Жандарм 5

Глава 15

— Егор Васильевич, благодарю, вы свободны, — после небольшой паузы, кивнул я поручику.

Тот понятливо покинул нас, прикрыв за собой дверь.

— Присаживайся, — указал я Лиде на стул для посетителей, который стоял напротив моего стола.

Та молча и величественно прошла и истинно по-княжески умостилась на нем. Повисло неловкое молчание.

— Какими судьбами? — решил я ее поторопить вопросом.

— А вы еще спрашиваете, Григорий? — с вызовом в голосе вскинула Лида подбородок.

— Полон недоумения, — развел я руками.

В голове же пронеслась мысль — хорошо хоть она домой ко мне не приперлась. Что ей вообще нужно?

— Вы обманщик! — вдруг заявила она ни с того ни с сего. У меня чуть челюсть не упала, а Лида тем временем продолжила. — Вы говорили, что любите меня, а что в итоге? Небольшая размолвка — и тут же в кусты?

— Размолвка? — удивленно воскликнул я. — Вы обвинили меня черт знает в чем, не пожелали даже выслушать и укатили во Францию. Это, по-вашему — размолвка⁈ Вы считаете, что я должен был как дворовая собачонка за вами бегать⁈

Я даже встал с кресла и навис над столом, вперив взгляд в глаза девушки.

— Если любили — то да! — выдохнула она, тоже встав со стула. — Но ладно это. Почему вы даже не сообщили мне, что живы? Я как узнала, что вы погибли — места себе не находила! Несколько дней проплакала! А вы! Вы!.. — щеки ее раскраснелись, грудь стала высоко вздыматься, натягивая корсет платья. Хороша, чертовка! — Да это просто свинство — так поступать со мной! — выпалила она в конце своей речи.

Да уж. Не ожидал, что меня же во всем и обвинят. Где логика, спрашивается? Нет, не зря говорят — не родился еще мужчина, который сможет понять женщину. Вот и я не понимаю. Однако признавать свою «вину» не собираюсь.

Опустившись обратно в кресло, я сцепил руки на груди и насмешливо заметил.

— Недолго вы себе места не находили, Лидия Сергеевна.

Та от моего обращения растерялась. Не ожидала, что я к ней, как к чужой, обращусь. Даже обратно на стул плюхнулась.

— О чем вы?

— О том молодом человеке, который над вами хлопотал в театре. Явно ведь — не обычный воздыхатель.

— Князь Пожарский — креатура папА. Он давно сватает его мне в мужья. Но я его не люблю! Я думала, что ты мертв, — перешла она на «ты». — Для меня все было как в тумане. Не знала, как быть дальше. Мне было все равно, за кого меня выдадут замуж.

— Разве что-то поменялось? — хмыкнул я, а внутри все замерло в ожидании ее ответа.

— Да! Ты жив! — в этот момент на лице Лиды появилось множество эмоций, там была надежда и обида и еще что-то, чего я не смог понять.

Мое сердце пропустило удар. На мгновение я словно вернулся в прошлое. До того, как Лида меня «послала». Когда она была рядом, и я был счастлив. Но мгновение прошло, и вернулись и другие воспоминания. О ее выходке и той боли, что я испытывал после нее. А затем слова Лиды лишь подкрепили их:

— Но сначала, объяснись — кто была та девушка. Как так получилось, что она носит твоего ребенка. И что с ней сейчас? Я вообще не понимаю, как ты мог опуститься до такого, когда у тебя есть я?

— Увы, ваше желание не совпадает с моим, — жестко ответил я. — Оно сильно запоздало.

Сказал вроде правильные вещи, а в груди больно. Ну почему она не захотела выслушать меня раньше? Ведь тогда еще все можно было исправить! А сейчас… похоже, зря я думал, что смог полностью вырвать из себя чувства к Воронцовой. Осталось еще немного.

— Ты… — губы Лиды задрожали, а глаза покраснели.

Казалось, она готова вот-вот расплакаться, из-за чего я почувствовал себя мразью, растоптавшим чувства красивой девушки. К моему счастью, наш разговор прервал стук в дверь.

— Войдите! — с облегчением крикнул я.

Лида тут же достала платок и прикрыла им лицо, утирая выступившие слезинки.

— Ваше благородие, — заглянул в кабинет незнакомый молодой парень. — Я Михаил Селезнев. Я журналист газеты «Москва Сего Дня». Меня Эдуард Вениаминович к вам отправил.

Та самая «желтая газетенка», которую я посещал с Борисом недавно. И чего ее редактору понадобилось? О чем я и спросил парня.

— Так это… Стачка у вас тут неподалеку организовалась, — растерялся тот. — Полицию уже вызвали. Эдуард Вениаминович сказал — вас всенепременно нужно оповестить. У вас уговор вроде.

— Извините, сударыня, — поднялся я из-за стола и со всем вежеством кивнул Лиде, — как видите — дела не ждут.

— Н-но, — сглотнув, вскинулась она. После чего посмотрела на журналиста, о чем-то подумала и кивнула. — Вы правы. Продолжим разговор в другой раз. Позвоните мне, как освободитесь. А лучше — придите сами. Нам есть еще что обсудить.

Ха! Вот неуемная! Нет уж. Ни звонить, ни тем более приходить не собираюсь. Однако ей конечно о том не сказал, а молча проводил до двери.

— Егор Васильевич! — позвал я поручика. — Составьте мне компанию. Прогуляться надо до одного места.

Начальник я теперь или кто? А вдруг потребуется мне человек для… да причин может быть много. Короче, решил привыкать к роли руководителя, а те как известно в одиночку не ходят.

До места мы добрались на извозчике минут за десять. Это оказалась ткацкая мануфактура почти на границе с третьим участком. Даже ближе к зоне ответственности третьего, чем моего. То-то я при ознакомлении про нее не слышал. Сама мануфактура была единым трех этажным кирпичным зданием с собственным подворьем где, как я понимаю, стояли подводы с сырьем, ожидая их разгрузки. Перед зданием собралась толпа человек в двести, которую сейчас оперативно окружали спешащие к месту стачки городовые.

Толпа шумела. Были слышны гневные выкрики. Кто-то требовал денег. Кто-то кричал, что не выйдет, пока его ребенка не вылечат. Кто-то просто хотел, чтобы управляющий мануфактуры сам попробовал работать в тех условиях, в которых работает крикун.

Из окна второго этажа, с опаской взирая на галдящую и шумящую толпу, высовывался мужчина. Мордатый, даже издалека видно, в дорогом костюме и редкими волосами на голове. Он пытался перекричать толпу, но ему это не удавалось.

— Ваше благородие, я дальше не поеду, — заявил извозчик, остановившись в ста метрах от толпы. — Сами видите — городовые оцепление выставляют. Щас небось еще и шашки вымут, да разгонять начнут. Как бы не попасть под их руку.

— Идемте, Егор Васильевич, — отдав извозчику пять копеек, спрыгнул я с двуколки, — Узнаем, чего рабочие хотят.

— Так это и так слышно, Григорий Мстиславович, — хмыкнул Гнедин. — Денег, да работы поменьше. Все как обычно.

— Вот и узнаем, справедливы их требования, или нет, — подвел я черту.

Пока мы шли к толпе, количество городовых постепенно увеличивалось. Командовал ими усатый урядник, который грозно взирал на толпу, придерживая свисающую на боку шашку. К нему подбегали прибывающие старшие городовые и после короткого приказа удалялись на определенный участок совместно со своими младшими сослуживцами. Всего я насчитал на данный момент около шести пятерок городовых, состоящих из четырех младших полицейских и одного старшего. Вид у полиции был самый решительный, что заметили и рабочие в толпе. Но расходиться не торопились. Наоборот — рабочие сжимали кулаки, хмурили брови да стискивали зубы, но готовы были отстаивать свое мнение до самого конца. Как бы кровь не пролилась.

— Урядник! Что происходит? — подошел я к офицеру.

Тот окинул меня взглядом, подкрутил усы и вальяжно ответил.

— Пустяк, ваше благородие. Рабочие стачку незаконную решили устроить. Сейчас разгонять будем.

— Не законную? — удивился я. — А разве ее нужно как-то узаконивать?

В этом времени действительно не было никакого специального положения о том, что стачку нужно регистрировать или как-то еще оформлять.

— Дык, в рабочее время устроили, ваше благородие, — пожал плечами урядник.

— А когда им еще ее устраивать, если они все время работают по их же словам? — поинтересовался я.

На это полицейский нахмурился, подтянулся и уже менее дружелюбно спросил.

— А вам на то какой интерес, ваше благородие? Мы за порядком следить должны, что и делаем. А вы бы отошли пока, а то ненароком кто из толпы камень бросит или еще чего потяжелее.

— А вот такой у меня интерес, — достал я свою бумагу жандарма и показал ее уряднику.

— Виноват, господин штабс-ротмистр, — вытянулся во фрунт полицейский.

— Не торопитесь пока разгонять людей. Беспорядки они не устраивают, власти ни в чем не обвиняют, а их отношения с хозяином мануфактуры — это их личное дело.

— А если начнут устраивать? — осторожно поинтересовался урядник.

— На то вы тут сейчас и стоите, — хмыкнул я. — Одним своим видом должны сдерживать горячие головы. Но сами провокаций не устраивайте.

— Понял, господин штабс-ротмистр.

Журналист, который и сообщил мне о стачке, прибыл следом за нами на другом извозчике и сейчас суетливо устанавливал фотокамеру. А нехило живет Эдуард Вениаминович. Такие камеры не мало стоят, а он ее легко своему сотруднику на выезд дает.

Тем временем высовывавшийся из окна управляющий сумел перекричать толпу, призвав ее к тишине. Рабочие с неохотой понизили выкрики, и тогда он обратился к уряднику.

— Господин полицейский! Почему вы бездействуете⁈ У вас перед глазами творится беззаконие, а вы стоите! — и тут же он переключился на заворчавшую возмущенно толпу. — Ну⁈ Чего собрались? По рабочим местам идите, а то сейчас в тюрьме окажетесь! За устроение беспорядков!

Вот тут я решил вмешаться. Потому что именно слова этого наглого управляющего разозлили толпу и из-за них как раз и может произойти то самое «беззаконие».

— Сударь! — крикнул я громко, приближаясь к толпе.

Мой крик привлек внимание в первую очередь рабочих. Тут же по их рядам пошли шепотки:

— А это что за фон фарон?

— Аристократ какой-то…

— Хозяин что ль?

— Да не, на Петровского не похож. Тот старый хрыч, а этот молодой.

— Мож, сынок его?

— Дочки у него ток.

— И чего приперся? Важный-то какой! Пфф…

Лишь когда я стал протискиваться сквозь толпу, которая неохота расступалась, управляющий заметил меня.

— Ваше благородие? — вмиг определил он во мне аристократа. — Чего изволите? Вы один из заказчиков? Не извольте беспокоиться, скоро полиция разгонит стачку, и ваш заказ будет выполнен в лучшем виде в самые сжатые сроки! — расплылся тот в льстивой улыбке.

А вот его слова тут же настроили толпу против меня. Удивленный гул голосов перерос в недовольный и даже угрожающий. Пора бы заткнуть этого дурака, а то он точно до беды доведет.

— Я не заказчик. Штабс-ротмистр Бологовский. Начальник отдела жандармерии в вашем районе.

После моих слов рабочие инстинктивно сделали шаг назад, подальше от меня, а в гуле голосов послышались нотки страха. Это же уловил и управляющий, тут же почувствовав себя «королем» положения.

— Господин жандарм, здесь творится беззаконие! — закричал он из окна. — Рабочие отказываются выполнять свои трудовые обязанности! Прикажите полиции разогнать их по рабочим местам!

— Кому и что приказывать я разберусь сам! — тут же осек я наглого управляющего, пока он своими словами не спровоцировал толпу окончательно. — Для начала — представьтесь.

— Олег Владимирович Гусенко. Управляющий этой мануфактурой, — слегка скис мужчина.

— Так вот, господин Гусенко. Насколько мне известно, стачки законом не запрещены. Если только они не приводят к беспорядкам и не нарушают покой окружающих. И до сего момента я ничего противоправного в действиях рабочих не наблюдаю. А вот вы — явно очень хотите спровоцировать этих людей на нарушение закона! — управляющий аж побледнел после моих слов. И то — одно дело, когда тебя в чем-то обвиняет простой человек, а другое — тот, кто обличен властью и возможностью тебя наказать. — Рабочие имеют право требовать для себя лучших условий труда, — это я уже сказал, обращаясь к толпе. И тут же получил одобрительный согласный гул. — Более того! Согласно рекомендациям императора владельцы собственных мануфактур, заводов и прочих производств САМИ, — подчеркнул я, — обязаны улучшать условия труда своих подчиненных. И раз дошло до стачки, у меня появляются вопросы к вам и владельцу вашей мануфактуры — для вас рекомендации императора — пустой звук⁈ — Гусенко аж закашлялся от моей претензии. — Рекомендации — просто бумага, которой можно, извиняюсь, подтереться⁈ — продолжил я давить. — А может, вы еще и являетесь тайным пособником всяких террористов? Ведь именно из-за вашего наплевательского отношения к людям возникает недовольство в народе и смута!

— Н-нет! — дал петуха управляющий. — Что вы говорите⁈ Я верный подданный императора!

— Тогда почему требуете разогнать стачку? Почему даже не пытаетесь выслушать ваших подчиненных? Донести их требования до владельца мануфактуры? А если тот отказывается их выполнить, то не отстаиваете права рабочих? Ведь для каждого добропорядочного подданного Российской империи, слово императора это закон!

— Я… я… — заблеял мужчина.

Так и хотелось в этот момент добавить «головка от» хмм… детородного органа. Но сдержался.

— Мне нужен тот, кто сможет говорить от вашего лица, — обратился я к толпе. Видя, как те замешкались и с опаской смотрят друг на друга, решил внести коррективы. А то боятся они один на один с жандармом да еще дворянином оставаться. — Можно трое, но не больше. Разговаривать сразу с вами всеми просто неудобно.

Подождав немного и не увидев «представителей», я понял, что людям нужно время. Обсудить между собой мое предложение и выбрать того самого кандидата для «переговоров». Или троих.

— Жду ваших представителей завтра у себя в кабинете, — и я назвал адрес. — А пока найдите среди вас грамотного, который напишет основные ваши требования, и подайте их господину Гусенко. За его личной подписью! — грозно посмотрел я на мужчину. — В двух экземплярах! — добавил я. — Один чтобы был у вас, второй — у него. И чтобы никаких беспорядков! — пригрозил я напоследок, после чего двинулся к уряднику.

— Проследите, чтобы народ не провоцировали, — тихо сказал я полицейскому. — Особенно за Гусенко. А то он своими словами может тут бучу кровавую устроить. Накрутит народ, а сам будто не при делах. Поясните ему, что если он так поступит, то лишится не только своей должности, но и свободы.

— Сделаем, ваше благородие, — подкрутил тот усы.

— Городовые пускай дальше свои обязанности выполняют. Оставьте десяток на всякий случай, остальных отпустите. Покажите рабочим, что никто не собирается их разгонять, — добавил я. — Если приедет владелец мануфактуры или кто иной и будет требовать разогнать стачку — отсылайте их ко мне.

Раздав последние указания, я заметил бодро строчащего что-то в тетради на коленке журналиста. Так, этого оставлять без присмотра тоже нельзя. А то мало ли что настрочит там.

— За мной, — скомандовал я Селезневу.

— Но… — растерялся парень.

— Пока не покажешь мне, что ты там настрочил, никакой статьи не будет. Или хочешь создать проблемы Эдуарду Вениаминовичу и себе?

— Нет, — обреченно вздохнул журналист и закрыл блокнот.

После чего стал собирать свою фотокамеру. В этот момент ко мне подошел Гнедин, стоявший все время в стороне и с интересом наблюдавший за происходящим.

— Не думал, что разборки между рабочими и администрацией заводов входит в круг наших обязанностей, — хмыкнул он.

— Тогда вы плохо выполняете свою работу, — тут же отозвался я, вызвав удивление и недовольство у поручика. — Рабочие — это «резерв» революционеров. Чем хуже они живут, тем больше у тех людей для вербовки и поднятия бунтов. Революционеры-то входят в круг наших обязанностей? — с ухмылкой посмотрел я на Гнедина.

Тот мрачно кивнул, признав мою правоту.

В этот же день поговорил с другими подчиненными, когда те вернулись после проверки адресов. Узнал, есть ли у кого-то агенты в этой мануфактуре и что они в целом могут сказать о ней. Снова выделился Артюхов. У меня стало складываться ощущение, что у него есть люди везде. Коротко рассказал об условиях работы «ткачей», как он их обозвал, и что настроения для стачки там зрели давно. Я попросил его подготовить мне список других мест, где есть подобное положение вещей, чтобы не реагировать на них «постфактум». А то ведь также мирно может и не обойтись. Или я не успею к самому началу.

Ну а на следующее утро ко мне все-таки прибыли трое представителей ткацкой мануфактуры.