Винчу Хирт, не мигая, смотрел на своё трехмерное изображение. Как будто смотрел в глаза сам себе — пытливо, придирчиво, не прощая ни малейшей оплошности.
Голографический Хирт улыбнулся и начал говорить. Неспешно, с легкой издевкой, как обычно, он произнес слова приветствия и продолжил:
— Насколько я вижу, в данный момент идет усиленная мобилизация, подготовка к войне с Гинопосом. Занятное зрелище. Можно бесконечно смотреть, как течет вода, горит огонь, и непуганые детишки затачивают пластиковые сабельки, собираясь атаковать танковый клин. Да, Ланс, я говорю эти слова для всех: каким бы патриотическим бредом ты ни кормил свой электорат, объективная реальность от этого не изменится. А реальность такова. Пока ты думаешь, сможешь ли противостоять Гинопосу, Гинопос считает, сколько дней им потребуется на уничтожение галактики. Понимаешь ли ты разницу, Ланс? Понимаете ли разницу вы, граждане Триумвирата? Для Гинопоса эта война — не трагедия, разбивающая жизнь на «до» и «после». Для них это — рутина. Вы утром просыпаетесь и идете в офис, а они просыпаются — и уничтожают галактику. А потом стоят у кофейного автомата и обсуждают — нет, не прошедшую «войну» — а вкус кофе и сиськи захваченных невольниц.
Голографический Хирт потянулся, хрустнул шейными позвонками и, посидев несколько секунд с закрытыми глазами, продолжил. Взгляд вновь устремился на зрителя.
— Мне глубоко безразлична судьба Триумвирата. Я прожил немало лет и видел гибель многих цивилизаций. Одной больше, одной меньше… Однако в грядущей войне у меня есть свой интерес. Это — земли, на которых могли бы жить узорги. Земли, которые в результате так называемой «войны» превратятся в радиоактивные уголья. Даже если Аргеной и весь командующий состав Гинопоса пойдут в бой пьяными в дрова, и вы умудритесь их победить, вам удастся сохранить максимум двадцать процентов нынешнего жилого пространства. Надеюсь, вы знакомы с понятием «Пиррова победа»? На реабилитацию уйдут тысячелетия. Но этих тысячелетий у вас не будет, потому что вас можно будет брать голыми руками. И вот тут на сцену выходим мы. Зеленоглазые твари. Даже если мы все пойдем в бой пьяными в дрова, победа будет обеспечена. Но мы же цивилизованные твари. Зачем нам идти в бой, когда есть старое доброе оружие массового уничтожения!
Голографический Хирт сложил руки на груди, взгляд его стал холоднее.
— Не знаю, доходили ли до вас слухи о проекте «Квазар». Собственно, я и сам считал это лишь слухами. Но несколько дней назад мне посчастливилось побывать на «Ковчеге», и я видел его своими глазами. «Квазар» — это ракета с боеголовкой, оболочка которой может несколько минут выдерживать жар самого яркого из трех ваших солнц. Когда же оболочка, наконец, растает, боеголовка будет приблизительно в центре солнца. Выплеснется маленький сюрпризик — секретный ингредиент — и запустится реакция термоядерного синтеза. Мне бы понадобилось исписать формулами всю стену, чтобы объяснить реакцию, но для вас важнее другое: процесс коллапсирования звезды займет от пяти до пятнадцати секунд. Что будет дальше… Ну, тут мнения расходятся. Взрыв будет по-любому, и он не только уничтожит всё живое в вашей галактике, но и в соседней перегорит электроника. После чего, возможно, солнце превратится в карлика. Возможно — в черную дыру. Но назвать проект «Карлик» или «Дыра» было бы не солидно, поэтому наши инженеры поставили на самый маловероятный исход. Да, в трех процентах случаев звезда может превратиться в квазар. Это, собственно, будет определенной вехой в истории вселенной, и я даже могу пообещать назвать квазар в вашу честь — Квазар Триумвирата!
Тут Хирт вдруг рассмеялся, покачал головой, будто устал что-то доказывать глупым детишкам.
— Вот поэтому-то Гинопос до сих пор и не напал на вас, идиоты, а вовсе не потому, что вы страшно скалите зубки. Сейчас три цивилизации застыли на исходных позициях, и в любой миг что-то может засбоить, и где-то начнут погибать люди. Ваши люди, Ланс, при любых раскладах — ваши. Но пока еще есть возможность коренным образом изменить ситуацию. От лица народа узоргов я, несмотря ни на что, протягиваю руку.
И голографический Хирт радушным жестом протянул руку к зрителю.
— Мы можем заключить союз, обговорив условия, и вместе — действительно уничтожить Гинопос. А потом, весело подпрыгивая, бежать навстречу рассвету, обниматься, кататься в мягкой траве и любить друг друга до умопомрачения. Однако для этого мы с тобой, Ремил Ланс, должны встретиться и обсудить детали. Я настаиваю на том, чтобы переговоры были публичными. Публичность — гарант честной игры с твоей стороны. Если ты попытаешься обмануть меня — ты обманешь свой народ, и я буду знать, что приговор им подписал ты. Если ты меня понял — моргни.
Голографический Хирт секунду подождал, потом рассмеялся.
— Шучу, не надо моргать. Надо просто записать аналогичное видео и запустить в сеть. Я его найду. Сайонара, компадре.
Изображение исчезло.
— По-моему, шикарно получилось, — нараспев произнес женский голос. — Это — самый волнительный материал из всех, что я снимала. Насмотреться не могу, жаль попкорна нет.
Хирт повернулся и окинул взглядом девушку в черных джинсах и черной водолазке. Она сидела, закинув ногу на ногу и покачивала в воздухе тяжеленным армейским ботинком.
— Спасибо, Салли, — тихо сказал Хирт. — Как скоро это выйдет в сеть?
Салли поднесла браслет к глазам, задумалась.
— Ну-у-у… Плюс-минус десять минут назад. Основной сервер уже заблокировали, но запись успели качнуть пятьдесят тысяч пользователей. Заработали наши скрипты. Твоя видюшка прямо сейчас воспроизводится на миллиардах браслетов и миллионах стационарниках. Это фурор. Если добавить рекламу, можно будет не работать до конца жизни.
По голосу Салли было невозможно сказать, шутит она или говорит серьезно. Хирт знал о ней наверняка лишь одно: Салли — профессиональный журналист. «Подпольный журналист», — как называла она себя и свою команду. Еще иногда звучало «пираты информационного космоса».
Небольшой, юркий кораблик, напичканный полушпионским оборудованием, являл собой гордость и одновременно единственное оружие «пиратов». Сегодня здесь, завтра — там, они всегда чуяли, где происходит самое интересное, снимали свои, независимые репортажи и поставляли их неофициальным медиаканалам. Информация в нужном месте и в нужное время стоила дороже любого другого ресурса, поэтому ребята не бедствовали. Но в путь их снова и снова выгоняли не деньги, а ставшая зависимостью страсть к сенсациям.
Сейчас Хирт сидел в «смотровой» этого корабля. В самом сердце пиратской святыни. И у него была только одна причина здесь находиться: сегодня он был сенсацией.
— Скажи, Салли, — сказал он, вставая с кресла, — тебя не встревожило то, что я говорил? Ну, про взрыв звезды, заведомо проигранную войну и прочее?
— Это зависит от того, скажешь ли ты мне, откуда лучше снимать, — не задумываясь заявила Салли, всё еще колдуя над браслетом. — Если не скажешь — я встревожусь и, возможно, даже начну паниковать. Чертовски страшно сдохнуть, не имея возможности заниматься любимым делом. Так, ладно! — Она хлопнула ладонью по браслету, будто выключая, и вскочила на ноги. — Пора ввалить пинка Крису, пусть поворачивает, пока не начали ковровую бомбардировку сектора.
Оттолкнув Хирта, Салли выскочила из смотровой. Вопить приказания начала еще в коридорчике, не заботясь, слышат ли ее в кабине пилотов. Хирт проводил ее взглядом, и на лице его появилась усталая улыбка. Нравилась ему эта девушка. Рядом с нею он и сам будто заряжался энергией. Во время записи она то и дело корчила ему рожи за камерой и активно жестикулировала, потому-то он и не удержался от смеха. Благо, этот момент гармонировал с текстом, и его решили не вырезать.
В смотровую вошел майор Реввер с банкой пива, хмуро посмотрел на Хирта.
— Не хотел бы я доверять этим клоунам, — сказал он.
Хирт пожал плечами.
— Если серьезные люди исступленно страдают херней, то, быть может, пришло время клоунам браться за штурвал?
Реввер вместо ответа приложился к банке, потом, с наслаждением выдохнув, спросил:
— Каков дальнейший план?
— Самое сложное. Ждать.