«Вот мудила».
Вэл был зол на себя.
Ему нужно было просто взять и выйти из главной двери кондоминиума. Но Вэл не был уверен, что впустивший их громила с морскими татуировками позволит ему выйти. Меньше всего ему хотелось оказаться запертым где-нибудь внутри здания, пока не появится его предок.
Вэл ходил взад-вперед по галерее с мотком веревки на плече. Наконец он нашел боковой коридор и дверь, за которой была лестница на крышу, — но, конечно, на ней оказался замок с цифровым кодом. Вот незадача.
Он вернулся на галерею и продолжил бродить по ней взад-вперед. Какой-то выход из этого треклятого здания, само собой, был. При этом Вэл понимал: если не найти выход в скором времени, то этот Ганни и другие охранники схватят его.
Потом он увидел неработающий фонтан внизу и стальные тросы, что свисали с потолка футах в семидесяти над мраморным полом и примитивными грядками. Наверху имелись световые фонари; два из них были приоткрыты где-то на фут, чтобы внутрь поступал свежий воздух. С высоты галереи до фонарей было всего тридцать — сорок футов. На одном из металлических тросов, футах в двадцати под галереей, висел бронзовый гусь. Когда фонтан работал, гусь, по всей видимости, как бы садился на воду.
Убедившись, что альпинистская веревка с карабинами не свалится у него с плеча, Вэл, не раздумывая, побежал к перилам, высоко подпрыгнул — так, чтобы оттолкнуться от перил правой ногой, как от трамплина, — и полетел в сорока футах над фонтаном и полом. Он обеими руками ухватился за трос, тот сильно качнулся, и пальцы Вэла чуть было не разжались, но потом он обвился вокруг троса ногами.
Вэл даже не подумал, выдержит ли трос его вес, — предок когда-то учил его, что инженеры все такие штуки делают с запасом прочности. Но этот трос были старым, как и болты крепления наверху. Вэл удивился, когда вся система, издав скрип, подалась всего на несколько дюймов. Трос раскачивался под его весом, а тяжелый бронзовый гусь внизу действовал, как маятник с ходом в шесть-семь футов. Вэла стало, похоже, заносить налево, а потом он принялся вращаться.
Он прыгнул почти бесшумно. Никто не выскочил из своего бокса. Вэл усмехнулся, прогоняя неожиданно нахлынувший страх, а потом начал взбираться по тросу, хотя свернутая веревка и позвякивающие стальные карабины тянули его вниз.
Вэл добрался до верха, но до открытых фонарей оставалось еще футов семь, к тому же трос висел сбоку от них. Было непонятно, как до них добраться.
«Кажется, я плохо все продумал», — мелькнуло у Вэла в голове.
Он висел в семидесяти футах над полом, мышцы рук начинали дрожать от напряжения.
«Всё как всегда».
Он прижался к тросу предплечьями и ногами, высвободив на время пальцы; этого времени хватило, чтобы ухватиться за конец альпинистской веревки и прикрепить к нему карабин. Теперь у Вэла оказалось футов восемь-девять размотанной веревки со стальным захватом на конце.
Со второй попытки ему удалось перекинуть веревку с карабином через стальную раму между двумя открытыми фонарями. Но карабин сперва пролетел слишком далеко и приземлился на стекле, издав глухой звук. Вэл потащил веревку назад, чуть не срываясь под собственным весом, и бросил еще раз. Потом еще. И еще.
Наконец веревка повисла на раме: четырех- или пятифутовый кусок ее с карабином на конце свободно болтался. Другой конец веревки оставался у Вэла. Ему удалось раскачать ее и одной рукой ухватиться за карабин.
Силы покидали Вэла, и он соскользнул по тросу на фут-другой. Он понимал, что сможет висеть так не больше минуты. Накинув карабин на веревку у себя на плече, — получилась петля вокруг рамы, — Вэл сбросил бухту вниз.
Без тяжелой веревки стало легче. Та долетела до дна бывшего фонтана, и еще оставалось несколько витков. Вэл затянул петлю вокруг стальной рамы вверху и ухватился руками за болтающийся конец. Веревка оказалась более скользкой, чем стальной трос, и держаться коленками за нее было труднее. Вэлу пришлось обмотать ярко-синюю веревку вокруг ладони и запястья, чтобы дать себе отдых в несколько секунд. Потом, громко крякнув, он стал подниматься.
До самого верха его отделяло всего футов шесть. Всего.
Когда Вэл наконец сумел дотянуться до горизонтальной балки — до ржавой стальной рамы, на которую закрывались фонари, — он подумал, уже не впервые: «И что теперь?»
Чертовы фонари были приоткрыты всего на фут. Вэл не пролез бы в такое отверстие, даже если бы смог подтянуть наверх свое тело.
«Ну и что теперь, ты, жопоголовый?»
Напоминает то, как они переползали под фермами эстакады на I-10. Вэл высоко закинул ноги и обхватил ими раму. Все еще вися на веревке, он высвободил правую ногу и начал колотить подошвой по фонарю, стараясь направлять удары в определенные места стальной рамы, на которой держались шесть больших окон.
Окна были слишком тяжелые. К тому же петли со стороны крыши проржавели и никак не хотели подаваться.
Вэл снова обхватил веревку ногами и, тяжело дыша, замер. Сил оставалось всего ничего. Еще несколько секунд — и ему останется лишь одно: соскользнуть по веревке на мраморный пол в шестидесяти-семидесяти футах внизу. Хватит ли у него сил, чтобы удержаться во время спуска? Вряд ли.
Издав нечто среднее между высоким хрипом и низким вскриком, Вэл высвободил обе ноги и ударил подошвами в металлическую конструкцию. Так или иначе, это была его последняя попытка.
По раме он не попал, но разбил ботинками грязное стекло. Из рамы выпал большой осколок, полетел вниз и раскололся с невероятно громким звоном. Правая нога Вэла прошла через пустоту там, где раньше было стекло, и он зацепился ею за раму.
— Черт, — выдохнул Вэл.
Пот капал с его лица и падал вниз. Действуя щиколоткой, как рычагом, и упираясь в тонкую полоску металла, Вэл рывком вынес тело наверх. Левая нога легла на правый конец стальной балки, а за другой конец он уцепился левой рукой. В таком положении Вэл провисел несколько секунд. Тело его изогнулось, битое стекло врезалось в правую щиколотку. Потом с решительным, отчаянным хрипом он вытащил себя на стальную перекладину шириной в шесть дюймов, лег на нее спиной, покачиваясь и чуть не падая, после чего отпустил веревку и схватился рукой за люк светового фонаря над собой.
Тот со скрипом стал открываться вверх.
Еще несколько секунд — и Вэл выполз на отсыпанную гравием крышу, после чего принялся вытаскивать альпинистскую веревку — еле-еле, из последних сил. Руки его страшно дрожали.
«Вот сейчас сюда заявится Ганни Г. с другими охранниками и арестует меня», — подумал Вэл.
Но охранники не заявились.
Ноги у Вэла тряслись не меньше, чем руки. Он похромал к юго-западному углу здания, где внизу начиналось ограждение, нашел трубу, которая вроде бы могла выдержать его вес, обвил ее веревочной петлей и бросил бухту вниз, на жесткую землю. Потом он закрыл глаза и попытался унять дрожь.
Вэл знал, что надо подождать, пока руки снова не обретут силу. Но оставалось ли у него время, чтобы ждать? Поэтому он сел на край крыши — с этой стороны до бетонной дорожки было от силы полсотни футов, — обмотал веревкой запястье и, перекинув тело в пустоту, сумел обвить кровоточащие ноги вокруг веревки.
«Делай так, будто ты на уроке физкультуры».
Это стало последней мыслью Вэла перед тем, как он заскользил вниз.
Он съехал слишком быстро, ободрав кожу на ладонях, и, когда оказался на земле, ноги его уже не держали. Вэл рухнул на бетон спиной к зданию и несколько секунд громко дышал. Звук выходящего из груди воздуха слегка напоминал рыдания, но Вэл решил, что это не его вина.
Он вытащил из трубы «беретту» и постоял у развалин пешеходного мостика.
«Что теперь?»
Уже долгое время это был единственный вопрос, и Вэл Фокс Боттом, похоже, так и не находил ответа.
«Убью предка и уберусь отсюда».
Эта идея показалась ему мерзкой, хотя Вэл давно ее вынашивал. Раньше она всегда была черным вымыслом, произраставшим из тайн, известных маленькому Вэлу: мать лгала отцу о том, где бывала в тот последний год; отец пришел в бешенство, услышав, что мать будто бы провела долгий уик-энд у Лоры Макгилври, хотя десятилетний Вэл знал, что она была с мистером Коэном; отец не проронил ни слезинки за бесконечно длинный месяц, прошедший после гибели матери. Все эти факты сплетались в вымысел — Вэл воображал, будто его отец узнал о романе своей жены и действовал соответственно.
Но Вэл никогда не верил в этот мрачный вымысел. Не верил по-настоящему. Темные измышления насчет убийства матери отцом были порождением ярости и обиды на отца, который избавился от Вэла. Они скрывали истинную причину его злости: отец отправил сына прочь, когда Вэл так хотел быть с ним рядом, так нуждался в этом. Для Вэла они стали воображаемой местью отцу за то, что Ник Боттом не плакал, хотя сердце его десятилетнего сына разрывалось на части.
Но вот он увидел этот убийственный доклад для жюри присяжных…
Вэл выгнулся над оградой сломанного моста, запрокинул лицо вверх и испустил крик, обращаясь к синему колорадскому небу:
— И что теперь?!
Убить предка и делать ноги из Колорадо…
Нет, стоп, не в той последовательности…
Сначала нужно получить от предка двести старых долларов и найти того типа в Денвере, который сделает ему НИКК с указанием на членство в Союзе и…
«Нет, это полная жопа».
Хладнокровно убить отца — копа, пусть бывшего, но оставшегося в долбаном братстве копов, — те очень не любят, когда убивают одного из них… А потом две недели или больше болтаться по Денверу, дожидаясь поддельного документа? Не подходит, а, Валерино?
Он пошарил в карманах и нашел клочок бумаги с именем изготовителя фальшивых карточек. Даже с двумя именами — второе принадлежало типу из Остина, Техас, лучше его подделок Бигей ничего не видел…
Но попасть в Республику Техас еще труднее, чем проторчать в Денвере две недели, совершив убийство.
Приемлемого плана действий просто не существовало.
Вэл смотрел, как редкие автомобили сворачивают с улицы и заезжают в досмотровые боксы по пути на крытую парковку. Окна всех машин были затонированы. Лиц водителей Вэл со своего места не смог бы разобрать, даже будь у него бинокль. Он мог стоять у подъездной дорожки в надежде заметить предка, когда тот будет подъезжать. Но это наверняка означало привлечь на свою задницу полицию.
Копы, возможно, уже ехали сюда. Кульбиты Вэла с альпинистской веревкой и звон разбитого стекла не привлекли внимания тут же: те, кто весь день оставался в своих боксах, не привыкли мгновенно реагировать на пугающие звуки, а большинство их вообще ни черта не слышали, находясь под флэшбэком. Но Вэл не сомневался, что этот громила, Ганни Г., и его охранники откликнутся достаточно быстро. Может быть, Ганни Г. пока что не вызывал копов лишь по договоренности с предком. Он, наверное, всегда сперва звонит отцу Вэла, а потом уже зовет копов.
«И значит, он предупредит предка, что я где-то здесь, поджидаю его», — подумал Вэл.
Он сделал пять-шесть шагов в сторону запада по старой прибрежной тропинке — и понял, что совсем не может идти. Правая щиколотка была повреждена сильнее, чем он думал. Там, где Вэл стоял у мостика, осталась лужица крови, а там, где он прошел, тропинку усеяли красные капли.
«Черт».
Он сел и завернул порванную брючину. Порез был довольно глубоким — при таком обычно накладывают швы. Срочно едут в больницу.
«Черт. Черт. Черт. Черт».
Вэл снял куртку и фланелевую рубашку, стащил через голову футболку и разорвал ее на полосы. Самый чистый кусок он намотал на ногу вокруг раны как можно туже, потом снова оделся.
Он испачкался с ног до головы. Брючина на правой ноге была порвана в хлам и пропиталась кровью от низа до середины голени. Полные крови ботинки хлюпали при ходьбе.
«Ладно, разберусь потом».
Вэл ковылял так быстро, как только мог, подавляя тошноту и превозмогая боль, чтобы его не вырвало. Он повернул налево на бульвар Саут-Юниверсити, не желая поворачивать на запад, откуда они с Леонардом пришли, миновав кантри-клуб на Первой авеню. Шесть или восемь кварталов — как же больно! — на юг, потом на запад по Ист-Экспозишн-авеню. Вэл уже видел впереди парк. В парке есть бездомные. А где есть бездомные, есть и то, что ему нужно украсть, если он хочет сделать то, что он должен сделать.