Жандарм 5

Глава 24

— Гриша, ты наконец вернулся! — радостно закричала Катя, встречая меня на пороге.

— А ты уже отучилась? — удивился я.

— Сегодня Ольга Юрьевна меня забрала, — кивнула сестренка. — Теперь до третьего числа у тебя гостить буду. Ты же не против? — хитро прищурилась она.

— Разве я могу быть против? — рассмеялся я в ответ, обняв Катю.

Пока мы с ней говорили из кухни вышли и мальчишки. У них занятия в школе тоже до третьего числа завершились. После еще будет один выходной на Крещение, но и только. А вообще, как я понял, из-за влияния магии и снижения роли церкви в этом мире, православные праздники хоть и отмечали, но они не были такими «культовыми» и настолько массовыми, как было в моем прошлом мире. Причем после появления магии роль церкви (но не религии в целом) стала сильно падать в обществе. Особенно это было заметно по аристократам, которые сами владели даром.

Мой приход как-то незаметно перешел в вечерние посиделки, и нормально поговорить с Ольгой у меня вышло лишь уже лежа в кровати.

— Значит, ты скоро женишься? — с ноткой грусти вздохнула девушка после моего рассказа.

— Скорее всего.

— Ты не уверен? — удивилась она.

— Обычно это мужчина добивается женщину, а тут вышло как-то наоборот, — усмехнулся я. — Теперь понимаю ощущение тех дам, которым делают предложение руки и сердца. «Шок — это по-нашему».

— Но ты согласился, — снова вздохнула Оля. — Я не осуждаю, — тут же вскинулась она. — Просто не ожидала, что это произойдет так скоро.

— Я ведь ещё не женился. А как показала моя жизнь — все может измениться в любой момент. Но я не хочу, чтобы эта новость стала для тебя неожиданной или ты узнала от кого-то другого.

— Спасибо, — нежно поцеловала меня Оля и положила свою голову мне на грудь.

Этим наш разговор и закончился. Чудо, а не женщина. Как жаль, что я не могу ее взять в законные жены. А ведь думал подсознательно, что меня ждет если не скандал, то уж точно охлаждение отношений с Олей и ее неудовольствие.

Следующий день выдался и радостным и хлопотным одновременно. Пока Оля с Глафирой Матвеевной хлопотали утром на кухне, а Катя с мальчишками соревновались — кто больше и повкуснее урвет со стола, я сходил до алеутов и позвал их к себе. После, плотно подкрепившись, мы отправились на Болотную площадь. Она уже была наряжена. В центре красовалась огромная горка, полная людей. По краям были построены горки поменьше и даже целый ледяной городок — с крепостью, башней и мостами. Скоморохи устраивали представление прямо на улице, собирая вокруг себя небольшие толпы гуляющего народа. Где-то играл баян, даже мы видели небольшой ансамбль артистов — с гуслями, трещотками, ложками и балалайкой. Пронырливый Сашка увидел цыган и дернул нас посмотреть на их выступление. Те умудрились протащить на площадь ручного медведя! Но не большого, мне по пояс где-то — медвежонок еще. Гам стоял на всю Болотную, веселый. Невольно и я заразился атмосферой праздника и позабыл про революционеров, их жуткие планы и прочие заботы.

Когда мы вернулись, Дормидонт Поликарпович передал мне письмо, которое принес служащий банка. В нем был чек на тысячу рублей и приложена телеграмма от Роба. Ирландец сообщал, что нанятый геолог сумел найти еще одно месторождение золота, и уже даже начата добыча. Пересланная им тысяча — как раз моя доля как совладельца. Правда он тут же писал, что отправил мне не все деньги, так как после совещания с вождем алеутов ими было принято решение вложиться в расширение нашего дела. Но меня это устраивало и ничуть не огорчало. Наоборот — письмо я посчитал своеобразным подарком на праздник.

Вспомнив о подарках, подхватил всех своих и двинулся на рынок, пока там еще кто-то остался. Но по дороге нам попался салон «Парижской моды» и мы свернули в него. Вот там я весь чек и обналичил — зато теперь и у алеутов будут новые качественные костюмы «на выход», и Кате с Олей обновили гардероб. Да и про мальчишек не забыли.

В сумерках уже вернулись на площадь — и вовремя! Стоило нам вступить на Болотную, как небо над ней осветил яркий салют. Традиция запускать его была введена давно, но в этом мире в салют еще и магическую начинку добавили, что позволило создать поистине фантастические картины. Как вам расцветающая яблоня посреди зимы в небе? А легендарная «жар-птица», очень похожая на мифического феникса, которая пролетела прямо над головами толпы? Трехглавый дракон — Змей-Горыныч, напугавший детей, но при этом вызвавший их же дикий восторг, когда они поняли, что зверюга не настоящая. Под конец салют выдал герб правящего рода и портрет императора над ним.

Уходили с площади мы все под большим впечатлением. Особенно «великолепная семерка» моих воспитанников.

На следующий день курьер принес подарок от Лиды — трость с встроенным клинком и записку: пусть он верой служит тебе и защитит в трудную минуту, твоя Лида.

Про нее я не забыл, когда покупал подарки для ребятни и Оли. На днях девушке должны были привезти из салона нижнее белье, сделанное на заказ. Тут я воспользовался своей памятью и заказал полупрозрачный пеньюар одной из моделей моего прошлого мира. А нужный размер показал «на глаз», благо хорошо помнил очертания тела девушки, да и в танце успел ее неплохо «ощупать».

Отправив через того же курьера свое письмо с поздравлениями и обещанием скорого «сюрприза» в виде моего подарка, я решил посвятить день семье. Но уже второго числа пусть и с неохотой пошел в отделение. Проблема революционеров никуда не делась. И так повезло, что во время праздника они никакой теракт не устроили.

Следующие дни до Крещения прошли тихо. Но это было затишье перед бурей. И такое ощущение было не только у меня. Каждый новый день Артюхов приносил доклады от своих агентов. По их сведениям, среди интеллигенции начали курсировать слухи о какой-то громкой акции, которую нужно массово поддержать. У сочувствующих идеям рабочих тоже пошло оживление. В доходные дома, где те проживали, зачастили агитаторы. Они призывали не молчать об ужасных условиях труда, а говорить об этом. «Против всех они не попрут» — так все чаще напирали их представители. «Купцы и аристократы могут задавить десять, сто рабочих, даже тысячу! Но всю страну им не задавить — никакой армии не хватит» — это была стенограмма речи одного из агитаторов, которую я читал за день до православного праздника. Мои подозрения, что сведения Сергея скоро будут подкреплены реальными делами со стороны революционеров, лишь росли. Однако сам парень на связь не выходил, и мне оставалось лишь надеяться, что его не вычислили. Иначе ничего хорошего парня не ждет — с «предателями» у революционеров разговор короткий.

События понеслись вскачь с шестого числа — как раз на праздник Крещения. И началось все с внезапного появления Сергея. Парень перехватил меня утром в квартале от отделения. Он был изрядно взвинчен и тут же оттащил меня в сторону, подальше от случайных взглядов.

— Григорий Мстиславович, сегодня! — выпалил он, стоило нам оказаться вдали от чужих глаз.

— Что именно? — не понял я его.

— Сегодня все начнется! Рабочих на Путиловском заводе удалось подбить на стачку. Уж больно сильно их прижал управляющий. Представляете — приказал в Крещение выходить на работу! Сроки у него горят, видите ли. Среди людей брожение. Никто не хочет в праздник идти. Вот только Крещение — не одобренный императором праздник, а просто так уж сложилось, что всегда его отмечали. Этим управляющий и решил воспользоваться. Закон-то он вроде как и не нарушает. Когда люди не придут на завод, на следующий день он показательно несколько человек уволит, да еще и штраф на них повесит неподъемный. И уже сговорился с одним наемничьим отрядом, чтобы те недовольных плетями отходили. Но тайком, подстерегли их возле дома и там ужо… Причем вот это как раз сегодня вечером и произойдет. Чтобы завтра народ пораньше на завод пришел. Революционеры о том прознали и у них все готово, чтобы завтра начать стачку. А там уже и с другими людьми на заводах все обговорено. Если люди хоть на одном заводе поднимутся вот прям все — то их поддержат на других. Старшины то твердо пообещали. Что будет дальше, точно не знаю, но революционеры уверены, что прольется кровь.

Глаза Сергея лихорадочно блестели. Парень был перевозбужден до крайности от свалившихся на него новостей. Уточнив все известные ему имена причастных, я приказал Сергею спрятаться где-нибудь на пару дней ото всех и сделать вид, что заболел. Иначе и себя выдаст и сгинет ни за грош. Я же сменил свой маршрут и вместо отделения поехал в управление. Такие новости нужно докладывать лично.

В управлении из высокого начальства никого не было. Хоть Крещение — праздник и не официальный, да и аристократы к православным праздникам относятся со скепсисом, но все же пользуются как поводом встретиться со знакомыми, устроить званый вечер или просто остаться дома. И полковник Баратин с ротмистром Агапоновым не стали исключением. Пришлось связываться с ними через дежурного офицера.

Первым прибыл Евгений Валерьевич. И был он крайне недоволен изменением своих планов. Однако после моего доклада признал, что сведения важные и даже лично позвонил генералу Васнецову. Но вот дальше все пошло не так, как я ожидал.

— Иди на службу и не поднимай шум, — буркнул Баратин после разговора с генералом.

— Но… — растерялся я.

— Это приказ генерала, — процедил полковник. — По данным комиссии, главный удар революционеры решили провести по армии, а это так — отвлекающий маневр. Не поднимутся заводы. Все, иди, — отмахнулся от меня как от назойливой мухи Баратин.

В смешанных чувствах я пошел в отделение. Что мне делать? Выполнить приказ и проигнорировать слова Сергея? Или действовать на свой страх и риск? Но что я смогу в одиночку? И кто меня послушает?

Так ничего и не придумав, я провел день как в тумане. Мысли раз за разом возвращались к теме стачек, возможной провокации на Путиловском заводе, да Крестном ходе, который обещал устроить отец Никодим. Он ведь так и не позабыл свою идею. Правда Сергей в последнем докладе ничего про него не рассказал…

Вот только утро следующего дня началось ровно так, как и говорил мой агент. По улицам носились мальчишки-газетчики, выкрикивая животрепещущую новость — Путиловский завод устроил стачку! Я в это время шел в отделение и лишь скрежетал зубами — проспали! Не послушали меня, и что теперь?

Не успел я зайти в свой кабинет, как тут же затрезвонил телефон — полковник Баратин срочно вызывал к себе. Пока я ловил двуколку и ехал в управление, внутри меня все переворачивалось. Вот как это понимать? Неужели ситуация с агитацией солдат реально более серьезная, чем все же произошедшая стачка рабочих? Да и была ли та агитация, или как раз там революционеры устроили «ложный след»?

Здание управления, когда я туда прибыл, было похоже на растревоженный улей. По коридорам бегали молодые унтера. В кабинетах не замолкал звон телефонов. Слышался даже откровенный мат, чего от господ офицеров я право совсем не ожидал — не то воспитание. Когда я зашел к полковнику, тот с хмурым видом на лице стоял по стойке «смирно» и слушал кого-то в трубку телефона.

— Есть!.. Так точно!.. Будет исполнено!.. — только и успевал отвечать абоненту на другом конце провода полковник.

Тут он заметил меня, сказал в трубку «прибыл Бологовский», после чего завершил разговор и поманил меня за собой.

Мы вышли из кабинета и быстрым шагом двинулись на верхний этаж.

— Обхитрили нас все же революционеры, — бросил на ходу Евгений Валерьевич. — Твои сведения полностью подтвердились. На Путиловском — массовая стачка. Так там еще и ретивый не в меру начальник отдела полиции оказался. Попробовал разогнать рабочих, да получил в ответ камнями. Есть пострадавшие среди городовых. Сейчас же постоянно идут доклады, что то один, то другой завод поддержали стачку на Путиловском. Губернатор отдал приказ подтянуть к столице войска, а размещенные гарнизоны поднять в ружье.

— Армией разгонять будут? — мрачно спросил я.

— Не хотелось бы, — покосился на меня Баратин. — Но все возможно. А тут еще и священник этот…

— Уж не про отца Никодима ли вы сейчас говорите?

— О нем, будь он не ладен. Вот вздумалось ему устроить свой ход в такой момент!

— Сегодня? — напрягся я.

— Да нет. Завтра. Но нам от того не особо легче. Если же слова твоего агента верны полностью, то ход этот — масштабная провокация. Взять еще эти стачки — и получаем массированную атаку на престиж престола и на власть в целом.

На язык мне так и просилось «а я ведь говорил», но я сдержался и промолчал. Не к месту это сейчас.

Баратин привел меня в кабинет самого генерала Васнецова. Кроме хозяина кабинета тут находилось еще шесть высших чинов империи. Генерал-губернатор Козлов, начальник Московской полиции генерал Успенский, какой-то армейский генерал, чьего имени я не знал. Остальные были не в мундирах, а в штатском, но зато мне знакомы. В основном по документам да газетам. Великий князь Алексей — младший брат императора, заведующий его личной охраной. Граф Дементьев — статский советник, отвечающий за контрразведку. И последним был представитель церкви — архиепископ Николай. Все эти высокие господа собрались за столом Петра Аркадьевича и обсуждали сложившуюся ситуацию. Лишь наше с Баратиным появление прервало их беседу.

— Господин генерал, штабс-ротмистр Бологовский доставлен, — отрапортовал полковник, после чего Васнецов его вежливо выпроводил вон, а взгляды присутствующих скрестились на мне.

— Ну-с, штабс-ротмистр, — начал Петр Аркадьевич, — расскажите господам, что вам известно о происходящем. Только кратко.

Ну кратко, так кратко. Изложить не проблема. Не забыл я добавить и про последнее донесение Сергея, к которому не прислушались. Васнецов на этом моменте слегка поморщился и все же счел нужным пояснить мне, да и другим присутствующим, почему так получилось. Удивлены поведением Петра Аркадьевича оказались все, кроме армейца.

— По предварительным сведениям, революционеры планировали две атаки — озвученная штабс-ротмистром и на моральный и боевой дух солдат нашей армии. Чтобы определить основную, мной была собрана специальная комиссия из особо проверенных офицеров. На основании приходящих от всех отделений докладов комиссия сделала вывод, что удар революционеры нанесут именно по армии, а стачки на заводах — отвлекающий маневр. Два дня назад благодаря помощи генерала Ромадовского, — кивок в сторону армейца, — основные силы революционеров в войсках были схвачены и сейчас с ними работают дознаватели. Однако как мы видим, эти две группы были между собой не связаны, как мы поначалу предположили. Революционеры крайне неоднородны в своем составе и даже не имеют единого центра. С армией «работали» приверженцы Ладожского. А вот судя по озвученным штабс-ротмистром фамилиям, на заводы нацелились представители так называемой «народной воли».

— Это серьезный просчет с вашей стороны, — мрачно заметил Великий князь.

Васнецов промолчал, признавая правоту этих слов.

— И какие будут предложения? — спросил Великий князь генералов.

— Разогнать их к чертям, а самых активных — в околоток! — рубанул Успенский. — Без зачинщиков люди не поднимутся.

— Люди УЖЕ поднялись, — возразил ему губернатор Козлов. — А такая мера может их еще больше озлобить. Да что там — стоит пролиться крови, как остановить ее будет крайне сложно. Не получить бы уже полноценный бунт.

— Допустим, — взял слово граф, — кое-каких агентов от иностранных держав среди этой среды мы знаем. И их можем взять этой ночью. Это сразу ослабит управляемость стачек со стороны иностранных разведок. Но остаются еще «наши» ухари, — посмотрел он в сторону Васнецова.

— Их фамилии нам известны, — ответил Петр Аркадьевич, — но не местоположение. Полагаю, они если и появятся, то в последний момент. И кстати, архиепископ Николай, с вашим Никодимом и его «ходом» нужно что-то делать. Сами слышали, во что это вылиться может.

— Запретить ход я не могу, — прогудел священник, — люди не поймут. Да и предать анафеме его не за что.

— Можно заблокировать проезд, — предложил Успенский. — Не дойдут до дворца императора — не смогут вручить ему свою писульку и всего делов.

— И революционеры тут же воспользуются этим, чтобы еще сильнее раскачать народ, — не согласился с ним Васнецов. — Лучше и нагляднее повода показать, что людям слова не дают, и не придумаешь.

— Но надо же что-то делать, — возмутился полицейский.

На мгновение в кабинете повисла тягостная тишина. Похоже высокие чины зашли в тупик и не видят иного выхода, кроме силового. А вот я вижу. О чем и решил всем сообщить:

— У меня есть идея…