Физрук-8: назад в СССР

Глава 22

Да, тут было о чем подумать. Конечно, к этому решению я сам подтолкнул предгорисполкома, но кто ж знал, что он воспримет идею специализированной спортивной школы всерьез? Дольский прав. Быть директором спортшколы не то же самое, что рядовым школьным физруком. Возможностей больше, а начальства сверху поменьше. Могу сам набрать штат тренеров и других педагогов, разработать расписание, да мало ли что! У меня станет больше свободного времени. Вернее, я смогу сам решать, как распоряжаться рабочим.

А как же пацаны? Ну а кто сказал, что я их брошу. На уроках больше видеться не будем. Ну во-первых, секцию я все равно буду вести, только перенесу в свою ДЮСШ, вернее — в спортцентр. Во-вторых, там же можно сделать городскую базу нашего Ордена. В-третьих, я же не с понедельника стану директором. Надо завершить учебный год. Так, что раньше лета я с двадцать второй школой все равно не расстанусь. А там еще неизвестно, что будет. Само собой, никому о своих планах говорить пока не стану, но думать буду.

Все-таки как меняется ход мыслей человека, получившего выгодное предложение! Занимаясь с пацанятами каратэ, я думал о том, что в своем центре я и тренировки построю по другому. И вообще, надо будет подумать, где взять еще тренеров? Поездить по Союзу, побывать на соревнованиях, на занятиях секций, присмотреться к молодняку… Я как-то забыл что мне самому по паспорту двадцать два года, а двадцать три исполнится только пятнадцатого мая. Не пропустить бы собственную Днюху…

По окончанию тренировки я позвонил мебельному мастеру. Алексеич пробурчал, что заказ готов, можно забирать. Я сказал, что вот прямо сейчас и заеду. Мастер проворчал, что будет ждать. Тогда я позвонил сестренке и сообщил ей радостную новость. Она всполошилась. У нее же ничего не убрано, да не готово. Я велел передать трубку брательнику, если тот, конечно, дома. Оказалось, что — дома. Услышав о том, что мебель можно забрать, он тут же сказал, что соберет Севку, Ваську, Тоху и — что было особенно радостно слышать — Мишку Парфенова и Симку Трегубова.

— Давай, труби сбор! — сказал я. — Возьму грузовик и подгоню к вашему дому.

— Будет сделано, магистр! — отрапортовал Володька и положил трубку.

Я набрал номер общаги, с которой началась моя литейская жизнь. Трубку взяла комендантша.

— Здравствуй, Груня! — сказал я. — Это Саша.

— Привет, Сашуня! — обрадовалась она. — Ты, конечно же, по делу.

— Угадала. Даже — по двум. Во-первых мне нужен Петюня. Точнее — его грузовик.

— Грузовик в порядке, насколько я могу судить, а вот его водила — нет.

— А что с ним стряслось?

— Ничего особенного. Ручонки у него трясутся после вчерашнего. Нельзя за руль.

— Это как раз не страшно, я сам шофер.

— А-а, ну тогда подъезжай… А второе какое?

— А вот о втором поговорим, когда подъеду.

— О, звучит многообещающе… Давай. Жду!

Насчет второго я не соврал. Меня озарило прямо во время разговора с Аграфеной Юльевной. Я покинул приемную, подмигнув секретарше товарища Дольского и спустился во двор административного здания «Литейщика». Сел за руль и через десять минут был уже возле рабочего общежития. На крылечке меня встретила сама комендантша, сверкая на солнце металлическими фиксами. Не стесняясь, обняла меня и повела к себе. Налила кофе. Выложила ключи от петюниного «МАЗа». В общем, обеспечила атмосферу для проведения деловых переговоров. Вот же чутье!

— Ну, я тебя слушаю!

— Да вот подумал я, что засиделась ты в комендантах, — пробормотал я, отхлебывая кофе.

— А что, у тебя есть для меня более интересная должность?

— Хочешь посмеяться над теми, кто шарахался от тебя, как черт от ладана, когда ты потеряла свою предыдущую работу?

— Да я уже посмеялась, когда дошли до меня слухи, что этого козла, Киреева, посадили.

— Так это я его и посадил.

— Нет, правда! Вот уж порадовал так порадовал. Чем мне тебя отблагодарить, Сашок?.. Я бы тебе дала, да ты не возьмешь, наверное…

— Возьму, но по другому…

— Ой, а как это — по другому⁈ Что-то новенькое освоил?

— Освоил. Только не в том смысле.

— Прости. Это я от радости. Слыхала, что на Виленке жениться задумал. Это правильно. Она девчонка что надо. Хороших кровей.

— Ну ничего в этом городишке не скроешь.

— Бабы языком чешут.

— Ладно, давай к делу… Ты же в бухгалтерии сечешь?

— А как же! Высшее экономическое.

— Нужен мне человек, которому я могу доверить управление денежными потоками.

— И что, широкие потоки?

— Весь теневой оборот города.

Комендантша уставилась на меня с ужасом, смешанным с обожанием.

— Да неужто ты и есть тот хозяин, о котором наши торговые кумушки шепчутся? — тихо проговорила она.

— Наверное, — сказал я. — Ну так возьмешься?

— Я так понимаю, моя задача будет заключаться не только в том, чтобы следить за тем, чтобы дебет с кредитом сходился?

— Верно! Мне нужно, чтобы меня не пытались обдурить. Они знают, какую задачу я перед ними поставил, так что пусть будут любезны.

— Ясно. Ну что ж, возьмусь за это дело с превеликим удовольствием. Уж очень хочется посмотреть на их рожи, когда они узрят мадам Плюшкину в непосредственной близости от своих карманов и сундуков.

— А ты не боишься?

— Кого? Все этих козлов и шлюх⁈ Я свое давно отбоялась.

— И тем не менее, я снабжу тебя одной штуковиной. Если кто дернется, она мигом урезонит. И никакого шума, никакого насилия.

— Ну если подсобишь, тогда — тем более!

— Договорились. Я сейчас возьму грузовик, привезу родне мебель, а потом за тобой заеду. А ты пока «Волгу» мою посторожишь.

— Ну так и ставь ее во внутреннем дворе.

— Тогда иди, открывай ворота!

Я вышел из комнаты коменданта, спустился на улицу и перегнал свой «ГАЗ-24» поближе к воротам во внутреннем дворе общежития. Они были уже открыты. Я вывел со двора «МАЗ» и завел туда «Волгу». Аграфена Юльевна сказала, что будет ждать меня. Я кивнул ей, снова запрыгнул в кабину грузовика и погнал к дому, где жила ныне моя родня. Там во дворе собралась целая ватага, а Ксения стояла на балконе и махала мне рукой. Я взял в кабину пацанов, которые потщедушнее, остальным велел забраться в кузов.

С такими пассажирами вести надо было поаккуратнее и я ехал медленно, тщательно соблюдая правила дорожного движения. Поэтому в Капустном переулке мы оказались спустя лишь полчаса. Мастер встретил нас у ворот, которые теперь были отворены. Я отдал Алексеичу оставшуюся сумму, сунув деньги в карман фартука, он велел грузить изделия рук своих в кузов. И мы стали таскать с пацанами столы, стулья, шкафы и прочее. Конечно, самое тяжелое я брал на себя да и Алексеич помог. Когда погрузка закончилась, я поблагодарил его. И мы поехали.

Уже во дворе дома, где жили Борисовы, Воротниковы и Константиновы, нам помогли разгрузить местные мужики. Я дал каждому по червонцу, чтобы они обмыли наше с брательником и сеструхой приобретение. В двухкомнатной квартире от новой мебели сразу стало тесно. Школяры помогли нам с Володькой ее расставить по местам. А потом Ксюха позвала всю компанию к столу. Оказывается, она успела напечь груду пирожков, которые очень хорошо пошли со сладким чаем.

За столом я поглядывал на Трегубова и Парфенова. Они ничем не выделялись среди своих сверстников, разве что излишне короткими прическами, которые в эти годы были у молодняка не в чести. Это во второй половине восьмидесятых советские города заполнят бритоголовые — фураги, гопники, футбольные фанаты, скины — но к тому времени эти пацанята, что уплетают сейчас пирожки, либо вырастут, либо и впрямь уйдут в свой Новый Мир. Увести бы туда и других да не в моей власти.

— Ну вы тут оставайтесь, — сказал я, вставая. — А мне надо грузовик вернуть… Не забывайте, что завтра у нас поход к Чертовой башне. Сбор здесь во дворе, в час тридцать!

— Все будем, как штык! — пообещал брательник и тут же попросил: — Только можно Севка у меня сегодня переночует?

— Можно, если Ксюша разрешит.

— Разрешит.

Сестренка пошла меня проводить до двери.

— Спасибо тебе, Саша! — сказал она, поцеловав меня в щеку. — Чтобы мы без тебя делали?

— Не надо без меня! — сказал я.

Спустившись во двор, снова сел за руль «МАЗа». Подъехав к общаге, сказал вахтеру, чтобы сообщил комендантше о моем возвращении. Тот хоть и поворчал, но выполнил поручение. Груня тут же прилетела. Она успела уже накраситься и навертеть прическу. Не говоря уже о том, что — приодеться. Интересно, неужто все-таки рассчитывает на романтический вечер? Бедняжка! Я опять произвел рокировку автомобилей. На этот раз выгнав на улицу «Волгу» и вернув во двор грузовик. Аграфена Юльевна с удовольствием примостилась рядом. И я повез ее к себе.

Вскоре мы вошли в мою квартиру, которая благодаря заботам Перфильева-младшего выглядела вполне прилично. Тем не менее, по лицу гостьи было заметно, что она немного разочарована. Ну да, по ее представлениям теневой хозяин города должен утопать в роскоши. Разувшись, Груня нашла на кухне фартук и принялась готовить для нас с ней вечернее чаепитие. Я не мешал. Пусть хозяйничает. Тем более, что она умудрилась запастись свежим киевским тортом. Видать, не все еще связи в торговле растеряла. Что ж, тем лучше.

— Скромно живешь, Саша! — не удержалась от критики гостья, погружая чайную ложечку в кусок торта.

— Мне некому пыль в глаза пускать, — сказал я. — И потом все эти нынешние мебеля, хрусталя, ковры выйдут из моды и превратятся в хлам. Не говоря уже о бытовой технике. А книги, которые сейчас достают из-под полы или покупают у спекулянтов в десять раз дороже номинала, и вовсе начнут выбрасывать на помойку.

— Ну тогда надо вкладываться в золото, камушки. Уж они-то никогда из цены не выйдут.

— Это верно.

— Так может с наших с тобой клиентов надо трясти не рубли, а эти самые камушки с рыжьем?

— Груня, мы с тобой не разбоем будем заниматься, а справедливым перераспределением капитала.

— Ну так и я об этом.

— В общем, ты у меня будешь бухгалтером, тебе и решать в чем должны заключаться наши оборотные средства, но повторяю — никакой экспроприации, грабежа, шантажа, а тем более — спекуляции. Клиенты должны чувствовать себя участниками если не совсем законного, то вполне справедливо действующего предприятия.

— Понимаю. Без штанов не оставлять. Брать лишь то, что они должны отдать на благо общего дела.

— Вот теперь ты понимаешь задачу правильно.

— Ты обещал дать мне какое-то средство для урезонивания тех, кто начнет ерепениться.

— Обещал. Только ты должна четко понимать, что применять его можно лишь в крайнем случае и не допускать, чтобы оно попало в чужие руки. А если угроза такого попадания неотвратима, уничтожить немедленно.

— Господи, да что же это такое? — ахнула гостья. — Пистолет, что ли? Да я сроду ствола в руках не держала.

И тут, глядя ей в глаза, я понял, что совершу большую ошибку, если доверю «домру» не только «мадам Плюшкиной», но и любому постороннему человеку. Тем более — женщине. Сорвется баба, начнет косить из нее народ направо и налево. И что, по Литейску прокатится волна самоубийств? А если она и детишек зацепит? Нет уж, обойдется. А для того, чтобы защитить своего главбуха, просто не стоит отпускать ее на акции, связанные с изыманием денег, одну. Не по-мужски это.

— Ладно, прости, я передумал, — сказал я. — Не стоит подвергать тебя лишнему риску. В конце концов, не так уж и часто нам случится выбивать долги. Большинство будет покладисто вносить свой вклад в общее дело, а если и придется нажать на кого-то, будем делать это вместе. Твое дело провести аудит, ну и заниматься текущей бухгалтерией.

— Ты босс, тебе виднее, — смиренно произнесла она. — С чего начнем?

— Ты можешь составить, скажем так, список всех, кто замешан в незаконном обороте денежных средств в городе? Ну разумеется — тех, кого знаешь.

— Да я всех их знаю.

— Вот и отлично. Бери прямо сейчас бумагу и ручку и пиши: ФИО, место работы, должность, годовой оборот, доход. Все, что знаешь.

— Здесь? У тебя?

— Конечно. Не в общаге же! Такая информация не должна покидать пределы этой квартиры.

— Хорошо, Саша! — вздохнула она. — Только лучше писать не на отдельных листочках, а в тетради. Так надежнее.

Я дал ей толстую общую тетрадь. И Аграфена Юльевна принялась за работу. Понимая, что это нещадная эксплуатация, я стал ломать голову, как расплатиться с нею. Нетрудно догадаться, какую именно плату она охотно бы приняла. Да вот только я не жиголо. И если уж всерьез нацелился на женитьбу на Вилене, то не стоит макать детородный орган во что ни поподя. Гордясь собою, я ушел на кухню. Поставил еще раз чайник на газ. Вытряхнул спитой, промыл заварник, сполоснул кипятком, насыпал порцию индийского.

И как это монахи обходятся не неделями и месяцами, а годами? Наверное непрерывно просят у бога прощения за грешные вожделения. Я неверующий и мне вроде незачем воздерживаться. Да вот только человеку, который не ищет морального авторитета на стороне, должен создать его внутри себя. Я понял, что в голову лезет уже всякая чушь, взял заварочный чайник и тот, что с кипятком, вернулся в большую комнату. Груня старательно покрывала тетрадные страницы информацией, которая, вероятно, стоит миллионы.

Налил чаю ей и себе и чтобы не мешать, взял недочитанный том Диккенса, который, признаться, давно не брал в руки. Тоже не самое плохое средство, чтобы отвлечься и не поглядывать исподтишка на аппетитные — да, излишне — но все же вполне завлекательные формы гостьи. К счастью, у английского классика мало строк, способных распалить воображение давненько воздерживающегося читателя. Все эти сэры и пэры возбуждаются на страницах его книг главным образом от золотых соверенов.

Сон сморил меня. Я незаметно перенесся в мир своих странных, отчасти пророческих сновидений, избавившись от необходимости старательно не думать о женских прелестях. Снилось мне, что я сижу в зале кинотеатра. Один на десятки пустых кресел. И смотрю на большом экране немой черно-белый фильм. Камера плавно движется над чуть всхолмленной степной равниной, то цепляясь за сухие метелки ковыля и скользя над стеблями донника. Справа мелькает в тучах диск солнца. А слева — у горизонта — проплывают крыши городка, шахтные копры и заросшие высохшей травой терриконы.

Потом камера взмывает и уже парит над рубероидными крышами. Огибает трубу электрической станции, выбрасывающую в синее небо жирную копоть. А следом — я даже подался вперед — что-то до боли знакомое! Незримый оператор нацелил на это странное сооружение объектив, чтобы я мог разглядеть его в деталях. Бетонный постамент, усиленный мощными, как мостовые опоры, ребрами. И из этого постамента торчит неожиданно тонкая труба квадратного сечения — волновод Деморализатора Большого Радиуса Действия.

Чаша его «спутниковой тарелки» вращается и мне кажется, что я вижу как ложатся на город незримые петли излучения, убивающего вкус к жизни, толкающего на самоубийство людей, которые прежде ни о чем таком и не помышляли. И опять камера поднимается над городом. И, как в одном из прошлых снов, я снова вижу сцены повального бегства горожан. Они бросают все — вещи, заглохшие автомобили и мотоциклы, поломанные велосипеды лишь бы поскорее уйти от невидимой и неслышимой смерти от тоски, безразличия и ненависти к себе самим…

— Саша, Саша! Проснись! — вдруг раздается в гулкой тишине зрительного зала громовой голос. — Я закончила! Мне, наверное, лучше уйти?

С трудом открываю глаза, но не могу разглядеть смутный овал лица, наклонившегося надо мной.