Фростпанк. Ледяной рубеж

Глава 6. Человечность

21 июня 1886 года

Лондон

Город погибал.

Узкие улочки, ведущие к реке, были забиты телами. Ледяные глыбы с грохотом проминали оцинкованные крыши домов, калеча и убивая без разбора. С запада, со стороны причалов, доносились крики отчаяния и мольбы, но они быстро стихали в морозном мареве.

Биф почувствовал, как Олбрайт, несший его на руках, осторожно опустил его на какую-ю кровать. Сквозь пелену он услышал голос друга:

— Держись! Слышишь? Только держись!

Все произошло так быстро и беспощадно, что эхо ужаса не утихало еще несколько дней. Но это было лишь начало…

Почти неделю я не мог прийти в себя. Чудом уцелев, я отделался сотрясением мозга. Пожалуй, судьба проявила милосердие, сохранив мой разум от того, что довелось увидеть остальным в первые дни катастрофы.

Биф окончательно очнулся в своем доме, лежа в теплой одежде на постели. Первое, что он увидел, был портрет сэра Моргана Додсона, сурово глядевший на него со стены.

— Как ты? — раздался голос рядом.

Вместо ответа Биф резко сел, ойкнул от боли и прижал руку ко лбу, осторожно ощупывая перебинтованную голову. На нем было тяжелое пальто, когда-то выменянное у купца в России — надежная вещь, под стать канадским штанам и норвежским сапогам. Однако даже здесь, у камина, было чертовски холодно.

— Как ты? — повторил Джон, подкинув ещё одну чурку в огонь.

— Словно ледяной глыбой ударили по башке, — буркнул Биф.

— Я услышал, как ты упал. Не хотелось бы видеть тебя таким ещё неделю.

Биф позволил себе слабую улыбку.

— Пожалуй, ты дважды спас мне жизнь.

— О, не благодари! — Джон взял стоящую на каминной полке бутылку и плеснул в стакан. — Я уже отблагодарил себя сам твоим отборным виски.

Биф подошёл к огню, растирая озябшие руки.

— Где остальные?

— Вчера, когда ты наконец пришел в себя, Бэйли был вне себя от счастья. Нет, нет! Этот старик напрочь не умеет улыбаться, ты был прав. Сейчас они с Альфредом на кухне, стряпают какое-то шотландское блюдо.

— Джон, насчёт Элизабет, я…

— Не нужно, — Олбрайт глубоко вздохнул, обрывая его на полуслове.

Он вздрогнул и отошёл к огромным окнам, открывающим вид на центральную улицу. Из туч, собиравшихся в небе всё утро, вновь повалил снег. Пушистые хлопья лениво кружились в воздухе и тихо падали вниз, укрывая землю мягкой белой пеленой. Плохо дело: казалось, зима и не думает заканчиваться.

— Элизабет была… она могла бы стать моей женой. К счастью, я не успел к ней так сильно привязаться. Твоё здоровье!

Олбрайт пожал плечами и сделал ещё глоток. Биф, который хорошо его знал, сразу сменил тему, не пытаясь спорить.

— Так значит, теперь хлестать виски — это твоя привилегия?

Джон посерьёзнел.

— Прежде чем решишься выглянуть на улицу, советую и тебе принять пару-тройку стаканов.

Биф опустил взгляд и поморщился, вновь ощупывая всё ещё болевшую голову.

— Я понимаю. Но именно поэтому считаю, что лучше увидеть «это» на трезвую голову…

Олбрайт безучастно откупорил ещё одну бутылку. А тем временем ветер снаружи взвыл, вспылил снежные наносы, укрывавшие тела, зашумел в обмороженных кустах роз и высоких кронах. Серое, хмурое небо обильно посыпало снегом тихую улицу, скрывая всё и вся белым саваном. Биф поднял воротник и поплотнее запахнул плащ.

Подгоняемый страхом, он осторожно переступил через несколько тел и вошёл под своды разрушенной арки. Сапоги, ступая по насту, будили призрачное эхо, которое тут же заглушал ветер. Биф дрожал — не от холода, а от ужаса.

Снег валил всё сильней и сильней. Началась настоящая вьюга, такая, что в трёх футах ничего невозможно было разглядеть. На главной улице Лондона правила смерть. Она вихрем плясала над десятками замёрзших тел.

Мы верили, что рано или поздно всё это закончится.

Холод сплотил нас, сделал равными перед своим могуществом. Многие нашли кров под крышей моего дома, но шли дни, недели, месяцы, а становилось только хуже. Вслед за градом пришли снег и мороз, а за ними неотвратимо следовали болезни и зверский голод.

— Вон тот, в шляпе, — указал Олбрайт, слегка отодвинув занавеску.

Биф сощурился, пытаясь рассмотреть лица троих незнакомцев, шнырявших напротив дома.

— Думаешь, они что-то задумали?

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто они решили перекинуться в карты? — Олбрайт с великим трудом сохранял спокойствие. — Сукины дети будут всегда. И мы убьём их, если они посмеют сунуться сюда.

Слова Джона прозвучали резко, грубо и равнодушно. От изумления Биф вскинул брови. Профиль Олбрайта был озарён мертвенным светом зимнего дня. Лицо товарища казалось неестественно хладнокровным, и только кривая ухмылка выдавала скрытую тревогу.

Биф прекрасно знал, в чем дело. Он лишь надеялся, что потеря любимого человека не пробудит в добродушном друге ненависть и жестокость ко всему окружающему. Не в силах смотреть на столь неприкрытую боль, но и не зная, чем помочь, он отвернулся к окну.

За стеклом всё так же бесконечно шел снег.

Никто не знал, жива ли Элизабет. Русый цветок славянского племени, зеленоглазое чудо, однажды явившееся Олбрайту на берегах Юкона вместе с русской экспедицией, — она бесследно исчезла в водах Ла-Манша. За день до катастрофы девушка взошла на борт парохода «Сант-Мари», следовавшего в Амстердам. Даже при самых благоприятных расчетах её шансы на спасение были ничтожны. Отчаяние заставляло Джона верить, что её больше нет в живых, но он знал — все знали — Елизавета Багрова не сдалась бы без боя.

Биф достал из кармана старый ключ и задумчиво повертел его в пальцах.

— У меня в подвале есть оружие.

Казалось, лицо Джона немного смягчилось.

— Проверим, — он коротко щелкнул кинжалом. — Скоро оно нам пригодится.

Иногда становилось легче. Ветер затихал, и одинокие снежинки плавно опускались на землю, чтобы отдохнуть после долгих, утомительных вихрей.

О связи с внешним миром не могло быть и речи. Те немногие, кто сумел выжить, постепенно сбивались в банды и общины, а такие, как мы, денно и нощно держали оборону. Так продолжалось, пока безумие наконец не достигло своего пика…

Олбрайт был прав. Однако даже он не знал, с чем нам предстоит столкнуться на самом деле.

Когда Джон поведал Бифу свой сомнительный план, Додсон не отмахнулся, но и не спешил с решением. Да, он знал, что некоторые августейшие особы покинули столицу на дредноутах. Нашлись и те, кто якобы точно знал о существовании тепловых генераторов в Арктике. Но затея казалась не менее безумной, чем хаос, творящийся за окном.

Всё вокруг было мертво. Исчезли птицы и звери — ни куропаток, ни белок, ни зайцев. Темза безмолвствовала под белым панцирем льда. Даже сок застыл в стволах деревьев.

— Плохи дела, что и говорить… — проворчал Олбрайт. — Но я уверен: это наша единственная возможность. Мы узнали о нем совсем недавно, но успели многое разведать. Долго и нудно искали, это да. Ублюдки умудрились спрятать его в огромном ангаре на окраине города.

Бифа съедало любопытство, но он не хотел рисковать жизнями людей ради сомнительной авантюры. Джон вновь пристально взглянул на друга.

— Теперь мы точно знаем: дредноут существует.

О том, чтобы добраться до Арктики пешком, нечего было и думать. Но огромный дредноут на паровом ходу менял всё.

Биф вдруг понял, что ему нужно делать, будто сама судьба шепнула решение на ухо. Арктика была бескрайней землей, а Олбрайт как никто другой знал ледяную пустошь. Их встреча не могла быть случайным совпадением. Если бы у него был дредноут… Да, с ним они смогли бы пробиться к Генератору. Покончить с холодом. Спасти людей. Это была судьба.

— Я всё просчитал, — сказал Джон, склонившись над потрепанной записной книжкой. — Если всё обстоит так, как я думаю, — хотя бы на самую малость, — то это того стоит. Люди пойдут за тобой, Биф. Я в этом уверен.

Биф отвернулся, до боли сжав зубы.

— Возможно. А возможно, всё это — чистое безумие. Или твой учёный просто сумасшедший, — проговорил он неуверенно, барабаня пальцами по столу. — Тот дредноут… ты уверен, что мы сможем его запустить?

— Возможно, придётся попотеть, — ответил Джон. — К счастью, не все ублюдки из верхней палаты поверили в наступление Ледникового периода. Машина с самого рождения стоит без дела.

Джон схватил друга за плечо и заглянул ему прямо в глаза.

— Пойми же, чёрт возьми! Люди измотаны и очень голодны. Запасы в твоём дворце давно исчерпаны, а вскоре мы лишимся и последнего угля. Это место изжило себя. Лондон изжил себя, Додсон! Сколько здесь людей? Две сотни? Представь, что начнётся, когда вся их человечность сменится звериным голодом?

В дверь постучали.

— Войдите… Альфред? В чём дело?

Парень попытался поклониться, но сделать это в полной мере ему помешал толстый бушлат, удачно найденный в чулане огромного дома. В его глазах появилась мрачность, которой Биф никогда не видел раньше.

— Там человек из города, сэр. Кажется, он ранен…

В большой гостиной прямо на столе лежал мужчина. Вокруг него толпились люди, пока Бэйли и несколько человек, сведущих в медицине, оказывали пострадавшему помощь.

Спустившись по винтовой лестнице и подойдя ближе, Биф и Олбрайт ужаснулись. У незнакомца отсутствовала половина левой руки. Он стонал и, кажется, бредил:

— Мистер… мистер Олбрайт! Я рад, что успел добраться до вас…

— Прошу вас, помолчите! Вам нужны силы! — сокрушался Бэйли, пытаясь остановить кровь.

— Нет! Нет… Я знаю, мне конец… Я потерял слишком много крови…

— Мистер Газлоу? — удивленно произнёс Олбрайт и склонился над раненым.

Биф перевел взгляд на друга.

— Ты знаешь его?

Джон, взволнованно кивнув, ответил:

— Да. По моей просьбе он присматривал за другими общинами в городе. — Он снова обратился к Газлоу: — Кто сделал это с вами?

— О, мистер Олбрайт… на севере Родчестеры сошли с ума… Сперва они устроили погромы и убили тех, у кого всё ещё оставалась еда… А после… после они напали на поместье Честерфри. У несчастных не было припасов, и эти ублюдки… они съели всю семью.

Биф Додсон замер, не шелохнувшись, будто ученик на уроке Закона Божьего.

— Съели? Боже правый, ты уверен в этом?

— Пусть черти меня заберут, если лгу, мистер Додсон! — Газлоу посмотрел на Бифа мутнеющим взглядом. — Они говорили о вашем «дворце», сэр. Я чудом унёс ноги… — Раненый закашлялся и вздрогнул. — О Господи! Кажется… кажется, я больше не чувствую холода. Я рад… рад наконец-то покинуть этот треклятый ад…

Газлоу замолк. Глаза его закрылись, тело стало безвольным.

Джон поднял взгляд на друга.

— Сукины дети будут всегда, ведь так, Биф?

Додсон кивнул — медленно и рассеянно. На его губах застыло горькое неодобрение, в глазах стояло несчастье, но всё тело было напряжено и собрано.

Олбрайт предложил правильный путь. Глупо было надеяться переждать этот холод под крышей дома, который вот-вот станет мишенью для людоедов. Побег — это единственная надежда выстоять против неминуемой смерти.

— Так в чем же заключается вторая половина твоего плана?.. — глухо спросил Биф.