Физрук-8: назад в СССР

Глава 18

Вернувшись после секции домой, я застал своего сверхчеловека за мытьем посуды, оставшейся еще с завтрака. Делал это Севка так спокойно и естественно, словно и не он каких-то два часа назад говорил о вещах, в голове не укладывающихся. Невольно закрадывалась мысль, что пацаны меня разыграли. Уж очень рьяно требовал я от них правды. Вот и получил. Ну уж нет, я не позволю водить меня за нос. Не хватает еще двоих, говорите? Ну что ж, будут вам еще двое. И посмотрим.

Меня осенила одна идея.

— Хочешь почитать кое-что интересное? — спросил я.

— Хочу!

— Сейчас принесу, — сказал я. — Только не на кухню, а в комнату.

— Хорошо. А я пока свежего чаю заварю.

— Давай!

Покуда Перфильев-младший возился с чайниками и заваркой, я зашел в спальню, взял папку, валяющуюся на подоконнике. Вынул из нее «Меморандум Третьяковского» и отнес его в большую комнату. Положил на стол. Пусть почитает этот гомо супер. Любопытно, что он скажет. Мне надоели эти недомолвки. Оборванные на полуслове разговоры. Сейчас нужна ясность. Иначе зачем вся эта возня с загородной резиденцией нашего Ордена не Ордена. Для кого, черт побери, я стараюсь, если однажды все эти личинки станут куколками, а затем — бабочками и упорхнут, только их и видели.

Севка принес чайник и чашки, затем — конфеты и баранки. Увидел распечатку, застыл. Мне почудилось в глазах его удивление. Неужто он уже видел эту машинопись? Тем не менее, налив и мне и себе чаю, пацан уселся на диван. Открыл «Меморандум» и принялся читать. Причем, похоже, не пропускал, в отличие от меня, ни строчки. При этом читал быстро, страницы так и мелькали. Немного задержался на листочке с цветной диаграммой и таблицей. Закончив чтение, аккуратно сложил листки, уровнял ладонями и сложил в папку.

— Ну что скажешь? — спросил я его.

— Тот, кто написал это, многое о нас знает.

— Но не все?

— Всего не знает никто.

— Это понятно… Ты можешь мне вот что рассказать, Сева… Как это вы узнали, ну что не такие как все?.. Ощущения, может, какие-то необычные?

— Я не могу рассказать за других. Только — о себе.

— Ну о себе хотя бы…

— Знаете, есть такие кубики детские, но не с буквами, а с частями одной большой картинки, причем — на каждой грани части разной картинки. Соответственно, можно сложить и так и эдак. Так вот я еще читать не умел, но уже видел эти кубики. Только их много-много, не сосчитать. И картинки такие ну неземные, что ли… Иногда — это пейзажи, живые, как в кино, только лучше — со звуками и даже с запахами. А иногда — формулы, формулы, формулы… Чем старше я становился, тем легче мне было отыскивать нужные кубики, чтобы правильно сложить их. А теперь мне достаточно лишь пожелать и они сами собой складываются… В общем, я могу получить ответы на очень многие вопросы, беда только в том, что другим я далеко не все могу объяснить… Вот вы вчера спросили про то, куда такие как мы уходят, я объяснил, как мог, а истина-то гораздо сложнее.

— Спасибо и на этом.

— Я это еще почему говорю? — продолжал Перфильев-младший. — У других парней примерно такая же история… Ну то что вы видите — это же лишь верхушка айсберга, то немногое, что мы можем показать или сделать… Так что если есть соблазн использовать нас в каких-то своих, простите, взрослых целях, то хочу сразу сказать, ничего хорошего не получится.

Вот тебе, Граф, и спасение России руками мутантов.

— Да никто и не собирается вас использовать, — сказал я. — Во всяком случае, не я. Мне лишь хочется вас защитить, сберечь во время перемен, которые неизбежно настанут, но если всё в руках или что там у нее, у эволюции, то куда мне…

— Вы можете очень многое. Без вас нам не совершить переход на следующий этап.

— А можно у тебя еще спросить?

— Да, конечно.

— Ты ведь появился здесь не только потому, что с новыми одноклассниками не ужился?

— Не только, — кивнул Севка. — Я должен быть рядом с остальными.

— Потому что ты — синий?

— Синий?

Я сходил в спальню и принес «песчанку».

— Знаешь, что это такое?

— Счетчик переменно-скользящей частоты, — сказал Перфильев-младший.

— Тебя когда-нибудь им тестировали?

— Нет, я даже не знал, что ПСЧ уже создан.

— Приятно слышать, что ты чего-то не знаешь, — пробормотал я, поднося жало «песчанки» к руке пацана.

Металлическое жало полыхнуло ярко-синим, переходящем в белый. Ого, куда ярче, чем при первом тестировании.

— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?

— Да, — сказал Севка. — Синий сегмент диаграммы процентного соотношения между различными подвидами расы гомо сапиенс сапиенс.

— Выходит, ты пришел не просто для того, чтобы быть рядом с прежними друзьями. Ты пришел за ними. Да?

Перфильев-младший смотрел на меня без всякого выражения на лице. И этот его безразличный взгляд был красноречивее любого ответа. И все же он ответил.

— Если вы встретите в лесу заблудившихся детей, неужели вы не возьмете их за руку и не выведите в безопасное место?

— То есть, ты взрослый, а они — малыши?

— Не они.

— А кто же?

И опять этот взгляд, содержащий куда более полный ответ, нежели любые слова. Я понял его так, что малыши в данном случае те, кто полагают себя взрослыми.

— Люди, составляющие шестьдесят процентов на диаграмме, либо довольны тем, что у них уже есть, либо прилагают усилия, чтобы получить то, чего им не хватает, — принялся объяснять маленький сверхчеловек. — Старый Мир их вполне устраивает. Они верят только в то, что можно съесть, выпить или потрогать. Людей, которых всего двадцать процентов, наоборот не устраивает доступное, они стремятся создать образ Нового Мира, которого раньше не существовало — и мир этот сквозит в написанных ими книгах, картинах, музыке, в научных открытиях и необыкновенных изобретениях. Десять процентов на диаграмме — это люди, которым мало даже этого. Они открывают пути, которые прежде и представить было нельзя, пути, ведущие в Новый Мир. Из оставшихся — восемь процентов людей способны этими путями пройти, а два — те, кто их проводит по ним. Таким образом Новый Мир начинает заселяться. Процесс этот будет долгим, покуда все человечество не обретет его.

— Звучит, как религиозная проповедь, — проговорил я.

— Нет, это не религия, — возразил пацан. — То, о чем я говорю, вполне реально.

— И что, это Новый Мир можно увидеть? — спросил я. — Не в книжках о нем прочитать, не в кино посмотреть, а вот как раз — пощупать и понюхать?

Я думал, что собеседник начнет как-то выкручиваться, ссылаться на то, что морально я не готов к Новому Миру, что должен достичь нирваны или чего-нибудь подобного, но Севка просто сказал:

— Можно, хотя и не надолго.

— И ты можешь мне устроить экскурсию туда?

— Для вас — могу!

— А-а, ну да, небольшое внушение и я смогу увидеть все, что угодно.

— Нет. Зачем же! Все по-настоящему.

— Ну и когда отправляемся?

— Сегодня на рассвете.

— Спасибо, дружище! Шутку я оценил?

Перфильев-младший посмотрел на меня с изумлением.

— Я не шучу, — сказал он. — Только нужно одеться потеплее.

— Ладно. Тогда тем более пора на боковую.

Пусть паренек позабавится. Прокатимся с утра, а потом — в школу. Я завалился спать, сразу забыв о приглашении взглянуть на Новый Мир, и потому был очень удивлен, когда Севка меня разбудил ни свет, ни заря. Я зажег ночник и глянул на часы «Слава», которые носил до сих пор, — четыре утра. Можно было часика три, с чистой совестью, еще прихватить, если бы не эта дурацкая затея. Зевая, я сполз с кровати, поплелся в удобства. Оказалось, что Перфильев-младший уже развил бурную деятельность.

В прихожей я наткнулся на собранный рюкзак, а из кухни доносились ароматы готового завтрака. Схомячив яичницу с колбасой, взбодрив себе парой чашек кофе, я отправился в большую комнату, чтобы поискать что-нибудь из одежды, что соответствовала бы критерию «одеться потеплее». Решил, что надену под старые джинсы треники, а сверху — свитер. Увидев меня в этом прикиде, Севка хмыкнул и выдал мне пару сапог-болотников и непромокаемый охотничий плащ.

— Мы что, в болото полезем? — спросил я.

— Не исключено, — откликнулся пацан.

— Ну как скажешь… Что еще захватить?

— Возьмите волчок.

— Хорошо, — кивнул я. — А оружие нам понадобится?

— Нет.

Однако, помимо коробки с волчком, я все же захватил и коробку с «домрой». Взяв сапоги и плащ, спустился во двор, сложил пожитки в багажник. Туда же мой проводник в Новый Мир сунул и рюкзак. Усевшись за руль, я вывел «Волгу» со двора.

— Куда едем? — спросил я.

— Сначала до Затонья, а там я покажу.

Новый Мир возле Затонья? Ну-ну… Мы выехали на проезжую часть и помчались по спящему городу, сначала — до Круговой, а потом по ней до съезда на шоссе. Покинув город, я прибавил ходу. Хотелось поскорее добраться до места, который этот странный пацаненок считает Новым Миром. Пусть потешится. Ему, сироте, можно. Все же, как ни старался я серьезно относиться ко всем этим тайнам и загадкам, в глубине души все же считал это тщательно продуманной, но детской игрой.

Объяснить можно многое. В том числе и появление и внезапное исчезновение таинственной Тани. Ну подговорили девчонку, чтобы она сказала несколько загадочных фраз, а затем вышла из машины и спряталась в тумане. Я уехал, а ее подобрал другой автомобиль. Само по себе то, что я узнал ссыкуху на фотографии, которую мне показала завуч девятнадцатой школы, тоже ни о чем не говорит. Взяли тринадцатилетнюю девчушку и загримировали под Таню Савватееву.

Ведь чтобы выбить из колеи Курбатова, я сам задумал и реализовал куда более хитрый сценарий. Вопрос только, кто в свою очередь решил разыграть меня? Вряд ли сами пацаны. Тут чувствуется более опытная рука. А кто из моих знакомых обладает соответствующей квалификацией и опытом? Правильно — Евграф Евграфович Третьяковский и его подруга Таисия Неголая. А если это их работа, то с какой целью она проделана? Ну например для того, чтобы направить мои мысли и действия в ложном направлении.

Я отказался помогать Графу в деле спасения будущей России, вот он и решил использовать меня втемную, заставляя верить во всякую фантастическую чепуху. Хотя… Когда бы он успел все организовать, ведь свое твердое «нет» я сказал ему непосредственно перед встречей с двумя детишками и так называемым «тонким человеком»? Неужели Граф предвидел мою реакцию и все заранее подготовил? А что, от человека, который написал «Меморандум», можно ожидать все, что угодно.

Фары выхватили из темноты указатель «Тенюково — 3 км», значит, скоро Затонье. И в самом деле, через несколько километров мы доехали до поворота на этот поселок.

— Сейчас, метров через триста будет поворот к бывшему руднику, — сказал Перфильев-младший. — Дорога не очень, но по ней больше двух километров ехать не придется. Вы только остановитесь, когда я скажу.

— Не беспокойся! — проворчал я, съезжая на еле заметный в темноте проселок.

К счастью, дорога оказалась не совсем грунтовой. Видать, насыпали щебень из пустой породы, поэтому в лучах фар поблескивали сколы на камешках, а под колесами отчетливо похрустывало. Разумеется, даже по такой насыпи двигаться надо максимально осторожно. И когда лучи ближнего света, которые скользили по отвалам и метелкам сухой травы, вдруг уперлись в пустоту, я вдарил по тормозам на пару мгновений раньше, чем мой проводник велел мне остановиться.

— Что дальше? — спросил я, заглушив движок.

— Пойдем пешком, — сказал Севка. — Надевайте сапоги и плащ, дальше будет сыро.

Конечно, я мог бы сказать: «Баста, карапузики, кончились танцы!.. Нашли лоха!», но вместо этого, я вышел из салона, открыл багажник и вытащил из него вещички. Натянув плащ и сапоги, которые оказались мне в пору, я открыл коробку с «домрой», вынул ее и осторожно сунул во внутренний карман. Потом достал «сторожа». Тащить его вместе с коробкой было бы не слишком удобно. Мой проводник понял это, потому что развязал горловину своего рюкзака, взял у меня волчок и положил его поверх других вещичек.

В бардачке у меня лежал фонарик. Второй обнаружился у Перфильева-младшего. Включив их, мы двинулись дальше. Очень скоро я понял, почему фары уперлись в пустоту. Всего-то в двухстах шагах от того места, где я остановил «Волгу», оказался обрыв. Правда, стена его была не сплошь отвесной. Отсыпанная щебнем дорога переходила в тропу, довольно круто спускающуюся в невидимое пока нечто, на дне которого что-то тускло поблескивало. Впрочем глазеть по сторонам было нельзя, следовало сосредоточиться на том, что под ногами.

Мы с проводником были на половине пути вниз, когда в медленно сереющей предутренней мгле вдруг прорезались алые щели. И ночь сразу сдернули, как черный платок с абажура. Я увидел гигантскую котловину, подернутую прядями утреннего тумана. Алые щели оказались промежутками между серыми плоскими облаками. Так что лишенный подробностей куб ночи неожиданно расслоился на несколько ярусов. Вряд ли это был Новый Мир, обещанный пацаном, который в этот волшебный миг находился рядом со мною, но увиденное вполне подходило на роль его преддверия.

Когда мы достигли дна котловины, туман уже отполз в глубь выстилающих его болот. Оказалось, что здесь растут не только сухие и жесткие в эту пору болотные травы, но и мелкий лесок. Ольха, осина, чахлая береза росли вперемешку с рогозом и камышом. С ветки на ветку перепархивали серенькие пичуги, скорее всего — обыкновенные воробьи. В траве под ногами изредка подозрительно шуршало. В болотниках, с голенищами по самое некуда, змей можно было не опасаться, но куда ступаешь все равно смотреть не мешало бы.

А вообще, кроме птах, иной живности я не замечал. Даже — лягушек. Наверное, не пробудились еще от зимней спячки и не пришло еще время откладывать икру. Не говоря уже о крупных птицах, таких как цапли, аисты, журавли, которые осенью улетели в южные края, и пока не вернулись. Да, давненько я изучал природоведение. Под подошвами сапог то и дело похлюпывало, но тропинка пока никуда не делась. Она то терялась среди луж, то взбиралась на осыпающийся отвал все той же щебенки.

Довольно скоро мне стало понятно, что котловина скорее всего имеет искусственное происхождение, что подтверждали ржавые остовы проходческого оборудования и обломки выбеленной дождями и солнцем крепи. В таких местах следует быть еще осторожнее, чтобы ненароком не провалиться в залитую водой и затянутую, по-весеннему зелененькой ряской древнюю штольню. Без проводника я наверняка сюда не сунулся бы, но Севка шел впереди и шаги его были уверенны, так что нужно лишь ступать след в след.

— Так куда мы все-таки идем? — спросил я, когда мне надоело молчать.

Проводник остановился и показал выключенным фонариком вдаль. И в этот момент солнечный свет прошил котловину насквозь. Защитных очков у меня не было, пришлось зажмуриться, но даже сквозь кожу век я увидел раскаленный до вишневого цвета диск, восходящий над горизонтом в той точке, где в стене заброшенного рудного карьера оказалась расщелина. Проморгавшись, я обнаружил, что Перфильев-младший сидит на груде щебня и ковыряет прутиком мелкую как тальк породу под ногами.

— Устал? — спросил я его.

Пацан помотал головой.

— Нет, — сказал он. — Просто подождем немного.

— Ты попить ничего не захватил?

— Кофе в термосе.

— Доставай.

Севка отстегнул клапан, развязал горловину, осторожно вынул волчок, отставил его в сторону и, наконец, вытащил большой термос. Вот уж не думал, что утренний кофе может доставить такое наслаждение, когда вокруг что-то шуршит в сухой болотной траве, лучи восходящего солнца прогревают промозглый воздух, а сердце замирает от ожидания то ли чуда, то ли приключения, а может — и того и другого сразу. Словно, сидя на груде щебня, пили кофе из жестяного стаканчика не учитель и ученик, а два приятеля-подростка.