

А что? В восемь лет он вполне соображал, как добраться до Таврического дворца. Переодеться вот забыл, торопился. До того он с ребятами с соседней улицы в футбол играл на пустыре. Он давно знал, как улизнуть туда, где всяко веселее, чем в собственном прилизанном дворе. А галоши, и вовсе, нянины. Что первым попалось, то и надел.

Дед тогда чуть со стыда не сгорел. Еще бы! Матвей так и заявил охране на входе, что пришел к дедушке. Ему не поверили, хотели выгнать взашей, но Матвей показал золотого льва на запястье, символ рода Шереметевых, и деда все же позвали. И шуму было…

Тогда Матвею не попало. Дед сказал, что нет вины мальчика в том, что никто не занимается его воспитанием. И забрал внука в свой дом. Няню, правда, не обидел: содержание определил, квартирку подарил. Не в Москве, а там, где она попросила, к родне поближе. А за Матвея взялся всерьез. Репетиторов нанял по всем предметам, по этикету, по верховой езде, по фехтованию. В лицей перевел, где кузены учились. И требовал — послушания, рационального поведения. Правда, и баловал тоже. В Москву вот на каникулы повез, хотел музеи показать, театры.

Матвей же опять поступил нерационально. Попросту говоря, глупо. Они с дедом в парке гуляли, недалеко от дома. Дед знакомого встретил, они разговорились, а Матвею стало скучно, он дальше по аллее пошел, а там девчонка маленькая плакала. Ее котенок убежал, залез на дерево и не мог спуститься. Мама, вроде бы, за помощью побежала. А Матвей на дерево полез. И ведь понимал, что ветки сухие, тонкие. И полез.

В итоге и котенка не спас, и сам на штырь приземлился. Ему потом сказали, что железка в сантиметре от сердца прошла.

Глупо? Определенно. Мог бы девочку успокоить, объяснить, что котенку обязательно помогут. Мог бы деда позвать. Он, может, и не эспер, телекинезом не владеет, однако внуку в просьбе не отказал бы, организовал спасение котенка.

Как не отказал, когда Матвею захотелось навестить Яру в приюте.

К слову, дед не спрашивал, отчего Яра. Матвей и сам толком не понимал. Просто… она была милой. Матвей не отказался бы от такой младшей сестренки. А еще она вела себя независимо. Ничего не просила, ничего не ждала. Ее хотелось защитить. Ей хотелось помочь. Он и сделал все, что мог, прекрасно понимая, что навряд ли они когда-нибудь встретятся.

А на то, что дед смягчится, Матвей не надеялся. Давно уж усвоил, что все свои обещания дед выполняет. Сказал, что выпорет по возвращении, значит, выпорет.

К счастью, откладывать наказание дед не стал. Матвей и так истомился ожиданием.

— Будешь готовиться к поступлению в кадетский корпус, — сказал дед, запирая дверь кабинета.

— Но я не хочу быть военным, — возразил Матвей.

— Я разве спросил, чего ты хочешь? — спокойно поинтересовался дед. — И чего застыл? Не знаешь, что нужно делать?

Матвей знал.

В этот раз боль казалась ничтожной по сравнению с обидой. Но кто он против главы рода? Деду подчиняются все Шереметевы. И Матвей подчинится, у него нет выбора.

Буквально на следующий день в гости заглянул один из Матвеевых дядьев. Не родной, двоюродный. Матвей торчал дома, потому что учеба еще не началась.

— Дедушка ушел, — сказал он, встречая гостя. — Не сказал, когда вернется.

— Знаю. Матвейка. Я к тебе.

— Ко мне? — удивился он.

— Ага. Не стой столбом, предложи мне чашку чаю.

Сказано это было полушутя, но Матвей, спохватившись, обязанности хозяина выполнил исправно. Дядя же, дождавшись, когда слуга покинет гостиную, сказал:

— Вот не знаю, что с тобой делать. По идее, надо наградить. Но надрать уши хочется сильнее.

— За что, дядь Саш⁈ — возмутился Матвей. — Если за дерево, так дед уже… надрал. Больше я ни в чем не виноват.

— А я разрешал тебе раздавать номер телефона друзьям? Я, в принципе, тебе его давал? — прищурился дядя. — И не смотри на меня невинным взглядом! Научился разговоры старших подслушивать…

— С ней все в порядке? — выдохнул Матвей, чувствуя легкое головокружение.

Дядя Саша, он же Александр Иванович Шереметев, определенно не злился. И племянника не отчитывал. Так, журил слегка. И, опять же, справедливо.

— В полном, — ответил дядя. — И я даже благодарен тебе за то, что ты сделал. Вот только больше так не поступай, договорились?

— Дядь Саш, я ей помочь хотел. Я больше никому, честное слово! Хочешь, клятву дам?

— Не хочу, — отказался дядя. — Слова достаточно.

— Расскажи, что произошло, — попросил Матвей. — На нее опять напали? Она позвонила, да? Ты их поймал? Их накажут?

— Нет, Матвейка, не расскажу. — Дядя отрицательно качнул головой. — И ты никому не говори, ладно?

— И… ему? — Матвей имел в виду деда.

— Никому, — повторил дядя. — И о девочке этой забудь. С ней все в порядке, правда.

— Хорошо. — Он повел плечом. — Все равно мы с ней никогда не встретимся.

— А это, Матвейка, как судьба распорядится, — вздохнул дядя.

Спорить с ним Матвей не стал. Говорят, эсперы и будущее видеть способны. Хотя… Какая судьба? Судьбой Матвея распоряжается дед. А он никогда не позволит, чтобы безродная девочка из приюта находилась рядом с его внуком.