Фростпанк. Ледяной рубеж

Глава 8. Последствия

Как и ожидалось, на следующий день температура в городе резко упала, и проявились первые серьезные проблемы.

Дюжину рабочих уже отправили в лазарет с простудой и обморожениями. Еды всё так же катастрофически не хватало. Никто не мог точно предсказать, сколько потребуется угля, чтобы пережить бурю, и… возможно ли её пережить вообще? Биф старался даже не думать об этом.

Сегодня он трудился вместе с рабочими в Восточной шахте. После ночного снегопада тропа осталась неутоптанной, и люди, ослабевшие от недоедания, с трудом пробирались по рыхлому снегу. К текущей температуре город был худо-бедно готов. Но что будет дальше? Генератор, тепловые башни, теплоизоляция и обогреватели — даже Франц не мог модернизировать всё это в такие сжатые сроки, не имея в распоряжении Паровых ядер.

Слухи и сплетни постепенно наполняли «копилку знаний» своими медяками. Каждый третий или четвертый шепоток касался «лондонцев»: говорили, что они довольно успешно убеждают остальных покинуть город. Биф ждал, призывая себя к терпению. Ежедневно он выслушивал всплывающие на поверхность истории об иссушающей болезни, терзавшей горожан, и о трагических случайностях, подстерегавших каждого, кто решался сопротивляться власти зимы.

Биф даже сейчас слышал, как некоторые рабочие тихо перешёптываются. Возможно, они осуждали его последние решения, а быть может, уже подбивали друг друга на бунт…

«Но ведь я не диктатор, народ сам выбрал меня, — рассуждал он. — Мой долг — оправдать их надежды, даже если спасение требует суровых мер».

Старина Бор присмотрит за порядком. А пока зачинщики гниют в тюрьме, у губернатора будет время продумать следующие шаги.

К Бифу, тяжело пробираясь по снегу, поспешил бригадир участка. Мужчина был явно чем-то встревожен.

— Губернатор, сэр! Там, у конвейера…

— В чем дело? — отозвался Биф, вытирая пот со лба и почесывая замерзший нос.

— Там Лесли, сэр…

Биф бросил мешок с углём и поспешил за бригадиром.

Лесли лежал на снегу. Другие рабочие плотным кольцом обступили его, их лица в свете фонарей казались серыми масками.

— Разойдитесь, черт бы вас побрал! Дайте пройти! Что с ним?

— Он… Он мёртв, сэр, — произнес один из рабочих скорбным тоном, безуспешно ища пульс на холодном запястье. — Сердце не выдержало.

Биф знал в лицо каждого, кто проделал с ним исполинский путь от самого Лондона. Лесли был из тех стариков, что подстегивали молодых сражаться, несмотря на все ужасы нового ледникового периода. Он был из тех, кто пережил ирландское восстание, подавленное английскими войсками. Всю свою жизнь он сражался…

«И сегодня, после стольких битв, ты умер просто потому, что сердце не выдержало?»

— Отнесите тело на кладбище, — холодно произнес Биф. — Мы найдем время, чтобы попрощаться с ним. Но сейчас все должны вернуться к работе.

Когда Лесли погрузили на носилки и понесли прочь, Биф увидел на лицах шахтеров всю палитру тревоги и ужаса. Он уже собирался снова взяться за мешок, как кто-то резко схватил его за руку.

— Это только начало!

Бик Суотсон стоял перед ним — страшный, худой как скелет, возвышающийся над толпой, словно мертвое безлистное дерево. От него разило застарелым потом и животным страхом.

— Чарли был прав! Вместо того чтобы спасаться на юге, мы остались в этом морозном аду. Он ведь прав, так? Мы все умрем здесь!

Биф резким движением освободил руку.

— Возвращайся к работе, — процедил он сквозь зубы. — У нас нет времени на обсуждение бесполезных вещей.

— И что ты сделаешь, а? Что ты мне сделаешь, Биф? Посадишь в клетку рядом с Чарли? Люди выдохлись! А ты всё позволяешь лишним ртам…

Молниеносный хук слева заставил Бика заткнуться на полуслове. Вскинув руки, он рухнул на снег. Биф тут же навис над ним и придавил грудь работяги тяжелым сапогом. Никто из шахтеров не решился вмешаться.

— Послушай меня! Послушай меня внимательно, кусок дерьма! — прорычал Биф. — За моей спиной сотни людей! Сотни! Каждый из них трудится не покладая рук, и ты будешь пахать вместе с нами столько, сколько я скажу!

Биф убрал ногу с груди ошеломленного Бика и обратился к застывшей толпе:

— У нас нет времени на страх и отчаяние! Каждая впустую потраченная минута — это чья-то смерть. Каждый потерянный день — это гибель всего города! Подбивая друг друга на бунт, вы сами лишаете себя будущего. Ты лишаешь жизни других, Бик. И если потребуется, я не просто закрою тебя в клетке, я пристрелю тебя на месте. Ты меня понял? Вот и отлично.

Возвращаясь к брошенному мешку с углем, Биф понимал: это только начало. Он чувствовал, как бремя власти превращает его в одинокого и жестокого человека. Постепенно он научился видеть в лицах людей не просто черты, а скрытое мужество или гнилой страх. И как бы ему ни была противна эта мысль, смерть Лесли помогла ему осознать истину яснее, чем любые подозрения и долгие допросы. Теперь они подчинятся.

«В Пустоши нет спасения! Нет его и в Лондоне!»

— Губернатор!

Биф давно начал относиться к Альфреду как к сыну, и этот голос заставил его мгновенно забыть о шахтерах.

— Что случилось, Альфред? Почему ты не в приюте?

— У парового лифта люди, сэр! — задыхаясь, выкрикнул парень. — Там братья Стьюи! Они принесли раненую девочку!

— Так-так… И что тут у нас? — негромко произнес Олбрайт, толкая шлюзовую дверь.

Каннибалы в испуге застыли, но, завидев всего двоих англичан, тут же схватились за оружие.

— Саксы? — удивился рябой всё так же вяло и равнодушно. Он бросил разделочный нож на окровавленный стол и уставился на незваных гостей.

— Мы из города неподалёку, — ответил Олбрайт, стараясь скрыть глубокое отвращение. — Мы пришли за ядрами. Знаем, что они у вас.

— Оу… — протянул рябой. — Паровые ядра? Верно… Всё верно.

— Дредноут окружен, — подал голос Хэнс. — Лишняя кровь нам ни к чему, поэтому предлагаем договориться миром.

— Миром! — воскликнул рябой и демонстративно расстегнул кобуру на поясе. — Так, значит, в Англии теперь принято врываться в чужой дом и требовать что-либо с револьверами в руках? А я-то думал, это свойственно лишь нам — американцам! Не так ли, парни?

Банда захихикала, каннибалы повскакивали со своих мест. Ублюдки слишком быстро пришли в себя, и Олбрайт понял: их доводы про окружение не показались врагам убедительными.

Предводитель каннибалов ухмыльнулся и небрежно погрозил Олбрайту пальцем.

— Я знаю, что вы одни. Я знаю, что нас больше. Но ты храбрый малый, — Рябой вдруг призадумался. — Я отдам их тебе. Да! Но сперва мы заключим сделку, крутой парень.

— О чём ты?

— По всей видимости, Пустошь вновь накроет буря. Боюсь, в этот раз нам здесь не выжить… Поэтому вы отведете нас в ваш город.

Чушь! Олбрайт не рассмеялся лишь потому, что в глубине души разделял опасения Рябого, но озвучивать их не собирался.

— Нет! Неужели ты думаешь…

— Не стоит меня разочаровывать, парень! — прервал каннибал. Резким движением он выхватил револьвер и наставил его на прикованных пленников. — Тебе нужны ядра? Забирай! Но ведь ты не оставишь этих бедняг здесь на верную смерть?

Олбрайт старался сохранять невозмутимость, но ужас, застывший в глазах заложников, заставил его дрогнуть. Рябой это заметил. Он понял, что никакого окружения нет. Сукин сын!

Джон не отвёл взгляда от Рябого, но всё его нутро напряглось. В отдушинах под самым потолком вновь мелькнул незнакомый серый мех.

— Значит, ты хочешь в город? — медленно переспросил Олбрайт, делая едва заметный шаг в сторону, чтобы уйти с линии огня. — Хочешь греться у Генератора и жрать наших детей, когда закончатся эти?

— Я хочу жить, парень! — осклабился Рябой, и дуло его винчестера чуть качнулось. — А в остальном мы как-нибудь договоримся.

— Договоримся, — кивнул Джон. — Хэнс, падай!

В ту же секунду Олбрайт выстрелил не в Рябого, а в массивную паровую трубу, свисавшую прямо над печью. Сталь, изъеденная коррозией и напряжённая давлением остаточного пара, лопнула с оглушительным рёвом.

Зал мгновенно заполнило обжигающее белое облако. Каннибалы закричали, ослеплённые и ошпаренные. Сверху, из окон-отдушин, посыпались тяжелые куски льда и полыхнули вспышки выстрелов — неизвестный открыл огонь из винтовки, метко целясь по теням в густом тумане.

Джон сорвался с места, на ходу выхватывая кинжал. Блеф закончился. Началась бойня.

Выпуская пулю за пулей, Джон проделал огромную дыру в голове рябого. Еще несколько точных выстрелов из окон-отдушин довершили дело. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Пар постепенно рассеивался, обнажая залитую кровью палубу, а позади Джона лежал единственный друг — он глухо стонал, прижимая руки к ране, и быстро истекал кровью…

— Всегда… слишком медленно… — горько уронил Хэнс.

Олбрайта трясло; адреналин улетучивался из крови.

Он зажимал кровоточащую рану руками, успокаивая самого себя и раз за разом повторяя, словно молитву:

— Всё будет хорошо… Всё будет хорошо, старина… Всё хорошо…

Однако оба понимали: это неправда.

Жизнь быстро покидала старика, буквально ускользая сквозь пальцы. В душе Джона что-то оборвалось. Он почувствовал, как какая-то часть его рассудка раскололась вдребезги, навсегда покинув его.

Образовавшуюся пустоту мгновенно наполнила ярость.

— Мы знали, на что пошли, Джон. Любой ценой.

— Но я не могу…

— Не отступать и не сдаваться, — шепнул Хэнс, сделав глубокий вдох. — Если у нас не получится… какое существование ты бы выбрал в следующей жизни?

— То же, что досталось мне в этой: счастливое существование безвестного исследователя, путешествующего по задворкам этого мира со своей… Я бы отдал всё, только чтобы вернуться в то время. Стать тем, кем я был, а не тем, кем стал.

Хэнс понимающе кивнул.

— Мне бы тоже хотелось вернуться, — признался он. — Хотя я бы, наверное, предпочёл на втором круге умереть где-нибудь в Техасе. Скверный… скверный юмор у Белого безмолвия, старина.

На этот раз кивнул Джон.

Позади него кто-то произнёс фразу, но он не разобрал слов. Двое других «союзников» в это время освобождали пленников. Светлокожие, с ярким румянцем на лицах… Однажды Джон уже встречался с русскими.

— Он сказал — пора уходить. Они… хотят отвести вас в свой город, Джон.

— Город? Нет! Скажи им, что я ухожу с паровыми ядрами в наш город. Они нужны нам, чтобы выжить!

— Тогда мы заберем людей, — произнёс стоящий позади на ломаном английском.

Олбрайт обернулся. Он подумал, что это злая шутка. Но русский со шрамом на губе лишь улыбнулся и отправился собирать оружие американцев. Джон очень сильно сомневался в том, что эти незнакомцы не понимают ценности паровых ядер. Они выглядели как учёные, но оказались чертовски меткими стрелками… По крайней мере, им важнее живые люди.

Прежде чем вновь посмотреть на Хэнса, Олбрайт уже знал: старик умер.

Грудная клетка больше не вздымалась. Джон убрал окровавленные руки от груди товарища и закрыл ему глаза.

По щекам текли слёзы. Олбрайт улыбался.

— Хватит слов, старина. Смерть не любит ждать.

Спустя несколько часов Джон оставил «Дредноут» позади. В его сумке, прижимаясь к спине тяжелым, почти сакральным грузом, лежали два паровых ядра. Эти люди — русские — оказались куда страннее, чем он мог вообразить. Они без лишних условий отдали ему сокровище, на которое в Нью-Белфасте молились бы как на икону. Весь путь они переговаривались, и в их голосах Джон слышал небывалое: они улыбались. Искренне, тепло, подбадривая испуганных пленников.

Они были другими. Живыми. Совсем как Элизабет.

Василий молча заставил Джона помочь с погребением. Олбрайт подчинился, двигаясь как во сне, словно его тело превратилось в неповоротливый механизм. Вместе они опустили Ганса в неглубокую, выгрызенную в мерзлоте яму, уложив его рядом с тем, что осталось от остальных. Джон забрал револьвер друга — сталь не должна ржаветь без дела, когда живым нечем защищаться. Туда же, в мешок, отправилось и сушёное мясо: в этой пустоши гордость не насытит желудок.

Они стояли у развороченного борта корабля, и человек со шрамом указал на горизонт. Там, застилая небо, росла чернильная стена — Великая Буря дышала им в спины.

— Ты уверен, Джон? — негромко спросил Василий.

— Уверен, — Олбрайт посмотрел туда, где за пеленой снега скрывался его город. — Меня ждут.

— Тогда спеши. Она уже здесь.

Джон протянул руку, и русский сжал её в крепком, почти братском рукопожатии.

— Ещё свидимся, Олбрайт.

Джон выдавил ответную улыбку, но внутри всё заледенело от внезапного предчувствия. Развернувшись, он шагнул в белую стену метели и почти мгновенно исчез из виду, оставив позади и призрачный корабль, и людей, которые ещё умели смеяться.