Флэшбэк

2.03 Шоссе I-70 к западу от Денвера 24 сентября, пятница

Вэлу казалось, что его подняли высоко на невидимом тросе и теперь он болтается между раем и адом. Иногда он поднимался и видел свет. Но чаще он падал вертикально, пока трос, выбрав слабину, не натягивался, и он повисал совсем рядом с черными скалами и сернистыми ямами. Но, болтаясь так в темноте, он никуда не прибывал. Вэл уже был готов смириться с любой судьбой, лишь бы только где-то оказаться. Вечером в ту пятницу он был близок к раю.

По иронии судьбы — забавной только для него самого, — Вэл Боттом не верил ни в рай, ни в ад.

Некое подобие рая представляла собой Юта. Юта была одним из немногих штатов (не вышедших из Соединенных Штатов — сейчас это название звучало комично), которые ремонтировали дороги и высылали на них дорожные патрули, даже на междуштатные хайвеи, которые прежде находились под федеральным присмотром и управлением. Конвой успешно преодолел двадцатидевятимильный опасный отрезок диагонали Верджин-ривер: бандиты обстреливали их с утесов на протяжении двух третей пути, но машины охраны отвечали на огонь, и пройти удалось почти без потерь. После этого поездка по северу Юты — по I-15, потом по I-70 на восток, к Колорадо, — была больше похожа на легкую прогулку с высокой скоростью, как ездили во времена детства его деда. Вэл в жизни ничего подобного не испытывал.

Восточная Юта, начиная от крохотного городка Ричфилд неподалеку от пересечения I-15 и I-70 и далее миль на двести до границы с Колорадо, выглядела величественно: древние горы, утесы из песчаника и высокие плато, каких Вэл никогда не видел. Он даже представить себе не мог таких мест. Последние двое суток он проводил большую часть времени в кабинах водителей, работавших без напарников, — чернокожего Калибра Деверо и индейца-навахо по имени Генри «Большой Конь» Бигей.

Прошлым вечером, выезжая из высокогорной Юты, Деверо увидел оттопыренную куртку Вэла — там, где сзади за пояс была заткнута «беретта», — и попросил показать оружие. Вэл, смутившись, в конце концов вытащил ее, извлек магазин и протянул пистолет водителю.

— Одну пулю ты оставил в патроннике, — заметил Деверо.

Сняв на мгновение левую руку с рулевого колеса, здоровяк отвел затвор, поймал в воздухе патрон и вручил Вэлу, а тот засунул его в магазин.

Вэл вспомнил глухой стон Билла и красное пятно, расползающееся по лицу Путина на футболке. Он вспомнил, как клацнули зубы Койна, когда тот упал на бетон после второго, смертельного выстрела. Его передернуло.

— Тренируюсь в стрельбе по мишеням, — пояснил он.

Деверо кивнул.

— Отличное оружие. Чисти его как следует.

Некоторое время они ехали молча. Шоссе I-70 шло под уклон с того момента, как они встретили заход солнца вблизи Ричфилда, часом или двумя ранее. И теперь, когда они приближались к съезду на дорогу в заброшенный город Грин-Ривер, в звездном и лунном свете рисовались гораздо более внушительные вершины, чем утесы из гранита и изуродованного песчаника, мимо которых конвой проезжал до того.

Вэл старался не думать о Билли Койне. Тот преследовал его постоянно, в основном по ночам, не давая уснуть. Переживания Вэла большей частью сводились к единственной мысли: «Я убил человека». От этой мысли и связанных с ней образов он временами чувствовал себя едва ли не больным, в особенности к рассвету. Но что-то в воспоминаниях о нескольких минутах внутри туннеля вызывало смутное, почти экстатическое возбуждение. Какая-то часть Вэла желала вернуться туда и пережить все это заново, вновь испытать заполнившее его ощущение силы и свободы, когда он выпустил две пули в грудь и горло Билли Койна.

Но пока что Вэл не воспользовался ни одной из своих ампул, чтобы пережить случившееся вторично. Почему-то это казалось ему… грязным.

Он смотрел на огни грузовиков, на дорожную разметку впереди и стал уже засыпать, когда голос Деверо разбудил его.

— Ты правда хочешь попробовать стать дальнобойщиком?

— Да, — сказал Вэл. — Ну то есть вообще-то не знаю. Может быть.

— Я тоже не был уверен, когда в свое время думал об этом. Но если ты решишь попробовать, то это вполне реально. Я тебе так скажу: примерно один парень из тысячи, решив стать независимым дальнобойщиком, и в самом деле добивается этого. Но понадобится начальный капитал.

«Ну вот, — подумал Вэл. Этот сраный Деверо сейчас предложит ему быстрый путь в дальнобойщики, если он, Вэл, даст энную сумму. — Этот мир полон говна».

Но оказалось, водитель имел в виду другое.

— Я не говорю о том, что, если хочешь купить машину, нужна чертова прорва денег. Это уже потом — годы спустя.

— А где ты взял деньги на свою машину? — спросил Вэл.

— Повезло, — ответил Деверо, перекидывая из одного уголка рта в другой зубочистку, которую жевал всегда. — А поскольку цены на машины растут, то тебе потребуется еще больше везения… и упорства, чем мне. Но я говорю о том, как начать. Скажем, первые несколько лет можно ездить сменщиком какого-нибудь хорошего парня. Это возможно… если…

«Ну вот», — подумал Вэл.

— Если что? — поинтересовался он.

— Если ты раздобудешь хорошую подделку: Национальную идентификационно-кредитную карточку с подходящим именем и предысторией. Голограмма Союза дальнобойщиков на ней тоже должна быть хорошей подделкой, — объяснил чернокожий и скосил глаза на Вэла. — Мне почему-то кажется, что по личным причинам ты не захочешь использовать собственную карточку.

Вэл помедлил, потом кивнул.

— Значит, тебе понадобится самая лучшая из поддельных карточек… чтобы ни у патрулей, ни на станциях взвешивания или блокпостах ополчения не возникало вопросов. Но это будет стоить около двух сотен баксов… старых баксов.

— Попробую предположить, — усталым голосом произнес Вэл. — Ты можешь достать такую карточку?

Деверо оторвал взгляд от дороги и смерил Вэла долгим взглядом.

— Пошел ты в жопу, парень. Я не говорю, что могу достать эту херню, да и не похоже, что у тебя есть две сотни старых баксов. Или у этого чокнутого профессора, твоего деда, с которым ты едешь в машине Пердиты и Хулио. И пошел ты в жопу, понял?

— Извини, — сказал Вэл. Он действительно хотел извиниться. — Я… устал. В башке помутилось. Я не выспался и… ну да, я бы хотел получить новую НИКК. Но как? Где?

Несколько минут Деверо ехал молча. Наконец, перейдя на низшую передачу, чтобы преодолеть редкий подъем на долгом спуске в долину, он проворчал:

— Есть один тип в Денвере. Многие новенькие водилы-одиночки с его помощью добывают себе НИКК Союза дальнобойщиков. В последний раз мне говорили, что он берет за это двести баксов. Может, уже и больше.

— Ты прав, — сказал Вэл. — Денег у меня нет. И у Леонарда тоже.

Деверо пожал плечами.

— Тогда все это неважно, да?

— Но все же мне хотелось бы знать его имя. — Вэл сидел прямо и тер лицо, прогоняя сон. — Если я получу НИКК Союза дальнобойщиков, ты возьмешь меня на подмену?

— Не, я настоящий одиночка, — проворчал Деверо. — Мне не нужны желторотые ученички. Но многие ребята согласятся.

— Кто например?

— Ну, например, Генри «Большой Конь» Бигей. Он часто подбирает какого-нибудь парня, чтобы тот ездил с ним и обучался. Денег он много не берет. — Деверо снова скосил глаза на Вэла. — И потом, Генри — не пидор. Он любит молоденьких девочек, но из них, похоже, никто не хочет стать дальнобойщицей. Поэтому старина Бигей берет под крыло таких зеленых ребят, как ты.

— А «много не берет» — это значит сколько? — спросил Вэл.

Деверо снова пожал плечами.

— Чтобы хватило на пиво. Но если говорить об опыте, то несколько месяцев или год езды с этим старым пердуном — все равно что закончить Гарвард или Принстон или один из тех университетов… ну… из которых выходят такие, как твой дед.

Вэл облизнул потрескавшиеся, разбитые губы.

— Как ты думаешь, он возьмет меня с собой на восток от Денвера?

Водитель покачал головой.

— Конвой прибывает в Денвер завтра и останавливается там часов на двенадцать. Времени достаточно, чтобы развезти по клиентам то говно, которое мы доставляем в Денвер, забрать новый груз и выспаться. Потом по I-семьдесят мы направляемся в Канзас-Сити. Это будет в два часа ночи, в воскресенье. Тебе хватит времени, чтобы найти хмыря, который делает НИККи. Карточки изготовляются не сразу — обычно недели через две. Но это, конечно, если есть наличка, чтобы заплатить вперед.

«Черт», — подумал Вэл.

— Но я дам тебе последний денверский адрес этого типа, — последний, который есть у меня. И скажу, как его зовут, — пообещал Деверо. — Миль через десять конвой остановится, чтобы все могли облегчиться. Дальше до утра езжай с Генри и поговори с ним о том, чтобы поступить в ученики, о всякой такой херне. Он тебе объяснит, почему это не так просто… почему лишь немногие из ребят вроде тебя становятся дальнобойщиками… но ты хотя бы не дашь заснуть индейцу до самого рассвета, по пути через Колорадские Скалистые горы.

— Спасибо.

Это все, что сумел выдавить из себя Вэл. В груди у него почему-то болело.

Больше Деверо до самой остановки не сказал ни слова.

Бывшая площадка для отдыха располагалась там, где междуштатная дорога шла по высокому гребню над пустынной долиной десяти-двенадцати миль в ширину. Потом I-70 снова поднималась в невысокие скалистые горы. Но Деверо показал Вэлу высотомер навигатора: согласно прибору, то был последний подъем, и дальше дорога в Колорадо шла большей частью вниз.

Внизу шла с юга залитая лунным и звездным светом грунтовая дорога — виден был ее участок миль в двадцать длиной. Затем она ныряла под специально построенную эстакаду междуштатного шоссе и заканчивалась выжженной площадью, на которой прежде стояли магазин какого-то индейца, заправка, кучка домов и трейлеров. Сгорела даже лесозащитная полоса к северу от исчезнувших построек.

Не было на этом высоком перевале и туалетов. Кто-то сжег их больше десяти лет назад. Кому пришло в голову ехать в забытое богом место и расходовать боеприпасы, или С-4, или динамит, чтобы взорвать сортир? Вэл не мог себе представить. Просто так было повсюду. Если вандализм превращается в желание разрушать все, то, как говорил дед, остановить этот процесс сложно — общество идет вразнос. Теперь тут имелись вырытые дальнобойщиками узкие траншеи в кустах, где мужчины могли справлять большую нужду, такие же траншеи для женщин в кустах можжевельника — повыше, на южной стороне перевала, — и нависающие утесы, с которых мочились мужчины.

Вэл нашел своего деда — тот стоял на некотором расстоянии от кромки и переминался с ноги на ногу под прохладным ночным ветром: уже ощущалась близость зимы. Вэл знал, что Леонард не стал бы мочиться вместе с другими с утеса. В этом смысле Леонард был застенчив. Вэл знал, что старик предпочел бы скорее терпеть до самого Денвера, чем перешагнуть через себя.

— Остаток пути до Денвера я проделаю с Генри «Большим Конем» Бигеем, — сообщил Вэл Леонарду.

Тот помедлил, размышляя, позволить ли это внуку, но потом понял, что тот позволения не спрашивает, и кивнул. Леонард казался Вэлу невероятно старым — худой, руки засунуты в карманы нелепой штормовки, холодный ветер раздувает седые волосы. Он был действительно стар и еще больше состарился за путешествие — старый король Лир.

Вэл, который уже помочился, стоя рядом с Калибром Деверо и другими (и с удовольствием наблюдая, как его струя соединяется с другими, описывающими дугу в лунном свете — яркие ленточки на фоне темного, исчезающего во мраке торца скалы внизу), провел еще минуту близ явно усталого, страдающего от холода несчастного деда.

— Вэл, ты смотрел спутниковые новости о боях в Лос-Анджелесе? — спросил Леонард, понизив голос, словно тема была запретной.

— Нет. У Деверо даже телика нет. Что, все плохо?

— Хуже. Похоже, город разваливается на части, и исправить уже ничего нельзя.

«Хорошо», — подумал Вэл, ненавидевший Лос-Анджелес все те пять лет и одиннадцать дней, что провел в нем.

Он надеялся, что какое-нибудь сильное землетрясение полностью поглотит его; но и этих боев, после которых остается одна выжженная земля, будет достаточно.

— Губернатор ввел военное положение и просит помощи у Вашингтона, — продолжил дед. — Но сейчас правительство не может выделить сил.

«Хорошо», — снова подумал Вэл. Вслух он сказал:

— Значит, твоему приятелю Эмилио — как его там — не удается одержать победу, как они предполагали, да?

— Судя по всему — нет, — сказал Леонард, глядя на горстку курящих дальнобойщиков, которые вовсе не торопились возвращаться в душные кабины. — Хорошо, что мы оба вовремя выбрались оттуда.

«Скажи что-нибудь новенькое, Леонард».

Вэл кивнул и застегнул молнию на своей старой кожаной куртке. Хулио дал ему старую бейсболку дальнобойщиков-индивидуалов, и Вэл теперь не снимал ее, даже ложась спать, — только натягивал пониже.

— Дедушка, а ты больше не думал о том, какой пароль был у мамы?

Вэл видел, что Леонард колеблется, но не понимал, что это значит. Он, конечно, сказал старику о зашифрованном тексте неспроста. Леонард, большой дока в разгадывании кроссвордов, знакомый к тому же с основами криптографии, мог знать какое-то слово, важное для его дочери. Но Вэлу вовсе не требовалось видеть расшифрованным весь этот громадный объем текста, или текста с фотографиями, или видео, или что уж там было, черт его раздери.

У Вэла и так хватало доказательств того, что его отец организовал убийство матери, и Вэл знал: его предок должен быть за это наказан. Он завел руку за спину и нащупал «беретту».

— Думал немного, — сказал Леонард. — У меня могут появиться предположения, когда мы опять вместе сядем за текст. Это наша последняя ночь перед Денвером — если в Колорадских горах не окажется сюрпризов. Ты уверен, что хочешь ехать вместе с этим Бигеем?

— Да, — сказал Вэл, а потом почти непроизвольно спросил:

— Дед, а у нас не осталось двухсот долларов?

— Осталось… даже больше… постой, Вэл, ты имеешь в виду новые доллары или старые?

— Старые.

Леонард, судя по всему, был потрясен.

— Нет. Конечно нет. Я потратил почти все, что было у меня… у нас… чтобы уехать с этим конвоем. Ты ведь знаешь. А для чего, позволь спросить, тебе нужны двести долларов, или почти триста тысяч новых?

Вэл чуть не улыбнулся, видя, что даже в этих обстоятельствах дед старается строить фразу безукоризненно правильно.

— Для важного дела. Правда, важного, — ответил он. — С ними я смогу стать дальнобойщиком.

— Что ж, возможно, это похвальная цель на будущее. Хотя, Вэл, я надеялся, что ты, с твоими знаниями и сообразительностью, мог бы поступить в колледж…

— Мне не нужно на будущее, Леонард. — Вэл не скрывал, что раздражен неуступчивостью старика. — Я хочу уехать из Денвера с этим конвоем в воскресенье. Но мне для этого нужно двести баксов. Может, немного больше.

«Деверо, конечно, сказал, что на изготовление фальшивого НИККа, который можно предъявить в Союз дальнобойщиков, уйдут две недели, а то и месяц. Но когда говоришь с Леонардом, важна суть, а не подробности».

Дед только покачал головой.

— У меня нет таких денег, Вэл. Даже близко. У нас хватит лишь на день-два, когда мы доберемся до Денвера. Я только надеюсь, что твой отец там и мы сможем его найти.

— А где ему еще быть? — сказал Вэл, засовывая кулаки поглубже в карманы куртки. — Он же флэшнаркоман, чтоб ему было пусто. Он будет там, никуда не денется. Будет под флэшбэком, а если нет, то вообще не вспомнит, кто мы такие. Отличное воссоединение семейки. Ты только не рассчитывай, что Ник Боттом покормит нас, пустит к себе в дом или заплатит за нашу дорогу, Леонард. Он долбаный наркоман, уже много лет как.

Понимая, что злость его отчасти объясняется флэшбэкной ломкой (он был уверен, что у него есть еще часовая ампула, но та оказалась пустой, а значит, кто-то нашел ее и использовал; в итоге Вэл не флэшбэчил почти двое суток), Вэл повернулся спиной к деду и пошел к группе дальнобойщиков в поисках высокого старика индейца.

Границу Колорадо они пересекли около полуночи.

В Колорадо для конвоя подобных размеров, да еще и с охраной, бандиты были не страшны, а отряды реконкисты здесь, на далеком севере, совершали лишь беспокоящие налеты. С другой стороны, I-70 на участке в пол сотни миль перед Денвером проходила через довольно внушительные горы. Ни федеральные власти, ни власти штата за ней не следили, и проезд по этому отрезку дороги превращался в опасное занятие. Бигей рассказал Вэлу, что двадцатью пятью годами ранее конвой тяжелых грузовиков преодолел бы двести сорок три мили от Гранд-Джанкшн на западе штата до Денвера за четыре часа, а то и меньше, если бы не засады черномазых.

Теперь на это уходило двенадцать часов, причем при удачной погоде.

— Нынешняя ночь удачная, — проворчал Бигей.

Погода пока держится, добавил он. Скоро из-за снежных бурь перевал Лавленд-Пасс должен закрыться на зиму, а с ним и единственный легкий путь из Юты в Денвер. После закрытия Лавленд-Пасса водителям придется делать крюк на север и ехать через Солт-Лейк-Сити, потом по I-80 через Шайенн в Вайоминге, а оттуда на юг, в Денвер. Иными словами — проделывать лишнюю сотню миль.

— А что, нельзя очищать перевал? — спросил Вэл. — Чтобы он и зимой был открыт?

Бигей издал смешок на свой, индейский, манер.

— А кто будет платить за снегоуборочные машины и работягам? Штат Колорадо? Да он обанкротился еще раньше, чем Соединенные Долбаные Штаты Долбаной Америки. И потом, тут есть и другие перевалы, включая Вейл-Пасс. Они надолго закроются после двух-трех серьезных снегопадов.

— А туннеля здесь не было? — спросил Вэл, вспомнив что-то из рассказов то ли отца, то ли деда.

Бигей кивнул, его лицо заострилось: сплошные острые кромки и выступы в янтарном свете приборного щитка. Обычно он носил черную ковбойскую шляпу, но сегодня его длинные черные волосы были перевязаны лентой.

— Да. Туннель Эйзенхауэра на высоте одиннадцать тысяч футов. Он проходил под континентальным водоразделом, милях в шестидесяти от Денвера. Два туннеля: один — на восток, другой — на запад. Длиной всего мили полторы, но благодаря им можно было не подниматься по Шестерке на этот сраный Лавленд-Пасс. Думаю, высота перевала, через который мы перемахнем сегодня… не знаю точно… около двенадцати тысяч футов.

— А что случилось с туннелями? — спросил Вэл и сразу же пожалел об этом. От недосыпа и флэшбэкной ломки он отупел.

Бигей в ответ только рассмеялся.

— Эти говнюки чуть ли не первым делом взорвали туннели, когда все пошло вкривь и вкось после Дня, когда настал трындец. Федералы и власти штата года полтора потратили, чтобы отремонтировать один из туннелей и обеспечить движение с запада на восток зимой, но… три недели спустя его снова взорвали. А вскоре почти все в стране пошло в жопу, и они бросили это дело.

Вэл кивнул, прогоняя сон.

— Если перевал всего на тысячу футов выше, — сказал он хрипловатым от усталости голосом, — то какая, собственно, разница?

Бигей снова рассмеялся своим лающим смехом.

— Сам увидишь, малыш. Сам увидишь.

На дороге не было других автомобилей, кроме машин их конвоя, да еще изредка встречались конвои, направляющиеся на запад. Луна в четвертушку и звезды казались очень яркими из-за нетающего снега на вершинах, которые вскоре показались по обе стороны дороги.

Телевизора в кабине у Бигея не было, зато его пиратское радио вещало всю ночь. Вэл привык к официально разрешенным радиостанциям — Эн-пи-ар, Си-эн-ар, Эм-эс-би-ар, Ви-о-эй. Но Бигей слушал свое пиратское радио, как он говорил, то есть кучу нелицензированных пиратских АМ- и FM-станций, работавших всю ночь напролет.

Большинство из них были разговорными станциями, близкими к давно запрещенным правым организациям. Старик Бигей, казалось, жадно впитывал все это говно.

Вэл подремывал под дебаты правых — заунывные, похожие на речи проповедника-возрожденца, заглушаемые неугомонными и крикливыми ведущими. Эти последние замолкали только по случаю звонков слушателей, еще более безумных и правых, чем они.

— Радиостанции, ведущие, инженеры со всей этой дребеденью должны постоянно крутиться, — сказал в какой-то момент Бигей. — И всегда на один шаг опережать ДВБ и других федералов.

Вэл проснулся на несколько минут и снова начал задремывать под радиотрескотню.

«…Нет, мы не всегда были такими, друзья. Тридцать лет назад… двадцать пять лет назад… мы все еще были великой страной. Единой страной. Пятьдесят полноправных штатов, пятьдесят звезд на флаге. Мы сами выбрали упадок, друзья. Мы решили, что нам нужно национальное банкротство и банкротство сорока семи штатов, чтобы выполнять социальные программы… семьдесят три процента населения вообще не платят никаких налогов, друзья, но при этом хотят быть обеспечены бесплатным медобслуживанием от колыбели до могилы, гарантированной занятостью от колыбели до могилы, при минимальной часовой зарплате в четыреста восемьдесят долларов и тридцатичасовой рабочей неделе… разве кто-то пожелает работать в нашей великой, потерянной, загаженной, погибшей стране… при пенсионном возрасте в пятьдесят восемь лет с полным социальным пакетом, хотя у нас сейчас восемнадцать неработающих пенсионеров… в том числе одиннадцать миллионов незаконных иммигрантов, только что подпавших под последнюю амнистию и получивших гражданство… так вот, у нас на каждого работающего приходится восемнадцать неработающих пенсионеров, забывших, что такое труд…»

Голоса продолжали гундосить. Вэл дремал.

Спустя несколько часов после Гранд-Джанкшн они столкнулись с одной из тех проблем, которые удлиняли путь до Денвера с четырех часов до двенадцати. За брошенными зданиями горного городка Гленвуд-Спрингс (система поставок продовольствия была разрушена — его ввозили только в большие города, а потому маленькие обезлюдели, прежде всего — недосягаемые зимой горные городки) на двенадцать миль протянулся каньон. По словам Бигея, этот отрезок раньше был в десятке самых впечатляющих, если брать все междуштатные дороги.

Раньше.

Некогда здесь проходили две ленты эстакадного четырехполосного шоссе — две полосы, по которым машины ехали на запад, возвышались над двумя другими, предназначенными для движения на восток. Освещенные, хорошо проветриваемые туннели были пробиты в упрямых отвесных скалах, вздымавшихся на тысячу футов по обеим сторонам, — сверху оставалась лишь узкая полоска звездного неба. Теперь все это превратилось в узкую двухполосную дорогу, отсыпанную гравием, с рытвинами и крутыми объездами вокруг осыпей и обрушенных секций. Машины ползли, как черепахи, подпрыгивали и тряслись на нижней передаче вдоль бурлящей, вырвавшейся из узды — дамба была взорвана — реки Колорадо.

Однако через полтора часа, преодолев двенадцать миль, они вернулись на поврежденное, но ремонтируемое асфальтобетонное покрытие, и Бигей снова врубил верхнюю передачу.

— Ух, как бы мне хотелось научиться этому, — сказал Вэл.

Генри «Большой Конь» Бигей скосил на него глаза, потом снова перевел взгляд на дорогу и задние габаритные огни идущего впереди грузовика.

— Чему? Переключению передач? У этой красотки шестнадцать передних передач. И четыре задних. Ты этому хочешь научиться? Переключать передачи и пользоваться демультипликатором на больших машинах?

— Я хочу научиться водить большие машины, — сказал Вэл. Усталость и ломка действовали на него, как пентотал. Или, подумал он, снова превращали его в ребенка.

Бигей кивнул.

— Да. Калибр сказал, что ты попросишь об этом. Мой ответ — да… может быть. Я дам тебе неделю-другую испытательного срока. Будешь сидеть рядом, учиться переключать передачи. Заплатишь по дороге. Но это, конечно, если у тебя есть НИКК.

— У меня ее нет, — сказал Ник, готовый расплакаться. Если начать тут распускать нюни, подумал он, то лучше уж открыть дверь и броситься в бурлящую, покрытую белыми бурунами Колорадо. — И не будет, — выдавил он. — Денег у меня нет ни хера. И времени нет.

— Времени? — переспросил Бигей.

— Деверо говорит, что ее делают за две недели… иногда за месяц… даже если есть деньги. А вы ведь уезжаете… когда? Утром в воскресенье, до восхода солнца?

— Да бога ради, малыш, я ведь говорю не об этом уик-энде. Я буду проезжать через Денвер в конце октября, перед самым Хеллоуином. К тому времени ты обзаведешься карточкой, и я возьму тебя на испытательный срок в одну-две недели. Никаких обещаний. Если увижу, что ты говно, а так, скорее всего, и окажется, высажу тебя посреди дороги к хренам собачьим. Обещаю только это.

Вэл мог лишь смотреть перед собой и изо всех сил стараться не заплакать. Бигей включил радио.

«…Политика этого президента состояла в том, чтобы льстить нашим врагам, поощрять их, отдалять от нас союзников и оставить без помощи Израиль, который уничтожила страна, создавшая ядерное оружие. А ведь мы могли предотвратить это, друзья! Соединенные Штаты могли помешать Исламской республике Иран, которая составляет основу нынешнего Всемирного Халифата, создать это оружие! Теперь же эта страна… и этот Халифат… имеют тысячи атомных бомб, а наша страна, после большого соглашения с Россией, заключенного за пять лет до нашего полного банкротства, имеет, по окончательным условиям договора о СНВ, двадцать шесть бомб. Двадцать шесть! И ни средств доставки, ни воли для доставки, и…»

Вэла сморил сон.

Они съехали с гор над Денвером около десяти утра. Еще раньше Вэла разбудил рев передач и двигателя во время подъема на Лавленд-Пасс. Открывшийся вид навсегда останется для него одним из самых невероятных зрелищ в жизни.

Долгий спуск с уклоном в шесть процентов, а то и больше на последнем десятке миль, при съезде к Денверу, высоченные небоскребы, сияющие впереди в утреннем свете, и все это при езде на низкой передаче и высоких оборотах, при подтормаживании двигателем, при вони перегретых тормозных колодок. Двум грузовикам из конвоя пришлось остановиться в уловителях.

И вот они съехали вниз. Вэл видел теперь другие машины на I-70, соседних дорогах и хайвеях. Они уже много дней не встречали такого плотного движения. У Вэла даже голова закружилась.

— Но прежде чем мы с тобой… может быть… договоримся, я должен спросить тебя кое о чем, — сказал Генри «Большой Конь» Бигей, выключив радио. Здесь, вблизи крупного города, работали только Эн-пи-ар и другие официальные станции.

— О чем? — спросил Ник.

Его вдруг охватил ужас — что, если индеец откажет ему? У него был месяц, чтобы найти двести старых баксов (может, украсть у предка и пристрелить этого гада? — правда, Вэл сомневался, что у застарелого флэшнаркомана есть столько денег), потом добыть НИКК. Тогда он, может, и успеет.

— Эта штуковина у тебя на спине за поясом… ну, которую ты украдкой поправлял всю ночь, чтобы она не врезалась тебе в спину, бок или кишки. Ты из нее когда-нибудь стрелял?

Вэл замешкался. Наконец, не зная, как лучше ответить, он промычал:

— Угу.

— Я имею в виду, черт возьми, не мишень, или кролика, или еще какую хрень, — сказал Бигей, переводя взгляд на Вэла; на дорогу он сейчас совсем не смотрел. — А живого человека. Стрелял?

— Угу, — выдохнул Вэл.

— Попал?

— Угу.

— Убил?

Глаза Бигея сверлили Вэла, как буравчики. Тот попытался сглотнуть слюну — и не смог.

— Угу.

Они подъезжали к пересечению с I-25. Развязку взорвали, и теперь тут был временный, отсыпанный гравием съезд. Машины одна за другой двинулись по нему.

— Он это заслужил?

Вэл чуть не выдал еще одно «угу», но остановился. Именно этот вопрос не давал ему уснуть всю последнюю неделю. Он откашлялся.

— Не знаю, — сказал Вэл. — Может, и нет. Но я думаю, дело было так: либо он, либо я. Я выбрал себя.

Бигей несколько минут молча вел грузовик по I-25.

— Хорошо, — проговорил он наконец. — Я окажусь здесь — если будет на то воля Аце Ашки — где-то двадцать седьмого октября. И наверное, весь день проведу на большой погрузочной площадке Федерального центра Саут-Бродвей. Буду тебя искать. По нынешнему расписанию конвой отбывает в восемь вечера. Если не придешь, можешь обо мне забыть.

— Приду, — пообещал Вэл.