Герои умирают дважды

ГЛАВА 8

Когда Виктор вернулся к себе, Риксты еще не было. Антипов разжег камин. Пламя быстро окутало светлые дрова и радостно загудело.

Виктор внезапно вспомнил свою прошлую жизнь. У брата отца, трудящегося на ниве писательства и живущего под Ростовом, тоже был камин. Не такой примитивный, а с чугунной топкой, длинным дымоходом и ажурными прутьями решетки. Антипову нравилось протягивать руки к огню и сидеть, прислушиваясь к ощущению жара в пальцах. В этот момент на него нисходило ощущение покоя, умиротворенности и отсутствия всяких желаний. Хотелось расслабленно смотреть на огонь и ничего, совсем ничего не делать. А потом приходил дядя-литератор, садился рядом и со знанием дела говорил: «Нравится смотреть на огонь, племяш? Мне вот тоже. Я давно заметил, что человек может разглядывать бесконечно долго четыре вещи: горящее пламя, бегущие по небу облака, текущий ручей и хвалебные статьи о себе».

Мысли Виктора были внезапно прерваны самым бесцеремонным образом. Дверь вздрогнула под чьим-то могучим ударом.

— Господин! Откройте! Спасите! — Антипов без труда узнал голос Риксты. — Убивают!

Виктора не нужно было просить дважды. Он подскочил к двери и отбросил щеколду. Рука сама потянулась к рукояти меча.

Рикста ввалился в комнату. Он выглядел весьма потрепанно, но Антипов пока не стал расспрашивать. Воин толкнул слугу плечом, придавая ускорение, наполовину вытащил меч и выглянул в коридор. Все было тихо. Серые стены освещались далеким чадящим факелом, а замечательный слух Виктора не мог услышать ничего, кроме тяжелого дыхания слуги и приглушенного шума, доносящегося откуда-то издалека.

— Кто тебя убивает? — Воин полуобернулся к юноше. — Здесь никого нет.

Значительную часть левой половины лица Риксты занимал свежий синяк. Юноша держался правой рукой за левое плечо и иногда старательно ощупывал его, словно беспокоясь за сохранность костей.

— Музыканты! — сообщил он, болезненно морщась. — Они гонятся за мной! Наверное, отстали…

— Музыканты? — переспросил Виктор, терзаемый плохими предчувствиями. — Это случайно не те, к которым я тебя послал, чтобы одолжить варсету?

— Они! Они, господин! У, злыдни!

— Вот как? И что ты им сделал?

Тон Антипова не предвещал ничего хорошего. Он сильно рассчитывал на то, что удастся раздобыть инструмент.

— Да я… — Риксту прервал теперь уже отчетливый топот, доносящийся из-за угла.

Воин быстро вернул меч обратно в ножны. Если за слугой действительно гонятся музыканты, то не годится дворянину встречать плебеев блеском железа — это скажется на репутации. Виктор просто потянул ножны вверх, высвобождая крючок, которым те крепились к металлическим кольцам перевязи. Меч в ножнах, сделанных из двух пластин ясеня и обтянутых кожей, сам по себе серьезное оружие в умелых руках.

Погоня не заставила себя ждать. Вскоре из-за угла резво выскочили трое мужчин, одетых в желто-оранжевые длинные куртки. Они грозно потрясали палками, подозрительно напоминающими черенки от метел.

— Стойте! — Виктор попытался придать своему голосу силу. Это, впрочем, удалось: коридор замечательно отражал звук. — Чего вам надо?

Однако то ли расстояние между бегущими и воином оказалось недостаточно большим (всего метра четыре), то ли они вообще сначала не поняли, с кем имеют дело, но приказу не подчинились. Виктор не стал дожидаться, пока те добегут, а, сделав два шага вперед, точным ударом выбил палку из руки лидера и, не возвращая назад меча, хлопнул по темечку второго. Все равно, кто был прав, а кто виноват: дворянин не мог допустить, чтобы на него бросался с палками какой-то сброд.

Действия Антипова привели вовсе не к тому, на что он рассчитывал. Музыканты бежали беззвучно, разве что пыхтели как загнанная свора собак. Они моментально остановились, развернулись и столь же безмолвно побежали обратно.

— Стойте! — закричал Виктор им вдогонку. — Вернитесь! Я требую объяснений!

Но куда там. Музыканты резво скрылись за поворотом, оставив на поле боя сомнительные трофеи в виде черенков от лопат или тяпок. Антипов пренебрег столь жалкой добычей и вернулся к Риксте.

Слуга сидел на топчане, слегка дрожа.

— Так что случилось? — спросил Виктор, затворяя за собой дверь. — Почему они преследовали тебя?

— Я сделал все так, как вы говорили, господин! — В голосе юноши звучали жалостливые ноты. — Пошел к музыкантам, чтобы взять у них варсету на время. Застал их у какого-то сарая, когда они уже вышли из донжона. Говорю: вот вам серебряный, дайте варсету моему господину на вечер. А они — не можем, нас уже нанял барон ан-Крета.

— Так он их для серенады нанял, — сказал Антипов. — Объяснил бы, что мы-то вместе петь не сможем, поэтому будем по очереди. Сказал бы, что сыграю и тут же отдам.

— Я так и сказал, господин! — Рикста оторвал руку от плеча и попытался им подвигать. — Но слуга этого барона помогал им — нес большую трубу. Такой наглый тип! Он заявил, что уже заплачено и его барон не захочет ни с кем делиться. Особенно со всякими проходимцами.

— С проходимцами? — уточнил Антипов, приподняв бровь.

— Именно, господин! Я рассудил так: если бы он сказал «с проходимцем», то имел бы в виду только меня. А получается, что сказал и о вас тоже! Это же оскорбление!

— Н-да… И что ты сделал? Врезал ему, надеюсь?

— Как вы учили, господин! — Рикста прижал руку к сердцу. — Вы же сами говорили: если вас кто-то из недворян оскорбит в моем присутствии, то нужно бить сразу же и чем попало. И что вы потом разберетесь.

— Говорил, — согласился Виктор, который считал, что на уважение окружающих оказывают влияние любые пустяки. — И ты ударил?

— Да, наша милость! Ударил! И вот тут-то музыканты на меня набросились.

— А они почему? Ты же не их бил.

— Не их, — вздохнул Рикста. — Но их трубой. Понимаете, это было первое, что попалось мне на глаза. Я выхватил трубу из рук мерзавца и ударил его прямо по голове. Кто же мог предположить, что такая большая труба сразу же погнется? Я не мог. И сказал музыкантам: зачем вам настолько твердолобый наниматель? Труба-то ладно, а если о его голову дорогостоящая варсета разобьется или еще что-нибудь? Риск-то какой! Но они не вняли разумным словам. Схватили палки у сарая и погнались за мной. Хотя я им кричал, что мой господин скор на расправу и им придется плохо. Вот так, ваша милость.

Антипов потер рукой лоб. Ему казалось, что первый день в замке прошел слишком интенсивно. Они ведь лишь несколько часов назад въехали, а уже столько событий.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Виктор. — Ничего не сломано?

— Ничего вроде, — ответил слуга. — Плечо вот побаливает, но оно в порядке, кажется. Что же теперь делать, господин? Где мы варсету возьмем?

Этот вопрос очень интересовал и Антипова. Понятно, что теперь музыканты ничего не дадут, а завтра еще пойдут графине жаловаться. Можно попробовать с ними помириться, но это вряд ли получится раньше завтрашнего дня.

— Варсету я беру на себя, — сказал Виктор. — А ты разведай насчет одного графского сынка. Его зовут Женар ан-Котеа. Отвратительный тип, любимчик графини и мой главный конкурент. Ты где спрятал желтые башмаки, которые видела графиня? Возьми их — и так, чтобы никто не заметил, подбрось кому-нибудь из слуг Женара. Сделай это побыстрее: чувствую, что башмаки скоро будут искать.

Антипов был зол и на своего соперника, и даже на графиню. К чему устраивать цирк с турниром, если исход предрешен? Собирать целую армию статистов, которые не знают, что они — статисты, а думают, что являются полноценными действующими лицами! Поведение Женара подлило масла в огонь. Виктор решил, что щадить графского сынка не будет. Если Ласана не влюблена в Женара без памяти (на это не похоже, похоже на обычный расчет), то все еще можно переиграть.

Виктор переоделся и поспешил к окну графини. Он теперь точно знал, где находится это окно. К его удивлению, там уже скопилась толпа.

Дворяне в роскошных шляпах или просто в шлемах с приделанным на скорую руку плюмажем стояли в окружении слуг. Почти все пространство между донжоном и внутренней стеной было забито. Свободное место около самого окна, похоже, использовалось выступающим, дождавшимся своей очереди.

Был слышен ровный гул голосов: хозяева давали инструкции собственным музыкантам, а младшие дворяне, прибывшие без певцов, делились впечатлениями друг с другом. Выступления еще не начались, но Виктор сразу понял, что и здесь лидерство принадлежит ан-Котеа. У того был певец и три аккомпаниатора.

Антипов попытался протиснуться поближе к «сцене», но его перехватил Ипика. Юноша был одет в синюю куртку, шляпу, которая была ему явно велика, а сиреневый плюмаж упорно сползал на лоб, закрывая обзор.

— Ролт, — зашептал он. — Как хорошо, что вы пришли! А то я подумал, что придется полночи провести в одиночестве.

— Когда начнется? — спросил Виктор, внимательно оглядывая толпу.

— Вот-вот. Уже поделена очередь. Представляете, Женар будет выступать три раза! Не подряд, конечно, но все-таки!

— Поделена? — с тревогой поинтересовался Антипов.

— Да. А что, вы тоже хотите выступить?

— Собирался.

— Ну, тогда вам придется в самом конце. Если, конечно, графиня не попросит прекратить. Все-таки ей спать когда-то надо!

Виктору оставалось только негодовать. Знатные гости опять собирались получить все самое лучшее, а молодых и менее знатных дворян задвинуть. Почему у Женара целых три выступления? Антипову никогда не нравилась несправедливость, касающаяся его лично.

— Послушайте, Ипика… — Фразу Виктора прервали первые звуки музыки.

Началось! Гомон сразу же стих, все обратились в слух. Играли люди Женара. Мелодия была спокойной, и наш герой не подозревал подвоха до тех пор, пока не вступил певец. И вот тут Виктор после секундной растерянности был готов заскрежетать зубами.

Высокий и звонкий голос с выраженным металлическим оттенком разнесся над замком. Неспециалисты приняли бы его за женское сопрано, но Антипов сразу понял, что это не так. Подобные голоса отличаются от женских не только по звучанию, но и по длине фрагментов, исполняемых на одном дыхании. Контра-тенор. Голос кастрата.

Виктор был хорошо знаком с подобными феноменами. В современном ему мире жило несколько певцов-сопранистов. Они не были кастратами, уступали им по качеству исполнения, но отчего-то природа частично сохранила их детские голоса. Антипов помнил два имени: Филипп Ярусски, которому не помешала бы грудная клетка большего объема, и Раду Мариан, казус из казусов, почти совершенство.

Все еще прислушиваясь к удивительным звукам, Виктор сделал знак Ипике оставаться на месте, а сам стал протискиваться поближе, чтобы лучше рассмотреть происходящее.

За спиной музыкантов, одетых в длинные серые плащи, с довольной улыбкой стоял Женар, блестя золотым шитьем в свете факелов. У него был такой вид, словно это он сам лично пел. Хотя, возможно, окружающие так и думали. Если голос принадлежит певцу, а певец принадлежит дворянину, то почему нужно отказывать означенному дворянину в голосе? Забавная логика.

Виктор, горя желанием хоть как-то сбить спесь с графского сынка, остановился поблизости. Он дослушал выступление до конца, дождался, пока в окне мелькнет Ласана, сменив на мгновение свою доверенную даму, позволил начать выступление певцу ан-Суа — неплохому тенору, аккомпанирующему самому себе, а потом, подойдя вплотную к Женару, произнес:

— Отличный голос у вашего певца, ваша светлость. Жаль только, что слишком тихий.

Ан-Котеа удивленно обернулся и увидел человека, неприятного в высшей степени. Нет, поначалу Женар отнес Ролта к безобидным и никчемным мелким дворянчикам, наблюдая за его фехтовальным мастерством, но после речи в трапезной… О, после этой речи мнение сына графа изменилось. Так болтать могут лишь опасные люди — ведь все знают, что женщины чрезвычайно чувствительны к словам. К тому же Женар, обладая рядом несомненных достоинств, отчетливо сознавал, что он такому говоруну не соперник на попроще диспутов. Возможно, философ, старый учитель и советник отца, смог бы справиться с Ролтом, но ан-Котеа даже в голову не пришло взять его с собой. А жаль.

— Почему же тихий, господин… э-э-э… ан-Орреант? — вежливо осведомился Женар. У него мелькнула мысль, что собеседник собирается как-то опорочить певца. — Релиа — один из лучших. Ему аплодировали короли.

— Один из лучших, ваша светлость, — согласился Виктор, который ничуть не удивился тому, что пронырливый собеседник знает его имя. — Ему бы добавить громкости — и стал бы самым лучшим.

Сын графа поджал губы:

— Мастерство певца не в громкости, господин ан-Орреант.

— Как сказать, ваша светлость. Вот, например, когда я пою, то меня слышно издалека. Менестрель в нашем замке говорит, что с таким голосом можно командовать тысячей.

— Так вы поете, господин ан-Орреант? — столь же вежливо поинтересовался Женар.

— Иногда, ваша милость. Менестрель в нашем замке говорит, что мне не хватает мелодичности и какого-то слуха. Не пойму, что он имеет в виду, потому что слышу я хорошо. Но мощный голос у меня определенно есть.

Тонкая улыбка скользнула по губам ан-Котеа.

— Почему же вы тогда не споете здесь, господин ан-Орреант? Все бы послушали.

— Варсеты нет, — простодушно ответил Виктор. — А так бы я спел. И сыграл.

— Вы еще и играете?

— Ну да. Пробовал раза два. Менестрель нашего замка обучил меня паре нот. Сказал, что для меня этого достаточно. Я ему верю. Ведь в песне главное — голос.

— Вот как? Паре нот, значит. — Женар изо всех сил сдерживал улыбку. — А если я дам вам варсету, то покажете свое мастерство, как обещали?

— Разве я обещал? — удивился Антипов.

— Конечно, сказали ведь только что, что сыграете и споете.

Досада мелькнула на лице собеседника ан-Котеа. Надо же, так оплошать!

— Так тут же очередь, — выкрутился он. — Посмотрите, сколько желающих. Уже все расписано!

— Ничего, я уступлю вам одно из своих мест, — галантно сообщил Женар и, не давая Ролту опомниться, воспользовавшись тем, что тенор ан-Суа закончил, громко крикнул:

— Я передаю свою очередь господину ан-Орреанту! Пусть сейчас выступает! Третьим!

На лицо сына графа было любо-дорого посмотреть. Вот это работа — не успел появиться серьезный конкурент, как он его уже утопил. Графине вряд ли понравится бездарный громкий голос в сопровождении убогой игры па варсете.

Судя по печали в глазах представителя замка Орреант, он только-только начал понимать, в какую ловушку попал. Пообещал непонятно что Женару — теперь придется расхлебывать. Ан-Котеа просто торжествовал. Но что поделаешь?

Виктор с грустью принял протянутую ему варсету, взял медиатор и вышел на пустое пространство перед окном. На него сверху выжидательно взирала Вирета, удивленная таким поворотом.

Молодой воин обернулся, укоризненно посмотрел на Женара, увидел счастливую улыбку, пожал плечами и прикоснулся к струнам. Звуки старинного романса, переведенного на местный язык, взлетали, растворялись в воздухе и вновь взлетали, черпая силу в чудесной мандолине. Антипов больше не оглядывался, но знал, что ухмылка хитромудрого ан-Котеа уже стерлась. Виктор был поглощен пением, старался сосредоточиться только на нем, но для этого пришлось отгонять неожиданную мысль. Антипову казалось, что этот мир чуть ли не сознательно все время проверял его на прочность, преподнося удивительных противников: бывший студент против барона, единственный последователь бога войны против сонма жрецов, недодворянин против сына графа, воин средней руки против целого отряда опытных бойцов — и вот теперь последнее, самое забавное: бас против кастрата. Антипов умер бы от смеха, если бы хоть чуть-чуть допускал, что коварный Кеаль его после этого воскресит.

Ранним утром Ласана стояла у окна рабочего кабинета на третьем этаже и наблюдала за въездом в замок жрецов. Девушка смотрела на то, как гости входят в длинную утреннюю тень, отбрасываемую донжоном и достигающую внутренней стены, и периодически оборачивалась к Вирете, чтобы сверить впечатления.

— Почему никто из них не едет на ослах, ваше сиятельство? — любопытствовала Вирета, тоже бросая взгляды то на двор, то на госпожу. — Наш жрец ведь частенько передвигается на ослике. А эти вон как гарцуют! Уж не хотят ли они принять участие в турнире?

Около дверей донжона остановилась светло-желтая карета с зелеными рисунками на дверях, сопровождаемая тремя всадниками в белых мантиях жрецов и несколькими солдатами храмовой стражи.

— Как говорил мой отец, на ослах ездят неудачники, — с насмешливой и горькой улыбкой отвечала Ласана. — Жрецов высших рангов к неудачникам отнести трудно. Их жизнь хороша… за наш счет.

Дверца кареты распахнулась, и оттуда, опираясь на руку Раклы, дворецкого, медленно вышел тучный человек низкого роста.

— Госпоже не нравятся жрецы, — с легким вздохом осуждения сказала Вирета.

— Почему они должны мне нравиться? — Ласана развернулась всем телом и в упор посмотрела на доверенную даму. — Я им столько всего пожертвовала, но ни один из них не встал на мою защиту перед королем!

Вирета потупилась. Иногда самообладание графини давало трещину. Это можно понять — девушка находится под постоянной угрозой. Такое не каждый выдержит.

— Госпожа решила, кто был лучшим вчера? — Вирета предпочла сменить тему. Не годится, чтобы Ласана встретила гостей, скрывая раздражение.

Доверенной даме в самом деле удалось отвлечь графиню. Взгляд Ласаны опять стал насмешливым, даже с оттенком мечтательности, а уголки губ дрогнули.

— Думаю, Вирета, что с серенадами пора заканчивать. Я совсем не высыпаюсь из-за всех хлопот. Но до сих пор не могу перестать думать о голосе Ролта, — сказала она. — Он такой необычный и… такой красивый. От него дрожь по спине.

— Бас. Очень низкий голос, ваше сиятельство, так почти никто не поет. — Вирета успела разузнать у менестрелей, что к чему.

— А ты разобрала слова? — живо поинтересовалась графиня, блестя глазами.

— Не все, ваше сиятельство, — мотнула головой доверенная дама. — Разве при таком гудении можно понять? Что-то о любви.

— О любви… — фыркнула Ласана. — Мужчины всегда говорят о любви, но половина из них лжет, а другая половина имеет в виду любовь к ним самим.

— Ваше сиятельство! Вас же все любят! Разве можно жаловаться? — запальчиво возразила Вирета, удивленная столь резким суждением.

— Любят, говоришь? — прищурила глаза графиня. — Тогда скажи, почему влюбленный в меня, по его словам, Женар уступил свою очередь Ролту? Он ведь должен был выступать первым, третьим и шестым!

Доверенная дама замялась. Она колебалась какое-то мгновение, но потом решила поделиться с госпожой некоторыми соображениями.

— Я видела, как Женар и Ролт разговаривали перед этим, — сказала Вирета. — Ан-Котеа никогда не уступил бы очередь… разве что Ролт добился этого каким-то посулом или обманом. Скорее обманом, потому что посул означает, что его светлость решил торговать вашим вниманием.

— Обманул самого Женара?! — Графиня даже приоткрыла ротик от удивления.

— Да, госпожа.

— Но это невероятно! Женар ведь хитрец! Кто может обмануть такого?

— Больший хитрец, ваше сиятельство, — развела руками Вирета.

— Странно, — пробормотала графиня. — Мне всегда казалось, что простодушные люди обманывают себя, а хитрецы — других. Но два хитреца… не слишком ли много для моего замка? У нас тут ведь военный турнир.

— Может быть, и много, зато выяснилось, что этот Ролт — интересный человек, ваше сиятельство. К нему бы присмотреться поближе…

— Поближе?

— Да, госпожа. Понятно, что ан-Орреант не подойдет в качестве мужа. Но думаю, он очень перспективен. Ваше сиятельство может даже взять его под свою опеку. Ролт ведь молод и наверняка не имеет ни одного хоть сколько-нибудь могущественного покровителя.

Ласана задумалась, слегка наморщив лоб. Опять бросила взгляд в окно, а потом сказала:

— Передвинь его вверх по списку. Поставь выше всех младших сыновей баронов. Я еще не знаю, как к нему относиться. Мужчины, конечно, все одинаковы, но не у всех есть бас.