Жандарм 5

Глава 19

Исповедь. Никогда до этого момента я не исповедовался и даже не представлял, как это нужно делать. Я стоял перед священником Никодимом в трех метрах от остальной толпы прихожан и собирался с мыслями. Тот меня не торопил. Взгляд у него был спокойный, губы скрывала широкая борода — не поймешь, улыбается он или хмурится. На широком лбу складок нет. Ну прямо как с картинки — внимательный пастырь, который действительно воспринимается как духовный отец и наставник.

— Простите отче, я согрешил, — прервал я молчание.

— Смелее, — впервые заговорил он со мной. — Бог наш милостив. Раскаяние — первый шаг к прощению.

— Я хочу добра своим близким, но это заставляет меня лгать, — осторожно подбирая слова, начал я. — И даже возможно мне придется совершить грех убийства, чтобы люди вокруг наконец очнулись.

Слова… Мои слова были такими, как я видел «исповедь» революционера. Что бы они сказали Никодиму. И мне было интересно, что он отвечает в такие моменты. В этом мире люди гораздо более богобоязненны, чем в моем прошлом. И гораздо больше верят в бога и церкви. Какими бы революционерами они не были, но в такие вот моменты должны были частично раскрываться.

Впервые на лбу священника пролегли складки — он нахмурился.

— Какое бы благое дело и начинания тебя не вели, но совершать такой грех нельзя. Ибо сказано в заповедях «не убий». Подумай, наверняка есть другой способ достичь того, что тебя беспокоит.

— А если нет?

— Всегда есть выбор. Благословлять тебя на грех я не буду. Лишь предостерегаю — подумай, зачем тебе это. Не губи свою душу.

Скомкано попрощавшись с Никодимом, я отошел в сторону, освобождая место для следующего исповедующегося прихожанина.

Итак. Если остальным людям священник Никодим говорит то же самое, то как минимум не причастен к радикалам революционного движения. Осталось дождаться окончания исповеди и послушать остальную проповедь.

Очередь продолжила двигаться дальше, а я осмотрелся. Вокруг уже человек семьдесят собралось, кто никуда не уходил, а ждал проповеди. И если поначалу на меня не особо обращали внимания, то потом я начал ловить на себе удивленные, а иногда даже неприязненные взгляды. Странно. Вроде одет я также как они, во время службы тоже не выбивался из толпы, да и мою исповедь никто кроме священника не слышал. Напряглись, увидев новое лицо? Большинство здесь уже друг друга знают? Тогда понятно удивление, но откуда неприязнь?

— Григорий Мстиславович, — вдруг тихо позвали меня сбоку.

Обернувшись, я увидел Сергея — одного из троицы моих «агентов», когда-то завербованных в самом начале моего приезда в Москву. Что он здесь делает? Хотя… это ведь он мне когда-то рассказывал о здешнем священнике. Еще до моего отъезда на Аляску.

— Здравствуй, Сергей. Давно не виделись.

— Да уж давненько, — слегка хмыкнул он и тут же посерьезнел. — Вам лучше уйти, Григорий Мстиславович.

— Это еще почему?

— Вы слишком выделяетесь. И вызываете много вопросов.

— И чем же я выделяюсь? — искренне удивился я.

— Это так сразу не объяснишь, но по вам видно — барин ряженый.

Тут он задумался, и все же смог найти подходящие слова.

— Руки у вас холеные. Мозоли вроде есть, но не такие, как у рабочих. Усы как у дворянина подстрижены. И пусть сделано давно и даже щетина у вас уже видна, но все равно — выбивается. Простой люд так не стрижется. Держитесь вы ровно и независимо. Уверенно. Шапку ломили во время службы словно нехотя. Непривычно вам это. Я еще удивился, когда вас увидел, но подходить не стал. Мало ли, зачем вы здесь.

— А сейчас почему подошел тогда?

— Сюда на службы иногда дворяне приходят. Вот как вы. И люди к этому с пониманием относятся — все под богом ходим. Исповедь — тоже понятно. А сейчас будет проповедь о бедах наших, житейских. Дворянину не понять, да еще мало ли что ему в голову стукнет. Еще сорвет проповедь или полиции что насочиняет. Те ведь сильно разбираться не будут. Прошу, уйдите. Если вам так интересно, вечером к вокзалу приходите — там я все вам и расскажу.

— Ладно… — протянул я. — Тогда до вечера.

Покидая церковь, я мысленно костерил Артюхова. Почему он мне о таких тонкостях не сказал? Или специально умолчал, или не такой уж он грамотный филер, как я о нем подумал. Ну, Емельян Никифорович, держись! Устрою я тебе выволочку.

Тот словно чуял мою злость — ушел из церкви сразу после окончания службы, даже на исповедь не остался. Ладно, завтра с ним поговорю тогда.

До вечера еще было часа три и, думая чем себя занять в это время, я вспомнил про алеутов. Сегодня как раз воскресенье — нужно их проведать, да узнать, как у них с учебой дела и вообще — с бытом. Перед тем, как идти к «великолепной семерке» я вернулся домой и переоделся. Ну его, этот маскарад, раз по словам Сергея я больше на «ряженого», то есть клоуна похож.

Парни встретили меня радостно. Феофан так и чуть обниматься не кинулся.

— А мы уж думали, что вы про нас забыли, — бесхитростно сказал он. — Ждем-ждем, а вас все нет.

— Как видишь — не забыл. Рассказывайте, как вы тут живете.

В целом у парней все было хорошо. Столицу нашей страны они продолжали изучать, но хотя бы главные улицы и достопримечательности запомнили. Немного повздорили с местными ребятами из работяг, но ничего серьезного. Как обычно причиной были девушки. Видите ли алеуты — это экзотика и девчата из села или просто из женского любопытства стали на них засматриваться. Что не понравилось местным «кавалерам», как это часто и бывает. Если бы не мои уроки и общая физическая подготовленность парней, одними синяками они бы не отделались. К ним ведь пришли с численным преимуществом — аж семнадцать против семерых. И то «великолепная семерка» сумела свести эту драку к ничьей. А потом уже и отцы местных парней вмешались. Своих сыновей окоротили, но и моим алеутам сказали не наглеть. Было это буквально пару дней назад. Со словами тех мужиков я согласился и пригрозил парням, если будут от учебы сильно отвлекаться и на неприятности нарываться, а не пытаться завести знакомства и связи — билет на Аляску быстро в зубы получат.

В учебе у них таких проблем не оказалось, хотя и не сказать, что давалась она им легко. Роман показал мне отзывы от репетиторов, с которыми я тщательно ознакомился. Такие отзывы я попросил Романа взять у всех их учителей и брать в дальнейшем раз в неделю. В самых сложных случаях пускай назначают встречу со мной.

Уже после всего этого по напоминанию неугомонного Феофана мы перешли к тренировке. Но тут сначала я отправил этого «проблемного» за мальчишками. Сашке с Сенькой-то я тоже такие тренировки обещал.

За всеми этими делами три часа до вечера пролетели незаметно.

Попрощавшись с парнями и снова предупредив не устраивать вражду с местными, я отправил мальчишек домой, а сам поймал извозчика и двинулся на вокзал.

Запах машинного масла, толпы приезжих и тех, кто только ждет свой поезд, суета, толкотня даже несмотря на вечернее время — все это навеяло даже некоторую ностальгию. Вспомнилась сестренка, с которой мы приехали в Москву. Надо бы и ее навестить. Но дел так много и они накатывают как снежный ком, что даже не знаешь, когда время выкроить.

Сергей ожидал меня на одной из лавочек. Заметив меня, он встал и махнул рукой в сторону проулка между домами. Уже там, подальше от лишних глаз и ушей, мы и поговорили.

— А вы упорный, Григорий Мстиславович, — начал Сергей. — Я ведь помню, как вы тогда отцом Никодимом заинтересовались. А потом пропали и, вернувшись, снова про него первым делом вспомнили.

— Работа такая, — пожал я плечами. — Я и про вас вспомнил и даже совет тебе один давал, — с намеком посмотрел на него. Тот промолчал, и я перевел тему. — А вы тут как?

— Живем потихоньку, — пожал плечами Сергей. — Василий вас иногда вспоминает. Жалеет, что не навещаете вы нас.

— Как увидишь его, передай, что я готов к встрече. Адрес я вам свой давал, пусть заходит. Не на службе буду — обязательно поговорим. Так что ты про проповедь мне можешь сказать?

— Не забываете о ней? — усмехнулся парень. — Может и правильно. Помню я, как вы нас предостерегали, — все же показал он, что не пропустил мимо мое замечание о «совете». — Мол, личности туда не самые законопослушные могут зайти. Сманивать и подначивать против императора могут начать… — тут он вздохнул тяжело. — Правы вы тогда были. Есть там такие люди.

— А отец Никодим?..

— Не с ними он, — покачал головой Сергей. — За людей радеет. Помочь хочет. Верит, что можно донести до императора чаяния народные. Подписи собирает, чтобы потом с письмом от обчества к Кремлю пойти по Болотной. Да еще недавно слух прошел, что один жандарм за рабочих встал, укоротив заводчика. Не дал тому полицию на них натравить. Это отца Никодима воодушевило. Да и некоторых иных работяг тоже. Поверили, что не впустую его затея.

— Тот жандарм — я, — хмыкнул на слова Сергея. — Было дело.

— И что с тем заводчиком? — тут же заинтересовался Сергей.

— Владелец мануфактуры попытался на меня промышленный союз натравить, — не стал я утаивать от парня информацию. — Мне дали задание — доказать, что из-за притеснений промышленников люди к революционерам идут. Если докажу — тем укорот уже не только я, а и те, кто повыше меня стоят, дадут. Поможешь?

— А что делать то надо? — удивился Сергей.

Да и глаза засверкали. Вижу, что ему приятно, что есть поддержка наверху против хозяев фабрик да заводов.

— Нужно, чтобы люди, которые к социалистам подались, написали, что их к тому принудило. Если угнетения на заводах, а те посулили работягам их тяжкий труд облегчить да денег платить больше — вот это и станет основой моей правоты и воздействия на всех промышленников. Получится так, что из-за них у нас революционеры растут.

— Я скажу мужикам, но найдутся ли те, кто сам голову подставит, назвав себя пособником социалистов… — тут Сергей развел руками.

— Пусть хотя бы знают, что есть такая возможность повлиять на владельцев их заводов. А что там с проповедью? — вернулся я к первоначальному вопросу.

— Да на проповеди все как обычно было, — пожал плечами Сергей. — Отец Никодим сказал, что нужно верить, что бог не оставит наши мучения без внимания. Что необходимо подписи дальше продолжать собирать. Про вас вот, оказывается, упомянул. Что есть во власти люди, которым не все равно на страдания народа.

— А про «мутных» личностей что скажешь? Тебя самого-то не агитировали революционером стать? Или социалистом?

Сергей замялся, но подумав немного, все же кивнул.

— И что ты им ответил?

— Что подумаю, — выдавил он из себя.

— Правильно, что сразу не отказался и не согласился, — удивил я его. Тот аж рот раскрыл. — Слышал — недавно возле той церкви взрыв был?

— Долетало до уха, — настороженно кивнул Сергей.

— Один из пособников революционеров делал самодельную бомбу. Да вот незадача — что-то не так замкнул и сам подорвался. Хорошо хоть рядом никого не было. А то бы невинные пострадали. А теперь представь: устраивает вот отец Никодим свой ход с письмом к императору. Какая будет реакция властей?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — А какая?

— А вот ты мне скажи, исходя из своих представлений. Только честно, что действительно думаешь.

— Разгонят к чертям да и все, — мрачно констатировал он.

— Обычно так и делается, к сожалению, — согласился я с ним. — И об этом все знают. И революционеры тоже. Значит что?

— Что? — переспросил меня он.

— Значит, полиция на той площади точно будет. Начнет конными людей вытеснять с площади. Чтобы они к Кремлю даже подойти не смогли. Как минимум — давка получится, так?

— Ну…

— А если в той давке заводилы от революционеров будут? Станут кричать что провокационное: полицию называть всяко непотребно, кидать из толпы камни — понравится это городовым? Или обозлит?

— Обозлит конечно. Там и до стрельбы дойти может. Нагайки точно достанут и стегать будут.

— И кровь прольется, — констатировал я. — Что революционерам и надо. А сами они — вроде как не при делах. В толпе-то поди разгляди, кто кричит. А тут — они еще и бомбы делают. Смекаешь, где их применить могут?

Сергей побледнел.

— Это что же? — прошептал он. — Дело отца Никодима — провальное? Нельзя этот ход устраивать!

— Тут все сложнее, — покачал я головой. — Если он откажется от своего, людей это веры лишит. И шанса даже на малую возможность донести до императора свои беды и полюбовно договорится. Так?

— Так. Тогда что делать то?

— Вот здесь мы и подходим к главному, — я внимательно посмотрел на Сергея. — Ты можешь помочь и отцу Никодиму и всем остальным людям донести это письмо до императора. Но будет опасно. Может, при неосторожности и голову сложишь. Испугаешься? Или выслушаешь меня?

Ответил парень не сразу. Молча уставился в землю, нервно кусая губы, и думал минут десять. Я его не торопил. На такое нужно не на эмоциях соглашаться, а все взвесив. Хотел же я его банально завербовать и внедрить к революционерам. Причем никому из своих говорить об этом я не собирался. Мало ли. Вдруг от них утечка произойдет? Я не знаю, на каких условиях и с кем они там работают среди социалистов и других пособников революции. А еще я не забыл «финт» Артюхова с моим переодеванием — мог он мне указать, что ничего из моей затеи не выйдет? Если опытный — мог. А если нет — то тем более сдавать такому человеку своего агента я не собираюсь.

— Говорите, что нужно делать, — с решимостью в глазах посмотрел на меня Сергей.

— В следующий раз, когда тебя революционеры к себе позовут — соглашайся. Постарайся им понравиться. Помогай по мере сил. А сам — все запоминай и по случаю мне передавай. Но не каждый день! Можешь даже не бегать ко мне, но когда отец Никодим решится на свой ход к Кремлю, ты уже должен знать о планах революционеров. И если они что плохое замыслили — вот тогда ко мне и бежать. Лучше — за день до начала хода. Тогда все про их планы и их самих мне и расскажешь. Мы этих хлопцев на горячем-то и возьмем. А отец Никодим спокойно свой ход проведет или вовсе передаст письмо с проверенными людьми в императорскую канцелярию. Понял?

Сергей кивнул. Напомнив ему свой адрес, а также дав номер телефона, который стоял в моем отделении и номер телефона у консьержа, я отпустил парня. Посмотрим, насколько все удачно с ним выйдет. Ну а сейчас наконец можно возвращаться домой отдыхать.

Уже перед тем, как разойтись, вспомнил об одной не менее важной вещи:

— Сергей!

— Да? — обернулся тот.

— Завтра ко мне домой все же зайди. Бумагу напишу, что ты по моему приказу к социалистам пошел, а ты подпишешь. Чтобы как все закончится, тебя вместе со всеми в тюрьму не отправили.

На том и расстались.

Когда я вернулся, мальчишки уже спали. Им завтра снова в школу отправляться на неделю. Так и не смог с ними нормально провести время. Снова пришли мысли о сестре. Пожалуй, стоит ее попробовать на следующие выходные забрать да познакомить с Сашкой да Сенькой. Ну и Олей тоже. А то чужие мальчишки мне ближе, чем родная сестра стали. А ведь та никогда мне никакого зла не делала.

Оля наложила мне поесть и села рядом, подперев голову рукой. Молчит, но грустная. Все ждет ответа на свой вопрос. А что мне сказать? Что из-за своего воспитания из прошлого мира для меня мысль иметь наложницу вызывает некий когнитивный диссонанс? Она и слов то таких наверное не знает несмотря на все свое образование. Ну откажу я ей. Что дальше ее ждет? Со мной она тогда точно не останется. Пойдет искать себе мужа. Найдет ли? Чего она хочет, она уже сказала. Будет ли счастлива? А кто же ее знает. Мне все равно в будущем жениться надо. Как Олю воспримет моя жена? Не устроит ли ей травлю? Или чего похуже? В конце концов, я не выдержал и высказал девушке все свои опасения, почему я не могу принять ее предложение. Та улыбнулась и покачала головой.

— Считаешь, что я об этом не подумала? Не переживай за мои отношения с твоей будущей невестой. Мне будет гораздо хуже, если ты откажешься.

— Тогда… — выдохнул я, словно перед прыжком в воду. — Оля, ты будешь моей наложницей?

Почему-то слово «сералька» вызывало у меня негативные ассоциации. Не смог я так назвать девушку. Но той и «наложницы» хватило. Радостно улыбнувшись, она обошла стол и впилась в меня страстным поцелуем. Приму это за «да».

Ночь прошла спокойно. А вот утро новой недели сразу началось с сюрпризов. В дверь квартиры постучались и, когда я открыл, там стоял посыльный с письмом в руках.

— Григорий Мстиславович, — протянул он мне его. — Приказано вручить вам лично в руки.

С удивлением и настороженностью я принял письмо и посмотрел от кого оно. После чего удивился еще больше. На письме был оттиск герба губернатора.