Три дня меня не трогали — вернее, было чуть, но исключительно приятным образом. Еда — выше всех похвал, без ограничений и лимитов. Хотя я, в общем-то, старался не наглеть, разрешая себе дополнительную порцию только раз в день — когда приходила Летка, и мы делили прием пищи на двоих.
Девчонка все еще ходила голодной — отчего-то не спешила делиться успехами в понимании «пожеланий» с наставником. Может, боялась новых поручений подобного же толка? А тут, вроде как, по обоюдной симпатии — как оказалось, не только мы приходили на баскетбол пораньше, чтобы посмотреть на девчонок, но и они задерживались, чтобы посмотреть на нас.
Одежду по моей мерке Летка принесла на второй день — плотные брюки, рубашка из немнущейся ткани и два комплекта белья. Все сшито ее руками — так что на похвалы я не скупился. Летке нравилось — стояла, слушала с розовыми щечками. По моей просьбе она пришила пару скрытых карманов в брюках, потому что «мало ли что», и уже по своей инициативе: крепление под чехол для ножа — горизонтальную петельку у колена, на которую пока нечего было подвешивать. Говорит, если выходить из общины — вещь статусная.
Только от ботинок я отказался — пусть практичные, но предпочел им свои «Найки». Хотя Летка предупредила, что одежда в новых условиях держится скверно — и кроссовки стоило бы поберечь. Трава стала жестче, и сам воздух будто бы портил ткань — их швейный цех круглый год обшивал поселение, изготавливая замену. Но меня, вроде как, должны возить на машине, так что решил рискнуть.
В целом, в зеркале я смотрелся не хуже окружающих — вряд ли кто обернется, если выйду на улицу. Обжился, можно сказать.
Жизнь в четырех стенах не казалась скучной. Всегда имелись детали, которые интересно было изучать сквозь стены — например, устройство водонапорной башни на крыше здания, прогревавшейся под солнцем и делавшей холодную дождевую воду умеренно теплой. В палате был закуток со своей душевой — я сунулся было утром и быстро разочаровался в идее смывать мыльную пену холодной водой. Вечером это делать было гораздо приятнее — в итоге с Леткой мы только ужинали, а на завтрак и обед она забегала буквально на минуту. Работы в общине хватало, а вот с выходными было никак — тот единственный, назначенный ей Дэвидом при нашем знакомстве, был редким исключением. Грин Хоум отдыхал на крупные церковные праздники, приходившиеся в основном на середину зимы.
Наставник за все время не появлялся, а Мэри мелькнула всего два раза — поинтересоваться, нет ли жалоб. Жалоб не было — разве что набраться наглости и попросить радио. Может же оно работать? Электричество работает на метр от земли — пусть так, хоть и не понятно, как этого добились. Но что с радиоволнами? Короткие, средние, длинные, метровые — даже при ядерном ударе средним и длинным, вроде как, без разницы. Для коротких волн плохо, а у метровых может вырасти дальность. FM — это вроде метровые и есть… Но у нас и не ядерный удар… Тут и сравнить-то не с чем — вроде все как обычно, просто выше метра техника вырубается.
Осторожно уточнил про радио у Летки, оказалось — радио тоже табу.
— «Лживые голоса», — поясила она шепотом, прижимаясь ко мне. — Так их называют. Без шуток! — Возмутилась она, заметив иронию в моих словах. — Так две общины разорили!
— Это как?
— Выманили, пообещав грузовики с лекарствами и топливом на краю города. «Помощь Федерального правительства», — передразнила неведомо кого Летка. — Те купились и выехали. Там-то их и перестреляли, — тяжко вздохнула она.
— Это наставники рассказали? — Осторожно уточнил я.
— Нет, это наши из биноклей увидели, — ткнулась она носиком мне в плечо. — Тоже хотели направить машину, но решили проверить. Говорят, бандиты передатчик захватили.
В принципе, можно так сделать — более мощный сигнал перекроет федеральное вещание.
— Их поймали? Бандитов этих?
— Может быть, — пожала она плечами. — Радио все равно включать нельзя.
«Так-то разумная предосторожность», — вынужден был я согласиться. — «Если одни смогли выйти в эфир, найдутся и другие — начнут обещать или требовать помощи. Или просто убеждать, что вас всех обманывают, а все на самом деле закончилось».
Главное — радио работает. Приемник или найду или сам спаяю, если схему найду — решаемо.
А пока что главным моим источником информации оставалась Летка. Она не все знала, а стоило спрашивать о внутренних порядках — так и вовсе зажималась или начинала возмущенно шептать «табу!». Но кое-что из разговоров удалось для себя прояснить.
Кроме трех крупных объединений: Грин Хоум, Вайта Бэй и черных — в городе были группы поменьше. Часть — меньшинство — плотно сидели на «своей» земле, в основном из одного-двух кварталов. «Оседлые» кормились с какого-то определенного дела, освоенного после Беды, держали свой периметр и обладали каким-никаким оружием. Именно на них опирался мэр, выступая единым представителем десятка сообществ — они же и были теми, кто его «избрал».
Большинство же «независимых» групп кочевали без определенной территории — собиратели, наемники, секты или просто сброд с заточенным железом, грабивший всех, кто оказался слабее. Последних повыбили за первые годы, но такие все еще есть.
По обмолвкам Летки, независимость «свободных» групп была сомнительной — все они тяготели к крупнейшим общинам города, работая на них и там же закупаясь нужными товарами. Для «Грин Хоум» среди «оседлых» «своими» были общины мебельщиков и химиков, а среди «бродячих» — ватаги охотников, промышлявших мясо вне города и внутри него — звери свободно заходили в город, порою блокируя целые улицы. Плюсом к этому на общину работали с десяток групп «собирателей», тащивших найденное в основном или только сюда.
Что до двух других крупных объединений — черные осели на складах Волмарта на западе. Казавшиеся безразмерными, склады за два года подъели достаточно, чтобы вынудить группировку атаковать караваны с продовольствием. Раньше грабили просто для души.
Группировка «Вайта Бэй» рубила железо, грузила в вагоны и отправляла на юг Калифорнии — там их переплавляли на запасах угля два года назад остановившейся электростанции, металл перековывали в лопаты, грабли, молотки и весь тот хлам, который раньше шел от китайцев, но за два года был сломан или утерян. Когда-то «Вайта Бэй» хотели просто брать с каждого проходящего поезда процент — и забазировались в здании вокзала. Но приехали военные и выбили треть группировки, наглядно объяснив, что железную дорогу трогать нельзя. С тех пор банда откочевала в сторону стадиона и занимается условно честным делом — правда, используют рабский труд, не особо церемонясь с правами человека… Так что с Ральфом и компанией мне, может быть, даже повезло — наткнись я на эту банду, еще не ясно, как все повернулось бы…
Поразмыслив, пришел к выводу, что, если бы не геноцид, устроенный армейцами, именно Вайта Бэй владели бы городом. С юга, вместе с лопатами, приходило какое-никакое оружие — арбалеты и болты к ним. И только «Вайта Бэй» решали, кому в Вигстоне это все продать. Огнестрел, порох, гильзы — за два года или потрачено, или приберегается на совсем уж черный день. На военных складах сидели армейские, которые делиться не желали. А жизнь становилась все опаснее, поэтому спрос был — община «Грин Хоум» те же арбалеты покупала. Рано или поздно дойдет до мечей с копьями…
Ну, а так — главной властью в городе был мэр. С его-то талантом договариваться, не мудрено… Хотя, если бы не люди из десятков мелких общин за его спиной — пристрелили бы, и никакой талант бы не помог.
Отдельной строкой шли бродячие торговцы — банды на нескольких добронированных грузовиках или автобусах, закупавшиеся где подешевле чем угодно и отвозившие это туда, где дороже дадут. Относились к ним со здоровым подозрением — никто не знал, купили они свой товар честно или отняли. Но торговцы были единственными поставщиками специй, соли, химикатов, консервов и оружия с порохом на продажу — а значит, были необходимы крупным общинам, которые охотно шли на обмен. В Грин Хоум торговцы ждали сбора урожая, готовя кузова под картошку. Говорят, повезут на север — тут я насторожился.
Было над чем подумать. Это, в общем-то, и было основным занятием — тем более что с кровати никто не гонял.
Так что вызов на четвертый день, признаюсь, я воспринял с понятной долей лени и нежелания. Быстро переборол, правда — я тут в роскошных условиях, пока готов работать.
— Ты Генри? — Заглянул в комнату мужчина средних лет, традиционно выбритый налысо, как у них тут заведено, в белом халате. — Одевайся, у выхода ждут. — Не дожидаясь ответа, дверь закрыли.
Особых переживаний не было — надел брюки поверх трико, вдел ноги в кроссовки и поспешил за ним из палаты, на ходу застегивая рубашку. На крыльце поискал глазами машину, не нашел, чему слегка удивился.
— Пойдем, — произнесли за спиной.
От стены отошел тот самый мужик — уже без халата, в обычной для общины одежде — и, опередив меня, спустился по лестнице, затем двинулся по дорожке на восток. Я пристроился следом.
Вскоре линии автодомов остались позади, а рощицу, окружавшую больницу, сменили длинные полосы обработанных полей, уходившие по пологому склону сначала вниз, потом поднимавшиеся по холмам под самый горизонт, над которым возвышались силуэты далеких гор. Земля в основном черная — урожай уже был снят и собран в мешки, выставленные на желтых дорожках между соседних участков. Над пока еще зелеными линиями полей трудились люди — сотни две, наверное. Мужчины, женщины, дети — сбор урожая шел под хоровое пение, довольно ритмичное и бодрое. За деловитой суетой наблюдали конные охранники, прохаживающиеся по дорожкам вдоль полей, а в стороне, по границе поля, метров через пятьсот друг от друга стояли деревянные вышки, на площадках которых то и дело можно было заметить блеск стекол бинокля или еще какой оптики дежуривших там постовых.
И никакой машины, все еще.
Я поежился от налетевшего ветра — тот попытался забраться под ворот рубашки. Надо было куртку накинуть — до зимы далеко, но в это время холод дул с гор в сторону океана…
Асфальтовая дорога кончилась, затем грунтовка, пришедшая ей на замену, сузилась до колеи. Что-то мне это резко перестало нравиться.
— Не дергайся, — заметив, что я замедлил шаг, буркнул сопровождающий. — Поговорить хотят.
Мужик остановился и указал рукой вперед — в сторону солнца. Я прикрыл глаза козырьком ладони, прищурился, только сейчас заметив скамейку возле ближайшей охранной вышки. На скамейке сидел Ральф, наблюдая, как работают на полях люди. Рядом с ним лежал снаряженный арбалет — металлическая дуга, наложенная на ложе стрела с железным наконечником. Я представлял эту кустарщицу чуть иначе — проще, легче. А эта — даже на вид пробьет мне спину, наплевав на сорок метров между нами. Ладно, поговорим.
Хмыкнув, прошел мимо провожатого — тот остался на месте. Дошел до скамейки, встал перед Ральфом, невольно поглядывая на арбалет.
— Присаживайся, — кивнул Ральф справа от себя.
Арбалет остался слева.
— Привет, Генри, — усмехнулся Ральф, без спешки доставая чуть помятую пачку сигарет из нагрудного кармана.
Он покрутил самокрутку из тонкой белой бумаги, помял в руках и предложил мне.
— Куришь?
— Спасибо, нет.
— Тогда, с твоего разрешения, я один. — Чиркнул он простенькой пластиковой зажигалкой и затянулся. — Есть, что мне сказать?
— А надо?
— Еще как. Хочешь — угрожай мэром. Хочешь — наставником Дэвидом. Можешь попросить прощения за то, что все испортил. Что ближе к сердцу — то и говори.
— Я не мог сопротивляться мэру. Он приказал — я открыл сейф.
— Получается, нам всем не повезло? — Подумав, выдохнул Ральф дым. — Особенно бедняге Винсу. Его запретили исцелять. Лежит, мается где-то в соседней с тобой палате. Сильно на тебя зол.
— Я — тоже. — Не выдержал в ответ.
— Да ну брось. Ты своей сломанной челюстью родных в бункере защищал. Не выдал, не сдал, значит — спас. За такое муки принять не зазорно.
Я промолчал.
— В моем теле несколько дыр от пуль, Генри, и они чертовски болят при смене погоды. Мне бы сменить все это, — выдохнув дым, неопределенно повел он рукой в сторону поля. — На теплый кабинет, например.
— Не сложилось. — Пожал я плечами.
— Да ну брось, — стряхнул он пепел. — Стал бы я иначе тебя на разговор звать. Все еще можно переиграть.
— С бункером ничего не получится точно. Контрольное время прошло, я не появился. От шлюзовой до перекрестка на семнадцатой авеню меня вели с накинутым на голову мешком. Где именно вход я не знаю. Но даже если найдете, он наверняка взорван.
Ральф внимательно выслушал мое тщательно подготовленное вранье и надолго задумался.
— Стало быть, сирота ты теперь? Без семьи и родных? — Выдал он наконец.
— Я знал, на что шел. Сочувствую, но новым наставником вам не стать.
Тот недовольно прищурился и раскурил новую сигарету от остатка старой.
— Я ведь сильно могу ухудшить твою жизнь, Генри. А ты мне в лицо неприятные вещи говоришь. — Хмуро смотрел он на меня.
— Разве план был не в том, чтобы привести новую паству в Грин Хоум? — Озвучил я свои выкладки. — А кто приводит, тот и отвечает за людей.
— От этого никому не стало бы хуже.
— У меня нет цели вас оскорбить. Просто — не получилось.
— Значит, буду мечтать о кабинете чуть поменьше. — С явным трудом произнес Ральф, вновь глядя на поле. — Если, конечно, ты не врешь.
— Можно съездить к мэру. Ему я не смогу соврать.
Ральф раздраженно махнул рукой и вновь взял паузу на размышление.
— Но с электроникой ты возиться не разучился? — Чуть успокоившись, спросил он.
— Не разучился. С замками тоже, и мэр об этом помнит.
— Все, что найдено на ничейной территории — принадлежит нашедшему. — Напомнил Ральф. — Грин Хоум нашли тебя, ты наш человек. Грин Хоум оказывает услугу мэру, отдавая тебя в аренду. Но если твоя ценность для общины повысится, в аренде могут отказать.
— А мне от этого какая выгода?
— Ты жив, потому что я тебя не грохнул. Ты жрешь и валяешься в постели, а не спишь в домике на десять человек, потому что я повез тебя к мэру.
— Спасибо. Спасибо. Прежний вопрос.
— Наглый ты. — Возмутился Ральф.
— Шеф говорил, поколение у нас такое, — спокойно добавил я. — Мне работу уже придумали. Не вижу причин нагружать на плечи мастерскую. Спать я от этого больше не стану, еды не прибавится.
— А жить ты хочешь?
— Да ну, вам хлопот от моей смерти больше, чем выгоды, — отмахнулся я.
— Я не про себя говорю. Я, Генри, меньше всего заинтересован в твоей смерти. — Старался Ральф быть убедительным. — Но если ты умный парень, то сообрази уж своей светлой башкой, что у банков есть хозяева. Это сейчас до закрытых филиалов никому нет дела. Все знают, ломать сейфы — напрасная трата времени и горючего. Но когда пройдет слух, что у кого-то получилось — и даже не один раз, и не два…
— Когда это еще будет…
— Быстрее, чем тебе кажется. Законов в стране не осталось, расправа будет показательной. Тебе отрубят пальцы, отрубят руки, ноги, прижгут раны и выставят на солнце кормить мух. Фото наделают, разошлют по крупным общинам в назидание.
— Повесят рядом с мэром? — Отнесся я скептически.
— Он откупится тобой. Вернет добытое, добавит что-то от себя… Но тебе-то какая разница, как он уцелеет? Думай о себе.
— Наставник Дэвид тоже заинтересован в содержимом хранилищ, — подумав, сказал я.
— Наставник Дэвид не единственный в Грин Хоум. Мы под наставником Вильямом. Еще двое наставников кроме них, и все обладают достаточной властью, чтобы запретить общине лезть в авантюру слишком высокой ценой. Пока что ты — мелочь, которую не жалко сдать. Стань уважаемым мастером, покажи свою полезность, и сможешь послать наставника Дэвида куда подальше. Ты же не хочешь рисковать своей жизнью? Другие наставники тебя поддержат.
Настало мое время основательно задуматься. Так-то верно: «ничейного» не бывает, а закрытые сейфы в нынешних условиях — достаточно надежны, чтобы не ставить возле каждого охрану. Так что, желай я остаться в Грин Хоум, стоило держаться Ральфа, а идею с сейфами всячески саботировать — и огребаться уже от наставника Дэвида вместе с мэром. Дэвид, вон, непрозрачно намекнул, что от моей покладистости зависит целостность моих рук и глаз… Я намек не забыл, забудешь тут такое…
Хотя, черт, я же главного не замечаю — в «Грин Хоум» явно наметился раскол среди наставников. Или он был до этого, не важно — но раз наставник Вильям не в восторге, что мэр отправится вскрывать сейфы, а наставник Дэвид очень даже не против и предпринимает усилия, чтобы общину не обделили — то, может быть, дело в том, чтобы не обделили его лично, а остальных наставников по боку?..
С чего я вообще решил, что все руководство Грин Хоум — монолитно?
Наверное, с того, что ко мне ни один наставник, кроме Дэвида, не заходил — понятно, что люди занятые, зачем им это. Один говорит для всех — и это нормально.
А с другой стороны, остальных могли попросту не пустить к «сильно больному» — и именно поэтому Дэвид так ярко описывал мои травмы перед общиной… Болею, травмирован, нельзя ко мне и точка. Узурпировал меня и крутит с мэром напрямую?
Как тогда меня вывели на этот разговор?.. И как определить, что я не выдумываю и не накручиваю себя попусту? Да очень легко — когда я вернусь, будет скандал.
У всех интересы, все хотят проехаться на чужом горбу. А мне бы на север, к шефу. Но если я прав, появляется шанс проскочить.
— Ладно. Но для начала, я хочу, чтобы мне вернули золото и деньги. — Выдвинул я требование.
— Зачем они тебе? Где ты их собрался тратить?
— Это мои золото и деньги. — Ответил я спокойно и уверенно. — Это мое условие. Верните, и начинаем работать с чистого листа. Мастерская, подмастерья — все будет, как вы хотите.
— Генри… — Вздохнул Ральф. — Давай посчитаем содержимое твоей куртки вкладом в общее дело. Нам тоже пришлось потратиться — убеждать наставника Вильяма, лечить Винса…
Он запнулся, глядя, как я отрицательно качаю головой.
— Вернете — сработаемся. Нет — значит, никакого вам доверия.
— Генри…
— Зимой, наверное, холодно по полю ходить? Особенно в вашем возрасте.
— Ладно. Ладно, черт с тобой. — Раздулись от возмущения ноздри Ральфа. — Будет так, как ты хочешь. Но учти, Генри. Я тоже — человек упрямый. Кинешь меня, я ж всю жизнь потрачу, чтобы тебя достать. Не будет у меня другой цели, кроме как брюхо тебе вспороть и на дереве за твои же кишки подвесить.
— Все нормально будет. — Заверил я. — Договаривайтесь с наставником Вильямом. Мне кажется, не дать усилиться наставнику Дэвиду и мэру для него важнее, чем мое барахло.
Ральф замер, вслушиваясь. А я внутренне поморщился от того, что ляпнул. «Усилиться» — слишком скользкое слово.
Понятия не имею, знает ли Ральф и его наставник, что именно было нужно мэру в сейфе, и что тот планирует найти и сожрать в хранилищах покинутых банков…
Хотя, черт, знают они всё — просвечивающие уши наставника Дэвида прямо свидетельствуют об изменениях в организме. Талант Мэри, талант мэра — это идиотом надо быть, чтобы иметь власть и упустить шанс возвыситься, не забывая запретить это остальным.
Только мне этого знать не положено.
Впрочем, золото, даже если его не жрать и не принимать с ним ванны, само по себе — достаточный аргумент, так что я продолжил без запинки:
— В хранилищах этого золота — килограммы. В ваших интересах не дать его другим. Золото — власть, власть — золото. Я неправильно говорю?
Мужик, подумав, кивнул.
— Решим. Только потратить все равно не выйдет.
— А вон, торговцы на что? — Кивнул я в сторону поселения.
Вживую я их не видел, взгляд не дотягивался — он тоже имел ограничение по дальности (рано или поздно картинка начинала размываться, а голова страшно болеть). Но Летка всякий раз махала в один и тот же угол комнаты, когда говорили о них — значит, все еще стоят на юго-западе.
— Торговля только через наставников. Ты скажи, что нужно — купим. Если ты сам на прилавок рыжье вывалишь, знаешь, сколько вопросов к тебе появится?
— Ладно. — Пришлось признать его правоту. — Они тут насколько?
— Неделю минимум. Сначала развезут часть купленного по округе, тем же черным — они у нас не покупают, но жрать-то хотят все.
— Торговцев, получается, не трогают? — С интересом уточнил я.
— Тронешь одного — другие не приедут. Торговать выгоднее. — Забычковал Ральф сигарету, убедился, что потушил и положил окурок обратно в пачку. — Давай, поднимайся на ноги и иди обратно. Будут спрашивать — скажи, я извиниться хотел.
— Было бы, кстати, неплохо.
— Не начинай снова, — поморщился Ральф. — По мастерской я с нашим наставником сегодня решу, машину он даст. Завтра, думаю, с рассветом двинемся, заберем все… И постарайся никуда не влипнуть, будь так добр.
— Нет такого желания.
— А когда оно с твоего желания начиналось? — Прищурился тот. — Тут главное не усугубить.
— Знал бы, где падать, соломки бы подстелил… — Поднялся я со скамейки, подразумевая завершение разговора.
— Тогда бесплатный совет. — Поднялся Ральф вслед за мной и, встав спиной к все еще ожидавшему меня сопровождающему, тихонько добавил. — В постели много не болтай.
Я, кажется, не удержался от растерянного взгляда.
— Говорят, на роль твоей подружки конкурс был, — шепнул он. — Что ты так смотришь? Наставники знают, как контролировать людей.
Настроение резко упало вниз. И отчего-то вертелось глупое, совершенно неуместное «Лин бы никогда так не сделала». Обворовать — да, наговорить кучу мерзостей — легко, на регулярной основе, как и столь же ярко потом мириться. Но смотреть в глаза и врать…
Впрочем, какая разница?
На негнущихся ногах я вернулся к пинавшему от безделья какую-то кочку мужику и вместе с ним отправился обратно. Успокоился, конечно — переосмыслил, вычеркнул пункт «мы вместе с Леткой героически бежим на север». В остальном — ничего не изменилось.
— Ты сейчас не дергайся, — негромко сказал сопровождающий, когда впереди появилась знакомая рощица, за которой было видно здание больницы. — Ничего не делай, не вмешивайся. Понял?
— Понял, — чуть удивленно поднял я бровь.
— Ничего ты не понял, — огрызнулся тот, добавив матом все, что о мне думает.
Руки невольно сжались в кулаки.
— Не хорохорься, — зыркнул он в мою сторону. — И без тебя есть, кому. — Кивнул он вперед.
По грунтовке нам навстречу неслись два всадника, один из которых чуть ленивым движением отвел от корпуса закрученный в кольцо кнут. Он же и приотстал, замедлившись почти до шага, пока второй пронесся мимо нас, заставив отшатнуться, и загородил дорогу в двадцати метрах позади.
Люди незнакомые, явно из охранников Грин Хоум — одежка та же, только еще ковбойские шляпы на головах. Судя по сосредоточенному лицу спутника, он их знал хорошо — равно как ничего хорошего от этой встречи не ждал.
— Что же ты, Мик, творишь? — Улыбаясь, приблизился на коне первый, расправляя кнут по земле. — Охранника больницы вырубил, пациента украл.
— Охранника никакого не видел. А Генри сам пойти согласился. — Покосился он на меня.
— Все нормально. Ральф захотел извиниться. — Не стал я запираться.
— Заткнись, — хлопнул воздух от кончика хлыста рядом с ухом столь же резко, как голос всадника.
Я аж присел невольно.
«А вот и скандал», — пронеслась мысль, но не было в ней никакого удовлетворения, потому что по шее потекла кровь, а следом пришла боль от рассеченного уха.
Рукой тронул — мочки нет. Твою же мать… — в грудь толкнулась ненависть.
— Уоллес, хорош. Парня не трогай, — одернули его голосом из-за моей спины.
— Тогда забирай его, а мы с Миком еще пообщаемся, — оскалился тот, вновь откидывая кнут назад.
— Охранника не было. — Глухо произнес мой спутник, безвольно опустив руки. — Чем угодно клянусь.
Оглядев окровавленную руку, я выпрямился. Игнорируя окрик позади и звук приближающейся лошади, окровавленными руками провел по лицу. Затем набрал кровь из все еще кровившего уха и размазал по вороту рубашки.
«Летка расстроится…» — Автоматически вылезла мысль, тут же задавленная. — «Да и наплевать».
— Ты чего? — Удивился всадник. — А ну лезь Роджеру на лошадь, иначе кнутом огрею!
— Вы меня избили, а Мик защищал. Так я скажу наставнику Дэвиду. — Я встал, заслоняя Мика.
— Запорю, щенок! Быстро в сторону, — дернул Уоллес лошадь за уздцы, заставляя ее гарцевать на месте.
И тут же кнут резко просвистел совсем рядом с лицом.
— Рискни. — Упрямо смотрел я на него.
— Роджер, убери парня! — Раздраженно крикнул мужик с кнутом. — Иначе оставлю его без второго уха!
— Да ни черта ты мне не сделаешь. И Мика не тронешь.
Кнут резко хлестнул у другого уха, но в этот раз ни крови, ни боли.
Рядом остановился всадник, и тот, которого называли Роджером, попытался ухватить меня под локоть.
— Давай на лошадь, Генри, — примирительно произнес он. — Тут без тебя разберутся.
— Не пойдет, — отошел я на шаг в сторону, все еще прикрывая собой спутника. — Мик меня и пальцем не тронул, а этот с кнутом без уха оставил.
— Да вылечат, — вновь попытались меня ухватить. — Цепляйся ногой за стремя. Генри, не лезь, этот человек тебя хотел похитить.
— Хрена с два. Я сам пошел и сам с ним вернусь.
— Не заставляй меня действовать силой…
— Да убери ты его! — Терял терпение Уоллес, гарцуя на недовольно всхрапывающей лошади.
— Пальцы мне сломаете, перед наставником Дэвидом и мэром сами будете отвечать. — Предупредил я.
— Я тебе их сам сломаю, а потом еще раз, как Мэри вылечит!!!
— А они подвижность потеряют. Я так мэру и наставнику скажу. Уоллес и Роджер, верно? — Поднял я голос. — Я скажу им эти имена!
— Слушай, Генри, мы ведь тебя уже час ищем, — примирительно произнес Роджер, разворачивая коня так, чтобы встать рядом с Уоллесом и чуть придержать его за стремя.
— Нашли. Уха лишили, рубашку испортили. — Зло ответил я. — Надо решать.
— Да чего решать, Мика под кнут, тебя на лошадь.
— Уоллес, уймись! — Гаркнул второй всадник, и тот недовольно замолк.
— В общем, трупа похитителя не будет, — нагнул я голову вперед. — Награды не будет. Проблемы будут, если рубашку новую не найдете и нож в ножнах вот под эту петельку, — показал я на свои брюки.
— Генри… — Роджер произнес мое имя с явной угрозой.
— Мы медленно идти будем, успеете.
— Ты не охренел ли? — Зло сощурился тот. — Уоллес, а ну рассеки ему лицо.
— А ну, Уоллес, рассеки, — усмехнулся я ему. — Испугать решили⁈ Вы, обмороки, на собрании были? Слышали, что мне пережить пришлось⁈
Судя по задумчивым выражениям лиц всадников, слышали. Только что им с этого? Надо бы объяснить, раз так.
— Да я ж если живым останусь, ржавой ложкой вам глаза выковыряю и сырыми съем, пока вы орать будете. — Доверительно подсказал я им. — А за меня-мертвого вас самих вздернут, — оскалился я самой доброй улыбкой.
И чтобы доверить образ, переключился на другое зрение — где лошади под всадниками окрасились в столь привлекательный зеленый цвет, что я невольно облизнулся и сглотнул накатившую от прилива голода слюну.
Уоллес с Роджером нервно переглянулись.
О, а они подсвечены фиолетово-зеленым — особенно шея… И, что характерно, никто не говорил мне «привет!»… Я успел шагнуть вперед до того, как взять себя в руки и отвести взгляд ниже, на лошадок.
Какая-то нездоровая ерунда со мной происходит, надо будет с этим разобраться. Как лошадей доем.
— Да он псих, — Уоллес шепнул тихонько. — Давай его с Миком грохнем. Типа это Мик, а мы потом…
— Он нужен наставнику, — оборвал Роджер.
— Да я уже ему ухо отрезал! Он же за мной придет!.. — яростно шептал Уоллес, скручивая нервными движениями кнут.
— Генри, если мы принесем новую рубашку и добрый нож, это закроет все проблемы между нами? — Чуть приподнялся Роджер на стременах.
— И не тронете Мика.
— И не тронем Мика.
— Договорились. Нож должен остаться при мне, плевать, как вы объясните это наставнику. Еще принесете вечером мясо. Можно живое. Что-то я проголодался, — добавил я охрипшим и чуть рычащим голосом, продолжая смотреть на лошадей.
Лошади нервничали и прижимали уши, ненароком пытаясь свалить назад.
— Сейчас привезу рубашку, — потянул Уоллес за повод и поскакал в сторону поселения.
— Омой лицо, — кинул Роджер флягу на землю рядом со мной. — Вот твой кинжал, — следом отцепил он свой от крепления на поясе и кинул рядом с флягой. — Не держи зла на Уоллеса. Его родственник должен был охранять больницу, но уснул. Может быть, кто-то подсунул ему снотворное, — с подозрением глянул он на Мика. — Мы еще разбираемся… Уоллес сильно переживает за брата и невольно винит тебя. Прости ему это, Генри. — Не дождавшись ответа, Роджер, развернул лошадь в сторону Грин Хоум. — Я поеду вперед, идите следом.
Что мы и сделали. Вернее, я не спеша пошел вперед, а Мик догнал через какое-то время, принявшись сопеть справа и чуть позади.
— Ты долбанутый на всю голову, — тихо шепнул он мне. — Но я тебе должен.
— Ага. — Не стал я отказываться от долга, на ходу прилаживая кинжал к петелькам на брюках.
Подошло идеально — под тканью брюк был более плотный слой, удерживающий ножны так, чтобы они не мешали при ходьбе.
— Ты это… Лицо все-таки умой, — посопев пару минут, сказал Мик.
— А что не так? А, кровь. Рубашку привезут, смою. — Отмахнулся я.
Открутил флягу, принюхался — вода чистая — и отпил пару глотков.
— Этот, с кнутом, он бы тебя грохнул, — отдал я флягу Мику.
— Я ж говорю, буду должен…
— У вас часто кнутом до смерти забивают? — Спросил я то, что мне было интересно.
— Если с ворованным из общины хотят убежать. — Отпив, пожал тут плечами. — Времена суровые, иная вещь дороже жизни. Вот помню, в прошлом году…
— Понятно, — прервал его я. — Ты лучше пей.
«А воровал беглец или нет — расскажут наставники… А если я сбегу — получается, своровал сам себя?..».
Нет, валить отсюда надо, и побыстрее…
Почти на границе кемпинга нам с радостью на лице выехал Уоллес, на седле перед которым была целая охапка рубашек.
— Вот, возьми. Я размер не знаю, взял все, — протянул он рубашки с седла вниз.
Я кивнул Мику, и тот покладисто забрал для меня одежду. Тут и лицо омыл — Мик поливал водой на подставленные ладони. Старой рубашкой оттер лицо, подобрал себе новую — а остальные, вместе с грязной, вернул через Мика Уоллесу. Вроде договорились, а кровь на рубашке — лишние вопросы.
Как зашли на улицы кемпинга, Мик технично свалил. Я только заметил, что сопеть позади перестали — обернулся, нет его. Видимо, под защиту своего наставника убежал.
Так что с наставником Дэвидом объясняться пришлось мне одному — понятно, что после охов-вздохов явно разыскивающих меня людей, коллективной доставки меня к Мэри, и уже в ее компании — препровождению в мою палату. Уже там ухо снова обработали и нацепили пластырь — а там и наставник явился, вежливо выставив Мэри за дверь, усадив меня на постель и присев на стул рядом. Пришло время для задушевной беседы.
— Ральф решил лично извиниться. — Повторил я, как мантру. — Говорит, сам не может, на дежурстве. Попросил Мика меня позвать. Тут ведь все — одна семья? — Недоуменно пожал я плечами, глядя на печальные и осуждающие глаза Дэвида, который «очень переживал». — Зачем мне бояться?
— Генри-Генри, — отечески сжав мое плечо, покачал головой наставник. — У нас — очень большая семья. Тот же Ральф, разве он поступал с тобой хорошо, когда избил со своими дружками?
— Но я тогда ведь не был в семье. К тому же, он как раз позвал извиниться. — Косил я под дурачка.
— Ладно. Это предмет для долгой беседы, а у меня накопилось очень много дел. В том числе из-за тебя, Генри. — Не удержался он от сурового взгляда. — Ты всех нас очень сильно перепугал. Больше никуда так не уходи.
— Но Мик…
— Никуда не уходи, не поставив в известность меня, Мэри или Летку. — Надавил он голосом. — Даже если кто-то скажет, что от нас, по нашему поручению или поведет прямиком к нам, оставайся в палате. Даже если это будет Мик. Тем более, если это будет он!
— Да, наставник. — Выдохнул я.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он тепло. — Я верю тебе, Генри. Я к тебе очень хорошо отношусь, и ты мог это почувствовать. Не так ли?
— Да, наставник. — Понурил голову.
— Не заставляй меня больше переживать, договорились?
— Да, наставник. — Добавил я чувства вины в голос.
— Вот и хорошо. Твое ухо… Оборвать бы тебе его целиком, как ты нас всех напугал! — С показной суровостью погрозил он мне пальцем. — На первый раз Мэри вылечит.
— Простите, наставник.
— Не обижайся на Уоллеса и Роджера, они тоже очень сильно переживали за тебя.
— Роджер подарил мне свой нож, между нами нет обиды.
— Нож… — С сомнением протянул Дэвид.
— С вашего разрешения, я отдам его Летке. — Посмотрел я на брюки, где он был нацеплен. — Петли не очень удачные, ножны чуть шире, чем нужно. Носить неудобно, — соврал я вновь.
— Да, действительно. Отдай ей, пусть перешьет. Нож не нужен внутри общины, но лишать тебя подарка будет неправильно. Ты умеешь заводить друзей, — тепло посмотрел на меня Дэвид. — Такая вещь — весьма дорогая. Роджер вряд ли отдал бы свой кинжал, если бы ты ему не понравился. Если бы он искренне за тебя не переживал!
«Если бы не боялся, что я его сожру».
— Простите, наставник. Я больше никогда никуда не пойду, не поставив вас, Мэри или Летку в известность!
— У тебя чистая душа, Генри, — растроганно произнес Дэвид. — Держись друзей, и все у тебя будет хорошо. А теперь, прости, но мне действительно нужно работать — пока я организовывал твои поиски, многое пришлось отложить.
— Простите, наставник.
— Я тебя простил, Генри. Вот простит ли Летка, — с сомнением покачал он головой. — Ей ведь за тебя, Генри, неслабо влетело.
— Почему? — Удивился я.
— Она, как услышала, что ты пропал, нарушила трудовую дисциплину и сбежала на твои поиски. — Печально вымолвил наставник. — Порыв благородный, и она знала на что шла. Но даже я не в силах отменить наказания.
— Что с ней? — Попытался вскочить я с места, но был удержан на месте.
— Десять прутьев по спине, Генри. — Убрав руку с моего плеча, отвел Дэвид взгляд. — Все потому, что ты сбежал, и она убежала на твои поиски.
«Вот же суки».
— Но я же… — Попытался изобразить я растерянность в голосе и вину.
— Ты не знал, Генри. Все верно, ты не знал, — покачал наставник головой. — Я верю, Летка поймет. Уж ты найди правильные слова…
С чем и отбыл, закрыв за собой дверь.
«Интересно, „пострадавшая за любовь“ явится завтра или послезавтра? Чтобы я извелся весь, помучился угрызениями совести… Хотя, если им интересно, о чем мы говорили с Ральфом…»
Летка явилась тем же вечером — бледная, грустная, вся тоненькая и хрупкая. В этот раз она катила перед собой тележку с едой, не поднимая на меня взгляд, выставила кастрюльки на табуретку перед кроватью и тут же собралась уходить.
— Летка, — заступил я ей путь, пытаясь поймать взгляд.
— Можно, я пройду, — испуганным шепотом произнесла она, отшатнувшись. — Пожалуйста.
— Извини меня, — встал я вместо этого на колени и не с первой попытки, но поймал ее ладонь в свои руки и поцеловал. — Я не знал, что так будет. Я бы никогда не вышел из комнаты, если бы даже помыслить мог, что тебе сделают больно! — Давил я из себя искренность.
Потихоньку ловя себя на мысли, что Ральф, скотина такая, мог и соврать. Вон как слезинка скатилась с щеки девушки, как ослабли ее ноги — и я еле успел подхватить ее, чтобы та не упала.
Тут же охнул, убрав руку со спины:
— Тебе не больно⁈
— Мэри убрала шрамы, — качнула Летка головой, усаживаясь на пол рядом, уютно располагаясь в моих объятиях и капая слезами на рубашку. — Но больно где-то внутри… Пройдет, Генри. Извини, ты не виноват. Я просто голову потеряла…
— Я больше никуда от тебя не уйду. — Осторожно гладил я ее по волосам. — Извини меня.
А затем подхватил на руки ойкнувшую девчонку и усадил на кровать, подкатив тележку с едой.
— Разреши, я тебя покормлю?
— Я не хочу…
— Тогда давай просто лежать. Я буду рассказывать тебе, какая ты красивая, и какой я дурак, что тебя расстроил. — Завалился я на постель и аккуратно уложил Летку на себя.
Естественно, ни о каких утехах речи и быть не могло — когда осторожно касался спины, Летка все равно морщилась. Так что разговаривали.
В том числе о Ральфе. О том, что можно от него ждать — Летка припомнила, что тот раньше работал в частной охране, куда пришел из полиции — ходят слухи, выгнали со скандалом. Плохой человек. И что этот плохой человек хотел от меня?..
Пришлось пересказывать историю нашей встречи. В том числе — некоторые детали про мэра и немилость наставников из-за того, что подчиненный Ральфа распустил руки. Я предположил, что Ральф хотел получить послабление для Винса, которого до сих пор лечили без помощи Мэри — то есть, не лечили никак. А Летка, пылая возмущением, настаивала, что так Винсу и надо. Она еще девчонкам расскажет, и Винс эту неделю мясо в супе только с микроскопом найти может. В общем, состоялось единение мнений — Ральф и присные те еще козлы — я защищать эту банду и не собирался.
Поздним вечером, отпустив Летку, я перешел на черно-белое зрение и внимательно смотрел, как девчонка идет по коридорам больницы, оттуда — в сторону домов на колесах. Там ее общежитие, я уже смотрел как-то — отдельное для девчонок швейного цеха. Летка никогда не торопилась туда возвращаться, потому что бардак и шумно, а с темнотой только и остается, что слушать глупые слухи — тем более что с моим появлением ее начали часто выводить на разговор, а когда Летка отмалчивалась — упрекали, что зазналась… Так что и в этот раз — все как и раньше, просто идет спать…
Летка прошла мимо своего кемпинга и двинулась дальше — в центр общины, к ладно сложенным кирпичным домикам. Зашла внутрь. Я приблизил усилием воли домик, «заглянул» внутрь и отметил вполне узнаваемый силуэт наставника Дэвида — эта его манера плавно подниматься со стула и делать подшаг навстречу… Там же, за его спиной, сверкали фиолетовым и золотистым крошечные искры.
Долго так смотреть не смог — разболелась голова.
Спал спокойно, без сновидений.