Жизненная сила

Глава двадцать вторая

Холодное железо могло иногда перемещаться само по себе, без предупреждения. Но старые пласты никогда не сдвигались быстро и тем более на большие расстояния, а потому редко причиняли какой-нибудь ущерб или даже неудобства. Устройства, снижающие тремор, абсорбировали энергию землетрясений, более того, где это было возможно, собранная энергия шла в главную сеть энергосистемы. В этом смысле землетрясения были даже благом. Но, будучи все же явлением непредвиденным, они имели скверную манеру прерывать самый сладкий сон, заставляя судорожно вскакивать и прогонять прочь волшебные сны, какие снятся обычно перед пробуждением.

Вот так и в этот раз неожиданно начавшееся утреннее землетрясение все не кончалось. Лежа на правой стороне постели, Уошен чувствовала, как толчки медленно затухают, постепенно заглушаемые тихими ровными ударами ее собственного сердца.

Календарь на стене показывал 4611 лет и 277 дней.

Занавески на окнах, напоминавшие расправленные крылья красивой ночной бабочки, пропускали в спальню анемичный свет неба. В этой спальне Уошен спала вот уже шесть последних столетий. Стальные стены, покрытые отполированной древесиной, придавали жилищу ощущение осязаемой уверенной силы. Высокий, также стальной потолок был весь утыкан крючками, на которых вились растения, и увешан маленькими деревянными домиками, серыми и грязными, где жили и занимались любовью ручные бабочки. Редкие в жаркие дни после События, эти прелестные существа становились все более распространенными по мере того, как ослабевало напряжение силовых полей. В своей генетической лаборатории Обет и Мечта, экспериментируя, ковыряясь с их формами, размерами и цветом, в конце концов умудрились вывести гигантских бабочкообразных существ с прекрасными, окрашенными во все цвета радуги крыльями. И каждый Преданный захотел иметь у себя такой экземпляр. С того времени, как нация достигла двадцати миллионов и у каждого был свой дом, близнецы сделали себе на этих бабочках хорошее состояние.

Уошен села в кровати, и ее любимцы спустились поприветствовать свою хозяйку. Как мягкие тени, они садились на ее обнаженные плечи, опускались на волосы, слизывая соль выступившего пота и взамен оставляя свой нежный и тонкий аромат.

Она осторожно согнала их рукой.

Старые часы лежали на столе и, судя по медленно ползущим железным стрелкам, она вполне могла поспать еще часок. Но тело уже влекло ее вон из дома. Надев зеркальную форму, Уошен наконец вспомнила свой сон и на какие-то мгновения попыталась удержать его в памяти. Но он снова и теперь уже, по-видимому, навсегда ускользнул, оставив лишь смутное, почти болезненное беспокойство.

Не в первый раз Уошен пыталась выстраивать из своих снов целые миры.

- Может быть, они и снятся именно для этого, - прошептала она своим любимцам. - А когда исчезнут все эти мои личные миры, не станет и меня.

Она тихонько рассмеялась и натянула на голову зеркальную фуражку.

Там и тут.

Завтрак состоял из перченого бекона на поджаренном тосте и горячего, можно даже сказать, обжигающего чая.

Беконом также занималась лаборатрия генетических изысканий. Пару веков назад, в ответ на постоянные жалобы капитанов, Мечта и Обет вывели в своих кюветах некую субстанцию, весьма приближенную к привычной человеческой пище; результатом явились уважаемые всеми обывателями стейки и отбивные. Впрочем, это было скромным достижением, осуществленным быстро и дешево, ибо вместо того, чтобы по памяти восстанавливать генетику коров и свиней, близнецы использовали единственный доступный здесь источник настоящего мяса - то есть людей. Они лишь изменили его настолько, чтобы получившийся мясной продукт нельзя уже было считать человечиной. Ни по структуре, ни по вкусу. И уж, конечно же, по духу.

Что или кого близнецы использовали в качестве исходной модели, держалось в тайне. Но настойчивые слухи утверждали, что это была Миоцен - возможность, которая, разумеется, способствовала лишь еще большей популярности новой пищи как среди капитанов, так и среди многих поколений их потомства.

Этот ранний час полностью принадлежал Уошен. Она ела медленно, одновременно читая новости, не представлявшие, впрочем, никакого особого интереса.

Затем она вышла из дома в узкий длинный дворик и пошла по дорожке из природных железных кирпичей, местами проржавевших до приятного красноватого оттенка, перемежавшегося сединой.

Сад был сравнительно новым увлечением Уошен. Ее мимолетный возлюбленный и давний друг Памир был когдато прекрасным садовником. Какие цветы он тогда предпочитал? Ах да, илано. Может, быть, он и сейчас выращивает их, если жив. А если жив, то как, наверное, удивился бы этот старый негодяй, увидев, что его столь амбициозная подруга склоняет свою гордую голову и становится на колени, кладя в землю черноватые цветочные семена прямо голыми руками.

По мере того, как ослабевали силовые поля и слепящая яркость неба постепенно переходила в мерцающее спокойное сияние, экологическая система Медуллы заметно изменялась. Растения, жившие ранее лишь в пещерах и непроходимых джунглях, не только широко распространились повсюду, но и увеличились в размерах. Как, например, эти сердца эльфа прямо посередине ее садика. Растения, бывшие в зачаточном состоянии, пока стояли в глубокой тени, теперь превратились в могучие деревья со стволами толщиной в метр, богато одетые благоухающей пурпурно-черной листвой и крупными цветами. Они представляли собой сложные естественные образования, опыляемые бабочками, и приносящие черные жирные плоды, лишь с виду ядовитые, а на деле обладавшие приятным и ярким вкусом.

Впрочем, Уошен сажала эти деревья не из-за вкуса, а из-за их замечательного аромата, из-за того, что они служили кормом для бабочек и своими ветками очень напоминали ей земные растения.

А еще потому, что всего несколько десятилетий назад один ее юный возлюбленный позволил увлечь себя именно в этом саду и потом позволял делать это не раз.

За садом шли ступени, ведущие вниз к Озеру безделья. Это было одно из старейших озер. Рожденное пятнадцать столетий назад, оно вполне претендовало на то, чтобы считаться самым древним на Медулле, - можно сказать, памятник настойчивости и изобретательности капитанов. Или чему-то иному?

Старое озеро дышало покоем, его украшали лишь красная ржавчина да рыжеватый планктон. Сверху, словно потолок, нависала стена древнего базового лагеря, казавшаяся столь близкой, что манила дотронуться. Но это, разумеется, было иллюзией. Атмосфера Медуллы заканчивалась за пятьдесят километров от поверхности. Однако силовые поля продолжали управлять этим миром и все еще оставались, несмотря на ослабление, угрожающе сильными. В последующие три столетия им предстояло уменьшиться еще немного, а Медулле напротив немного расшириться. Согласно расчетам, к концу этого срока силовые поля должны были достигнуть своего минимума, и тогда атмосфера Медуллы уже действительно станет буквально лизать стены базового лагеря.

И тогда капитаны смогут наконец добраться до него и достичь туннелей, а в случае исправности двинуться вглубь, назад, в бесконечные пространства Корабля, который, возможно, вновь уже давно стал всего-навсего лишь допотопным ископаемым. И не возможно, а скорее всего. Тысяча лет споров не привели ни к какому разумному объяснению его долгого, абсолютного молчания, и оставшиеся три столетия вряд ли могли что-нибудь изменить.

Уошен приподняла серебряную крышку своих старых, любимых часов, решив, что в этой спешке столетий она все-таки имеет право на несколько мгновений тишины и бездействия.

На железных понтонах лежали доски, сделанные из старых, изглоданных ярким светом деревьев добродетели, и Уошен шла по ним, слушая, как стучат ее ботинки по звонкому дереву. Рой молотокрылых вспорхнул при ее появлении, но тут же вернулся обратно, возможно, ожидая подачки. Их стабилизаторы вздрагивали, а фасетчатые глаза, казалось, с любопытством рассматривали женскую фигуру, ясно прорисовывающуюся на фоне гиперфибрового неба. Уошен осторожно прикрыла крышку часов, и этот звук поверг любопытствующий рой в панику, и через секунду об их недавнем присутствии свидетельствовала лишь рыжеватая рябь на воде.

Озеро безделья было древним озером и, по стандартам Медуллы, вообще нищим и дряхлым. Бурная перестройка экологической системы планеты практически не затронула его стабильности при тысячелетней энтропии.

Уошен сунула часы вместе со скользнувшей за ними титановой цепочкой в потайной карман, и в этот момент неожиданно вновь вспомнила свой последний сон. Он вернулся без всякого предупреждения. Она вспомнила, что находилась где-то не здесь. Где-то наверху, быть может. На вершине моста. И не просто находилась, а выполняла какую-то важную ежедневную работу. И работа выполнялась не совсем правильно.

Что-то еще присутствовало в ее сне..

Или кто-то. Но кто? Она слышала только голос, сильный и ясный, говорящий с пронзительной печалью: «Это не тот путь…»

«Но что же неверно?» - требовала она.

«Все, - отвечал голос. -Все».

Тогда она посмотрела вниз, на Медулла оссиум, и он показался ей еще больше, освещенный огнем и расплавленными, раскаленными добела озерками железа. Или это было уже не железо? Уошен однажды случалось думать, что все это сияние выглядит обманчиво… хотя она и не могла собрать воедино кусочки мыслей…

«Но что значит „Все"?» - спросила она у голоса.

«Разве ты не видишь?» - ответил он.

«Что я должна видеть?»

Но ответа не было, и Уошен повернула голову в поисках своего невидимого собеседника. Повернула и увидела… Что?

Теперь ей ничего не приходило в голову, за исключением странного, доводящего до дрожи ощущения падения с огромной высоты.

Ее автомобиль нуждался в ремонте.

Время и жесткие стальные дороги разболтали подвески, и простой турбинный двигатель начал мерзко, протяжно завывать. Но Уошен все никак не могла заняться его ремонтом, во-первых, потому, что драндулет все-таки как-никак ездил, а во-вторых, потому, что ремонт личных транспортных средств у них всегда осуществлялся в последнюю очередь. По приказу Миоцен все силы были брошены на общественные нужды, связанные со скорейшим восстановлением моста, и только в самую последнюю очередь расходовались на личные нужды. И хотя Уошен имела определенные привилегии - разве сама она не являлась необходимой частью этих героических усилий!? - она все же считала неудобным требовать чего-либо для себя вне очереди.

Вот уже шесть столетий, за редкими исключениями, она ездила этим маршрутом в метрополию. Ее местная дорога сливалась с хайвеем, ведущим прямо к старому городу. Шестиэтажные дома стояли в обязательном для всех поселений парке, и сквозь черную листву деревьев виднелись постройки на детских площадках и визжащие, подвижные тела детей. Среди деревьев добродетели тянулись ряды домов, перемежавшиеся кое-где домами-одиночками, разбросанными тут и там по какой-то никому непонятной логике. Ни один дом не повторял другой, даже все высотные дома были разными, и ни один не мешал другому. Единство застройки заключалось лишь в куполообразной архитектуре и подлинно королевских удобствах.

Мнение Уошен относительно их новой веры было и сложным, и переменчивым. Бывали периоды, порой длившиеся годами, когда она считала Миоцен только циничным вождем, а новую религию столь же противоречивой, как любое верование на свете. Но бывало и так, что все эти гимны и парадная пышность, а также прочие атрибуты производили на нее неожиданное и сильное впечатление.

В этой диковинной мешанине понятий заключалось неземное обаяние.

То, что Корабль был реальностью, она помнила всегда. Но объект нынешнего поклонения все более превращался в призрачную диковинную машину, загадочным образом прокладывающую свой путь через бесконечные миры. И даже после стольких лет изоляции в такие мгновения Уошен ощущала внутри себя требовательный позыв вырваться за пределы гиперфибры к холодным живым скалам.

Магистраль становилась все шире и скоро влилась в центральную улицу.

Небоскребы в сто этажей поднимались на проверенной стальной почве, их металлические скелеты, снабженные антиударными основаниями, сверкали акриловыми окнами. Административные кварталы также поражали какой-то странной гармонией. Сделанные из титана и керамики, они напоминали грибы-дождевики без окон, через которые можно было увидеть, что творится внутри; отчетливо выдавались лишь сотни всевозможных укреплений основания и армированные стены, ощетинившиеся невидимым оружием. Само понятие «враг» никогда не употреблялось на Медулле, но оружие имелось, и это не было секретом ни для кого. Параноидальным страхом Миоцен было нападение Бродяг, хотя для этого никогда не имелось ни малейшего основания. И все-таки страх был, и Уошен разделяла его, особенно в последнее время. Нет, она не смотрела на эти неприступные стены с гордостью, но они действительно давали полную иллюзию уверенности и тем самым возможность расслабиться.

За административными кварталами высились шесть куполов Великого Храма. Стоя в его центре, расположенном прямо под оставленным базовым лагерем, можно было отчетливо видеть единственный объект, ставший предметом поклонения всей нации Преданных.

Мост.

Не крупнее, чем какой-нибудь небоскреб, бледно-серый на фоне серебристого неба, он казался почти безнадежно испорченным. По стандартам Корабля его гиперфибра находилась в плачевном состоянии, но все усилия всех работающих на всех заводах и фабриках имели в виду только эту цель. Больше того, часть гиперфибры вообще была оторвана, что не только не позволяло использовать мост по назначению, но даже и просто добраться до него - вот что было главной проблемой для всех и каждого. Ааслин с ее командой и так уже сотворили чудо. Несмотря на нехватку ключевых элементов, они создали тонны гиперфибры, создали, собирая их буквально по капельке. А затем команды под руководством Уошен медленно заполняли этими серыми капельками большие литейные формы, которые с каждым днем укреплялись все ближе и ближе к мосту. В последнее время расстояние сократилось на целый метр.

«Я знаю, что прошу слишком многого,- не раз признавалась Миоцен.- Даже самый наш медленный шаг уже очень быстр, и на долю наших детей уже не выпадет столько испытаний. Но, увы, пока они видят только испытания. А не жизнь. А я хочу, чтобы наши дети увидели, что их энергия способна на великие дела, а главное, что можно действительно достичь того, к чему мы здесь все вместе вот уже столь долго и неуклонно стремимся. Это и будет настоящий прогресс».

Но то, что на первый взгляд, казалось, не должно вообще производить впечатления, было на самом деле чудом даже для старой женщины, повидавшей на своем веку немало чудес. Чудом, всегда заставлявшим ее ощущать внутреннюю дрожь и смахивать непрошенную слезу. Их создание было выше, чем близлежащие небоскребы, оно уже достигало холодной стратосферы. И если они добавляли очередной сантиметр, то сам Медулла оссиум, расширяясь, постепенно добавлял два своих, позволяя поднять новое сооружение так, что оно уже почти целовало короткий обрубок старого моста. Еще немного - и их освобождение свершится. Но за этим следовали проблемы.

На самом деле Уошен всегда сомневалась в том, что Миоцен права в своем рационализме. Д что если их народу нужна что-то более ощутимое? Хотя он и был постоянно увлечен абстрактной идеей мифического Корабля. Но что, если этот проект надо было закончить как можно быстрее, не считаясь вообще ни с какими затратами? Ведь новая структура стояла на железном острове, а остров принадлежал к постоянно волнующемуся древнему океану. Языки раскаленного добела металла то и дело лизали основание нового моста, ведя свою медленную, но постоянную разрушающую работу. Конечно, специальные команды пытались сдерживать эти языки, силой направляя их в специальные каналы, где они начинали работать во благо. Их отклонения на десять метров на север или на шестьдесят на юг считались нормой. Но впереди их еще ждали три века тектонических сдвигов, и то, что было трудным сейчас, в будущем могло стать еще более сложным. Сдерживаемый поверхностью, как покрывалом, пойманный в ловушку металл мог только расти, а в этом случае расплавленное железо со временем начнет подниматься быстрее и быстрее, и, как любая жидкость, стремящаяся найти выход, неизбежно и настойчиво будет пускаться на всяческие хитрости.

- Слишком скоро, - говорила Уошен Вице-премьеру. За последние столетия старая женщина превратилась в настоящего затворника в своем доме между заводами и мостом. Она управляла страной через послания и компьютеры. Ее собственную жизнь прочно скрывали стены из старой обшарпанной гиперфибры, и бывало так, что две старые женщины не встречались по году и больше. Миоцен появлялась только на ежегодном пиру Вице-премьеров, и там Уошен неизменно задавала ей один и тот же вопрос:

- А что, если Медулла оссиум подведет новый мост так, что связаться со старым не будет никакой возможности?

Но у Миоцен была своя отговорка.

- Во-первых, этого не случится. Разве последние тысячу лет мы не держим ситуацию в руках?

- Да, держим, как держим под замком и все возрастающий жар внизу. - А во-вторых, разве это твое дело? Нет, не твое. Ты ведь не играешь роли в принятии ключевого решения. - Миоцен встряхивала головой. - Я дала тебе роль в строительстве моста лишь потому, что ты умеешь вести за собой внуков лучше, чем кто-либо другой. И еще для того, чтобы ты принимала свои решения, не дергая меня каждый день.

Миоцен не любила, чтобы ее беспокоили.

Об ее отшельничестве ходили всякие слухи. В основном, грустные. Некоторые же, наоборот, утверждали, что Миоцен находится вовсе не в одиночестве. Что она содержит целый тайный штат молодых внуков, чьей единственной задачей является ублажать ее сексуальные и всевозможные иные амбиции. Это была нелепая история, но тем не менее она передавалась из века в век. А ведь давно известно, что если повторять ложь часто и умело, то в конце концов правде ничего не останется, как изменить свое лицо…

С большим трудом Уошен удалось втиснуться в главный гараж.

Великий Храм всегда был открыт для публики, и, начиная с подземного гаража до самой библиотеки, Уошен пробиралась, тесно окруженная толпами верующих, собравшихся со всех концов Медуллы. Случайная прислала дюжину пилигримов со специальным подарком - огромным уродливым бюстом Миоцен, изваянным из цельного куска никеля, и администратор Храма со своим неизменным страдальческим выражением лица благодарила их, одновременно пытаясь разъяснить, что все подарки должны быть обязательно зарегистрированы внизу еще до вручения. «Вы поняли? Ах, благодарю, благодарю вас. Но иначе нельзя, это место должно оставаться свободным для служб. Имея столько преданных верующих, мы не можем обойтись без строгой системы…»

К мосту вело много путей.

Большинство из них скрывались под поверхностью и являлись одновременно хранилищами оружия; практически все они всегда были закрыты.

Уошен предпочитала маленький ход через заднюю стену библиотеки. Меры безопасности здесь были весьма умеренными, но чтобы убедить посетителей в их действенности, перед дверью стояли вооруженные охранники, пожиравшие глазами всякого, кто приближался к Храму.

Подозрительного взгляда удостаивались даже капитаны высшего ранга.

Еще за двадцать метров Уошен зарегистрировали и отсканировали дважды.

Добравшись до второго лифта, она отметилась в регистрирующем устройстве и позволила взять у себя кусочек кожи и каплю крови.

Узнав, ближайший охранник поприветствовал ее:

- Доброе утро, мадам Уошен!

- Привет, Голден!

Этот человек стоял здесь все последние двадцать лет бессменно, никогда ни на что не жалуясь, наблюдая за тысячами талантливых, особо отмеченных работников, входящих в Храм. Кроме квадратного лица и имени, у него, казалось, не осталось ничего своего. Когда Уошен порой спрашивала его, как жизнь, он попросту игнорировал вопрос. Такая у них была игра. По крайней мере, у нее. Но сегодня она не намерена была играть. Глядя, как рука выводит ее имя на пластике, она вдруг снова вспомнила сегодняшний сон и вновь впала в недоумение, почему он настолько обеспокоил ее.

- Удачного дня, мадам.

- Тебе также, Голден. Тебе также.

Оставшись в одиночестве, Уошен села в автомобиль и помчалась к верхушке моста. Тут ее снова приветствовала по имени очередная квадратная физиономия, коротко отсалютовав при этом и сообщив наиболее важные последние новости.

- Дождь собирается, мадам.

- Отлично.

Единственные на мосту окна находились здесь. Целый ряд высоких бриллиантовых панелей смотрел в близлежащий вакуум стратосферы. Небо было из гиперфибры, и усталое синеватое сияние шло непонятно откуда или, можно сказать, отовсюду. Внизу в пятидесяти километрах лежал город, окруженный фермами, прирученными вулканами и древними красными озерами, простиравшимися до горизонта, который, казалось, был прижат к стене, замыкавшей Медулла оссиум.

Только отсюда Медулла оссиум напоминал далекую планету.

Это было зрелище, которым мог Наслаждаться любой капитан.

Как и было обещано, волна грозы медленно подходила к городу. Самые высокие облака были снежно-чисты и постоянно колеблемы ветром, придававшим им все более и более изысканные формы. Но облака казались всего лишь воздушными ямами над отдаленной землей. По мере ослабления силовых полей грозы на Медуллее стали реже и слабее. С отсутствием достаточного количества света и воды они затухали и проходили так же быстро, как и возникали.

Еше три столетия - и Медулла оссиум погрузится в полную тьму.

Надолго ли?

Может быть, всего на один день по корабельным меркам. А может, на двадцать лет. Границы были достаточно широки, и никто ни в чем не был точно уверен. Но у каждого из местных растений и животных имелся запас неистраченных и незадействованных генов, которые, судя по лабораторным опытам в полной темноте, позволяли растениям и слепым насекомым впасть в довольно-таки продолжительную спячку.

Сила контрфорсов исчезнет, в этом никто не сомневался. Или, по крайней мере, упадет до непроизводительного уровня. И тогда Преданные взберутся на рукотворный чудесный мост, Достигнут базового лагеря и вернутся обратно на Корабль.

В благопристойных компаниях никто даже не обсуждал, что произойдет потом. После сорока шести столетий никто никогда не пытался говорить об этом. Любые сомнения на этот счет давно были похоронены в глубокой неведомой могиле.

И тем не менее, они были. Были.

Именно об этом и думала Уошен, входя в свой маленький, спартански обставленный офис и садясь перед мониторами.

Они есть. Есть.

И, как в любое другое утро, Уошен позволила себе взглянуть в бриллиантовое окно. Может быть, мост построен слишком быстро и слишком рано. Но даже таким он все-таки выглядел чудом инженерной мысли и изобретательности. Потаенной частью своего существа Уошен хотелось завершить работу самой с помощью внуков.

Чтобы показать им все те богатства универсума, которыми так гордилась.

- Мадам Уошен?

Она обернулась.

В дверях стоял ее новый помощник. Активный, уверенный в себе человек без возраста. На сей раз на лице его было написано удивление, которым он обычно отнюдь не отличался. Вернее, это была смесь любопытства и замешательства.

- Наша смена закончена.

- Еще пятьдесят минут, - напомнила она, отодвигая ежедневный рапорт. Уошен прекрасно знала, сколько сейчас времени, но рука привычно потянулась к серебряной крышке.- Сорок девять минут и несколько секунд.

- Нет, мадам. - Пальцы затеребили болтающиеся косички волос и пробежались по складкам формы. - Мне только что сообщили, мадам. Все должны покинуть мост немедленно, используя все средства, за исключением главного.

Уошен глянула на экран.

- Не вижу приказа.

- Я знаю…

- Это учения? - Учения время от времени проводились, ведь если земля под ними провалится, то для спасения останутся считанные секунды. - Если это учения, то нужна более совершенная система предупреждения, чтобы людям не приходилось действовать на свой страх и риск.

- Нет, мадам, это не учения.

- Так что же?

- Миоцен, - пробурчал он. - Она связалась со мной лично. По секретной линии. И, следуя ее инструкциям, я отпустил наши команды, а роботов перевел на режим сна.

Уошен промолчала, тяжело задумавшись.

- Все это весьма таинственно, - добавил помощник в явном волнении. - Всякому ясно. Но Вице-премьер всегда любит всякие тайны, и потому я уверен…

- Но почему она не переговорила со мной? Помощник растерянно пожал плечами.

- Она направляется сюда? - уточнила Уошен. - Используя Главный путь?

Быстрый короткий кивок.

- Кто с ней?

- Не знаю, есть ли с ней кто-либо, мадам. Главный лифт был огромным, в нем могли поместиться до пятидесяти капитанов вместе со своими машинами, совершенно не задевая друг друга.

- Я уже посмотрел,- признался он.- Это не стандартная машина.

Уошен нашла на экране поднимавшийся лифт и попыталась включить камеры. Но ни одна из них не повиновалась сигналу.

- Вице-премьер приказала мне отключить все камеры, мадам. Но мне удалось бросить взгляд на эту машину. Случайно. - При этом признании помощник скривился. - Это массивный объект, судя по затратам энергии. С супертолстой обшивкой, по моему предположению. И там есть некие… украшения, которые я не смог расшифровать.

- Украшения?

Помощник посмотрел на свои часы, давая понять, что его время истекло и пора уходить. Однако, гордясь своим мужеством, он, улыбаясь, пояснил:

- Машина одета в какие-то трубки. То есть, она весьма похожа на какой-то шар из веревок.

- Веревок?

- Словом, я не совсем понимаю эти аппараты,- смущаясь, признался он.

Другими словами, это означало, что он сам просит ее объяснить, в чем дело.

Но Уошен ничего не объяснила. Глядя на своего помощника - одного из самых преданных и способных капитанов нового поколения, что было им уже не единожды доказано,- она пожала плечами, перевела дыхание и солгала:

- Я тоже ничего не понимаю. - И затем, словно в раздумье, добавила: - Упоминалось ли мое имя каким-нибудь образом? Ну, пока вы переговаривались с Миоцен?

- Да, мадам. Она хотела, чтобы я передал вам ее просьбу остаться здесь и ждать.

Уошен снова перевела дыхание и снова промолчала.

- Итак, я оставляю вас здесь, - прошептал он.

- Да, исполняйте, что вам приказано, - посоветовала Уошен. - Уходите прямо сейчас. Если она обнаружит вас здесь, то, ручаюсь, самолично сбросит вас в шахту лифта.