Путешествия обнаруживают не столько любопытство наше по отношению к тому, что мы собираемся смотреть, сколько усталость от того, что покидаем.
Альфонс Карр
Самара–Миасс–Хива
14 ноября — 2декабря 1735 года.
— Вот, господин будущий владелец миллионов, в этом городке я бы вам и посоветовал закладывать свои предприятия. Концессии на то у вас имеются, — сказал я датчанину, поведя рукой вокруг, словно бы предлагаю рай на земле, а не уголок в седалище мира.
Датчанин Йоханес Браге скривился. Казалось, что куда больше, но с каждым новым городком, где мы останавливаемся, после Москвы, гримаса вероятного хозяина множества текстильных фабрик, все больше искажалась недовольством, открывая новые грани человеческой мимики.
Портной, бывший всё-таки впечатлённым теми машинами, которые ему продемонстрированы в Петербурге, сейчас чуть ли не плакал. Конечно, в столице Российской империи он обшивал разных людей, включая и очень платёжеспособных клиентов. И столичная жизнь не идёт ни в какое сравнение с тем, как можно жить в Самаре.
Почти степной городок сейчас представлял унылое зрелище. Несколько кирпично-каменных зданий казались лишней лепкой, ошибкой диких градостроителей. Они-то все больше сколачивали здания из плохой доски. Подобные строения были будто бы готовые сложиться от первого дуновения ветра. На молитвах, наверное, и держатся.
Тут же кругом была грязь, общее уныние. Казалось, что вот-вот мимо промчится перекати-поле — символ пустоты.
— Ну же, господин портной, зачастую именно такие места приносят огромные прибыли. И я обязательно переговорю с губернатором, чтобы вам чинили всякое содействие. Найдите добрых исполнителей, может быть, даже из своих соплеменников, наладь производство и спите на миллионах, которые оно будет приносить вам, — задорно говорил я.
— Сложно спать на серебре — всё тело будет в синяках, — пробурчал Браге.
Действительно, сложно. Но ещё сложнее было бы доставлять башкирскую шерсть в Петербург. Зачем это делать, если на границе с башкирскими землями есть городок Самара?
Да, можно использовать не только шерсть, но и когда наладятся отношения с персами, — а это обязательно произойдёт, надеюсь, даже в относительно ближайшее время, — и хлопок в ход пойдет. Ну или с Хивой наладим отношения и будем принимать хлопок. Может все же пробовать сделать бездымный порох тогда? Ведь главный компонент, хлопок, будет. Азотную кислоту бы еще… Нет, не слышал в этом времени о производстве ее.
И с логистикой вполне всё в порядке в Самаре0. По Волге можно доставлять готовую продукцию в Нижний Новгород и дальше, в Москву.
— Вы не гневайтесь, господин Норов. Я понимаю, что вы один из фаворитов Елизаветы Петровны, так что доверился вам, считайте, что окончательно. Да и в это производство и сами вы вкладываетесь большими деньгами… — замялся датчанин. — Ну не будете же вы так рисковать.
— Смею заметить, что не я вкладываю деньги, а русское общество, которое пожертвовало эти средства на войну. И, прежде всего, вы будете производить продукцию, которую будет покупать армия, что также мною гарантировано. Не правда ли, господин Браге, что очень немало я даю вам гарантий? — я усмехнулся. — А ещё гарантирую, что если вы всё-таки не согласитесь на моё предложение, то ваше присутствие в Петербурге будет под серьёзнейшим вопросом. Соглашайтесь! Все от этого будет лучше.
Кнут и пряник — извечные антагонисты, которые на удивление умеют действовать одновременно, убеждая даже того, кто убеждаться не хочет. Мне некогда и негде искать какого-то другого исполнителя, кроме этого датчанина. Более того, я убедился в его предпринимательской хватке, целеустремлённости, удивительном навыке находить общий язык даже с представителями абсолютно иных цивилизаций.
Это было даже забавно — наблюдать за тем, как датчанин сразу через двух переводчиков, порой, и я в том участвовал, живо общался с башкирским старейшиной Алкалиным. Причём говорили они непосредственно о поставках шерсти. Так что Йоханес уже погружен в тему.
— Вы оставите мне две артели строителей? — пожёвывая желваками, проглотив своё недовольство, проявляя мужество и решимость, спросил датчанин.
— Не сомневайтесь. А ещё по первому прочному льду сюда начнут доставлять строительные материалы из Нижнего Новгорода и Казани. Так что, как видите, я вас не оставляю наедине со множеством проблем, а частично уже решаю их, — сказал я.
Моё путешествие в Хивинское ханство нельзя было не совмещать с другими вопросами. Как минимум, я собирался сдвинуть с мёртвой точки создание русской текстильной промышленности.
У нас уже имеются отличные прядильные станки. Один такой механизм способен заменить сразу более пятидесяти трудолюбивых профессиональных прядильщиц. У нас на подходе механизм и ткацкого станка.
Михаил Васильевич Ломоносов — это несомненный гений. Он создатель. За что не берётся — всё ему по плечу, изучает материальную часть, фантазирует, в уме производит немалое число расчётов, выдаёт такой продукт, что диву даёшься.
И тут же другой гений берет эстафету — Нартов. Великий инженер, может, чуть в меньшей степени творец, воплощающий в жизнь даже, казалось бы, невозможное. Рядом с ними целые команды инженеров, ученых. Пусть ваяют. Я, на самом деле, уже и так немало внес своей лепты.
Удивительно, как мою идею ткацкого станка, которую я вычерчивал месяца два, вспоминая всевозможные детали из виденного мной в будущем, почти что полностью перечеркнули. Да, оставили самолётный тип конструкии, водную раму как двигатель.
Действительно, и я в этом теперь абсолютно убеждён: порой подготовленному мозгу достаточно лишь только подсказать маленькую деталь, дать направление, показать, что это вовсе возможно, и тогда он создаёт уникальнейшие шедевры. Знать, каким должен быть конечный результат, как это может выглядеть, — уже оказывается больше чем половиной дела. Ну если, конечно, у тебя в команде такие гении, как Нартов или Ломоносов.
Теперь даже не знаю, как способствовать Михаилу Васильевичу, чтобы он всё-таки не забывал и о фундаментальной науке. Так и хочется ему просто вручить, отдать уже готовые наработки, которые мне известны из курса физики или химии.
Однако пытливый ум и уникальную способность находить решение в, казалось бы, сложнейших ситуациях нельзя уничтожать готовыми решениями. Нужно найти менее способных учёных, но поставить их создателями различных теорий. Позволить им якобы открыть неизвестное в науке. Ломоносову лишь давать направление.
Так что становится крайне необходимым создавать текстильное производство. Сейчас, когда его в России попросту нет, можно занимать эту нишу, вытеснять англичан и голландцев, может, даже завоёвывать некоторые их рынки. Мечты. Ну разве же не мечтателям удаётся сделать невозможное?
Уже скоро я покидал Самару. В сопровождении, по местным меркам, так и огромного войска, я направлялся в свою вотчину. Шёл туда, словно бы собирался воевать с общиной Кондратия Лапы. Расстояние, преступное прошлое, полное отсутствие контроля — все это навевает мысли о том, что быть может там не все гладко.
Но стоит надеяться, что все в меру. Воруют? Так везде это делают. Но нудно еще найти того и тех, кто смог бы наладить золотодобычу, чтобы не быть в убыток, а иметь прибыток.
Ведь всё же главной целью моей было посещение хана Хивы. Я должен был передать ему значительное количество вооружения, включая и артиллерию. Ещё с ним же останутся и некоторые русские инструктора. Не верил я, что хивинцы смогут быстро освоить артиллерию или пользование другим огнестрельным оружием. Пусть хотя бы полгода поучатся, да вникнут в азы тактики.
Так или иначе, но все, против кого хивинцам придётся действовать, не обладают таким оружием, как я привез. Нет и обученных солдат. Персы? Да они явные аутсайдеры в вопросах вооружения по сравнению с европейскими армиями, но кажутся более боеспособными, чем хивинцы. Причём я даже не видел армию Хивы, но только слышал о ней, и не особо лестное.
Удивительно, насколько споро и быстро мы продвигались по степи. Да, часть вооружения, прежде всего артиллерию, пришлось оставить позади, чтобы она нагоняла нас. Но и с ней бы не особо медлили. С пропитанием было все хорошо. Башкиры продавали по таким бросовым ценам, что уже могли бы бесплатно отдавать.
Потом мы и вовсе разделились на отдельные отряды и шли спокойно, как по своей территории. Впрочем… А разве это не Россия? Она, родимая, но может сильно другая, но наша.
Не было в этих краях ничего опасного — молчала чуйка. Более того, не было ещё ни одного башкирского рода, где бы мы, остановившись, не были приняты, не то что, как свои, а как некие герои.
— А что происходит? — спросил я Алкалина на одной из наших стоянок.
— А это особый почёт тебе выдают, — усмехнулся мой башкирский друг.
Действительно, было какое-то театральное представление. Сперва мне, сидящему на чём-то вроде помоста, обложенному огромным количеством подушек, показывали традиционную борьбу. А потом мимо стали проходить девушки. Более того, они проходили с открытыми лицами, а некоторые даже показывали свои пупки. И неизменно красотки.
Казалось, что это не может соотноситься с исламом. Но здесь и религия была своеобразная, с явной примесью чего-то местного.
— Лучших девушек этого рода показывают тебе, чтобы ты мог выбрать себе жену, — ошарашил меня Алкалин. — Выбирай, Искандер-богатур!
А ведь он знал, даже не догадывался, а должен был быть уверен, — что я собрался хранить верность своей жене. И что я её люблю, а не просто мой брак — это какой-то выгодный союз. Так что жениться больше ни на ком я не собирался.
— Да не беспокойся ты так! — рассмеялся мой степной товарищ. — Ты своим отказом не обидишь их. Напротив, если бы они этого не сделали уважаемому Искандеру, то обидели бы тебя. Да и не нужно ни на ком жениться. Половина этих женщин уже замужем.
Удивительная история. Получается, что если бы мне кто-нибудь всё-таки приглянулся, то сразу же наступил бы своего рода развод. А если бы так, без обязательств, в качестве походной жены?.. Несколько красоток были очень даже…
Но вслух это выяснять я не стал.
Вот что делает грамотная постановка вопроса и ещё более грамотный ответ на него. Ранее, пока я не вмешался, вся башкирская степь прекрасно знала, что назревает война, готовились к ней. А потом оказалось, что именно моими усилиями этой войны не произошло.
Да, решение о том, что будет строиться Оренбург, принято. И оно, конечно же, могло бы будоражить башкирское общество, не желающее полноценного присутствия русских на своих землях.
Но решение и в целом ситуация, если, конечно, утрированно и не вдаваться в подробности, может быть вполне простой: города — русские, всё, что вокруг городов, — башкирское. Можно арендовать, можно даже покупать у каких-то родов земли, но только с подписанными бумагами и по согласованию как минимум ещё с одним представителем башкирских элит, чтобы не было надувательств или принуждения.
И для башкир те небольшие территории, которые занимали города, — это ничто. Тем более, что уже сейчас есть понимание: с нами, с русскими, можно вполне удачно торговать.
И опять же, можно было этот вопрос повернуть в разные стороны, но то, что башкирские воины, пришедшие из последней войны, вдруг оказались очень богатыми и привезли огромное количество железа, — это поднимает статус не только воинов, но и всей общины, которая позволила забрать столько добра.
Так что башкиры имели свои выгоды. Ведь по большей части рядом со мной их отряды зарабатывали и деньги и уважение. Алкалин, вот к примеру, был не самым знатным старейшиной. Но теперь, как я посмотрю, иные башкирские старшины кланяются ему.
— В Крыму, мой друг, встретимся через два месяца, — прощался я с Алкалином.
А впереди был Миасс.
— Поздорову ли, барин? — как подобает скорее приказчику, чем хозяину этих земель, спрашивал меня Кондратий Лапа.
Еще на подъезде к своим землям на Миассе, меня уже сопровождали разъезды общины Лапы. Словно бы попал не на свои земли, а на враждебные.
— Всё добре, Кондратий, — сказал я. — Вашими молитвами.
Оглянулся на собравшихся людей. Это была не столько толпа, сколько солдаты, выстроенные в шеренги. Кондратий явно обучает своих общинников линейной тактике.
Мужи, а за их спинами и женщины с детишками, все внимательно наблюдали за нашей встречей. И пока что я не хотел уронить авторитет моего… Даже не знаю, как назвать, почему-то в голову приходит слово «наместник».
Я сделал шаг навстречу Кондратию, охватил его плечи двумя руками, приблизил к себе, троекратно, в христианской традиции, расцеловал. Послышался коллективный выдох. Наверняка люди расслабились и подумали, что больше им нечего опасаться.
Ну это мы, конечно, посмотрим, кому стоит опасаться. Я специально прибыл на свои дальние земли, чтобы посмотреть, что тут творится, и не морочат ли мне голову.
— Где теперь мой дом, или дворец отгрохал? — спросил я у Лапы.
— Пошли, барин, ваше превосходительство, провожу тебя. А, если угодно будет, так и останусь с тобой, расскажу о нашем житии тут, — нарочито громко, особенно выделяя слово «барин», сказал Кондратий.
Не скажу, что меня впечатлил дом. Он хоть и двухэтажный, но выглядел каким-то уж очень скромным. Привык я к более просторным помещениям. А тут словно бы в древность Руси окунулся. Узкие комнаты-горницы, коридоры маленькие, часто нужно сгибаться.
— У тебя все старообрядцы? — первым делом спросил я у Кондратия.
Лапа посмотрел на меня с вызовом. Да вопрос же не простой. Сейчас только-только закончилась очередная волна гонений за старообрядцами. И приютить у себя считай тысячу представителей старой веры — это навлечь проблемы.
— А ты не зыркай на меня волком. Сюда могут заявиться с инспекцией. А потом обвинят меня в том, что я старообрядцев привечаю, — сказал я.
— Так что же делать, господин генерал-лейтенант, барин, коли ко мне убогие да изгои разные приходят. Бывает, что выгоняем, но только тех, кто пользы вообще не принести может. И так уж повелось, что добрых людей больше из старой веры, — сказал Кондратий.
— Стало быть никонианцы все дурные? А ну перекрестись! — усмехнулся я.
Сперва сомневаясь, а после, будто бы окунаясь в омут с головой, Лапа решительно осенил себя двуперстным крестным знаменем.
— Ну, рассказывай, как есть. Мыслишь согнать нас всех отсюда? Для того привёл, почитай, тысячу солдат? — с вызовом спрашивал Лапа.
Посчитал, что все, его песенка спета? Теперь можно и возмущаться?
— А ты не забывайся! И землю эту своей не считай! Церковь православная тут быть должна. А уже как вы договоритесь с тем священником, чтобы он закрывал глаза на вашу веру, меня не беспокоит, — с металлом в голосе говорил я. — Но храму быть!
Кондратий смотрел некоторое время на меня всё ещё с вызовом. Но через минуты две решимость в его глазах потухла.
— Я сделаю, как ты велишь! — сказал он. — Прирос я тут. Жена… Други моя. Не хочу я уезжать. Ты оставь меня, барин, я все по чести делаю.
— Сколько золота намыли? — спросил я, не обращая внимания на исповедь Лапы.
— Не думай, барин,обману от меня не будет. И благодарным буду за то, что не погонишь ни меня, ни людей. И помню я, что жизнь ты мне сохранил. Кабы я тут золото намывал… Много его тут, и скрывать нечего, — сказал Лапа, при этом не отвечая на поставленный вопрос.
— Сколько? — с нажимом спросил я.
— Более сорока пудов скопили, — ухмыляясь, отвечал Кондратий.
Под шесть с половиной сотен килограммов золота. Это очень немало. Думаю, что примерно сопоставимо с тем, что у меня имеется в Фонде. Так что есть возможность создавать хоть бы и Русско-Американскую компанию. Не пора ли всерьез начинать экспансию в Америку?
— Рассказывай, как землю возделываете, что выращиваете, всего ли хватает! — потребовал я.
Из того, что услышал, я понял, что живут здесь общинники очень даже неплохо. Урожай достаточный, чтобы прокормить всех. Кроме того, есть возможность ещё и наращивать производство сельскохозяйственной продукции.
— С башкирами задружились крепко. Есть у нас вдоволь шерсти, и хотели бы продавать ещё и пуховые платки. У самих бабы все в таких ходят. Мяса вдоволь. Опять же, приходится часть золота тратить на себя. Не обессудь, генерал-лейтенант, отдам платками, коли возьмёшь. Вот только людей нам всё равно не хватает, — говорил Лапа.
Два дня я пытался сделать что-то, что было бы похоже на аудиторскую проверку. Как ни изгалялся, но серьёзных нарушений я не выявил. Ведь невозможно проверить, сколько конкретно золота вымывается в одном месте, если это золото будет спрятано. Не ведется документация, а опрос людей ничего не выявил.
С другой же стороны, я прекрасно понимал, что если у общинников Кондратия Лапы было бы много золота и они его тратили, то, как минимум, здесь все ходили бы в шелках да в соболиных шубах. А так, по всему видно, что не бедствуют, но и не особо шикуют.
Так что, пробыв ещё три дня, забрав золото, часть пуховых платков, дождавшись, когда подойдёт артиллерия, я отправился в Хиву. Пора бы закрывать гештальт, вызволять девушку из заточения, ну и сообщать грустную новость, что Саша погиб.
Российская империя, магия, интриги, аватары богов Олимпа. Власть Зевса — в руках попаданца. Кто первым вернёт богов: он или Аид? Или все они проиграют эту битву? https://author.today/reader/506491