Жмурки

Глава 1

Тихо было в доме. Не бормотал телевизор, не гремели чашки на кухне, не текла из крана вода.

Только старинные ходики на стене отмеряли тонюсенькие дольки времени: тик — так, тик — так…

Маше не спалось.

Сначала она долго слушала ходики. Потом начала считать овечек. Как всегда, в стадо затесалась одна паршивая овца, которая никак не хотела прыгать через заборчик. Стояла себе с независимым видом и жевала одуванчик.

В общем, с овечками не срослось.

Шумно вздохнув и перекатившись на бочок, Маша стала смотреть на стену. Желтые лунные квадраты лежали на ней, обрисованные окном. И всё. Ничего интересного.

Подушка душная, одеяло кусачее… — сердито пробормотала Маша и спустила ноги на пол.

Зябко.

Но тапочки надевать нельзя: такая хитрая у них подошва, что топот слышен аж на первом этаже, где сидит на кухне тётка, читая детектив, прихлёбывая кофе и куря одну сигарету за другой.

Услышит топот — примчится, начнёт кудахтать.

Придётся врать, что захотелось в туалет, спускаться по гулкой лестнице, журчать водой из крана…

На цыпочках Маша подбежала к окну, взобралась коленками на пуфик и открыла окно.

В лицо ударила влажная ладошка ветра, забралась под ночнушку, и противные толстые мурашки с холодными лапками побежали по спине.

Соскочив с пуфика, Маша вернулась к кровати, содрала одеяло и закуталась в него с головой. Затем вернулась на свой пост.

У соседей горел свет.

В светлых окнах двигались смутные тени, их перечеркивали голые ветки сирени, которые трепал ветер.

Лёжа пузом на подоконнике и шмыгая носом, Маша принялась фантазировать, что же там происходит.

Сестрички собираются на дискотеку, — мечтала Маша. — Красят губы, мажут чёрной тушью ресницы, брызгают на себя духами…

Она ещё не знала, как их зовут, поэтому про себя называла просто: сестрички.

Рыжая, синеволосая и с чёрными, как крыло грача, дредами.

Вот скрипнула калитка: по тропинке, меж белёсых от изморози кустов, прошел белобрысый. Взбежал на высокое крыльцо, распахнул дверь и исчез.

Через секунду его силуэт присоединился к сестричкам. Те запрыгали вокруг белобрысого, отняли большую сумку — в голове Маши всплыло загадочное слово «саквояж».

А потом все четверо ушли — наверное, на кухню, чай пить. Кухня была с другой стороны дома, который звался маняще и таинственно — один раз Маша пробралась к калитке и прочитала вывеску: туристическое агентство «Петербургские тайны».

— Привет, — на подоконник приземлился летучий мышь Терентий. Сложив крылышки, он легко простучал коготками по жестяному козырьку и посмотрел на Машу круглыми навыкате глазками. — Опять подглядываешь?

Маша фыркнула.

— И ничего я не подглядываю, — буркнула она. — Не спится мне. Скучно.

— Я вот тоже по ночам не сплю, — согласился мышь Терентий. — Летаю вот…

— Везёт тебе, — с завистью сказала Маша.

— Что да, то да, — не стал отнекиваться Терентий. — Живу себе на чердаке… Слушай! А переезжай ко мне. Я тебе свой любимый гвоздик уступлю.

Однажды днём, когда тётка ушла в институт, Маша пробралась на чердак и видела, как мыш Терентий спит кверху лапками, уцепившись коготками за гвоздик в потолке.

— Нет, спасибо, — она скорбно тряхнула косичками. — Мне кажется, я не очень хорошо умею спать вниз головой.

— Дело практики, — пожал крылышками Терентий.

— Слушай, — сказала Маша. — А тебе разве не холодно? Мы проходили, что летучие мыши зимой впадают в спячку.

— Так то — зимой, — назидательно фыркнул мыш. — А сейчас осень. И вообще: я — необычный мыш. Не такой, как все. Я даже в морозы летать могу, — похвастался Терентий и тоже посмотрел на соседний дом.

Вновь показался белобрысый. Но не на первом этаже, а на втором — в большом прямоугольнике окна вспыхнул желтый уютный свет.

Стягивая на ходу куртку, белобрысый скрылся в глубине комнаты.

— Сегодня Сашхен пахнет железом и кровью, — доверительно сообщил мыш Терентий. — Значит, на охоту ходил.

— Сашхен, — Маша сморщила конопатый носик. — Дивчачье какое-то имя.

— Не знаю, — буркнул обиженно мыш. — В этом я не разбираюсь.

— Ладно, расскажи про охоту, — подольстилась к нему Маша. — На кого можно здесь, в городе, охотится?

Девочка устроилась поудобнее: начиналось самое интересное. Взрослые никогда не говорили о крови, смерти и других жутко любопытных вещах — оберегали детскую психику.

Зато разговоры с Терентием были почти как те, что велись по ночам в детдоме, после отбоя.

Маша скучала по детдому.

Но с мышом было даже интереснее: всё, что он рассказывал, происходило на самом деле.

В это время внизу опять скрипнула калитка.

Маша, навалившись на подоконник, высунулась подальше — уж очень хотелось увидеть, кого ещё принесло в «Петербургские тайны» на ночь глядя.

— А это Алесан Сергеич, — представил Терентий нового посетителя.

Но Маша только фыркнула: его она уже знала.

— Он только прикидывается человеком, — доверила она мышу тайну. — А сам — чёрт.

Терентий посмотрел недоверчиво, моргнул круглыми глазками… Сначала одним, затем — другим. Но ничего не сказал: в чертях он тоже не разбирался, они ему были до лампочки.

Маша вздохнула. Эх, не оценил Терентий тайны. А тайна была здоровская. Вот бы ребятам из детдома рассказать! Как этот самый Алесан Сергеич поднимается по ночам на крышу и скачет там, крича на тёмное небо…

Да-да-да, она сама видела.

Уборщица в детдоме, придурочная Щучка, всегда, когда ветер дул с моря и гремел черепицей, говорила: черти пляшут на трубе.

И кто теперь скажет, что она не права?..

Маша даже собиралась поведать о чёрте тётке, да передумала. Не поверит. А ещё может в другую комнату спать отправить, с окнами на соседнюю улицу.

На самом деле, никакая она была не тётка — Маша просто решила так звать про себя женщину, которая забрала её из детского дома в Севастополе.

Дом расформировали — от слова совсем. Многих разобрали по семьям сердобольные граждане, а тех, кого никто не взял, отправили в другие детдома по всей стране.

Маша им не завидовала: кто знает, как отнесутся к сироткам на новом месте?..

Но и к тётке привыкать решила погодить. Вообще-то она была добрая, и совсем не жадная. Накупила Маше новых платьев, игрушек, и есть разрешала всё, что хочется…

Но богатый жизненный опыт давно научил Машу не доверять взрослым — в отличие от детей, за добрыми улыбками те частенько прятали злое сердце.

Вот взять детдомовскую медсестру Лидочку: как только Маша её увидела, сразу решила, что Лида — самая красивая девушка на свете.

А уколы делала страсть, как больно.

Зато повариха тётя Глаша, толстая, как Мюмла, и с таким количеством бородавок, что на них росли СВОИ бородавки, была добрейшим существом. Когда тётя Глаша улыбалась, лицо её становилось похоже на печёное яблочко, а готовила она так вкусно, что лучше Маша нигде и не ела. И киселя дополнительную порцию всегда давала.

Маша тяжело вздохнула.

Тётка никогда не готовила. Все продукты она заказывала через интернет, с доставкой на дом, а потом только размораживала в микроволновке готовые обеды — и всё.

Конечно, — горько думала Маша. — Попробуй с такими накладными ногтями хлеб порезать — тут же полпальца оттяпаешь, как здрасьте.

Вообще-то у них в детдоме детей кому попало не давали. Но тётка чем-то понравилась директрисе, Альбине Фёдоровне, и даже муж у неё был — только в командировке.

Поселившись с тёткой в Петербурге, Маша всё время ждала появления этого непонятного мужа, и в глубине души очень боялась — сама не знала, почему.

Пока Маша лениво размышляла на отвлечённые темы, Алесан Сергеич тоже скрылся в доме.

На трубу не полез, — пожалела Маша. А зря…

По всем комнатам моментально загорелся свет, через открытую форточку послышался громоподобный рык:

— Звезда моя!

Вот Маше кричать по ночам не разрешали. И всего-то один раз это было: спустилась по водосточной трубе к псу Рамзесу, который жил в отдельном домике, очень похожем на человечий: у него там и кровать была, и душевая кабина и даже маленькая кухня.

Сначала Маша очень удивилась такому домику для собаки, но поразмыслив, решила, что всё правильно: пёс был большой и очень умный. А сухой корм не любил — вот и готовил себе на плитке…

Рамзес охранял участок, дом и их с тёткой — такая у него была работа.

Так вот: спустившись по водосточной трубе, Маша постучалась в гости к Рамзесу и они здорово повыли на луну…

А потом прибежала тётка и пришлось замолчать.

Нет, тётка даже не ругалась.

Просто сказала:

— Ладно Маша, но от тебя, Рамзес, я такого безответственного поведения не ожидала… — и ушла обратно на кухню, к своим детективам.

— Промашка вышла, — вздохнул Рамзес, когда тётка ушла. — Так что прости, малая, выть больше не будем. Иди-ка ты лучше спать…

На рык Алесан Сергеича сбежались сразу три «звезды».

Окружив хозяина, они принялись хлопотать: одна стащила с его плеч и куда-то унесла тяжелый кожаный плащ, другая в это время набивала и раскуривала трубку, третья примчалась с тёплым шелковым халатом.

— Если б я был султан, я б имел трёх жен, — тихонько пропела Маша.

Тётка обожала старые фильмы. И детективы.

Работа у неё была странная: физик-ядерщик. Что это означает конкретно, Маша не знала.

Но сделала вывод, что свободного времени эта работа оставляет прорву — тётка только и делала, что читала.

«Поиск аксионоподобных частиц на большом адронном коллайдере» — так называлась её любимая книжка.

Из всего названия Маша поняла два слова: «поиск» и «большой». И сделала единственно верный вывод: поисками занимаются следователи — она видела в кино. Значит, тётка читает детектив про большое преступление…

— Не жены это, — с большим знанием дела заявил Терентий. — Сотрудницы агентства: Антигона, Афина и Амальтея.

Во здесь Маша просто не могла не позавидовать.

Когда тебе почти девять, пора уже завести нормальное взрослое имя.

Ну что это такое, в конце-концов? Машка-промокашка, Машка-чебурашка, Машка-ка… ладно, не будем о грустном.

Вот звали бы её, как одну из сестричек. Или даже лучше: Тиффани. Или Эсмеральда.

Эсмеральда Кукушкина. Звучит, а? Интересно: а тётка согласится звать её Эсмеральдой?..

У белобрысого Сашхена на втором этаже зазвонил телефон — трель была слышна даже сквозь закрытое окно.

Тот выскочил откуда-то в одном полотенце, споткнулся — раздался беззвучный грохот рухнувшего на пол тела, и Маша на всякий случай прикрыла глаза ладошками: а вдруг он встанет без… ну, без полотенца.

Но нет.

Сашхен поднялся уже в штанах — стильных потёртых джинсах — и принялся шарить по карманам куртки в поисках телефона.

— Да! — крикнул он в трубку так, что Маша сразу представила укоризненный тёткин взгляд. — Уже едем.

И забыв выключить свет, Сашхен ссыпался вниз — его мокрая, и от того сероватая шевелюра мелькнула внизу.

Бросив пару слов Алесан Сергеичу, белобрысый выкатился на крыльцо, уже в чёрной куртке и опять с саквояжем подмышкой.

Когда он протянул руку, чтобы закрыть дверь, пола куртки распахнулась и в лунном свете Маша заметила отблеск металла.

— Недоохотились, видать, — прокомментировал, нахохлившись, мыш.

А через пару мгновений за домом соседей взревело, фыркнуло, и на дорожку выехал огромный, как кит, внедорожник.

Маша чуть не завизжала от восторга — такие она видела только в кино, и вживую узреть чудо из чудес даже не надеялась.

Для себя она давно поняла: существуют как бы два мира.

Мир кино и мир обычных людей.

В кино красивые и хорошо одетые артисты пьют вкусное шампанское и катаются на крутых тачках. У них очень весёлая жизнь: им позволено носить оружие и стрелять, в кого хочется.

В то время как в обычной жизни, когда Дениска Серебряков смастерил пугач и все они, по-очереди, палили из него по пустым пивным банкам на пустыре — пугач отобрали. И всех участников соревнований оставили без сладкого, хотя это было страшно несправедливо: пивные банки — это ж не люди, и чего сыр-бор разводить?..

Сейчас Маша остро ощущала свою исключительность. Вдруг, неожиданно, она оказалась одной ногой в потустороннем киношном мире, и вполне возможно, если повезёт, совсем скоро увидит не только крутую тачку, а и настоящий пистолет.

Задохнувшись от открывающихся перспектив, Маша испытала нечто вроде благодарности к тётке: ведь несмотря на общую недалёкость, ей всё же хватило ума поселиться рядом с такими интересными людьми…

На крыльцо тем временем высыпали сестрички и Алесан Сергеич.

— Будьте осторожней, шеф, — сказала та, у которой на голове была рыжая гуля, похожая на луковку.

Подняв руки, она повесила на шею шефу что-то тяжелое, металлическое…

Автомат! — с замиранием сердца констатировала Маша. — Хотя нет, — она тут же сникла. — Всего лишь термос.

— Ночные экскурсии на сегодня отменяются, — шеф клюнул в лобик каждую из сестричек. Та, что с дредами, широко перекрестила его щепотью. — Заприте двери и окна. И чтоб ни гу-гу.

Он бодро вскочил на подножку железного монстра. За рулём сидел белобрысый с дивчячьим именем.

— Мы знаем правила, шеф, — крикнула синеволосая.

Маша посмотрела на одну из своих косичек.

Коричневый — вот что можно было сказать об этом цвете. И всё.

В кино у девушек всегда были светлые волосы — как у Ксюши Тищенко из детдома. И голубые глаза.

Ксюша всегда так и говорила: вырасту — сделаюсь артисткой. Самой знаменитой.

Не по возрасту здравомыслящая Маша понимала: её-то в артистки никто не возьмёт. Коричневые волосы, коричневые глаза… А ещё веснушки.

У киноартисток всегда была белая, с чуть розоватым жемчужным отливом, кожа.

Но вот прямо сейчас, навалившись пузом на подоконник, Маша ощущала своё неизмеримое превосходство над блондинкой Ксюшей…

— Ни пуха, шеф, — рыженькая коротко махнула рукой.

Как только Алесан Сергеич захлопнул дверцу, монстр взревел и выскочил из ворот, которые плавно и бесшумно закрылись сами собой.

На крылечке больше никого не было — пока Маша смотрела вслед автомобилю, сестрички исчезли в доме и вестимо, закрыли дверь на засов.

— Ну, я полетел, — возвестил мыш Терентий. — Утро близко, а у меня ещё много дел.

— Спокойной ночи, — вежливо сказала Терентию Маша.

Про себя она решила, что ни за что и никуда с подоконника не уйдёт. Если уж пошла такая пруха, грех дрыхнуть: авось, ещё что-нибудь интересненькое случится.

Стопроцентно, это лучше тёткиных детективов, — думала она, моргая внезапно потяжелевшими веками.

Маша не заметила, как голова опустилась на скрещенные руки, а глаза сами собой закрылись.

Сквозь сон она слышала, как тихонько стучит когтями по деревянному настилу пёс Рамзес и шумят машины на далёком проспекте…

Проснулась рывком, оттого, что замёрзла.

Нос казался сосулькой, щеки онемели.

Одеяло сползло с головы, и мороз щипал розовые оголённые ушки…

Нагорит от тётки, — подумала Маша и последний раз глянула в окно.

По саду плыл предутренний туман.

Кусты сирени и жасмина беспомощно тянули голые ветки к небу — совсем как утопленники, которым никто не хочет помочь.

И вот один из них сдвинулся с места…

Ветер, — тут же решила Маша. — Чего только не покажется спросонок, а у страха глаза велики.

В детдоме паникёров не любили.

Дети вообще недоверчиво относятся к любителям раздувать из мухи слона. Напротив, в детских спальнях ценились выдержка, умение держать лицо — как у индейцев из Фенимора Купера — и искусство воспринимать действительность с показным равнодушием, реагируя, разве что, на внезапную раздачу шоколадных конфет. Что случалось не так уж часто, а значит, подпадало под категорию «бес-пренцедетный» — Маша не так давно выучила это трудное слово, и очень им гордилась.

Для верности она бегло осмотрела другие кусты — ни один из них не шевелился.

Ладно, может, это какой-то избирательный ветер, — сделала она скидку. — Мало ли, какие тут, в Питере, бывают ветры.

Услышав недавно, как продавщица в булочной называет Петербург Питером, Маша решила, что это очень круто. И вообще: городу так больше идёт.

Тем временем своевольный куст незаметно переместился с одного края клумбы на другой, а затем, просочившись сквозь забор между домами, появился уже на той стороне — во владениях соседей.

Значит, там в заборе дырка, — Маша внимательно осмотрела забор, запоминая приметы. — Надо будет проверить.

Куст подобрался к окну, и на фоне желтого яркого прямоугольника вырисовался силуэт, похожий на лохматого кота.

Потом куст потянулся к открытой форточке…

И Маша вдруг, совершенно отчётливо поняла: никакой это не куст. Это бомж. Бродяга.

Прятался в их с тёткой дворе — широко известный факт, что Рамзес не лает даже на голубей, коих в округе великое множество…

А потом, услыхав, что хозяева уехали, решил поживиться в чужом доме, чем бог послал.

Кто такой бог, и чем он может послать, Маша не задумывалась. Но само выражение ей страшно нравилось.

А сестрички-то, поди, спят! — в панике подумала она. — На дискотеку их не отпустили, вот они наревелись от обиды, и заснули себе, без задних лапок. А он щас как залезет в окно, как напугает… А ведь шеф наказал закрыть двери и окна. А они, клуши, забыли.

Куст-бомж уже взгромоздился на подоконник и протягивал свои липкие щупальцы к форточке, чтобы уцепиться.

Маша лихорадочно оглядела свою комнату.

Мишка Тэдди? Нет. Лётные качества ниже среднего. Кролик Роджер? Та же фигня.

А вот Бараш… Она взвесила на руке сиреневого смешарика. Как раз вчера она спрятала в его пушистом пузе несколько пакетиков с цветным порошком — а чего?.. Отличный тайник! Никто не догадается.

И похвалила себя за предусмотрительность.

Прищурив один глаз, Маша прицелилась и запустила Бараша в спину бомжа: почувствует удар, испугается и убежит.

Игрушка спокойно пролетела над его головой, аккуратно вошла в форточку, влетев таким образом в дом, и плюхнулась на пол.

Маша застонала: это ж надо! СПЕЦИАЛЬНО будешь целиться в форточку — фиг попадёшь. А тут — такое везение, со знаком минус…

Когда Бараш плюхнулся на пол, пакетики в его пузе порвались и комнату заполонило облако разноцветной пыльцы…

Упс… — Маша даже присела, чтоб её не заметили с улицы. — Теперь у них вся комната — в радугу.

Пыльцу Маша стянула на ярмарке.

Тётка водила её на осенний променад, посмотреть уличный цирк и другие ништяки.

В общем и целом, Маша мероприятие одобрила.

Петушки на палочке были сладкими, сахарная вата тоже не подкачала.

А когда она увидела, как факир исчезает в клубах цветного порошка, то подумала, что такое ей тоже надо. И решила экс-про-прировать часть реквизита для собственных нужд.

Незаметно испарившись из-под бдительного тёткиного ока на пять минут, она пробралась за матерчатый занавес, отыскала ящик, разрисованный звёздами и со следами радуги на крышке, и взяла взаймы несколько пакетиков.

Красть нехорошо. Широко известный факт.

Но прочитав поучительную повесть о Геке Финне, таком же сироте, как и она, Маша пришла к выводу, что папаша Гека был не так уж и не прав. Взять взаймы — это ведь не кража, правильно? Взрослые часто одалживают друг другу. Это называется «занять до получки».

Вот и она заняла порошок до получки. Ну, в смысле, до того момента, как факир получит ещё — наверное, так…

Как только цветная пыльца взметнулась в воздух, бомж спрыгнул с подоконника обратно в сад и припустил в кушари.

Маша успела заметить желтые, светящиеся собственным светом глаза и острые, прижатые к голове, уши.

— Кто здесь? — вслед за бомжом в окне появилась голова в чёрных дредах. Огляделась, посмотрела на свои, испачканные в цветной краске, ладони… А потом форточка захлопнулось.

— Вот то-то же, — удовлетворённо сказала Маша. — Будете знать, как приказы шефа не выполнять. Да если б не я…

И с чувством выполненного долга она юркнула обратно в кровать, закутавшись в тёплое, и что уж греха таить, не такое уж и кусачее одеяло.

А за забором, словно его кусали блохи, по талым листьям катался громадный кот.

Вот по его телу прошла судорога и на тропинку встал раздетый человек, в густой бороде, спутанных кудрях и с серебряным ошейником на шее.

Откуда-то с дороги донёсся свист и бородач, подпрыгнув, припустил на этот свист, как был. Босиком.

Хлопнула дверца машины, завёлся мотор, завизжали покрышки.