Живи и ошибайся

Глава 19

Алексей вернулся домой через неделю. У Похвистневых удалось приостановить заразу. Больше больных не было. Гости сидели словно мыши под веником и из комнат не высовывались. К моему удивлению, дворня вела себя спокойно. У нас в усадьбе никто не умер, а я свободно входил к заразным людям, не забывая напоминать всем о мерах предосторожности.

Бабы, особенно из числа кухарок, придумывали что-то своё. Мол, слышали, как стая галок кричала, а это всегда к худу. Они и накликали болезнь. Кто-то видел, как белка дорогу перебегала, тоже не к добру. Удивило. Всегда считал, что виновен во всех неприятностях чёрный кот.

— Воробей в избу влетел — точно к покойнику, — трагическим шёпотом просвещала одна кухарка другую, опасливо косясь на француза. — Ей-богу! — не забывала тётка креститься, подтверждая таким образом свои слова.

— Танька сказала, ей воробей приснился, — поддержала эту кумушку напарница.

— Не… ежали во сне, то это к любовным делам.

— Они у Таньки всегда и без воробья во сне всегда к любовным, — дружно посмеялись женщины.

— А ещё говорят, у Похвистневых ворон на крышу сел и три раза прокаркал, — озвучили очередную глупость.

Тут же я узнал, что любая птица, кроме ворона, если в окно стучит, то это к письму или доброму известию. Насчёт пауков мои кухарки не пришли к общему мнению. Одна доказывала, что убить паука — накликать неприятности, а другая придерживалась мнения, если хочешь счастья — убей паука.

С этим я полностью был согласен и прервал дискуссию тёток, напомнив, что если ещё раз увижу вечером невымытые полы, то устрою им и без примет в виде воронов и пауков неприятности. Леопольд поинтересовался, чем господин недоволен. Как мог, пояснил ему бабью трепотню. К моему удивлению, француз не возмутился подобному мракобесию и совершенно авторитетно заявил, что уберечь дом от воров может черная кошка, чёрная собака или чёрный петух. Как они умудряются совмещать все эти вымыслы с христианством?

Впрочем, меня устраивало то, что Леопольд вкусно готовит и следит за порядком на кухне. Повезло, что гости не требовали изысканных блюд и вин. Но и без этого содержание такой толпы народа обходилось недёшево. Чтобы уж совсем и наверняка убедиться в отсутствии инфицированных, продержал соседей ещё три дня и после стал выпроваживать.

— Да уж, свадьба у вас, Георгий Павлович, получилась запоминающейся, — прощался со мной помещик Гундоров. — Елизавете Африкановне соболезную.

— Спасибо за музыкантов, — проявил я ответную любезность.

— А Пётр Петрович, значит, теперь наследник? — выспрашивал у меня Данненберг то, в чём я не разбирался.

По идее, Петя племянник Марии Фёдоровны, и если нет специальных указаний, то наследовать он мог именно её долю.

— У господина Похвистнева мужчин в наследниках не было, — проявила «знание предмета» вдова Лопатина. — Погибли при Наполеоне.

— Вы когда Петра Петровича домой сопроводите? — не унимался Данненберг.

— Не скоро. Ему особая диета нужна, а в поместье присматривать за этим некому, — ответил я.

— Мы бы могли проследить за питанием Петра Петровича, — подключилась к обсуждаемому супруга Данненберга, Екатерина Ивановна.

Еле выставил этих назойливых. Понятное дело, что Петя превратился в очень завидного жениха. Правда, никто точно не знал, какое завещание оставил Похвистнев, но, с учётом того, что и Мария Фёдоровна умерла, шансы на наследство у Пети были хорошие.

— Прокутит и прогуляет он эти деревеньки, — озвучил моё мнение Лёшка, когда мы остались с ним наедине. — Заложит в банк и выкупить не сможет.

— Нам бы самим перекупить. Земли рядом. Я бы не прочь увеличить наделы.

— А денег почти не осталось, — вздохнул Алексей. — Этим летом кровь из носа, но производство сахара нужно запустить.

— Что ты там собрался производить? — не понял я. — Мы же почти всю прошлогоднюю сахарную свеклу посадили на семена.

— Я имею в виду сам цех и отладку технологий. У тебя свеклы полмешка есть для экспериментов.

— Ещё мы упустили из вида, что крестьяне посадили красную свеклу из наших семян рядом со своей. Наверняка произойдет переопыление и сорт ухудшится.

— Охо-хо… — простонал Лёшка. — Между прочим, я выяснил, отчего в других деревнях, кроме Перовки, капусту не сажают.

— Тоже про ведьмины заморочки говорили? Или какой волк дорогу перебежал?

— Не… они элементарно собрать семена не смогли.

— Знаешь, я бы и сам не смог их собрать, если бы не прочитал инструкцию, — припомнил я.

Для меня стало откровением, что кочерыжку с корнем нужно хранить до весны и ещё в особых условиях, а после высаживать в грунт. Предположу, что мужикам было не до этого, а бабы не всегда могли создать нужные условия. Там ведь важно подгадать со временем уборки капусты — сухую погоду. Хранить нужно в тёмном месте и при этом часто проверять заложенные на хранения кочерыги. Их же мыши могут сгрызть или просто сгнить. Для предотвращения этого лучше присыпать золой или известью. И как это всё объяснить безграмотным бабам? Для них выращивание семян капусты — своего рода лотерея. Получилось — хорошо, нет — так нет.

Спасибо отцу Нестору, он по осени провёл ряд лекций в деревнях. По сути озвучил то, что я рассказал. Жаль, я упустил из вида переопыление свеклы новых сортов и старых, но урожай на огородах в этом году должен получиться хорошим. Наши крестьяне точно не помрут, чего я не мог сказать о соседских. Особенно про поместье Похвистневых, оставшееся по сути без хозяина. Из Пети управленец ещё тот.

Он уже вставал и немного передвигался по дому. Чтобы ничего не натворил, я ему отдал игру, которую дамы совместно с немцем нарисовали. Петя — натура азартная. В карты он не просто так проигрывал, потому новое развлечение оценил. И даже собрал «клуб по интересам». Они втроём — Дуська, Петя и Куроедов — стали играть. Сами еле двигаются, устают даже от броска кубика, но уже радуются жизни.

Куроедов был задумчив в последние дни. Как оказалось, он мои слова запомнил. Не всё, но основное вычленил. И решил заняться собственным здоровьем. Посмотрим, как это у него получится. Главное, что пока сил ни на какие безобразия не хватало.

Со статусом Пети пока не всё было ясно. Оглашение завещания не прошло. Посылать кого-то за чиновниками мы не спешили. Убедимся для начала, что холера локализована. В прошлой реальности её остановили в Саратове. До Самарского региона зараза не дошла. Тут Петя внёс некоторые изменения в историю, но не глобально. Глядишь, всё образуется. Сам парень, конечно, переживал и винил себя. Тётушку он любил искренне, она же его баловала и потакала во всём. А тут Петя стал причиной смерти близких людей. Лизонька ему этого не простила и вряд ли такое случится в будущем.

Молодую супругу мне пришлось успокаивать всеми доступными средствами. Тут и слова, и валерьяна с пустырником пошли в ход. Авдотья уверяла, что мята и ромашка тоже способствуют душевному равновесию дам и носила госпоже чай с добавками.

Лёшка рекомендовал в качестве успокоительного новые наряды. Даже один рулон из наших запасов выделил. Если бы возникла напряжённость с деньгами, то этот шёлк с вискозой и с вышивкой мы бы продали. Вначале, конечно, Алексей напомнил другие методы борьбы с депрессией и предложил мне разнообразить досуг в спальне. Нашипел на него, чтобы не лез с советами. Барышни этого времени скромные, им такие вещи не то что показывать, рассказывать не стоит. Лучше пусть платье шьёт.

— Алексей Михайлович, красота-то какая! — правильно отреагировала Лиза на подарок. — Неужто эти все цветочки мастерицы вышивали?

— Что вы, Елизавета Африкановна! Это машинка такая техническая вышивала, — ответил Лешка. — Давайте мы лучше с вами придумаем наряд, чтобы модницы Парижа обрадовались.

К созданию шедевра подключили Фёдора и немца. Йохан же вместе с Куроедовым приехал. Пока барин его не отпускал, потому он вынужден был жить у нас. Не сильно это немца и напрягало. Он даже рад был. Похоже, наши порядки в поместье сильно отличались от тех, что приняты у соседа. Йохана Лёшка и подключил к разработке моделей. Тут он, шельмец, воспользовался знаниями будущего. В отличие от меня, Алексей готовился к походу в прошлое и глубоко вникал в тему.

Лично я не мог бы по платью установить эпоху. А этот легко справлялся. Сейчас у дам принято украшать бальные наряды пышными рукавами. Эта пышность достигалась подрукавником, который крепился в районе плеч. Пройдёт несколько лет, и силуэты платьев знатных дам станут другими. Линия плеча чуть опустится и вместе с ней подрукавник сместится в район локтя. Незначительная деталь, но по ней чётко видно, что это наряд 40-х годов, а не 30-х.

Примерно такие платья и начал рисовать Йохан под чутким руководством Алексея. Фёдор вносил свои дополнения, Лиза радовалась как ребёнок, временно позабыв о трагедии, постигшей её семью.

Она вообще оказалась девушкой любознательной и сообразительной. Каким-то шестым чувством вычислила, что Настасья мне раньше перины взбивала и отослала девку к прачкам. Может, кто из слуг шепнул. Та же Дуська Настасью не любила, но она физически не успела бы посплетничать, её холера подкосила.

Ещё Лиза неплохо рисовала. Тут она нашла общие точки соприкосновения с Алексеем, закончившим когда-то в детстве художественную школу, и с Йоханом. Рыжий немец путал русские слова и порой неправильно ставил ударения, но понимал нашу речь хорошо. Даже пытался спорить о направлении классицизма в искусстве и его влиянии на так называемый историзм.

От этой темы я был далёк, но поддерживал разговор, чтобы Лиза не чувствовала себя неловко. И только убедившись, что молодая жена уже не плачет по поводу и без, занялся делами.

Дмитрий Николаевич снова был озадачен покупкой брёвен. Время идет, июнь перевалил за вторую половину, а мы дела не делаем. Хорошо, что я сразу поставил крестьянам задачу, сообщив, что барщина в этом году будет в виде кирпичей. И не сырых, а именно уже конечного продукта. Конечно, и как возниц крестьян с лошадками придётся использовать. Конюшню нашего конезавода будем ставить каменную.

Можно бы и из кирпича, но столько на все хотелки не успеем заготовить. Сыновья Дмитрия Николаевича должны договориться и об артели каменщиков, и насчёт самого камня из карьеров под Самарой. Доставят его водным путём. Я вообще надеялся, что в этом году много крестьян пойдет на отхожие промыслы. В августе, когда станет понятно, что урожая нет, многие пойдут искать заработок. А тут я со своими предложениями и оплатой деньгами. Строек этим летом и осенью нам предстояло много.

На конезаводе, кроме помещений для лошадей, будем ставить подобие казармы для охранников и тренеров. Тут неподалёку и калмыки, и татары проживают. Не знаю, воруют ли они лошадей, но бдительность терять не стоит. Вообще у наших коней должны быть самые лучшие условия, чтобы не болели и хорошо плодились. Манеж обязательно. После сделаем его крытым.

Маслобойню и сахарный завод поставим на берегу Самарки. Сразу возвести цех из камня или кирпича не успеем. Да и смысла в этом нет, нам бы оборудование закупить.

Сахар сейчас два рубля за фунт (примерно восемьсот граммов) — очень дорого. Алексей рассчитывал года через три получать ежегодно до тысячи рублей дохода. Я был более скептичен, такие деньги нам мог обеспечить только экспорт. Да и завод должен был оснащён с таким расчётом, чтобы минимизировать ручной труд.

То, что приводы вспомогательных механизмов поначалу будут паровыми, пришлось смириться. Но нет у нас ещё ни паровика, ни котлов.

— Вращать вал могут лошади, — доказывал Лёшка. — Нам важно саму технологию отработать и распределить по цехам процессы.

В первом цеху свёклу будут мыть и чистить женщины. На это дело соберём всех баб в Александровке. И тут же появляется новая задача — нужен детский сад, место, где за детьми присмотрят, освободив таком образом матерей. Большой дом, как клуб и место сбора деревенских жителей, или даже школы в зимний период, нам однозначно нужен. Вот и совместим в одном строении сразу несколько функций. Если в детском саду кормить малышню, то туда отдадут всех с превеликой радостью.

Второй цех завода предполагал резку и размельчение свёклы. Тут мы надеялись обойтись собственными возможностями. Зачем нам столько сабель из отличной стали? Штуки четыре можно переделать на лезвия, чтобы шинковать свеклу. Далее её нужно измельчить. Вполне подойдут дубовые цилиндры. По задумке Лёшки, вращать их первое время будем при помощи конной тяги.

В третьем цеху у нас будет отжим. Мятую массу проварим, чтобы что-то там на клеточном уровне начало открываться. По технологиям будущего всё гораздо круче и сложнее. Без доступа воздуха и так далее. У нас будут чаны с плотной затычкой, которую воротами будем сдвигать, прессуя массу и выдавливая сок. Всё деревянное, дубовое. Кстати, жом, отходы свёклы, прекрасно пойдёт в качестве корма животным. На силос его тоже можно закладывать.

Четвёртый цех я назвал «горячим». Что-то для него уже заказали купцам, но насколько верно они нас поняли, предстоит узнать. Сок свёклы нужно отфильтровать и подвергнуть очистке при помощи гашёной извести. Этот процесс мне, как технологу, был понятен, а Лёшке хватило пояснения, что без этого не произойдёт кристаллизация. В нагретый до девяноста градусов сок вводится известковое молочко. С этим компонентом в нашем регионе проблем нет. Привезут, и за копейки.

Ну дальше простое выпаривание лишней жидкости и окончательная сушка горячим воздухом. Насколько это всё получится, узнаем опытным путем. Мы даже горячий воздух толком обеспечить не сможем, не говоря о центрифугах, где кристаллы сахара должны отделяться от жидкости. Градусники тоже нужно заказывать с запасом. Сушка кристаллов должна происходить при 105 градусах с постепенным понижением температуры до двадцати. Отчего-то Лёшка не озаботился их приобретением в нашем времени, а у меня всего парочка для кухни.

На самом деле я сильно сомневался, что мы получим на выходе сахарный песок. Промежуточные этапы, от которых Алексей легкомысленно отмахнулся, подразумевали, что не всё так просто. Не зря же в дореволюционной России сахар продавался головами. То есть была форма из цинка или стали (с замочком), куда выливалась сахарная масса для просушки. После доставали сахарную голову и кололи щипцами на куски.

Пусть я и технолог, но производство сахара не моя епархия, здесь нужно серьёзно экспериментировать.

Удачно, что я, уезжая из Москвы, забрал все свои кухонные принадлежности. Среди них имелись и тёрка, и градусник, и ножи для чистки овощей с плавающими лезвиями. Эти сокровища я не доставал и никому на кухне не показывал. По этой причине мой выход с ведром свёклы прошёл на ура. Леопольд смотрел вначале недоверчиво — не барское это дело. Потом в глазах появилась зависть. Это он нож для овощей оценил. Когда я стал натирать на тёрке свёклу, француз возбудился до неприличия. Защебетал, как ему такое прямо очень нужно.

Не обращая внимания на подвывания повара, я отмерил примерно килограмм свекольной стружки, залил водой так, чтобы покрывала массу, и поставил на печь. Засёк полчаса. Дальше процедил через дуршлаг горячую массу (снова завистливый взгляд Леопольда) и поставил одну из кухарок уваривать сладкую водичку до густоты. Сам париться в кухонной духоте не стал.

— Приметно час, — поставил задачу Леопольду, надеясь, что он проследит, как кухарка будет помешивать сироп.

Вернулся я немного раньше, чтобы с удовлетворением отметить, что объем жидкости сократился в разы. Масса потемнела, стала карамельного цвета и густой. Это патока, а не сахар. Её любой кондитер моего времени умеет делать и применять для выпечки пряников и прочего.

Из килограмма свёклы на выходе получилось граммов двести сладкого продукта. Сейчас весь сахар тростниковый. Где-то начали искать другие способы. Но такой свёклы ни у кого в мире нет. Лёшке же я сказал, что наша свёкла выше всяких похвал. Леопольд чуть по потолку не бегал на радостях, что подсмотрел такой секрет. Ничего секретного в этой технологии как раз-таки и нет. А вот сделать из патоки сахар — более сложная задача, и Леопольду её видеть не нужно.

Вечером гости и те, кто питался с господского стола, с удовольствием наворачивали пряники, рецепт которых я дал французу. Леопольда хвалили, а я помалкивал. Не нужно знать тому же Куроедову, как из невзрачного овоща можно получить сахар.

На самом деле «домашний сахар» и из патоки можно получить известным методом вымораживания, но это только зимой. Сироп выкристаллизуется при низких температурах, его можно перемолоть и подавать как сахар. Цвет будет тёмный. Да и на вкус это немного не то, но в некоторых блюдах очень даже в тему.

Лёшку мой успех в получении патоки из свёклы порадовал. Он снова размечтался о невиданных прибылях и полез копаться в записях. Выудил интересный справочный материал: «В 1841 году жена Якоба Кристофа Рада, управляющего австрийской сахарной мануфактурой, сильно порезала палец при попытке отколоть кусок от головы. Приняв во внимание этот инцидент, Рад вскоре придумал и запатентовал производство сахара-рафинада в маленьких кубиках».

Мы, оказывается, и запатентовать много чего можем. А главное, знаем, как продавать и рекламировать товар. Он, конечно, «белая смерть», то да сё… Но если не мы, то кто-то другой начнёт зарабатывать и снабжать этой «смертью» народ, ухудшая состояние здоровья и зубов.

Зубы у людей этого времени не такие уж и плохие, как я думал. А вспомнилась мне эта тема по той причине, что Куроедов в очередной раз поднял всех на уши. Толком от холеры не отошёл, а у него вдруг зуб заболел. Зубные лекари в это время уже имелись и даже понятие «дантист» существовало, но это где-то там, в столицах, а не в нашей глубинке.

— Нужно вырывать, — категорично заявил опытный Дмитрий Николаевич. — Заговор здесь не поможет, да и батюшка будет против.

Самому Куроедову было без разницы. Щеку у него раздуло, лежит, воет и требует не то врача, не то коновала.

— Да запросто! — обрадовался Лёшка. — Это он как раз удачно обратился!

— Ты точно сможешь зуб выдрать? — тихонько уточнил я.

— Не пробовал, но нужно же с кого-то начинать? — оптимистично ответил друг, отправляясь искать подходящий инструмент.

— Говорят, в Петербурге сейчас делают искусственные зубы и даже челюсти, — проявила Лиза осведомлённость и покосилась на Петю, ожидая подтверждения её слов. — Из слоновой кости протезы делают.

Петя в позе умирающего лебедя расположился на софе и проблемы соседа-помещика его совершенно не волновали.

— Протезы те врачам гробовщики поставляют, — встрепенулся Куроедов и снова схватился за щёку.

— Сей конфуз у аглицких людишек произошёл, — поддержал разговор управляющий. — После сражения под Ватерлоо стали предлагать купить зубы не выкопанных гробокопателями, а настоящих героев, погибших на войне. Якобы те зубы от молодых и здоровых, а носить зубы героев патриотично. Только кто-то перепутал и продал вместо аглицких французские зубы, — завершил повествование Дмитрий Николаевич.

— Это как они отличили? — оторвал голову от подушки Петя.

Меня этот вопрос тоже заинтересовал, но управляющий лишь развёл руками. А тут и Лёшка с инструментом вернулся.

— Будем привычно обезболивать дубинкой по затылку или снотворное дать? — задал он вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Анестезия дубинкой слишком радикальная, — выразил я своё мнение. — Снотворное лучше.

— Оно у меня такое, что может дать небольшой побочный эффект — слюноотделение и хм… пардон, Елизавета Африкановна, обмочиться человек может после.

Куроедову было уже всё равно, Лиза мило покраснела, и Алексей решил, что пациент согласен. Какие-то подготовительные меры провели. Помещика переодели в хорошо себя зарекомендовавший банный халат из льна. Я обещал ассистировать.

Выбрали для своих целей кабинет. Там как раз удобно диванчик у окна стоял. Есть где положить Куроедова и зафиксировать, если снотворное не поможет.

— Я точно ничего не почувствую? — волновался Ксенофонт Данилович.

— Пять минут глубокого сна, а то и больше гарантирую, — отозвался Алексей, дезинфицируя инструмент спиртом.

Мне была поставлена задача фиксировать голову и всячески помогать. Выяснив, какой именно зуб болит(там не один был с дыркой), Алексей подождал, пока подействует укол. Потом обхватил клещами (интересно, для чего они изначально предназначались?) больной зуб и начал его раскачивать, не рискнув сразу выдирать.

— Как же их рвут? — недоумевал Лёшка. — Крепко сидит. Я ощущаю себя не то маньяком, не то садистом.

— Осторожнее, — подал я голос. — Не дай бог, корень останется. Мы ж его не вытащим.

И тут — «хряк!», и зуб оказался в клещах вместе с корнем. Кровищи было много. Повезло, что Куроедов был в отключке. Я ему тампон в рот вставил и полотенцем подвязал, чтобы не стекало на шею.

— Нормалёк, — похвалил сам себя Лёшка, разглядывая трофей, потом и меня попытался подбодрить.

Историю про вставные челюсти он частично услышал и решил рассказать случай из жизни. Всё равно Куроедов спит и придётся ждать его пробуждения.

— Задержался на работе после ночного выступления, — начал Алексей историю. — Пришлось грузы принимать, на склад таскать. Домой возвращался уже засветло. В такое время троллейбусы ещё полупустые. Прошёл на заднюю площадку, встал у окна, а сам весь такой упахавшийся, в голове сумбур после бессонной ночи. Вдруг вижу — по проходу между кресел челюсть с зубами скачет. Ну, думаю, совсем заработался…

— Глюки? — усмехнулся я. — Или дети шутили?

— Не… Бабушка — божий одуванчик впереди села на сиденье, которое развёрнуто против движения. Чего-то ей вставные зубы мешать стали. Вынула их, в платочек завернула и задремала. Да и уронила челюсть, которая поскакала по троллейбусу.

Невольно я хохотнул и покосился на Куроедова. Тот еще не пришёл в себя, но надеюсь, дантист из Лёшки неплохой получился.