Железные Люди в Стальных Кораблях

Глава 2. Увидеть Лондон и умертвить

Хеллборн сидел на подоконнике и делал вид, что любуется лондонским пейзажем, а гросс-коммандер Натаниэль Гренвилль сидел за столом и делал вид, будто наводит порядок в куче цветных карандашей. Они оба делали вид.

— Вы отлично поработали, Джеймс, — как бы между прочим заметил гросс-коммандер.

Сэр Натаниэль, военно-морской атташе Нового Альбиона, был сед и импозантен. Черно-золотой мундир, украшенный многочисленными Орденами Британской Империи, импозантность только подчеркивал. Гросс-коммандер Гренвилль слишком много времени проводил в Лондоне и очень редко возвращался домой. Вслух он часто выражал сожаление о старых добрых временах, когда Новый Альбион входил в Британскую империю, поэтому обитатели Нижнего Фрэнсисберга называли его не иначе, как "младобриттом" — и это было далеко не самое сильное оскорбление. Но Те, Кто Принимают Решения, были лучше осведомлены об истинном положении дел, поэтому сэр Натаниэль продолжал занимать свой пост и творить добрые дела во имя Родины и Расы.

— Вы шутите, сэр, — Хеллборн выдавил из себя кислую улыбку. — Это была настоящая катастрофа.

— Ну-ну, Джеймс, вы же не собирались остановить русское вторжение в одиночку? Это было бы слишком даже для вас!

— Но теперь Свальбард потерян для нас надолго, если не навсегда… а ведь он так был нам нужен, — Хеллборн оставил подоконник и перебрался в ближайшее пустое кресло.

— Все еще только начинается, лейтенант, — военно-морской атташе полюбовался на аккуратную "поленницу", составленную из красных карандашей. Ура, с одним из цветов покончено.

— Будет война, сэр? — Хеллборн понизил голос.

— Не будем себя обманывать, Джеймс, — сэр Натаниэль переключился на оранжевые карандаши. — Мы ждали ее, мы к ней готовились, мы желали ее. Мы даже молились на нее.

— Сколько у нас времени? — голос Хеллборна упал еще на несколько децибелов.

— Несколько недель, не больше. Максимум месяц, говорят оптимисты, но я никогда не был оптимистом, когда речь шла о Грядущей Войне. Жаль, она начинается как минимум на пять лет раньше, чем мы рассчитывали. Но далеко не все на этой планете зависит от нас.

— Пять лет? — переспросил лейтенант. — Что мы могли успеть за пять лет? Простите, если говорю банальности, сэр, но подготовку к войне нельзя закончить. Ее можно только прекратить. Что бы мы ни сделали за пять лет, наши противники… и союзники тоже не будут стоять на месте.

— Об этом как-нибудь в другой раз, Джеймс, — вздохнул Гренвилль. — Вы лучше продолжай рассказывать. Как к вам отнеслись восточники… фризы… — Сэр Натаниэль запнулся и натужно рассмеялся. — Вечно я путаю эти жаргонизмы. Неважно. Как все прошло в Исландии?

Хеллборн откинулся в кресле.

— Местное отделение секретной службы и полковник Рузвельт собственной персоной проявили такое удивительное равнодушие к моим приключениям, что я даже забеспокоился. Но сэр Уолтер посоветовал мне не обращать внимание на пустяки. Гораздо большим везением я считаю тот факт, что всего через несколько суток из Рейкъявика в Лондон отправлялся почтовый дирижабль. И вот я здесь.

— Похоже, у сэра Уолтера все под контролем, — кивнул Гренвилль.

— У меня сложилось аналогичное впечатление.

— Как вам понравился русский десант? — "поленница" зеленых карандашей была идеальна.

— Я предоставлю вам подробный отчет, сэр…

— Это само собой. Но мне интересны ваши впечатления уже сейчас. В двух словах, в общих чертах…

— Не знаю, сэр… — задумался Хеллборн. — Меня одолевают двойственные чувства. Это была блестящая операция — и безумная одновременно. Вы понимаете, что они сделали?! Просто взяли побольше солдат и запихнули их в обычные дизельные субмарины. Набили до отказа, как банку креветками. Они там плыли стоя, как пассажиры трамвая в час пик. Экипажи были буквально прижаты к своим постам. Минимальный паек, без элементарных удобств. Попробуйте проделать такой фокус с английскими, альбионскими… с моряками любого флота Старого и Нового Света — и они обязательно взбунтуются! Теперь я вижу, что у русских подобные фокусы в порядке вещей. А я-то считал полковника Горлинского старым болтуном и фантазером!

— Полковник Горлинский действительно фантазер, но кое-в-чем его рассказы не были далеки от истины. Уж мне-то вы доверяете? Я имел с ними дело в прошлую войну, — гросс-коммандер задумчиво поднял взгляд с потолку, — и мне совсем не понравилось то, что я увидел… Их потери были велики? Я не имею в виду сражение, — уточнил сэр Натаниэль.

— Они потеряли как минимум одну субмарину, я слышал разговоры их офицеров на берегу.

— Они были расстроены этим фактом? — один из синих карандашей оказался короче других.

— И да, и нет, сэр. Не могу объяснить почему, — замялся Хеллборн, — но мне это не понравилось.

— Мне это тоже никогда не нравилось, — вздохнул Гренвилль. — И не только мне. Вот и сейчас. Короткий бросок и вся Европа в шоке. Одни в панике, другие в восторге. Правительство Его Величества выразило глубокое сожаление в связи с инцидентом. Данорвежский кабинет министров заседает круглые сутки, но не может принять решение. В Кристиании бурные демонстрации, "Копенгаген не способен удержать древнее национальное достояние".

— Древнее? — удивился лейтенант.

— Северяне раскопали в какой-то саге упоминание о визите викингов на Свальбард. И на этом основании… Хорошо, что они не претендуют на Северную Америку или Новый Альбион! — рассмеялся Гренвилль.

— Вряд ли они навещали Альбион, сэр, — пожал плечами Хеллборн.

— Вам виднее, ведь это была одна из безумных теорий вашего учителя, профессора Лайнбрейкера.

— Профессор никогда не поддерживал эту теорию, напротив! Это его старый враг, профессор Стэнхоуп…

— Избавьте меня от этого! — Гренвилль выставил перед собой ладони в протесте. — Лучше скажите, что вы делаете сегодня вечером?

— Простите, сэр?… — моргнул Хеллборн.

— Я спрашиваю совершенно серьезно.

— Я только что с корабля; даже не знаю, где я буду сегодня ночевать, — развел руками лейтенант. — Уезжая, я вернул ключ хозяйке пансиона…

— Пустяки, Джеймс; оставайтесь в посольстве, в гостевых комнатах. Не имеет смысла снимать новую квартиру на… — гросс-коммандер задумался и снял трубку телефона. — Мисс Блади, зайдите ко мне.

— Что вы хотели сказать, сэр? — не понял Хеллборн. Сэр Натаниэль не успел ответить, ибо на пороге оказалась мисс Блади, его секретарша, угрюмая дама двадцати пяти лет. Если бы не загадочный шрам, пересекавший лицо, ее бы тоже могли рисовать на плакатах. Форма сержанта ВМФ ей совершенно не шла. Еще она была вдовой, имела прескверный характер и работала в Лондонском отделе совсем недавно. На этом знания Хеллборна о сотруднице сэра Натаниэля исчерпывались.

— Прямой рейс только через три дня, сэр, — с ходу заявила мисс Блади. — Насколько мне известно, вы предпочитаете для наших сотрудников ("наших сотрудников" мисс Блади тщательно подчеркнула) прямые рейсы. Раньше ничего нет. Заказать билеты?

— Да, конечно. Ничего не поделаешь. Спасибо, мисс Блади. — Гренвилль бросил взгляд на браслет часов. — Вы можете быть свободны до вечера.

— Вы возвращаетесь домой, Джеймс, — продолжил сэр Натаниэль, когда дверь закрылась. — Здесь вам делать больше ничего. Главное Управление хочет иметь как можно больше свободных агентов поближе к дому.

— А сегодня вечером, сэр?… — напомнил Хеллборн.

— Ах, да. Будет большой прием в посольстве Транскавказии. В честь Нового Года.

— Не поздновато ли? — удивился лейтенант.

— Разумеется, — продолжал сэр Натаниэль, — в честь настоящего Нового Года был большой прием в МИДе для всех дипломатов и глав государств; их много в эти дни в Лондоне. Но транскавказцы желают в очередной раз громко напомнить о себе; особенно этот их премьер с непроизносимой фамилией. Как всегда, нас ждут двести или триста сортов вин — только ради этого стоит заглянуть.

— Но почему Новый Год?

— Транскавказцы — ортодоксы; по крайней мере, премьер и посол. Их церковь до сих пор пользуется византийским календарем, вот и выпадает у них Новый Год на 13-е число. По крайней мере, так мне объяснили, — развел руками гросс-коммандер. — У вас есть парадный мундир?

— Он остался где-то в Бергене. Все, что у меня есть — это костюм, любезно предоставленный сэром Уолтером. Иначе бы мне пришлось возвращаться в Лондон прямо в грязной полевой униформе, — добавил Хеллборн.

Гренвилль порылся в ящике стола и извлек на свет визитную карточку.

— Вот, зайдите в "Аберкромби и Финч", у нашего посольства там открытый счет. В их гардеробе можно найти мундиры всех флотов и армий планеты. Они живо подгонят один из них под ваш размер. Здесь сто фунтов, на всякий случай, на такси и прочие мелочи.

— Мелочи, сэр?

— Лондон по-прежнему дорогой город, — кивнул сэр Натаниэль. — Встретимся вечером.

Примерка подходила к концу, когда к Джеймсу обратился прежде незамеченный клерк.

— Мистер Хеллборн?

— Совершенно верно.

— Вас просят к телефону.

— Магрудер, — сказал голос в трубке. — Через двадцать минут в сквере напротив посольства Литбела.

— Я вернусь за мундиром чуть позже, — сказал Джеймс, повернувшись к продавцу.

— Конечно, мистер Хеллборн. Мундир будет вас ждать.

Посольство Литбела находилось в том же квартале, что и посольство Транскавказии, как и еще две дюжины посольств. Это был совсем новый район, заново выстроенный после Великой войны. Впрочем, тогда четверть Лондона лежало в руинах. "Воздушные волки" графа Цеппелина-младшего постарались от всей души.

В уютном скверике нашлось немало пустых скамеек. Лондон первой половины января не располагал к неспешным прогулкам и посиделкам в парке. Не с точки зрения чистокровного альбионца, разумеется.

В центре сквера возвышался памятник маршалу Веллингтону, еще один из многих. На этот раз Железный Герцог возвышался на боевой колеснице древних кельтов. Копыта лошадей попирали римского легионера в униформе Новой Империи. Легионер лежал на животе и его лицо было направлено к зрителям, так что каждый мог без особого труда узнать "маленького декана". Скромная надпись на постаменте гласила: "Спасителю Британии".

Джеймс полюбовался памятником и развернул газету, захваченную на журнальном столике в ателье. Судя по всему, ее не положили туда владельцы для развлечения клиентов — но кто-то из клиентов ее (газету) забыл. Плохая бумага и нечитабельный азиатский язык с маленьким алфавитом на 70–80 знаков. Ясное дело, боевой листок какой-то мелкой партии борцов за свободу. Оставалось рассматривать фотографии. Маленькие смуглые люди в рваной одежде чего-то требовали, а большие белые и смуглые люди избивали их дубинками и прикладами. Фотографии были крупнозернистые, плохого качества; таким образом, действие могло происходить в любой из великих азиатских империй к востоку от Суэца.

— Вам не стоило так рисковать, Хеллборн, — сказал голос у него за спиной.

Джеймс на всякий случай обернулся; голос принадлежал именно тому человеку, которого он ожидал здесь встретить.

— Не понимаю, о чем вы, — нарочито равнодушным голосом ответил альбионец.

— Я про ваши подвиги в Ледовитом океане.

— Простите, а что я должен был делать? Добровольно отправиться в Сибирь — или вообще в расстрельный подвал? Я не понимаю ваших претензий, бразза…

— Вы пытаетесь меня оскорбить? — собеседник приподнял бровь.

— Ни в коем случае… конфетка.

— Послушай, южный слизняк… — "Магрудер" обовал себя на полуслове. — Мне некогда. Где это?

Хеллборн порылся в кармане пиджака и протянул собеседнику сигаретную пачку. Одна сигарета скрылась в боковом кармане плаща, вторую Магрудер закурил от взлетевшего "Зиппо" и тут же прикончил, в три-четыре затяжки.

— Если это имеет какую-то ценность, вы сможете забрать деньги со своего старого счета в Генеральном Банке Ландоффайра, — добавил "Магрудер".

Уже поворачиваясь, он внезапно замер, и Хеллборн понял — ему отчаянно хочется сказать что-то умное и напыщенное. И "Магрудер" это сказал:

— В нашей работе надо работать головой.

И ушел.

"В работе надо работать…"

Хеллборн покачал головой. Это звучало просто ужасно — на всех известных ему языках.

Посольство Транскавкаской Советской Республики сверкало в ночи тысячью огней — и это не было преувеличением. Конечно, если подсчитать каждую маленькую лампочку.

— Обычная процедура, Джеймс, — напомнил Гренвилль. — Круги по залу, глаза и уши широко открыты. Уйдете, когда сочтете нужным — или если увидите Возможность с большой буквы. Не мне вас учить. Пойду, поздороваюсь с послом. Вот он, очками сверкает, и лысиной тоже… Ларри!!! Старый альфонс!!! Сколько лет, сколько зим!..

А Хеллборн принялся кружить по залу. Здесь было очень мало знакомых лиц, но они были. "Здравствуйте — добрый вечер — как здоровье вашей жены? — передавайте привет вашему уважаемому отцу — попробуйте это вино, оно великолепно! урожай 28-го года! — ах, эта ужасная война! — что же теперь будет? — эти русские совсем обнаглели!"

— …эти русские совсем обнаглели, — говорил высокий данорвежский дипломат с красным лицом. Кажется, это был первый вице-консул. Оставалось только надеяться, что лицо его покраснело от гнева, а не от алкоголя. — Мы не понимаем, почему правительство Его Величества фактически потакает этой бессовестной агрессии?! Сегодня они вспомнили о своих полумифических правах на Свальбард; завтра они вспомнят свою "флаго-демонстрационную" высадку в Шотландии. А что будет послезавтра?!

— Простите, мистер Хенстридж, — говорил чиновник из британского МИДа (кажется, его звали Биндер), — но мы не совсем понимаем, чего вы от нас ожидаете? Если даже доблестная данорвежская армия не покидает свои казармы, а флот стоит в портах, то что должны делать мы? Если даже правительство Данорвегии не может решить, находится ли ваша страна в состоянии войны с Россией, то как должна поступить Британия? Мы всегда готовы оказать содействие нашим союзникам, но при одном условии — если союзники знают, чего хотят. Хотя бы от самих себя.

Хенстридж еще больше покраснел, но ничего не успел ответить. Оркестр на сцене, до тех пор игравший веселую восточную мелодию, неожиданно разразился звуками "Правь, Британия; Боже, храни короля". Не очень умело, но с превеликим энтузиазмом. Король, впрочем, на сцене все равно не появился.

— Леди и джентельмены, Его Превосходительство лорд-протектор Британского Содружества Наций сэр…

Дальнейшие слова потонули в грохоте оваций и партийных салютах.

— О, дьявол… — сказал кто-то в толпе неподалеку от Хеллборна. — Вот уж неожиданный гость…

Нет, он не имел в виду лорда-протектора. Оркестр заиграл "Slava, slava russkomu narodu!"

— Леди и джентельмены, Ее Превосходительство президент Российской Республики госпожа Мария Спиридонова!

Серию удивленных возгласов и крепких скандинавских ругательств заглушила очередная овация. Госпожу Президента в первую спешили приветствовать ее восточноевропейские и азиатские союзники, потом британцы: а) из вежливости; в) потому что лорд-протектор демонстративно приложился к ее ручке. Потом и все остальные; кроме потерпевших данорвежцев, разумеется, и еще двух-трех заклятых врагов Matushki-Rossii.

Кровавая Мэри просто светилась счастьем и как будто помолодела на 15–20 лет. "Вот она, вершина мира, ма!" — словно говорила она всем своим видом. Здесь следовало добавить традиционное "эту женщину одновременно любила и невидела другая половина мира…", но к чему повторять очевидные банальности?

Один из транскавказских чиновников поспешил поднести ей микрофон. Кто-нибудь другой на ее месте мог бы откашляться — или сделать вид, что набирает полную грудь воздуха — но только не она.

— Лорд-протектор (вежливый полупоклон в одну сторону), господин посол (в сторону лысого "альфонса"), дамы и господа! Я счастлива приветствовать вас сегодня, в этот праздничный и торжественный день, в одном из величайших городов нашего мира! К сожалению, я вижу на лицах некоторых из вас печать недоумения и даже враждебности. "Как она посмела?" "Что она себя позволяет?" Дамы и господа, когда вы говорите или думаете так — "как ОНА посмела!", то имеете в виду не меня, а Россию!!! Это Россия посмела! Это русский народ собрался с силами и вернул себе то, что принадлежало ему по праву! Земли, пропитанные кровью множества поколений наших предков, которые кто-то посмел присвоить себе, пока мы задыхались в огне революции и гражданской войны, стремясь построить новый и лучший мир — не только для русского народа, но и для всех людей нашей планеты! Нет, мы больше не говорим о мировой революции; мы протягиваем вам не кончики наших штыков, но руку мира и дружбы. Мы не стремимся вновь поработить нации, вместе с нами страдавшие в царской России — тюрьме народов, которые вместе с нами, плечом к плечу, сражались за нашу и вашу свободу в тяжелые годы Революции. Нет, совсем нет! Я вижу здесь наших добрых друзей и союзников, statesmen и офицеров Речи Посполитой (в воздух поднялись две дюжины бокалов), и я счастлива сообщить всем присутствующим, что около часа назад солдаты Войска Польского и армии Первого Литовского Фронта вступили на территорию Восточной Пруссии, дабы положить конец этому исскуственному и нежизнеспособному образованию, больному ублюдку Версальского договора, гнезду тевтонских агрессоров, вот уже семь веков подряд несущих смерть и страдания братским славянским народам! И мы говорим вам — никогда больше! НИКОГДА! Слава России! Героям слава!!!

(и уже другим тоном, без всякого перехода:)

— Лорд-протектор (полупоклон), господин посол (полупоклон), дамы и господа…

Сопровождаемая под руку лордом-протектором, Кровавая Мэри сошла со сцены и растворилась в толпе.

— Вот так и пали гиганты…

— Куда катится этот мир?!

— Kranty tewtonchikam.

— Scheise! Scheise! SHEISE!

— Juden und komissaren!

— А мы предупреждали! Мы предупреждали! — надрывался консул Хенстридж. — Мы знали, что все к этому идет!

Некоторые дипломаты направились было к выходу — к телефонам и телеграфам, связаться с родиной и запросить инструкции. Большинство остановилось на полпути.

— У нас рабочий день давно уже закончился, — заметил коротышка-американец.

— У нас еще не начинался, — в тон ему отвечал корейский вице-консул.

— У нас все еще спят, — скромно признался халистанец в огромном тюрбане. Просто за компанию, ибо вряд ли Его Величество Магараджа будет переживать из-за войны на далекой Балтике. У него своих проблем по горло.

— БАНГ! — прогремело на одном из балконов, и чье-то тело упало в оркестровую яму.

— Какой-то тевтонский офицер, — стало ясно через несколько минут. — Застрелился от избытка чувств.

— Ну и глупец. Если ему так не терпелось умереть, мог поспешить к себе на родину. Там еще не скоро все закончится.

— О чем вы?! Русские и поляки раскатают пруссаков в два счета!

— Вам не приходилось видеть укрепления Кенигсберга?

— А вам не приходилось видеть линкор "Ян Собесский"? Или русский танк "Мастодонт"?!

Лейтенанту Хеллборну приходилось видеть и то, и другое, и третье. Поэтому он потерял всякую надежду извлечь полезную информацию из сегодняшнего вечера. Но надежда не торопилась умирать, пусть даже она увидела Лондон.

— Джеймс, мальчик мой! Как нельзя кстати! Как я рад тебя видеть! Ты давно в Лондоне? И до сих пор не навестил старика!

— Профессор Лайнбрейкер? — Хеллборн изобразил смущенную улыбку. — Я только сегодня приехал. Честное слово. И завтра-послезавтра снова уезжаю. Служба.

— Все еще лейтенант? — Профессор Лайнбрейкер, совершенно седой ("белоснежный", как говорили на Родине), но крепкий старичок, должен был встать на цыпочки, чтобы положить руки на плечи Хеллборна и покрутить его из стороны в сторону. — Что-то натворил? Или тебя специально не продвигают? Ведомственные интриги?

— …первого класса, профессор. Это соответствует…

— Оставь, я старая сухопутная крыса, — отмахнулся Лайнбрейкер. — Тебе не пора в отставку? Мне ли не знать, все эти наши англо-саксонские традиции, "за родину и королеву". Я и сам в молодости отдал несколько лучших лет Тибетанским Стрелкам Ее Величества Королевы-Императрицы. Но когда истек минимальный срок, сказал им "честь имею!" — и откланялся. Джеймс, это ведь не твое. Ты ведь всегда любил историю; любил копаться в земле и переворачивать старые камни…

— Боюсь, об отставке сегодня нечего и говорить, — Хеллборн изобразил еще одну смущенную улыбку. — Вы же видите, что в мире творится.

— Что творится? — профессор заглянул себе за спину. — Русские отшлепали немцев? А ты здесь причем? Можешь мне не рассказывать. Но это же не мировая война! Вот в прошлый раз ваше правительство затыкало своими солдатами каждую дыру от западного до тихоокеанского фронта. Уж я-то знаю. Как сейчас помню, твой покойный отец…

— Последняя война началась совсем из-за пустяка, — осторожно заметил Хеллборн.

— Глупости, — снова отмахнулся профессор. — Вот увидишь, никакой войны не будет. Дипломаты немного погудят на очередной конференции и все разойдутся по домам. Не потому что люди поумнели или им надоело проливать кровь — особенно чужую; просто все слишком устали. Горячие головы смогут отправиться на какую-нибудь мелкую войну с туземцами в Африке, нести бремя белого человека и прочую чушь. Но это действительно чушь, а я не рассказал тебе самого главного! — Лайнбрейкер посмотрел по сторонам, схватил Хеллборна за рукав и потащил в ближайший тихий угол, где они остались в одиночестве. Голос профессора понизился до классического заговорщицкого шепота: — Я нашел ключ! Я собираюсь расшифровать Язык Пирамид!

— Что? — искренне удивился Хеллборн. — Язык Пирамид? Вы шутите, сэр; не вы ли говорили, что на это могут уйти целые столетия — потому что мы не знаем практически ничего. Ведь даже ни единого звука не сохранилось!

— Но я нашел ключ! — профессор направил указательный палец в потолок.

— Ключ?…

— Настоящий Розеттский камень! Двуязычный текст! Причем второй язык очень хорошо известен на Британских островах! — указательный палец приподнялся еще на несколько дюймов.

— Слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой, — пробормотал Хеллборн.

— Ты мне не доверяешь? — нахмурился старик.

— Ни в коем случае, сэр!.. Но… — начал было лейтенант.

— Поехали ко мне. Прямо сейчас, — профессор сделал шаг по направлению к выходу.

"Прямо сейчас…"

"Ключ…"

"Целые столетия…"

— Нет, — очнулся Хеллборн. — Извините, сэр, проклятая служба. Но я освобожусь примерно через час! Вы ведь по-прежнему ложитесь поздно? — и еще одна смущенная улыбка.

— В моем возрасте нельзя слишком много спать, — кивнул профессор и тоже улыбнулся. — Можно проспать собственную смерть.

— Тогда ждите меня через час. Я закончу с делами и тут же отправлюсь к вам.

— Начинаю ждать с нетерпением уже сейчас, — профессор изобразил некое загадочное движение рукой ("салют Королевских Тибетанских стрелков?"), ЕЩЕ РАЗ улыбнулся и направился к выходу.

В следующие тридцать минут после этого разговора Джеймс Хеллборн сидел на иголках, хотя при этом оставался на ногах. В конце концов, даже агенты ДСС имеют предел прочности. Но потом он увидел луч света в конце Гранд-Туннеля. Завершая очередной круг по залу, он наткнулся на мисс Блади. Парадная форма ВМФ ей тоже не шла. Ничего не поделаешь, такие девушки тоже бывают.

— Лейтенант Хеллборн, если я правильно помню?

Конечно, она все прекрасно помнила.

— Совершенно верно, миледи. Разрешите угостить вас урожаем 1928 года?

Она пожала плечами.

— Когда говорят "угостить", обычно собираются и платить. Но здесь за все платят граждане Транскавказии.

Хеллборн изобразил смущенный вид.

— Не поймите меня неправильно, но я всего лишь соскучился по соотечественникам. Сэр Натаниэль куда-то запропастился, и вся его свита тоже…

Она снова пожала плечами.

— Прекрасно вас понимаю. Куда мы направимся, сэр?

— Вот этот диванчик нас вполне устроит. И называйте меня просто "Джеймс".

— "Братья и сестры по оружию", — прокомментировала она.

— "Братья и сестры по оружию", — согласно кивнул Хеллборн.

— Меня зовут Патриция. Можно просто "Пат". Так проще…

— …и короче. В бою нет времени произносить три-четыре слога подряд. Некоторые страны из-за этого проигрывали войны.

— Нам ли этого не знать, — она определенно любила пожимать плечами.

— Где тебя так изорудовали, Пат?

Надо быть альбионцем, чтобы вот так спокойно задать когда-то красивой девушке такой вопрос.

— На охоте, — она посмотрела в бокал, но этот сорт вина совершенно не отражал световые лучи.

— Да, конечно. Это след от холодного оружия, — убежденно заявил он.

— Зверь прыгнул на меня, когда я замахивалась. Это был обоюдоострый клинок, — уточнила Патриция.

— Как скажешь. — Хеллборн сделал вид, что ей поверил.

Еще через пятнадцать минут они покинули гостеприимное посольство Транскавказии и вышли в ночь.

— Глупо все это, — заметила она. — Ох и достанется нам завтра от мистера Гренвилля.

— Глупо, — согласился Хеллборн. — Давай я просто отвезу тебя домой.

Пат рассмеялась.

— У тебя и машины нет. Давай лучше я тебя отвезу. Где ты ночуешь?

— В посольстве, в гостевой комнате, — не сразу ответил Хеллборн.

— Вот и замечательно.

Уже за углом она принялась клевать носом, и в этом ничего замечательного не было. Хеллборн едва успел перехватить управление. Потом перетащил ее на заднее сиденье и сам сел за руль.

Шторм-лейтенант воздушной пехоты, командовавший охраной посольства, посмотрел на них с явным неодобрением, но ничего не сказал. Проверил документы и откозырял.

"Парень слишком хорош для своей должности, — подумал Хеллборн. — Надеюсь, все обойдется".

Устроив Патрицию на своей кровати, Хеллборн на секунду задумался. Потом снял с нее ботинки и форменный китель, набросил одеяло. Годится. До утра она все равно не проснется. Постоял еще минуту. Это не алиби, это черт знает что. Но иногда самое простое решение является самым верным. А идеальное алиби без пробелов и недостатков имеют только виновные преступники. Джеймс не собирался выглядеть таковым.

Все действительно обошлось. Хеллборна это устраивало и не устраивало одновременно. Хорошо, что ему удалось перебраться через ограду посольства незамеченным; плохо, что родные альбионские солдаты его не схватили. Однажды здесь мог пройти враг — очень опытный и опасный враг. Впрочем, ему предстояло еще вернуться. Если он и вернется без приключений, с этим надо будет что-то делать. Специальный доклад в службу безопасности МИДа. Если завизировать у директора ДСС, к нему отнесутся серьезно. Особенно сейчас.

Накануне Грядущей Войны.

Профессор Лайнбрейкер любил общество людей, но жил уединенно. И это было хорошо, очень хорошо. И вся эта операция началась слишком хорошо, и было бы обидно провалить ее из-за какого-нибудь пустяка.

— Я даже не слышал, как ты подъехал, — заметил профессор, открывая ему дверь. — А слух — это единственное, на что я пока совершенно не жалуюсь. Несмотря на мириады других болячек и много-много громкой стрельбы в славные годы Королевских тибетанских стрелков…

— Я немного заблудился, и поэтому отпустил такси на соседней улице, — пояснил Джеймс.

На самом деле, Хеллборн оставил на соседней улице угнанную машину. Лейтенант рассчитывал вернуть ее (машину) на место за много часов до того, как хозяин проснется. На ничтожный расход бензина никто не обратит внимания, у этой модели был слишком грубый спидометр.

— Выпьешь что-нибудь? — профессор направился к бару.

— Ни в коем случае, сэр! Сегодня я принял как минимум полугодовую дозу алкоголя! Разве что апельсиновый сок…

— Как нетипично для альбионца, — покачал головой Лайнбрейкер. — Каждый раз возвращаясь из Фрэнсисберга я просыхаю несколько дней подряд.

— Дом, милый дом, — вздохнул Хеллборн. — Так вы снова гостили в наших краях?

— Именно так. Где я, по-твоему, отыскал ключ?! Пойдем, ты должен немедленно это увидеть! — и Лайнбрейкер опять схватил его за рукав.

Одна из комнат в доме профессора была отведена под фотолабораторию. На столике стоял полевой футляр с катушками и лежали несколько свежеотпечатанных фотографий.

— Вот, я даже не успел ничего проявить. То есть успел, несколько снимков, в честь твоего визита.

Хеллборн опустился в стоявшее рядом кресло и принялся осторожно тасовать колоду фотографий. Черно-белые, но очень хорошего качества. Профессор работал с дорогой аппаратурой и был опытным фотографом, что в его деле было совсем не лишним.

— Узнаешь это место? Вот и твой апельсиновый сок.

— Спасибо, — пробормотал Хеллборн, уткнувшись в очередной снимок. — Это Вторая…нет, это Четвертая Пирамида.

— Совершенно верно!

— Вот центральный зал с алтарем. А это Комнаты Сторон Света. Северная, Западная, Южная…

— Какие все-таки нелепые названия, — покачал головой профессор.

— Строго говоря, они действительно указывают на стороны света, — скривил губы Хеллборн. — Это всего лишь Фрэнсисберг, а не Скоттенбург.

— Неважно. Смотри дальше!

— Где ЭТО находилось? — прошептал лейтенант.

— В Северной комнате, — тоном римского триумфатора поведал Лайнбрейкер.

— Но ведь это идеальный цилиндр! — воскликнул альбионец. — Где именно в комнате он находился?!

— Джеймс, ты шутишь?! Не узнаешь?! Это ведь основание базальтовой колонны! Якобы несущей колонны! Когдя я сдвинул этот блок в сторону, колонна принялась торчать из потолка как сталактит! Ты понимаешь?! Поколения археологов и грабителей могил проходили рядом — и никому в голову не пришло! Да и мне тоже, по совести сказать. Все произошло совершенно случайно. Если бы я не споткнулся…

— Не вы ли говорили мне, что в истории нет места случайностям? — Глаза Хеллборна были готовы сожрать фотографию. — Это судьба, профессор.

— Случайности, судьба… — отмахнулся Лайнбрейкер. — Всего лишь противоположные концы одного и того же кластера темных суеверий… Правда, красиво?

— Да, как будто большая черная монетка…

— Хороша Монетка! — воскликнул профессор. — Диаметр почти два фута, толщина — около пяти дюймов! Сколько она весит?… Надо будет в таблицу заглянуть, плотность черного альбионского базальта…

— И золотые буквы… — продолжал Джеймс. — Латинские буквы, профессор!!! Что это за язык? я не узнаю его…

— Гэльский, — спокойно отвечал профессор.

— Гэльский?!

— Всего лишь гэльский, мальчик мой. Мне пришлось немного покопаться в словарях. Это не литературный язык, какой-то простонародный средневековый диалект. Словарь всего лишь помог мне узнать его, но не прочитать.

— Конечно, почему бы и нет? — кивнул Хеллборн. — Среди отцов-основателей не было недостатка в ирландцах. Взять хотя бы соратников веселой принцессы Грейс… Они не сразу смешались с настоящими англичанами…

— Этот человек хотел максимально запутать тех, кто отыщет… Монетку, и ему это удалось! Смешно сказать, — и профессор натужно рассмеялся, как бы придавая дополнительный вес своим словам, — я читаю Вергилия и Платона в подлиннике, свободно говорю на дюжине индейских и китайских диалектов, но совершенно не знаком с языком народа, живущего фактически в окрестностях Лондона! Особенно если сравнивать с моими оппонентами в годы Королевских тибетанских стрелков…

— Но ведь в Британии будет нетрудно найти специалиста по гэльскому языку? — лейтенант наконец-то оторвался от фотографии.

— Конечно, но ты ведь понимаешь, я не хотел делиться ТАКОЙ находкой с первым встречным! Ты вообще первый человек на планете, кому я о ней рассказал! Но через два дня из Дублина возвращается мой старый друг, профессор Стэнхоуп…

— Друг?! Вы же с ним как собака с кошкой… простите, сэр…

— Друг, враг — какая разница?! Он настоящий ученый и умеет признавать свои ошибки. А кроме того, этот сукин сын свободно владеет всеми языками Британских островов, даже мертвыми, от шетландского до романо-артурианского… Старый черт Вилли Стэнхоуп еще не знает, какой сюрприз его ждет! Да он на потолок без стремянки полезет! Жду не дождусь, это будет незабываемое зрелище!..

— А Монетка? Наша Розеттская Монетка, сэр? Где она?! — привстал Хеллборн.

— Я задвинул ее на место, — просто ответил профессор. — Она спокойно пролежит там еще много лет. Хотя, много лет — это лишнее. Ты ведь возвращаешься домой? Вот сразу и забери ее. Я на тебя надеюсь. Вашим чиновникам из Министерства Древностей я не очень-то доверяю, — поморщился Лайнбрейкер. — Они политики, а не ученые.

— А другие колонны? Вдруг… — начал было альбионец.

— Нет, я проверил все, — отрицательно качнул головой профессор. — Сплошной камень. Только эта. Но ты вообще понимаешь, что это значит?!

Хеллборн ударил его дважды.

Несильно, но почти без паузы, и по определенным точкам на груди. Старик даже не успел ничего понять. Просто мягко опустился на пол.

Вот и все. Вернулся домой с приема, налил себе стакан апельсинового сока перед сном, а тут сердце не выдержало. Сколько лет ему было? Семьдесят семь? Нет, семьдесят восемь. День рождения был два месяца назад. Спи спокойно, тибетанский стрелок.

Так. Катушки с пленками распихать по карманам, фотографии тоже. Хеллборн выключил свет и закрыл дверь фотокомнаты. Старик очень удачно выпал в коридорчик… а куда он ведет? Правильно, в спальню. Просто не дошел. альбионец переступил через труп и направился в кабинет. Искомое лежало в одном из ящиков рабочего стола. Дневник экспедиции. Потрепанный, небрежные записи. Старик не любил таскать в поле карандаши и бОльшую часть бумажной работы предпочитал делать дома. В дневнике и так половины страниц не хватает, поэтому еще двух никто не хватится. Толстый том "Кембриджский словарь кельтических языков" лежит на столе. Вернуть его на место, в библиотеку, а закладку выбросить. Отпечатков пальцев он не оставлял. Вроде бы все.

Уже направляясь к машине, Хеллборн попытался заглянуть в глубины своей души и памяти, и ему в который раз не понравилось то, что он увидел. Даже если отбросить эмоции и рассмотреть только простые факты. Старый профессор был учителем Джеймса восемь лет подряд — и многому его научил. Он был знаком с его покойным отцом и некоторое время замещал отца. А теперь он умер.

Джеймс Хеллборн понял, что он срочно нуждается в словах утешения. Не сразу, но он вспомнил эти слова.

Раса, Родина и Религия.

И Розеттский камень, конечно.