Жабы жаждут.

*44. Роль голой задницы в прикладной планетологии.

Все-таки исследователи захотели посмотреть, как появляется лед на озере. И это было завораживающее зрелище. Исходно поверхность воды виделась черной, и на ней лишь посверкивали отражения ярких звезд ясного неба Нубийской пустыни. Затем внезапно количество отражений звезд стало расти, точнее так казалось. В действительности, это начали поблескивать льдинки, доплывшие до поверхности. За следующие полчаса вся поверхность озера стала похожа на матовое стекло, а выше образовался купол тумана, похожий на огромную призрачную медузу. И вот тогда на берегу стало холодно.

— Идем в город, а то док Ликэ простудится, — предложил Сатанг.

— К городским воротам? — спросила бельгийка.

— Нет, ближе, — он указал рукой в сторону уже знакомой парковки для дирижаблей. Вообще-то логично (подумал Юлиан, привычно шагая замыкающим) если Шакете это причудливое нагромождение скал, похожее на город, а не город в обычном смысле, то незачем делать вход через ворота. Вероятно, ворота играют лишь роль шлюза на реке, стекающей из как бы города — в озеро-воронку. Тем временем, добрались до парковки. Сатанг наклонился, и поднял обычную крышку канализационного люка. Тут у Юлиана возник легкий приступ веселья. Ведь он видел этот люк сразу после прибытия, однако совершенно не обратил внимания. Для человека, выросшего в европейском городе, это настолько обычная часть ландшафта, что даже мысль не возникает: зачем это тут?

Зачем обычный европейский городской канализационный люк — на грузовой парковке посреди Нубийской пустыни? Тут анекдотичность дизайна дошла до бельгийки.

— Почему такой вход в город? — поинтересовалась она.

— А почему нет? — весело ответил Сатанг и добавил, — Берегите голову при входе, тут на первых метрах лестницы слишком низкий потолок, а дальше нормально.

— Это что, полигонный противоатомный бункер? — спросила Аслауг, первой спускаясь в подземелье по лестнице, точнее — по трапу военно-морского образца.

— Оно самое, — подтвердил Сатанг- Похоже на неглубокую станцию метро старого образца, — высказалась Ликэ.

— Да! И поезд ходит. Точнее, дрезина. Сейчас прокатимся.

Он указал рукой в сторону узкоколейки, на которой стояло нечто вроде электрического омнибуса, какими они были в 1900-е годы.

— Симпатичная стилизация, — оценил Юлиан.

— И неплохо ездит, — заявил Сатанг, — занимайте места в салоне, сейчас прокатимся.

— В пещеру ужасов вашего луна-парка? — спросила Аслауг, глянув в черноту туннеля.

— ОК! Хочешь ужасов — будут ужасы. Следующая остановка: тронный зал последнего правителя Шакете. Того самого, про которого вам наверняка рассказал Якуб.

— Рассказал, — ответил Юлиан, — и это было подозрительно похоже на новеллу «Пламя Ашшурбанипала», сочинение Роберта Говарда, 1930 год.

— Это очень продвинутый ремейк! — слегка обиженно возразил Сатанг и, убедившись в безопасной рассадке пассажиров, повернул рукоятку маршевого реостата.

Дрезина бодро покатилась по рельсам в темный туннель.

— Когда пора кричать? — весело осведомилась Ликэ.

— Поверь, док, ты не пропустишь этот момент, — пообещал он.

— Сатанг, — окликнула Аслауг, — а какие ядерные схемы применены для рытья воронок?

— Каких воронок?

— Как минимум двух. Та, в которой озеро, и так, которая напугала суданских солдат.

— Ах, этих воронок… — отозвался он, щелкнул переключателем, так что дрезина прошла развилку рельсов с поворотом в левый тоннель, — с чего ты взяла, что схемы ядерные?

— Сатанг, ты удивишься, но я и раньше видела плавленый песок вокруг ground zero.

Он покрутил головой.

— Никакого ground zero. Это не взрывы, а тесты ядерного ракетного движка в колодцах. Понимаешь, ториевый движок с кристадин-фюзорным зажиганием очень фонит. Когда мощность дозы в ста метрах от движка превышает тысячу рентген в час, это даже для демонов перебор. Так что движок тестировался факелом вверх из колодца глубиной 200 метров. На вид получается такой эффект, вроде вулкана. Второй движок интереснее, на протон-протонном синтезе в суперионном льду. Это хорошая машина, и у нее не такой убойный фон, однако схему и протокол тестов не стали менять.

— Какая тяга? — деловито поинтересовалась Аслауг.

— 400 мега-ньютонов, — ответил он.

— Это серьезно, — оценила она.

— А если для людей, далеких от астронавтики? — спросила Ликэ.

— Это, — отреагировал Юлиан, — вдесятеро больше, чем у носителей «Сатурн» в лунной программе «Аполлон».

— Да, серьезно, — согласилась бельгийка, — это что, движок для марсианской миссии?

— Таков план, — подтвердил Сатанг, — между прочим, мы уже почти приехали.

— О! Мне уже начинать бояться?

— Пока рано, — ответил он, переводя реостат на отметку «торможение».

Дрезина медленно въехала на станцию и остановилась. Интерьер не очень напоминал тронный зал до-античной эпохи, но для голливудского псевдоисторического фильма в жанре «heroic fantasy» сгодился бы. Тут присутствовала широкая лестница, ведущая к подиуму, на котором размещался внушительный якобы золотой трон. На троне сидела жутковатая мумия в золотой короне. В ее левой ладони покоился огромный самоцвет (пламень Ашшурбанипала по Говарду, или Мать всех самоцветов по ремейку). И этот полупрозрачный самоцвет размером с теннисный мячик, будто содержал внутри себя танцующий язычок красно-оранжевого живого пламени.

— Кто-то поюзал старую идею декоративной плазменной лампы, — определила Аслауг.

— Но ведь красиво получилось, — откликнулся Сатанг.

— А подойти ближе можно? — спросил Ликэ Рэм.

— Да, док, конечно. Только просьба пока не трогать все это.

— Ладно, — согласилась она, затем все трое исследователей поднялись по ступенькам к подиуму. Куда за это время исчез Сатанг — было непонятно. Минуту назад был, но вот: пропал куда-то. Это слегка удивило Юлиана, и он сразу предположил:

— Похоже, кто-то намерен устроить нам сюрприз.

— Какой? — весело спросила Аслауг, — Ожившую мумию как в Голливуде?

— Кстати, эта мумия — муляж из пластика, — добавила Ликэ.

— Специфическая шутка, — оценила голландка, прислушалась, и спросила, — сейчас был какой-то звук, или мне показалось?

— Звук вроде чего? — спросил Юлиан, и завертел головой по сторонам.

— Вроде цок-цок-цок, — пояснила она.

— А вот источник звука, — напряженно произнес он, и плавно извлек из кармана оружие, известное среди любителей, как «Дерриджер» — это семейство 4-ствольных пистолетов предельной компактности (помещается на ладони) и крупного калибра (до 18 мм). При выстреле с короткой дистанции «Дерриджер» обладает впечатляющей убойной силой. Сейчас стволы этой опасной игрушки смотрели на существо, вышедшее из туннеля и, похоже, собравшееся ближе познакомиться с исследователями. Существо напоминало кабана, но более подвижного, и огромного, не меньше льва.

— Вот и свинолев, — прошептала Аслауг. У нее в руке уже был второй «Дерринджер».

— Ой! Это деодон! — радостно воскликнула Ликэ, — Уберите пушки! Это еще поросенок подросток, который просто хочет поиграть!

Возможно, Аслауг и Юлиан возразили бы против такого совета, но Ликэ уже побежала навстречу монстру, и перекрыла им линию огня. Юлиан грубо выругался, а между тем бельгийка приблизилась к огромному поросенку, и стала чесать его за ухом. Поросенок хрюкнул, повалился на спину, и повернулся, явно желая, чтобы ему почесали бок. Ликэ присела на корточки и энергично стала скрести пятерней жесткую шерсть поросенка.

— …Охренеть… — прошептала Аслауг.

— Точно, охренеть! — поддержал Сатанг, возникший откуда-то.

— Тебе не кажется, что штука была СЛИШКОМ стремная? — строго сказал Юлиан.

— Но ведь весело получилось! — возразил демон серединка на половинку.

— Откуда тут поросенок деодона? — спросила Ликэ, продолжая почесывать бок новому знакомому, который от удовольствия похрюкивал и махал копытами в воздухе.

— Вообще-то у нас несколько поросят, — признался Сатанг, — ребята из Южного Египта продали нам выводок поросят бородавочника на мясо. Но, черт побери! Бородавочник совсем другое дело, чем обычный поросенок. Рука не поднялась зарезать. И мы слегка поиграли с их генами. Конечно, док Ликэ, мы использовали твои прекрасные статьи об эволюции млекопитающих в эоцене и олигоцене. Мы решили: если адские свиньи тут обитали в эру комфортной Сахары, то надо восстановить их, ведь эра возвращается.

— Вот как? Вы что, всерьез намерены переделать биотоп пустыни в биотоп прерии?

— Уже переделываем, — уверенно ответил Сатанг.

Тут откуда-то из туннеля раздался звонкий женский голос:

— Дюп, засранец, ты опять навалил кучу на моей плантации клубники!

— И-и-и! — горестно взвизгнул поросенок-монстр, вскочил и, цокая копытами, помчался галопом в противоположный туннель, но…

— Назад, свинья! — приказал тот же звонкий голос, и поросенок поплелся назад.

— Хорти, перестань обижать Дюпа, — миролюбиво попросил Сатанг.

— Я не буду обижать его, я лишь разъясню ему суть дела, — сказала девушка, ровесница Сатанга, выходя из туннеля. Она была одета в тропический джинсовый костюмчик, на первый взгляд не отличалась от обычной уроженки Северной Европы, но…

…Но непоколебимая уверенность в себе будто просвечивала сквозь кожу. Она мягкой походкой подошла к поросенку-монстру (голова которого по высоте была на уровне ее груди), протянула руки, схватила его за уши, и несильно подергивая, произнесла:

— Дюп, я в двадцатый раз говорю тебе: не садись срать на мою плантацию клубники.

— И-и-и…. — печально ответил поросенок.

— Я надеюсь, ты понял на какое-то время! — заключила она, похлопала его по лбу, затем двинулась к исследователям, сообщая на ходу, — Мое имя Хортензия, кратко: Хорти. Я реально рада видеть вас, и если есть вопросы, то с удовольствием отвечу. А если вы не возражаете, то я тоже задам кое-какие вопросы, мне интересно. Вот.

— Когда-то Хорти училась на биофаке в Университете Бергена, — сообщил Сатанг.

— О! Возможно, ты знакома с Густавом Лаландом младшим, — предположила Ликэ.

— Да, он читал у нас основы кинетики на втором курсе. А потом я ушла в море. Так что образование у меня дырявое, и я бы с удовольствием чему-то поучилась у тебя, док. Не только я. Вообще, ребята. Потому что нам это важно для темы терраформирования.

— Это что, в смысле: темы терраформирования Марса?

— Марса тоже, но позже. Пока мы занялись терраформированием Земли.

— Гм… На латыни это звучит как тавтология: terraforming Terram.

— Да, — подтвердила Хорти, — так вышло. В общем, мы будем рады, если ты согласишься завтра утром посидеть в кафе под мэллорнами и ответить на некоторые вопросы. А мы ответим на твои вопросы про трансфертный ген-комплекс стеклянной лягушки.

— Гм… — Ликэ погладила свой подбородок, — …В смысле, ген-комплекс, пригодный для трансферта млекопитающим?

— Да. Тебе ведь надо сделать стеклянную кошку, или рысь, или пуму, или вроде того.

— Договорились, — отреагировала бельгийка, и подмигнула, — но вы первые расскажете.

— ОК! — Хорти улыбнулась, — А пока мы с Дюпом проводим вас в гостевую берлогу, где можно помыться, выспаться, и все такое.

— Хорошая идея! — одобрила Аслауг, — День был насыщенный, и койка зовет.

— Вот и мне так кажется! — Хорти улыбнулась еще шире и скомандовала, — Дюп, шевели копытами!

Поросенок-монстр (успевший разлечься на полу) сразу вскочил, и завертелся на месте, вероятно, не поняв, что от него хотят. Но, получив направляющий шлепок по попе, он уверенно двинулся в один из боковых туннелей. Вот и все, по существу больше ничего интересного в эту ночь не произошло. Гостевая берлога тут не особенно отличалась от четырехместного студенческого флетшера. Вероятно, в прошлой инкарнации это была комната отдыха для полувоенного персонала ядерных тестов консорциума OOGG. Все необходимое — присутствует, ничего сверх того — не предусмотрено…

…А ничего сверх того исследователям сейчас не требовалось. Они слишком устали, и потому, энергично приведя себя в гигиенический порядок, завалились спать до утра 29 июня. Утро прогнозировалось веселенькое — и прогноз оправдался…

…Как ранее отмечено, черный город Шакете был, вообще-то, не городом, а природной формацией базальтовых скал. Под скалами размещались помещения, энергетика, пути логистики и коммуникации отработавшего полигона. Но на поверхности теперь также появились элементы «культуры дюнавтов», созданные уже после отработки полигона. Прежде всего, мэллорны. Старшие из них со стволами в два обхвата уходили ввысь на двести футов, и там раскинулись их темно-красные зонтичные кроны. Младшие были высотой два-три человеческих роста, и играли роль пляжных зонтиков. Удивительные стволы, почти прозрачные, так что видны вертикальные каналы с красным соком. Это выглядело немного зловеще, вызывая ассоциации с фильмами про вампиров, но затем начинало даже казаться милым. Затем, огромные круглые и овальные одеревеневшие грибы разных цветов, заменявшие мебель в кафе под мэллорнами. Может, это были не грибы, но выглядели именно так. Затем пруд-бассейн: грубая воронка, сделанная в базальтовом основании скалы неким высокотемпературным орудием вроде потока пламени из дюзы. Базальт расплавился и расплескался, оставив этакий вулканический кратер диаметром около дюжины метров. теперь кратер был залит водой — проточной, судя по двум трубам с разных сторон. И кухня, единственное стандартное тут. Похоже на армейскую полевую кухню.

Далее, местная публика. Юлиан уже подозревал, что хиппи, дюнавты и метаморфы не разные группы, а одна смешанная. Теперь это стало явным. Из дюжины персонажей, каждого четвертого Юлиан видел вчера, либо на пляже около свалки машин, либо в стойбище кушитов. Некоторые девушки пришли сюда с маленькими детьми, и один из малышей, вроде, был тот, которого кушитка отправила вчера вниз на грузовом лифте. Теперь он не был замотан в тряпки: голенький малыш, с чуть более бледной кожей по сравнению с обычными детьми кушитской расы (к которой он точно принадлежал). В данный момент некрупная, но атлетически сложенная девушка-монголоид купала его в пруду-бассейне. Аслауг заметила то же самое, и шепнула Юлиану:

— Этот вчерашний кроха передумал умирать. Личико уже не серое, и глазки блестят.

— Его зовут Энки, а меня Екай, — объявила девушка-монголоид, как-то услышавшая эту фразу, несмотря на слишком большое расстояние для восприятия шепота.

— Извини, Екай, это было нетактично с моей стороны, — сказала Аслауг.

— Вообще не проблема! — та улыбнулась и махнула ладошкой, — И обсудить это тоже не проблема, если ты хочешь. Время есть, публика соберется примерно через полчаса.

Аслауг и Ликэ переглянулись, и почти синхронно кивнули. Их любопытство уже было перегрето и закипало. Екай с младенцем была приглашена за стол… За гриб. И первый вопрос был о предыстории. Ответ девушки-монголоида получился неожиданный:

— У североафриканских кочевников каждый пятый ребенок умирает до года, обычно от инфекций. Нехватка чистой воды, антисанитария, и все такое. Мы устранили проблему нехватки воды для кушитского племени ауфо, кочующего в нашем секторе, но есть и другие проблемы. Иногда мы успеваем помочь на месте, но иногда — нет. И мы решили продвинуть пока такой обычай, который вы видели.

— Как в финикийском культе Молоха? — предположила Ликэ.

— Да. Идея лежала на поверхности. У финикийцев ведь ребенок жертвовался в смысле передачи на воспитание храму. Так говорят некоторые историки.

— Гм… Почему нет? А впрочем, я скептически отношусь к гуманитарным толкованиям древней истории. Я доверяю только физическим методам в истории и палеобиологии.

— Екай, — встряла Аслауг, — а что было с Энки?

— Видимо, ротавирусный энтерит, хотя, я не вникала, а просто решила эту проблему.

— Э-э… Ты решила как?

— Я перелила ему немного плазмы моей крови, содержащей моих вирусов-симбионтов. Несколько часов и дело в шляпе. Еще, теперь мы с Энки биологические родственники.

Сделав такое заявление, Екай пощекотала у малыша подмышкой, и он ответил вполне довольным писком. Новая биологическая родственница нравилась ему.

— Э-э… — Аслауг удивилась, — …Ты перелила ему плазму своей крови, и у тебя не было сомнений в позитивном результате?

— А в чем мне следовало сомневаться? — Екай в свою очередь удивилась, — Переливание плазмы крови от иммунного донора для подавления инфекций изучено в 1940-х.

— В 1940-х, — сказала Ликэ, — эта процедура служила для передачи иммуноглобулинов, а передача вирусов-симбионтов таким путем придумана лишь три года назад.

— Да, я знаю. Но путь тот же. И я хорошо знаю моих вирусов-симбионтов.

— В таком случае, понятно… — произнесла Аслауг, не переставая, впрочем, удивляться настолько бесшабашному отношению к генной модификации… …Через минуту, она увидела образец еще более бесшабашного отношения. Если бы в природе существовали прототипы ужасных огров кельтского фольклора, то они могли выглядеть так. Рост не великанский, даже немного ниже среднего человеческого, зато телосложение почти как у гориллы. Казалось, что эти огры лишь ненадолго встали на задние лапы, а вообще-то им, как гориллам, ближе четвероногое хождение.

— Обалдеть! Зинджантропы! — воскликнула Ликэ.

— Вообще-то это семейка Хартаг, и биодизайн они придумали сами, — сообщила Екай.

— Сейчас объясним! — азартно крикнула женщина-огр.

— Только без рук! — пошутил Юлиан, вспомнив, что горилла в 8 раз сильнее человека.

— Блин… — буркнул мужчина-огр, — …Знаешь, мейстер, не надо априори объявлять всех массивных гуманоидов — хулиганами и жлобами.

— Мы знакомы? — спросил консультант по ЯД.

— Еще как! — подтвердила женщина-огр, — Мы вместе бывали на сетевых семинарах по интуитивному механическому проектированию три года назад.

Сообщив это, она сделала крюк в своем маршруте к грибу-столу, чтобы, между делом, стащить с ветки мэллорна двух малышей-огров (мальчика и девочку), лезших слишком высоко. Юлиан, напряг память и сказал, когда огры уселись на грунт рядом с грибом:

— Вот как! Ричи и Джейн Хартаг! Три года назад вы выглядели менее внушительными и ничего не говорили насчет того, что у вас потомство.

— Не было потомства, — уточнила Джейн, — я родила близнецов в позапрошлом ноябре.

— Ты хочешь сказать, что им полтора года? — удивилась Аслауг, глядя на малышей.

— Именно, — подтвердила женщина-огр.

— Джейн, пусти их поиграть, а то они извертятся сидя тут, — посоветовал Ричи.

— Пожалуй, — согласилась она, и разрешающим жестом пихнула обоих огрят. Они сразу метнулись в сторону скал, привлекательных для лазанья.

— График развития характерный для зинджантропов, — прокомментировала Ликэ.

— Кто такие зинджантропы? — спросила Екай.

— Это массивно-сложенные прото-сапиенсы, жившие примерно 2 миллиона лет назад.

— Тогда мы точно не они, — заключил Ричи, — Мы не прото-, мы реально сапиенсы.

Бельгийка подняла руки в соглашающемся жесте.

— Верно, Ричи, однако, график детского развития у вашего потомства такой, какой, по данным палеобиологии, был свойственен зинджантропам.

— У гориллы тоже, — отметила Джейн, — наша команда по генвекторику базировалась на биологии гориллы, только с прямохождением. И лицо немного гуманизировали.

— Получились симпатичные лица, гармонирующие с телосложением, — одобрил Юлиан.

— О! Приятно слышать! — женщина-огр улыбнулась- По-моему, Блейз опять играет с павианом, — проинформировала Екай, глядя на скалы.

— Fuck! — вздохнул Ричи, поднялся во весь рост, и крикнул — Малыш! Прекрати это! Тот близнец, что приставал к крупной (размером с ротвейлера) обезьяне, внял, и чуть сдвинулся по скале в другую сторону.

— Так-то лучше, — одобрила Джейн, — а то неделю назад они уже приставали к павиану, правда, к другому. В результате у Блейза был разодран лоб, а у Бетти — бедро.

— А у того павиана? — спросил Юлиан.

— Ничего фатального, — она махнула ладонью, — тот павиан пока у нас клинике, но уже практически здоров, лапа срастается, и будет как новенькая.

— Чертовски интересно… — протянула Аслауг, — …Кажется, я начала догадываться, кто растерзал суданских парней, что приезжали в оазис за данью.

— Что ты! — Джейн взмахнула руками, — Наши дети никогда бы не поступили так. И они слишком маленькие для таких брутальных дел.

— Да, разумеется, но я не про детей говорю.

— Дело темное, — философским тоном отозвался Ричи, — какая теперь разница, кто?

— Ты ведь не думаешь, что мы тут одни такие? — добавила Джейн, — Но если ты, все же, думаешь так, то я должна сказать: мы милые и пушистые в сравнении с некоторыми.

В этот момент появился Сатанг, незаметно, по своей привычке, и произнес:

— Похоже, друзья, вы уже получили стартовое впечатление о нас…

— Не то слово… — слегка растерянно подтвердила Ликэ Рэм.

— Значит, можно начинать конференцию! — обрадовано констатировал Сатанг.

Конференция (если можно так назвать это) стартовала через полчаса, и продолжалась до позднего вечера. К середине обмена мнениями на тему генной модификации, это ушло далеко за пределы понимания эрудированных, но случайных участников, каковыми тут являлись Аслауг и Юлиан. Им оставалось лишь общими усилиями угадывать смыслы и периодически отползать в сторону от центра событий, чтобы за чашкой местного чая, в спокойной обстановке, обменяться мнениями.

Уже после захода солнца, при очередном таком чаепитии вдвоем, Аслауг сообщила:

— Знаешь, меня порадовало, что уж совсем запредельных чудес тут не происходит.

— Что ты называешь совсем запредельными чудесами? — спросил Юлиан.

— Ну… — она покрутила пальцами, — …Например, превращение в другое существо так быстро, как происходит в голливудских фильмах про оборотней. Ведь Якуб описывал свойства демонов черного города именно так.

— Барменам свойственно травить байки, — заметил он, — а чайханщик тот же бармен.

— Верно… — Аслауг кивнула, помолчала немного, и продолжила, — …До меня тут вдруг дошло, как должна выглядеть колонизация других планет.

— И как же? — Юлиан для экспрессии чуть выпучил глаза.

— Вот так, как эти ребята колонизируют пустыню. Не обустраивать этакий маленький замкнутый мирок, вроде бунгало-отеля на Бали, где везде климат-контроль, вокруг на полста метров даже местная трава скошена. И уж тем более не как марсианский купол, который по проекту вообще герметичен, так что люди, будто в террариуме…

Она снова помолчала немного и продолжила.… - Надо так, голой задницей на местном песке, голой кожей впитывая лучи местного солнца, вдыхая местный воздух, и общаясь с местной живностью, если она найдется.

— Хм… — отреагировал Юлиан, — …Я сомневаюсь насчет такой возможности на Марсе. Слишком разряженная атмосфера, слишком другой грунт, чтобы к этому можно было приспособиться путем даже глубокой генной модификации… Или не слишком?

— Или не слишком, — эхом отозвалась Аслауг.