Жизненная сила

Глава двадцать первая

Капитаны и появившиеся на Медулле архитекторы создали Великий Храм. На протяжении тысячи лет над его воплощением трудились лучшие художники, и всякий взрослый Преданный отдавал его созданию свое время и , свои руки. Поэтому Великий Храм, даже еще не будучи законченным, представлял собой великолепное зрелище. Шесть позолоченных куполов создавали идеальный круг. Грациозные параболические арки тонированной стали поддерживали их, поднимаясь все выше и выше. Центральная башня была вообще самым высоким строением на Медулле - и самым глубоким. Ее основание уходило на целый километр в глубины холодного железа, где находился резервуар чистейшей воды.

Кроме того, в этом Храме было предусмотрено некое чудо. Любой случайный нейтрино, залетевший в его высокое пространство, сталкивался с направленными атомами, и в результате происходившего при этом взрыва возникал красивый пучок света. Это давало возможность священникам Нового Храма утверждать, поучая приходящих туда детей, что Медулла оссиум есть лишь малая часть более могущественного, величественного Творения, не видного глазу, но открывающегося верующему уму.

Перебежчик от Бродяг попросил однажды провести его в Храм, что, впрочем, было естественно.

Но Вице-премьер, просматривавший рапорты и протоколы всех официальных допросов, пришел к выводу, что эта измена Бродяги далеко не так очевидна, как кажется.

Администратором Храма была нервная женщина. Эта ответственная должность и так доставляла ей множество хлопот, теперь же, ввиду такого непредвиденного события, она и вовсе начинала терять контроль над собой. Она встретила Миоцен и без того-то невзрачная в своей серой робе, да еще и с мученическим выражением на усталом лице. Вслед за хриплым «мадам» и дежурным поклоном администратор пробормотала, что такой визит большая честь, хотя на самом деле с гораздо большим желанием посетовала бы на то, какая хлопотная и нервная у нее должность.

Но Миоцен не дала ей ни минуты времени на подобные раздумья.

- Вы выполняете колоссальную работу, - резко и даже не очень вежливо сказала она.

- Да, мадам.

- Так держать! - завершила Миоцен свое приветствие, тем самым напоминая своей подчиненной, что малейший шаг в сторону от темы есть нарушение субординации, и затем более мягко поинтересовалась: - Где наш гость?

- Он в библиотеке.

- Ну, разумеется.

- Он хочет вас видеть, - предупредила администраторша. - Практически он просто требует, чтобы я привела вас к нему.

Они стояли в одном из малых входов перед тяжелой дверью, вырезанной из цельного ствола огромного старого дерева добродетели. И поскольку Миоцен никому не позволяла торопить себя, она намеренно задержалась, поглаживая старое дерево, темное, как запекшаяся кровь, и, как губка, испещренное крошечными дырочками; раньше они были устьями, через которые выходил на поверхность золотой жир. Рядом стояла охрана - пара столбообразных людей с подозрительно бегающими глазами - и внимательно вглядывалась в тихую улицу. Мысли Миоцен были где-то далеко. Она думала о Корабле и, в частности, о том отделанном деревом кабинете, что находился когда-то меньше чем в пятистах метрах от квартиры Премьера. Она сморгнула, вздохнула и в очередной раз почувствовала печаль, к горлу подкатывал тугой комок каких-то необъяснимых страхов…

- Хорошо, пошли, - выпрямилась, наконец, она и оправила форму. - Представьте меня нашему новому другу.

Общественные приемные находились в каждом из шести главных покоев. Жители сами избирали священников, и в результате в каждой приемной сложился свой собственный стиль. В некоторых беспрестанно говорили о Великом Корабле, его красоте и мощи, невообразимом возрасте и неразрешимой тайне. В других готовили прихожан к тому славному дню, когда появятся первые чужие. А некоторые оказались поглощены более эклектичными, абстрактными и далеко идущими целями: звездами и мирами Млечного Пути и бездонным универсумом, который затмевает все, что может увидеть, ощутить и даже представить себе человечество.

На таких космических чудесах и была сосредоточена одна из служб. Некий господин шелковым голосом распевал молитвы далекому солнцу класса Г.

- О, теплое настолько, что можешь зародить жизнь одновременно во многих мирах, - выводил он. - О, долго-живущее и созидающее! Наш дом, наша великая Земля рождена подле такого же золотого солнца, и было оно, как семя дерева добродетели. Но универсум полон миллиардов подобных семян, и жизнь в нескончаемых формах льется повсюду. О, полная, прекрасная и вечная жизнь!

- Вечная жизнь, - торжественным хором вторила его маленькая аудитория.

Холл отделялся от помещений служб керамическими арками, в которых начали показываться лица, заметившие, что идет сама Миоцен. Поднялся и пошел гулять по всем помещениям шепот, но поющий священник, не обращая внимания на Шум, склонившись перед бриллиантовым налоем, продолжал свою речь.

- Приготовимся же, братья и сестры. День грядет постепенно, но неизбежно, и мы увидим время, когда каждый из нас будет призван. Будут призваны наши сердца и руки, и наш разум востребуется для строительства моста.

- Моста, - повторил кто-то. Но большинство явно отвлеклось появлением Миоцен и ее охраны, проходивших позади алтаря рядом с взволнованной администраторшей. Алтарь был сделан из чистых природных бриллиантов, составленных в башенку толщиной не более человеческой руки. Основанием его служил макет города с уже законченным замком. Башенка поднималась к куполу потолка, раскрашенному под темное небо, на фоне которого виднелись остатки старого моста, а рядом красовался новый бриллиантовый мост, по которому под лучами вечного света шли толпы Преданных. Это была их награда за огромные жертвы и неиссякаемую надежду.

Миоцен лишь мельком глянула на прихожан.

Она не хотела, чтобы в этом ее визите в Храм кто-либо увидел нечто особенное; ни в глазах, ни в манере поведения она не должна была выдавать себя.

- И когда день придет, - вещал священник, - мы поднимемся! Мы вознесемся!

Затем он быстро развернулся, его серая роба взлетела, а рука начала делать драматические пассы, направленные к верхушке башенки. Тут он заметил Миоцен с охраной, и служба мгновенно превратилась в этикет.

- Мадам! - закричал он, кланяясь.

- Мадам, - вслед ему закричали все и подались вперед на своих железных сидениях.

К счастью, Вице-премьер уже добралась до ступеней, ведущих в библиотеку. Поспешно махнув рукой прихожанам, почти не оглядываясь, она начала подниматься, оставив охрану и администраторшу позади.

- Так нельзя, мадам, - запротестовал один из охранников и бесцеремонно остановил ее, положив тяжелую руку на эполет.

Она замедлила шаг, и пропущенный вперед охранник первым пошел вверх По спиральной лестнице, проходившей через самое сердце огромного здания. Если Миоцен не изменяла память, то архитектором этой лестницы была некая дама из внуков, которая в качестве прообраза использовала спираль ДНК. А то, что спираль была лишь частью современных генов, вроде бы не имело значения. Просто эта форма устраивала архитектора как символ. Как восхождение от старого языка к новейшему… или что-нибудь еще в таком духе…

Для Миоцен все символы значили не более чем костыли для хромого. Это мнение сформировалось у нее уже давно, и последние три тысячи лет оно только укреплялось.

А символов был полон не только Храм, но и эта новая квазирелигия. Солнце класса Г приравнивалось к семенам дерева добродетели. Какая чушь! Сколько их было в универсуме! Миоцен сама видела много, очень много таких солнцеподобных звезд. Она могла растолковать прихожанам, что путать солнце и семена нельзя, нельзя ни в чем, ни в цвете, ни в яркости. Золото - это просто металл, а солнечный свет…

И все-таки.

Идея этого Храма и его разномастных религий принадлежала и ей тоже. Она отдала приказ о его строительстве отнюдь не из циничных побуждений, нет. Храм должен был стать основанием грядущего моста. И нравственным, и материальным. Было крайне важно, чтобы Преданные как следует поняли, что же именно должно произойти. Если они не поймут и не оценят этой цели и, не дай бог, предадутся опасному и нелепому верованию Бродяг, то выбраться с Медуллы будет невозможно. Храм и десятки других маленьких храмов по всей стране должны были стать очагами и средоточиями просвещения. Если людям для достижения слаженного понимания необходимы символы и глупые метафоры - пожалуйста. Миоцен просто хотела, чтобы поколение внуков перестало быть настолько изобретательным и не лезло в дела, в которых практически мало что смыслит.

Охранник впереди замедлил шаг и обратился к кому-то за дверью. Там оказалась целая рота, вооруженная крупнокалиберным оружием. Все со школьным любопытством рассматривали одетого в обыкновенную одежду молодого мужчину с волосами, собранными в хвост на затылке, который листал книгу с описанием технических данных Корабля.

Как и полагалось находящемуся под следствием, у него была кличка.

И кличка была - Доблестный.

Миоцен негромко произнесла его имя, но человек, казалось, не слышал ее; он был погружен в диаграмму атомного реактора на антивеществе. Однако вместо того, чтобы обратиться к перебежчику еще раз, Миоцен встала на другом конце огромного стола и стала ждать, наблюдая, как его серые глаза впитывают все основные понятия и принципиальные схемы, начерченные ее коллегами по памяти.

Перебежчик обратил внимание на то, что он не один, далеко не сразу.

Он оторвал глаза от диаграммы, словно вынырнул из тумана, проморгался и сказал:

- Да. - И затем: - Это неверно.

- Извините?

- Это не будет работать, уверяю вас. - Он приподнял страницу за черный уголок и перевернул. Там был изображен тот же реактор, но выполненный по памяти другим капитаном. - Несущее судно недостаточно сильно. Даже вполовину не тянет.

Как и все поколение внуков, он был явно талантлив. Взглядом и жестом Миоцен приказала охране оставить их вдвоем.

- А на какое время вам нужна библиотека? - встряла-таки администратор и, чтобы объяснить свою бесцеремонность, добавила: - Сюда должны прийти исследователи из биолаборатории Обета и Мечты. У них важный приоритетный проект…

- Подождут, - проворчала Миоцен.

- Слушаюсь, мадам.

- Ни одному слову здесь верить невозможно, - ни с того ни с сего во всеуслышание объявил гость по кличке Доблестный. Он говорил громко и беспардонно. - Я-то думал, что припаду к какому-то фантастическому фонтану мудрости и знаний или чего-то в таком духе. Но вижу кругом одни ошибки, куда ни сунься - одни ошибки!

- Хорошо,- спокойно ответила Миоцен. - В таком случае, нам повезло, что появились вы.

Перебежчик с отвращением захлопнул том.

- Отойдите на расстояние выстрела и ждите, -приказала Миоцен охране, а администраторшу попросила: - Спуститесь вниз и скажите всем этим молящимся, что Вице-премьер желает услышать длинную и очень громкую песнь.

- Какую песнь? - растерялась женщина.

- О, какую угодно. Совершенно любую.

Перебежчик как бы состоял из двух неравных эмоций: две трети высокомерия и треть страха. Это была полезная комбинация.

Сидя за столом рядом с Миоцен, Доблестный попытался выразить свои чувства улыбкой, однако не был достаточно искушен в науке мимики, и улыбка вышла похожей, скорее, на болезненный оскал. Но его серые глаза при этом раскрылись шире.

- Я сказал им, что мне крайне необходимо увидеть вас, - заявил он. - Только вас, и притом как можно скорее.

- Я мадам Миоцен.

- Пардон? - тупо переспросил он.

- Я ваша единственная надежда, - спокойно сказала она, откидываясь на спинку высокого стула, словно отстраняясь от столь неприятного существа. - Вы доживете этот день до конца только в том случае, если я это позволю. Не позволю - умрете. И вообще, я думаю, что вполне заслужила, чтобы мое имя все произносили правильно и с должным уважением.

Он посмотрел на свои руки.

- Мадам Миоцен.

- Спасибо, - Миоцен косо улыбнулась и медленно, почти равнодушно открыла яркую хромированную коробку своего ноутбука, намереваясь прочесть то, что и так было известно ей наизусть. - Как мне передали, вы имеете нечто мне сообщить. Нечто, предназначенное только для моих ушей.

- Да… мадам Миоцен… - Он с трудом сглотнул слюну. - Надо что-то делать с этим нашим миром…

- Это не мой мир, - отрезала она.

Доблестный кивнул и замолчал, раскрыв глаза до последнего предела.

Миоцен смотрела на маленький голубой экран.

- Говорят, что вы являетесь потомком Дью во втором поколении…

- Да, он приходится мне дедом. Мадам.

- А ваш отец?

- Тилл.

Она подняла голову, вглядываясь в перебежчика так, словно не видела раньше этого фамильного сходства, выдержала паузу и небрежно заметила:

- Но детьми Тилла являются многие Бродяги, если я правильно понимаю.

- Да, мадам.

- И никакой чести в этом нет. Вас полно, как…

- Да, конечно… - заколебался он. - Да, мадам, никакой особой чести в этом нет.

Миоцен нажала несколько кнопок, проверяя информацию всех следователей, занимавшихся этим делом. В каждом рапорте были ключики к характеру этого человека, но окончательно верить нельзя было ничему.

- Итак, вы утверждаете, что наши книги неточны. Перебежчик часто задышал и заморгал.

Душа - вещь переменчивая, и теперь надменность ушла куда-то вглубь, а на поверхности оказался лишь все возрастающий, усиливающийся страх.

- Так они действительно неточны?

- Я полагаю, что местами… да.

- Вы что, уже когда-нибудь строили подобный реактор, какой представляют эти диаграммы?

- Нет, мадам.

- Или у Бродяг есть подобные реакторы?

- Нет.

- Вы уверены в этом?

- Я не могу быть уверенным абсолютно.

- Но у нас тоже их нет, - призналась Миоцен. - Для самых современных требований нам вполне хватает наших геотермальных растений.

Перебежчик закивал и попытался произнести комплимент.

- Это удивительный город, мадам. По дороге сюда мне позволили увидеть его немного.

- С их стороны это ошибка. Перебежчик прикусил губы.

- И у Бродяг есть такие большие города? - с улыбкой поинтересовалась Миоцен. - С почти миллионным населением?

- Нет, мадам. Нет.

- Да, мы достигли многого. Почва под нами прочная и надежная, и мы продолжаем сохранять ее именно в таком виде. Землетрясения рассеиваются или вообще отводятся в безопасные районы. Железо течет в приспособленные для этого зоны, точнее говоря, в искусственные кратеры.

- У Бродяг, конечно, нет подобных технологий, - поспешил признаться перебежчик, идя навстречу ее желаниям.

- Ведь вы по-прежнему кочевники? В основном?

- Я больше не Бродяга, - несколько смутился он и сдавленным тихим голосом добавил: - Мадам.

- Но, как я полагаю, можете много о них рассказать? Вежливый кивок.

- Вы немало знаете об их жизни. Об их технологиях. Может быть, даже о конечных целях.

- О да. Да! Но и нет, мадам.

- Неужели? Вы не знаете, чего хочет Тилл?

- Совершенно отчетливо - нет. - Он снова сглотнул, будто от боли. - Мой отец… то есть Тилл, никогда полностью не открывался мне…

Миоцен снова нажала пару кнопок.

- Может быть, это произошло потому, что вы усомнились в вере Бродяг? Возможно такое?

- Не думаю, что я когда-нибудь верил.

- А весь шум по поводу Строителей, Унылых и древних душ, похороненных в этих гиперфибровых гробах?

- Правда заключается в том, что я не знаю, так ли это на самом деле. Мадам.

Миоцен подняла голову.

- Значит, поверить вы все-таки можете. Если бы обстоятельства изменились каким-нибудь образом…

Надменность снова выплыла наружу, и с тихим гневом перебежчик спросил:

- А вы что, не можете переменить свое мнение? Я имею в виду, если вдруг поймете, что мыслили неправильно?

- Насколько я знаю, вы потребовали, чтобы вас привели сюда. Специально в этот Храм. Я могу только предположить, что вы хотели увидеть все касающееся Великого Корабля собственными глазами и, вероятно, помочь нашему святому делу…

- Нет, мадам.

Миоцен почувствовала удивление, тотчас сменившееся отвращением, и с тихим гневом потребовала:

- Так во что же вы верите?

- Ни во что. - Это было произнесено -с вызовом и напоминало ответ ребенка, который слишком полон собой и, как ему кажется, своим острым умом и исключительностью. - Я не знаю, почему Медулла оссиум оказался именно здесь, и кто его построил. И зачем. Более того, я абсолютно уверен, что и никто другой не может ответить на эти вопросы.

- Как быть с артефактами?

- Этому есть множество объяснений.

Но Миоцен совсем не хотелось слушать очередные беспочвенные объяснения. Сейчас ей было важно - даже, можно сказать, жизненно необходимо - убедиться в реальных способностях и талантах этого неразговорчивого молодого человека.

- Я еще никогда не использовала специалистов из Бродяг, - заявила она так, чтобы в ее словах отчетливо читалось презрение. - У нас было несколько ваших перебежчиков, вы появляетесь где-то по человеку в столетие, но, как правило, все плохо образованы и дурно воспитаны. Воображение же отсутствует начисто. И работаете вы все лишь во имя своих ненормальных предков.

- Я образован хорошо, - с неожиданной горячностью воскликнул перебежчик. - И воображение у меня хоть куда! И именем вашего сына я не собираюсь пользоваться вообще! - Миоцен посмотрела ему в лицо взглядом, полным скептицизма. - Вы что, не знаете, какому риску я подвергался, отправившись к вам? А ведь все ради вас, ради всех… - Он говорил, как лаял, злобно морщась и едва сдерживая себя. Рука его беспрестанно трогала лежавшую книгу, будто в ней была какая-то поддержка. - Я был главным архивистом в одной из основных областей исследований на Гранд Калдере. Тайно от всех я научился летать, похитил одного из наших скоростных птерозавров и пролетел сотни километров. Потом я попал в грозу и выпрыгнул, бросив птерозавра на произвол судьбы. Без оружия, без парашюта я выпрыгнул и попал в джунгли. Когда сломанные ноги срослись, я побежал. Я бежал до самого вашего пограничного пункта. Вот как я хотел оказаться здесь, бабушка! Мадам Миоцен. Или как вы там хотите, чтобы вас звали, черт побери!

- Грандиозный эпос, - усмехнулась Миоцен. - Но мотивации я здесь так и не вижу. - Нехорошее молчание. - Главный архивист, - повторила она. - И что вы там архивировали в Гранд Калдере?

- Результаты исследований энергии.

- Геотермальной?

- Едва ли. - Он снова посмотрел на свои руки. - Это всегда было проблемой, проблемой для обеих наций. Слишком много энергии проходит через этот мир. Энергия, чтобы освещать небо, и энергия, чтобы сжимать сферу планеты и удерживать ее в одной точке. Это не та энергия, которая поддерживает расщепление ядер и не обыкновенная термоядерная. Природу этой энергии не могут объяснить даже самые опытные капитаны.

- Спрятанный реактор типа вещество-антивещество, - предложила Миоцен.

- Да, нечто спрятанное, - согласился он и засунул в рот кончик своего черного хвоста. Пососав его задумчиво несколько мгновений, выпустил. -Я занимался архивированием в самых дальних регионах.

- На Медулле? Я имею в виду, вы искали спрятанный реактор? Или вы вообще не знали, за чем охотитесь?

Перебежчик поднял горячие серые глаза.

- Я знал и знаю. Вы думаете, что со мной сложно - так вы не первая, кто так думает, поверьте. - Миоцен промолчала. - Но, между нами, с кем из нас труднее? Вы живете на Медулле тридцать столетий, управляя лишь крошечной частью того, что и так считаете не очень большим. Вы утверждаете, будто только вы да остальные капитаны понимаете красоту и колоссальность этого великого мира, а ваш сын и остальные Бродяги - непроходимые идиоты, потому что рассказывают истории, которые хотя бы вполовину что-то объясняют, делая себя возрожденными царями мира… Но мы не цари. Да, не цари. Но и вы, наглая старая женщина, не понимаете на самом деле этого мира, этого великого, славного и практически бесконечного мира - да и видели вы на самом деле лишь крохотную его частичку. - Миоцен смотрела во все глаза, но упорно молчала. - А я заглядывал в глубь Медуллы. У Бродяг гораздо более тонкие сейсмические уши, чем у вас. И потому большая часть мира принадлежит именно им. А еще потому, что они верят, что можно жить и с землетрясениями, не распыляя и не отклоняя их.

- Я знаю о ваших сейсмических системах, - холодно заметила Миоцен.

- И используя данные трех тысячелетий, я создал подробную, детализированную картину внутреннего мира Медуллы. - Перебежчик говорил, и в его серых глазах, узком лице и небольшой фигурке все больше и больше начинал звучать какой-то вызов.- Вы сами присвоили себе это право, вы вели Великий Корабль сотни тысячелетий прежде, чем обнаружили, что существует еще какой-то Медулла оссиум. А теперь вы живете на нем вот уже больше трех тысяч лет и вам ни разу не пришло в голову, что тайна осталась, она не раскрыта, не кончена! Что внутри Медуллы тоже что-то спрятано!

Неожиданно внизу раздалось смягченное стенами и спиральной лестницей пение; голоса обрывались и сливались вновь, образуя какую-то своеобразную мелодию.

- И что же это… что-то? - как со стороны услышала Миоцен свой собственный голос.

- У меня нет на этот счет никаких идей, - отрезал он.

- Оно большое?

- Пятьдесят километров в поперечнике. Приблизительно. - Молодой человек снова засунул в рот свои волосы. - Я бы сам хотел понять, что это. Дайте мне людей и ресурсы, и я узнаю, поддерживается ли питание контрфорсов этим, внизу.

Вице-премьер несколько раз судорожно глотнула воздух, но честно призналась:

- Это не может быть нашим приоритетом. Вопрос чрезвычайно интересный, но нужно подождать.

Серые глаза вспыхнули и погасли.

- Именно это сказал мне и Тилл. Блин в блин, то есть слово в слово.

А когда он снова посмотрел на Миоцен, то увидел в ее правой руке лазер.

- Как, уже? - присвистнул он.

Миоцен навела лазер на его горло и нажала спуск. Потом встала, медленно обошла стол и подошла вплотную. Нетронутыми остались только лицо и мозг. Беззвучный крик продолжал вылетать из широко открытого рта. Запах горелого мяса и паленых волос все гуще наполнял комнату. Миоцен быстро открыла планшет, сунула туда голову и мимо полок с книгами спокойно прошла туда, где, как им и было велено, стояли охранники.

Они взяли планшет без всяких вопросов.

- Как всегда, - коротко бросила она.

Охранник отправился через запасной выход. Расследование по делу перебежчика еще только начиналось; если он сможет доказать свою искренность, то будет возрожден к новой, гораздо более продуктивной жизни.

Миоцен еще раз проверила ноутбук, собрала во флакон остатки пепла - все, что осталось от человека - и взяла книгу, которая так зацепила ее внука. Открыв ее на страницах, посвященных реакторам, она поняла, что юноша был прав и, подчеркнув эту диаграмму, сделала сноску и аккуратно поставила книгу на место.

Администраторша ждала ее на лестнице. Завернувшись, как в плащ, в серую робу и сложив руки на груди, она осторожно поинтересовалась:

- А где… - Но тут же почувствовала запах смерти или просто увидела ее, спускающуюся вместе с Миоцен. - Но…

- Перебежчик оказался шпионом. Явная попытка заслать агента в самое сердце святыни.

- Но убить… здесь, в Храме!?

- По-моему, более подходящего места и быть не может, - Миоцен, оттолкнув женщину, прошла вперед. - Можете убрать там. Буду вам очень благодарна за такую услугу, ну и, разумеется, никто и никогда не должен ничего узнать.

- Слушаюсь, мадам, - пискнул вслед ей испуганный голос.

Миоцен снова оказалась в просторном холле, где дребезжащие, плохо поставленные голоса все пели и пели о мосте, который скоро будет построен, и о награде, которая будет получена, и, не зная сама зачем, Миоцен шагнула в богато обставленную залу, где рядами сидели преданные молящиеся.

Было страшно и почти невозможно объяснить себе, как просто, практически без усилий дети воспринимают слова и мечты старших. Миоцен смотрела на улыбающиеся лица, не видя на них ничего, кроме чистейшей веры. И все же эти люди не знали ничего об иных мирах, никто из них не ходил по огромным дорогам Корабля, никто не видел красоты и могущества Млечного Пути. Они пели о своей потребности вернуться назад в верхний мир, готовые ради возвращения к серебряному небу на любые жертвы. К чистому небу, на котором нет ничего, кроме одинокого темного пятна прямо над головами - базового лагеря, опустевшего, наверное, навсегда.

Опустевшего. Быть может, как и весь Корабль?..

Миллиарды должны были умереть, но это мало заботило Миоцен. Скорее, она ненавидела мысль о том, что ее люди, следуя ее разумным инструкциям, попались в искусную древнюю ловушку, убив тем самым все живое наверху. Но больше всего ее пугала теперь история ее новой страны, мрачная, как история любого человеческого сообщества - и как она могла принять на себя позор того, что было неизбежным?

Итак, Корабль мертв, а она жива.

Й к радости нескольких тысяч прихожан она присоединила к их пению свой сильный, верный, неустающий голос.

Как же просто они верят, - думала она не то с удовлетворением, не то сожалея.

И когда запели о сладком свете звезд класса Г, Миоцен спросила самую тайную, самую закрытую часть своей души: «А что, если это относится и к великим людям?» Й сама себе ответила: «Нет, то, во что верю я, слишком велико и прекрасно…»