Железная книга

Глава 10. Танец огня и железа

Прошло две недели с тех пор, как деревня отбила нападение варваров. Зимний вечер медленно опускался на горы, но в кузнице Кары было тепло и светло, несмотря на поздний час. Тим и Кара праздновали — только что закончили последнюю партию наконечников для стрел, заказанную Томасом. По этому поводу Кара даже достала бутылку яблочной настойки из дальнего угла.

— За удачу в бою, — провозгласила она, поднимая кружку. — И за крепкие наконечники, — подхватил Тим, улыбаясь.

Они чокнулись и сделали по глотку. Настойка обожгла горло, и Тим закашлялся.

— Ого! Что это? — Дедовский рецепт, — Кара рассмеялась. — Не нравится?

— Нравится, просто… неожиданно, — Тим сделал ещё глоток и почувствовал, как по телу разливается тепло.

Кара ловко забралась на верстак, болтая ногами.

— А теперь, — она хитро сощурилась, — покажи мне что-нибудь из своих фокусов. Но не как обычно — что-нибудь весёлое!

Тим огляделся по сторонам и заметил кучку угольной пыли в углу. Он подошёл, зачерпнул немного и вернулся к горну.

— Готова? — спросил он, подмигнув. — Жду с нетерпением, — Кара подалась вперёд, опершись локтями о колени.

Тим сосредоточился и выставил ладонь, на которой лежала горстка угольной пыли. Над его пальцами появилось крошечное пламя, которое медленно начало принимать форму. Сначала это был маленький шарик, но затем он вытянулся в фигурку, похожую на человечка. Огненный человечек поклонился и начал танцевать на ладони Тима.

Кара расхохоталась.

— Это что, я?! — спросила она, указывая на пламенную фигурку, которая теперь размахивала невидимым молотом.

— А кто же ещё так яростно колотит по наковальне? — усмехнулся Тим.

Огненная фигурка вдруг споткнулась и покатилась кубарем прямо к краю ладони. В последний момент Тим подхватил её второй рукой, и пламенная кузнечиха продолжила свой танец уже на обеих ладонях.

— Ты должен показать это на празднике весны! — воскликнула Кара, хлопая в ладоши. — Дети будут в восторге!

— А меня потом на сожгут самого, за колдовство?

— Ой, брось, — отмахнулась Кара. — После того, как вы с Томасом и Медведем помогли отбить варваров, тебе многое простят. Особенно если это будет развлечением, а не чем-то страшным.

Тим подбросил огненную фигурку вверх, и она начала кружиться, разбрасывая вокруг себя искры. Кара схватила горсть медной стружки из ведра и бросила в воздух. Огонь подхватил металлические частицы, и вся кузница наполнилась зеленоватыми звёздочками.

— Добавим-ка ещё цветов, — она метнулась к полке и вернулась с маленькими мешочками. — Соли разные. Для окраски металла использую, но и для такого сгодятся.

Она бросила щепотку какого-то порошка, и искры вспыхнули красным. Ещё одна щепотка — и добавился фиолетовый оттенок.

Тим сосредоточился сильнее, и теперь огненная фигурка разделилась на две — появился огненный юноша. Парочка закружилась в пляске над их головами, рассыпая разноцветные искры.

— Кто это там с ней танцует? — с притворной строгостью спросила Кара. — Понятия не имею, — Тим изобразил невинное лицо. — Какой-то южанин, видимо.

Кара фыркнула и снова отхлебнула из кружки.

— Ещё! — потребовала она. — Сделай что-нибудь ещё!

Тим погасил танцующую пару и вместо неё создал крошечного огненного медведя, который поднялся на задние лапы и зарычал беззвучно, но грозно.

— Ну вылитый Бран, когда ему не нравится суп в таверне! — Кара согнулась пополам от смеха.

Медведь превратился в маленького человечка с окладистой бородой и суровым взглядом, который размахивал мечом.

— А это Томас на утренней тренировке, — пояснил Тим, и они уже вместе расхохотались.

— О, я знаю, я знаю! — Кара вскочила и помчалась к ящику с инструментами. — Смотри!

Она вернулась с маленькой трубкой, похожей на свистульку.

— Дуй сюда, когда я скажу.

Тим создал над ладонью сгусток пламени размером с кулак и кивнул. Кара поднесла трубку к огню и сыпанула в неё какой-то порошок. — Давай!

Тим направил пламя в трубку, и из неё вырвался длинный огненный язык, который извивался, как настоящий дракон, издавая низкий гудящий звук.

— Ого! — восхитился Тим. — Что это?

— Смесь угольной пыли и железных опилок. Если правильно подуть, получается такой эффект. Сказители иногда используют для представлений.

Они продолжали эксперименты до тех пор, пока вся кузница не наполнилась запахом горелого металла и весёлым смехом. Тим создавал всё новые огненные фигурки — то птицу, то лошадь, то сказочное чудовище, а Кара подбрасывала различные порошки и соли, добавляя красок и эффектов.

В какой-то момент Тим случайно создал слишком большой сгусток пламени, и тот едва не подпалил стропила. — Осторожно! — крикнула Кара.

Тим на лету перехватил огонь, вернул его под контроль и превратил в россыпь тлеющих искр, которые медленно опустились на пол кузницы и погасли.

— С тобой весело, — Кара покачала головой, улыбаясь. — В кузнице за эти две недели было больше веселья, чем за все годы до этого.

— А ты хороший учитель, — ответил Тим. — Я и не думал, что смогу выковать что-то сложнее гвоздя.

— Из тебя получается неплохой подмастерье, — она легонько хлопнула его по плечу.

Они присели у горна, наблюдая за угасающими углями. Тим время от времени подбрасывал в пламя маленькие искры, которые складывались в забавные фигурки и тут же таяли.

— Знаешь, — сказала вдруг Кара, — у меня есть идея. Не такая весёлая, но, может быть, даже более интересная.

Она соскочила с верстака и достала из-под груды инструментов помятый лист бумаги.

— Я тут кое-что набросала недавно. Смотри.

Она расправила на столе чертёж, придавив углы молотками. На бумаге были изображены какие-то цилиндры, соединённые трубками, грубо нарисованные шестерни и колёса.

— Паровая машина? — Тим удивлённо поднял брови. — Как на юге?

— Ну, не совсем такая навороченная, — Кара постучала пальцем по чертежу. — Я о таком слышала, когда торговцы с юга приезжали. Общие принципы. Штука простая — нагреваешь воду, пар толкает поршень, поршень крутит колесо.

Тим склонился над бумагой, разбирая не всегда понятные линии. Рисунок был далек от идеала — множество исправлений, некоторые детали зачёркнуты и перерисованы, но основная идея просматривалась.

— Думаешь, у нас получится? — он скептически посмотрел на схему. — Я никогда такого не делал.

— Я тоже, — призналась Кара, и в её глазах блеснул азарт. — Но разве не в этом весь смысл? Если постараемся, то сможем сделать хотя бы простую модель. Смотри, — она указала на нижнюю часть чертежа, — этот котёл небольшой, вот тут клапан для выпуска лишнего пара, а здесь…

Она говорила всё быстрее, водя пальцем по линиям, и Тим невольно заразился её энтузиазмом. Не гениальная разработка, но вполне рабочая схема.

— И зачем нам эта машина? — спросил он.

— Для начала, — Кара торжественно подняла палец, — мы могли бы сделать механический молот для кузницы. Представь — я работаю над тонкими деталями, а машина делает грубую работу. Никаких мозолей, никакой боли в плечах!

Тим кивнул, припоминая, как южные кузнецы использовали подобные устройства.

— А потом, — продолжала она, наливая ещё настойки, — можно приспособить её для подъёма воды из колодца. Или для лесопилки. Или… представь себе повозку, которая едет сама!

— Давай начнём с малого, — рассмеялся Тим. — Сначала сделаем что-нибудь, что вообще работает.

— Я уже попробовала, — Кара немного смутилась. — Сделала маленький вариант, но он… ну, слегка взорвался.

— Взорвался?!

— Совсем чуть-чуть! — она показала пальцами. — Просто котёл оказался слишком тонким. Но теперь я знаю, в чём проблема. Надо стенки сделать ровными, и пламя. И тогда мы сможем равномерно нагревать, не доводя до таких… неприятностей.

Тим представил себе котёл, разлетающийся на куски под давлением пара, и невольно скривился.

— Не бойся, — Кара легонько ткнула его в плечо. — Я уже нашла подходящий металл. Старую мельничную шестерню. Прочная, выдержит и не такое.

Её глаза сияли таким воодушевлением, что Тим невольно подумал: вот оно, настоящее колдовство.

— Могли бы даже соорудить небольшой лифт для шахты, — мечтательно продолжала Кара. — Представляешь? Шахтёрам не пришлось бы таскать уголь на себе. Маленькая тележка, поднимающаяся сама по себе…

— Кара, — Тим поднял взгляд от чертежа, — это потрясающе. Правда. Но я…

Он запнулся, не зная, как сказать. Кара замерла, отложив уголь, которым делала пометки.

— Ты уходишь, — это был не вопрос. — Скоро, да?

Тим кивнул, не в силах отвести взгляд. Кара выпрямилась, её лицо вдруг стало жёстким.

— Знаешь, — сказала она с неожиданной горечью, — я всю жизнь таких, как ты, наблюдаю. Северные мечтатели. — Она произнесла последнее слово с таким презрением, что Тим вздрогнул. — Приходят, разговоры красивые ведут, а потом — бац! — и умчались на север за своей великой судьбой.

Она с такой силой швырнула уголь на верстак, что тот раскололся.

— Кара, я не… — начал Тим, но она перебила его.

— А знаешь, кто остаётся? — её голос поднялся. — Мы остаёмся. Обычные люди. Те, кто потом годами ждёт у ворот, вглядывается в горизонт, надеется. Те, кто остаётся латать дыры, ковать мечи, кормить детей. И знаешь, что самое обидное? — её глаза опасно блеснули. — Никто из вас, искателей приключений, никогда не возвращается.

— Я не искатель приключений, — Тим почувствовал, как в груди закипает обида.

— Нет? А кто же? — Кара горько усмехнулась. — Ещё один одержимый, который верит в сказки? Ещё один безумец, готовый бросить всё ради дымки на горизонте?

Тим смотрел на неё, не веря своим ушам. Огонь в горне вспыхнул выше, отзываясь на его эмоции.

— Мой отец не был безумцем, — процедил он сквозь зубы. — Он погиб, защищая людей.

— Да? — Кара подступила ближе, её глаза сверкали. — И много он защитил? Или просто потакал своей жажде славы, как и все они? Как все эти бравые герои, которые оставляют после себя только разбитые сердца и пустые дома?

Тим почувствовал, как что-то оборвалось внутри. Кровь застучала в висках. Языки пламени в горне взвились почти до потолка, и несколько угольков выстрелили наружу, оставляя чёрные отметины на полу.

— Не смей, — его голос стал низким, дрожащим от ярости. — Не смей так говорить о нём. Ты ничего не знаешь.

— О, я знаю достаточно! — Кара не отступала, хоть и бросила тревожный взгляд на бушующий горн. — Мой отец был таким же, как твой. Одержимый, ослеплённый своими мечтами. Бросил всё — дом, семью, меня! И ради чего? Ради металла, который, может быть, и не существует совсем! А если и существует то может ничего особенного в нем и нет!

— Мой отец верил в то, что делал, — Тим сжал кулаки. — Он не был трусом, который прячется за стенами деревни всю жизнь!

Кара отшатнулась, словно от удара. В кузнице повисла страшная тишина, нарушаемая только потрескиванием угля и тяжёлым дыханием Тима.

— Так вот как ты думаешь о нас? — тихо спросила она. — О тех, кто остаётся? Мы просто трусы?

Тим хотел ответить, что нет, что он не это имел в виду, но слова застряли в горле. Злость туманила разум.

— Ты прав, — её голос стал ледяным. — Мы, наверное, и правда трусы. Потому что только трусы заботятся о том, чтобы в домах было тепло, чтобы стены выдержали зиму, чтобы дети не голодали. Только трусы исправно куют подковы, чинят эти проклятые плуги раз за разом. И делают мечи и доспехи, которыми такие храбрецы, как ты, потом хвастаются.

Тим отвернулся, чувствуя, как по лицу течёт пот. Он понимал, что зашёл слишком далеко, но признать это сейчас казалось невозможным.

— Наверное, нам лучше закончить на сегодня, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Закончить? — Кара вдруг рассмеялась, резко и неестественно. — О, нет. Мы только начали!

Она схватила со стола молоток и с силой швырнула его через всю кузницу. Металл звякнул о стену, оставив вмятину.

— Знаешь что, Тим? Иди! — её голос сорвался на крик. — Иди на свой проклятый север! К своему дракону! К своему великому пророчеству! Иди и не возвращайся!

Глаза её лихорадочно блестели, руки дрожали. Она метнулась к верстаку и смахнула на пол груду инструментов. Зубила, напильники, щипцы с грохотом разлетелись по каменному полу.

— НАДОЕЛО! — выкрикнула она, и в голосе её звенели слёзы. — Надоело быть той, кто остаётся! Надоело ждать! Надоело каждый раз думать — может, сегодня? Может, вернётся? Может, жив?

Тим застыл у двери, не зная, что делать. Такой он её ещё не видел.

— К чёрту тебя! — она схватила ещё один инструмент. — К чёрту твоего отца! К чёрту моего отца! К чёрту всех вас, проклятых мечтателей!

Она бросила молот, целясь в Тима, но промахнулась, и инструмент с грохотом врезался в дверь позади него.

— Кара, послушай…

— НЕТ! — она прижала руки к ушам. — Не хочу ничего слышать! Я видела таких, как ты. Вы все одинаковые. Сначала красивые слова. Потом обещания. "Я вернусь". "Подожди меня". А потом… потом ничего. Только пустота и ожидание, которое никогда не кончается!

Она смахнула со щеки злую слезу и вздёрнула подбородок.

— Давай, собирай свои вещи. Уходи завтра же. Не мучай меня и не заставляй ждать. Я больше никого ждать не буду.

Тим шагнул к ней, но она вскинула руку, останавливая его.

— Не приближайся, — её голос упал до шёпота. — Просто… уйди сейчас. Пожалуйста.

В её словах больше не было ярости — только усталость и горе. Тим почувствовал, как сжалось сердце. Он хотел сказать что-то, что могло бы всё исправить, но таких слов не существовало.

— Хорошо, — он кивнул и открыл дверь. — Прости меня.

— Всегда вы извиняетесь, — прошептала она, отворачиваясь. — Всегда, когда уже поздно.

Тим вышел в морозную ночь, где звёзды казались особенно чёткими, а северный горизонт светился тревожным заревом. За его спиной что-то с грохотом разбилось о закрытую дверь кузницы.

Тим брёл по заснеженной тропинке к постоялому двору, где остановились они с Томасом и Медведем. Холодный ветер жалил лицо, но он едва замечал это. В ушах всё ещё звенели слова Кары, перед глазами стояло её лицо — искажённое болью и яростью.

Он хотел злиться на неё, хотел оправдать себя, но не мог. В её словах было слишком много правды, слишком много боли, которую он узнавал, как свою собственную.

В общем зале сидел Томас. Взглянув на лицо Тима, он молча налил ещё одну кружку эля и придвинул её к свободному месту.

— Что случилось? — спросил он, когда Тим опустился на скамью.

— Поссорился с Карой, — коротко ответил Тим, делая глоток.

Томас понимающе кивнул, не требуя подробностей.

— Из-за отъезда? — спросил он после паузы.

Тим кивнул, глядя в кружку.

— Она считает, что мы все… мечтатели. Те, кто уходит на север. Что мы бросаем людей. Не возвращаемся.

Томас внимательно посмотрел на него.

— И что ты думаешь? — спросил он наконец.

— Не знаю, — признался Тим. — Может, она права. Может, мы правда думаем только о себе. О своей судьбе, о своём предназначении.

— Хм-м, — Томас провёл пальцем по столу. — Она ведь потеряла кого-то, так?

— Отца, — кивнул Тим. — Он тоже ушёл на север. За редким металлом. Не вернулся.

— И ты напоминаешь ей об этом, — Томас не спрашивал, а утверждал. — Её злость — это страх за тебя. И боль от прошлых потерь.

Тим уставился на него:

— Когда ты стал таким мудрым?

Томас хмыкнул:

— Это не мудрость. Просто жизнь. Когда проживёшь столько, сколько я, сам всё поймешь.

Он наклонился ближе:

— Дай ей время остыть. Иногда людям нужно выплеснуть боль, прежде чем они смогут снова мыслить ясно.

Тим кивнул, чувствуя, как его собственный гнев постепенно утихает, уступая место печали.

— А что, если она права? Что, если мы обречены повторить судьбу наших отцов?

— Никто не знает будущего, — ответил Томас. — Даже монахи с их пророчествами. Ты сам решай конечно. Но мне кажется, что если ты не пойдешь, то сойдешь с ума.

Три дня прошло с той страшной ссоры. Тим не решался заходить в кузницу, но расстались они так плохо, что перед отъездом он всё же хотел хотя бы попрощаться. Медведь сообщил, что перевал уже очистился и скоро они уже выдвигаются в путь.

По дороге к кузнице он встретил Хорина. Шахтёр тащил тележку с углём и, увидев Тима, остановился.

— А, южанин, — мрачно приветствовал он. — Решил перед отъездом попрощаться?

— Да, — кивнул Тим. — Хочу извиниться перед Карой. Мы… поссорились.

— Знаю я вашу ссору, — проворчал Хорин. — Вся деревня слышала. Несколько дней тишина в кузнице стояла, только молотки позвякивали. А потом она вообще ушла.

— Ушла? — встревожился Тим.

— В шахту, — пояснил шахтёр. — Третий день туда таскается. То ли с ума сошла, то ли за отцом своим решила повторить.

— Что она там делает? — нахмурился Тим.

Хорин пожал плечами:

— Копается в старых штреках, где драконья крови. Чертежи какие-то рисует, образцы пытается взять. Мы её не трогаем — она, когда злая, страшнее варваров.

Тим поёжился, представив Кару с молотом, мечущую громы и молнии.

— Может, сейчас не лучшее время для извинений? — с сомнением пробормотал он.

— Ты ж её лучше знаешь, — Хорин поправил на плече мешок с инструментами. — Но на твоём месте я бы подождал. Пусть остынет.

Тим кивнул, но всё же направился к кузнице. Даже если он не застанет Кару, хотя бы оставит записку. Сказать, что он сожалеет о ссоре, что поступил глупо. Это лучше, чем ничего.

Кузница оказалась пуста и холодна. Подув на угли в горне, Тим убедился, что огонь не разжигали со вчерашнего дня. Наковальня была начищена до блеска, инструменты аккуратно развешаны на стенах. Ни пыли, ни мусора — Кара явно навела порядок, прежде чем уйти.

Тим огляделся в поисках бумаги и угля для записки. На верстаке лежали какие-то свитки и чертежи, покрытые загадочными символами. Он узнал северные руны, похожие на те, что видел в родной деревне. Рядом стояла маленькая шкатулка с образцами разных металлов — от обычного железа до непонятных сплавов, которые переливались странным цветом.

Рука сама потянулась к одному из них — серебристому куску с красноватыми прожилками. Драконья кровь. Он был удивительно лёгок для своего размера и совершенно холоден на ощупь, даже когда Тим подержал его в ладони несколько минут.

Отложив образец, он нашёл лист и уголь. Что написать? Извинения казались такими бледными по сравнению с тем, что он на самом деле чувствовал. После долгих раздумий он нацарапал:

"Кара, Прости за всё, что я сказал. Ты не трусиха, ты самый смелый человек, которого я встречал. Ты держишь на своих плечах целую деревню, и это настоящее мужество. Я был неправ.

Я всё ещё должен идти. Но обещаю, что буду осторожен. И если смогу, вернусь. Тим."

Он положил записку на видное место и вышел из кузницы. На душе стало немного легче, хотя осадок от ссоры никуда не делся.

В день отъезда они с Томасом и Медведем собрались у ворот деревни на рассвете. Снег слепил глаза, но погода стояла ясная — идеально для путешествия через перевал.

— Готов? — спросил Томас, проверяя поклажу в последний раз.

— Готов, — кивнул Тим, хотя в груди что-то тянуло, словно невидимая нить связывала его с этим местом.

— Эй, южанин! — громкий голос разрезал морозный воздух. К ним спешил Хорин, держа в руках что-то, завёрнутое в грубую ткань.

— Чуть не проспал, — пропыхтел он, подбегая. — Велела передать перед самым отъездом. Прям вот когда к воротам подойдете.

Он протянул свёрток Тиму.

— Что это? — спросил Тим, разворачивая ткань.

Сверток оказался тяжёлым. Внутри лежал шлем его отца — тот самый, с глубокой вмятиной от драконьего удара. Только теперь вмятины не было. Металл сиял, как новый, невероятно гладкий и прочный на вид. На месте, где раньше зияла вмятина, виднелся тонкий узор — северные руны.

— Как… — прошептал Тим, поражённый до глубины души.

— Три ночи не спала, — буркнул Хорин. — Сказала, что нашла способ работать с маленькими кусочками драконьей крови. С теми что ещё от отца остались. Что-то там про холодную ковку. Я в этом не разбираюсь.

Под шлемом лежала записка, нацарапанная на обороте одного из чертежей:

"Ненавижу мечтателей. Но если уж ты решил стать одним из них, то пусть хотя бы голова будет защищена. Драконья кровь не расплавится даже в настоящем драконьем пламени. Её вообще кажется ничего не берет. Я не жду, что ты вернёшься. Но если вдруг, то кузница будет на месте. К."

Тим стоял, бережно держа шлем, и не мог найти слов. Он оглянулся на деревню, ища глазами знакомую фигуру, но Кары нигде не было видно.

— Она не придёт, — словно прочитав его мысли, сказал Хорин. — Слишком гордая.

Томас тронул Тима за плечо: — Нам пора.

Тим кивнул, осторожно упаковал шлем и закрепил его на поясе. Ворота деревни медленно открылись, открывая дорогу к перевалу — белую ленту, уходящую вверх по горному склону.

— Спасибо, — сказал он Хорину. — Передай ей…

Он запнулся, не зная, что именно передать. Как выразить всё то, что бурлило в груди?

— Передай, что я… — снова начал он.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Хорин. — Сам ей всё скажешь, когда вернёшься.

Улыбнувшись, Тим надел шлем. Удивительно — металл, который в руках всегда был холодным, сейчас, несмотря на мороз, казался тёплым, словно хранил тепло кузницы. В этот момент Тим ощутил странную уверенность: он вернётся. Обязательно.

— Идём, — сказал он товарищам. — Север ждёт.

Перевал встретил их яростным ветром, вздымающим снежные вихри. Но под защитой нового шлема Тим чувствовал себя неуязвимым. Где-то впереди, за склонами гор, его ждала судьба.