Эволюционер из трущоб

Глава 5

Дверь захлопнулась за маминой спиной, и она смогла немного расслабиться. Похоже, вид грузовика, заполненного покойниками, её сильно обеспокоил.

— Пойдём в игровую комнату? Уверена, там будет твоя любимая погремушка, — ласково сказала мама, улыбнувшись мне.

— И я снова смогу залепить погремушкой промеж глаз Федьке? — спросил я, но для мамы это слышалось как очередное восторженное «агу».

— Не знаю, о чём ты, но — да. — Она поцеловала меня и отнесла в игровую.

Сегодня тут было печальненько… Федька в дальнем углу размахивает двумя погремушками, и рослая девочка катает машинку. Да уж… Ещё недавно я думал, что попал в террариум, где созданы все условия, чтобы мы конкурировали, пытаясь друг друга уничтожить. А когда часть моих соперников погибла, то как-то резко стало не по себе.

А ещё я не могу выкинуть из головы того убийцу. Он за жалкое мгновение прикончил восемь человек, но почему-то не тронул нашу кровать. Не желал навредить? Если да, то кому именно? Мне, моей матери или тётке, спящей сверху? Тётку отметаем, так как меч разрубил бы её пополам. Остаётся мама и я.

Тэ-э-экс… Подумаем. Кому мог понадобиться я? Ярко выраженного дара нет, значит и пользы от меня немного. Да, я сын барона, но при мне прикончили восемь таких же, по крайней мере, часть из погибших тоже были его детьми. Значит, дело не в желании похитить меня и получить выкуп.

Узнали о моём даре воровать геном? Бред. Я сам только что в нём разобрался, да и то не до конца. К примеру, при последнем посещении чертогов разума, заметил что по бокам плиты появилась желтая полоса, поднимающаяся вверх. В прошлый раз её не было, а сейчас полоса занимает треть высоты плиты. И я понятия не имею, что она означает.

Так, не в ту сторону думаю. Из вышесказанного следует, что пришли не за мной, а за мамой. Зачем? Её род мёртв, а значит, и выкуп за неё никто не заплатит, папаша уж точно не тряхнёт кошельком. Выходит, дело не в деньгах. Тогда в чём? Чёрт, как же всё сложно. Нужно срочно стать сильнее, в противном случае я не смогу защитить маму. Мне и в этот то раз тупо повезло. Если бы не артефактный глаз, то…

— Сладости, — сухо сказала дородная тётка и швырнула девочке, Федьке и мне по конфете.

— А можно поуважительнее? — хмыкнул я, подобрав с пола конфету. — Я вафета авифтакфат! Ммм, какая гадофьть. Но мана ефть мана, — проговорил я, чавкая.

Сегодня драк не было, хотя меня и посетила мысль напасть на Федьку и отобрать у него конфету. Но передумал. Пусть живёт. Парню и так досталось в этой жизни. Мать истеричка — горе в семье. Вместо грабежа я взял две погремушки и снова стал тренировать баланс.

Погремушки частенько падали на пол, а когда удавалось поймать равновесие, они держались вертикально всего пару секунд. Но это лучше, чем ничего. Устав от однообразия, я положил одну погремушку к стене, сделав её мишенью. Отполз подальше и швырнул вторую погремушку в цель.

Конечно же, мимо. Ладошка разжалась позже, чем я рассчитывал, и погремушка упала перед моими ногами. Зараза, нервная проводимость слабо развита. Ну и ладно. Будем тренировать. Предпринял ещё десяток попыток. Всё равно мимо. Но хотя бы в этот раз погремушка летела в нужном направлении.

Левая рука устала и я начал швырять правой. Ага, правой идёт намного лучше, да и погремушка летит дальше. Выходит, я правша? Меня такой расклад категорически не устраивает. Нужно развить и левую часть тела, так как при ранении я могу лишиться сильной стороны, а это верный путь в могилу.

На пятой попытке я поразил цель, и погремушки, грюкнув, разлетелись в разные стороны. Я победоносно вскинул руки вверх и тут заметил, что все взрослые смотрят на меня, да и дети тоже. Чего уставились? Тренируюсь я, не видно что ли?

После я решил закачать ноги. Меня уже достало, что они всё время подгибаются, когда я пробую ходить. Подполз к стенке, и начал присаживаться и вставать. Присел раз двадцать, встал лишь девятнадцать из них. Когда я плюхнулся на пятую точку, подошла мама и взяла на ручки.

— Мишутка, вот это ты фокусы показываешь сегодня. Где ты этому научился? — восхищённо спросила она, направляясь в нашу комнату.

— Эх, женщина. Встретила бы ты меня в прошлой жизни, насмотрелась бы на такие чудеса, что не смогла бы закрыть рот от удивления следующие лет двадцать. А сейчас это не фокусы, так, ерунда.

— Вот это ты болтушка, — улыбнулась она. — На тебя так прогулка в саду повлияла? Значит, будем почаще выходить.

Я только за. Свежий воздух прочищает голову, а ещё в саду есть какой то артефакт. Возможно, это магический барьер. Во время нападения он оказался бесполезен. Зато артефакт так фонит, что в радиусе двадцати метров повышается концентрация маны, пускай и незначительно.

В итоге прогулка в саду увеличивает скорость восстановления маны. А с учётом бронзового ранга доминанты, мана течёт по моим каналам бурным потоком! Когда мы вошли в комнату, я ощутил что Мимо исчез. Улыбка сама собой возникла на лице. Прекрасно. Миссия выполнена.

Часом ранее.

На пороге пансионата появилась бурая жижа. Секунду она лежала неподвижно, а после изменила свою форму, обратившись в чёрного кота. Кот вышел холёный, пушистый, размером с небольшую собаку. Осмотревшись по сторонам, он соскочил с порога и шмыгнул в открытую калитку.

— Викторыч, это последний, — сказал гвардеец, забросив в грузовик чёрный мешок.

— Сука, сколько ж ребята полегло… — с горечью сказал тот, кого назвали Викторычем. — И что-то мне подсказывает, что это не последнее нападение.

— С чего взял? — спросил гвардеец, закурив.

— А с того, что мы убили только двоих. Ещё восемь ушли, а сколько их всего было?

— Да хрен его знает, — почесал затылок боец.

— Вот об чём и речь! Если десять рыл такой шорох навели, то представь, что будет, если они вернутся, взяв с собой подкрепление? — спросил Викторыч и поправил фуражку.

— Лясы точите? Заняться больше нечем? — сурово спросил подошедший офицер.

— Никак нет, ваше вашество, — вытянулись по струнке гвардейцы.

— Тогда пасти захлопните и везите ребят в морг. После опознания нужно будет их родным сообщить о гибели. Эх… Не люблю я такие вести приносить, — с горечью закончил офицер, с досады ударил кулаком в борт грузовика и ушел.

— Отправляемся или чё? — спросил водитель, вывалившись из кабины на половину.

— Ага, пару минут и отправляемся, — ответил Викторыч.

— Так нам же сказали…

— Да расслабься ты. Мёртвым уже всё равно, приедешь ты на пару минут раньше или позже. Покури спокойно, и поедем, — устало вздохнул Викторыч… и тут услышал какой то шорох в кузове. — Слыхал?

— Не, а что там?

— Да кто ж знает. Может, раненого по ошибке в мешок запихнули? Лезь посмотри, а я папироску твою подержу.

— А почему я? — удивился боец.

— Да потому, что ты самый младший. Хех, — усмехнулся Викторыч и вырвал из рук парня сигарету.

— Чёртова дедовщина.

— Ага, она самая. — Викторыч затянулся и облокотился на борт грузовика.

Гвардеец, лишившись сигареты, ловко запрыгнул в кузов и прислушался. Действительно, что-то шелестит, а ещё есть звук рвущегося целлофана.

— Странно всё это, — насторожился он и полез вглубь кузова, стараясь не наступать на трупы. Он сделал всего пару шагов, а звук усилился и вдобавок раздалось какое-то чавканье. Тут уж совсем стало не до смеху. — Кто здесь⁈ — выкрикнул гвардеец, положив подрагивающую ладонь на пистолетную рукоять.

— Никаво, — протянул чёрный, как сажа, кот. В пасти кошак держал окровавленный палец.

— А-а-а! Говорящий кот! — от неожиданности завопил гвардеец, оступился и рухнул на спину.

— Ты совсем дурак, что ли? Какой ещё кот? — послышался голос Викторыча.

Из кузова выскочила смутная тень и рванула к пансионату.

— Держи кошака! Продадим! — крикнул гвардеец, выпрыгнул из кузова, едва не влепив Викторычу сапогом промеж глаз и рванул к калитке.

Входная дверь в пансионат приоткрылась, воспитательница выглянула наружу, чтобы узнать, из-за чего весь сыр-бор. Ей в ноги кинулся чёрный кот, с трудом протиснулся в помещение и скрылся за поворотом.

— С дороги, дура! — Гвардеец оттолкнул тётку и влетел в пансионат следом за мохнатым чудом. Пробежал коридор до конца и осмотрелся; никого нет. Кот как будто в воду канул. Взгляд бойца зацепился за пустой горшок, стоящий в углу. Он подошел ближе, заглянул внутрь, пусто. Котом даже и не пахнет.

— Тьфу! Твою мать. А я уж думал, озолочусь, — выругался гвардеец и пошел на выход.

Как только он скрылся за поворотом, горшок лопнул, обнажив глаз с вертикальным зрачком, а ниже появился рот, сказавший «Мимо».

Екатеринбург.

Кабинет Архарова.

Константин Игоревич сидел за дубовым столом и, нахмурившись, смотрел на экран ноутбука. По видеозвонку докладывал обстановку усатый начальник безопасности Ирбита. Он выглядел бледно. Руки спрятал за спину, чтобы скрыть дрожь, а сам то и дело запинался.

— Прекрати мямлить, — прорычал Архаров, сжав кулаки. — Кто напал и какие у нас потери?

— Ваше благородие, к сожалению мы до сих пор не знаем заказчика нападения. Известно лишь, что в город вошла группа из десяти человек. Двоих удалось обезвредить, восемь сбежали, — сообщил безопасник и вытер пот со лба.

— Потери? — нетерпеливо спросил Архаров.

— Девять женщин и восемь детей… — начал было безопасник, но его прервал гневный выкрик барона.

— Да плевать я хотел на этих слабосилков! Что с гвардейцами? — Архаров едва сдерживал гнев, понимая, что какая-то тварь бросила ему вызов, а он даже не понимает, кому мстить.

— Шестьдесят восемь убитых, сто пятнадцать раненых. Тридцать гвардейцев получили тяжелые ранения, боюсь, они ещё не скоро вернутся в строй.

— Вы смогли убить лишь двоих и потеряли почти две сотни бойцов? — прорычал Архаров, обнажив зубы.

— Но, Константин Игоревич, это были безликие! — попытался оправдаться усач и тише добавил. — К тому же, мы убили лишь одного. Второй погиб при странных обстоятельствах. В комнате, где обнаружили труп, была лишь ваша жена Елизавета Максимовна и её новорождённый сын.

— Лиза? У неё ведь нет дара, — удивился Архаров.

— Так точно. Это мне и показалось странным. Голова безликого просто взорвалась. При этом Елизавета Максимовна говорит, что ничего не видела. Если она и правда не причастна к убийству, то остаётся только…

— Хочешь сказать, что это новорождённый сумел убить безликого? — усмехнулся Архаров, а безопасник потупил взгляд. — Мои потомки, конечно, сильны, но не настолько. Прекращай фантазировать и приложи все силы, чтобы найти того, кто организовал нападение. Я хочу свернуть шею этому ублюдку.

— Константин Игоревич, есть ещё кое-что…

— Тогда какого чёрта ты мнёшься, как баба⁈ Говори! — снова вышел из себя Архаров.

— В десяти километрах от города мы нашли разрубленный пополам труп гвардейца. Это Николай Ворожбитов, прослужил в гвардии двадцать лет, во время столкновения с Малышевым потерял ногу. Предположительно, это он открыл ворота и впустил безликих, после чего его убили. Во рту у гвардейца была сторублёвая купюра, а на груди вырезали «продажная псина». — Безопасник прикрыл глаза, понимая, что облажался по всем фронтам и сейчас решится вопрос: будет он жить или нет.

— Значит, так. У тебя месяц, чтобы проверить подноготную каждого из наших бойцов. Если хоть один гвардеец помыслит о предательстве, он должен сдохнуть. Любые крамольные мысли, разговоры, всё это ты должен знать и пресекать до того, как это выльется в новое предательство. И запомни: облажаешься ещё хотя бы раз, я привяжу тебя к двум грузовикам и разорву на части. Ты меня понял? — пригрозил пальцем Архаров.

Безопасник нервно сглотнул и кивнул.

— Так точно, ваше благородие. Сделаю всё в лучшем виде. Разрешите идти?

Архаров лишь скривился от подобострастной речи безопасника и захлопнул крышку ноутбука.

— Ублюдки… — прошипел Архаров и достал из стола бутылочку беленькой, чтобы успокоить нервы. — Я думал, что все безликие подохли в прошлой войне. Видать, не всех добили. Ну ничего, это мы поправим.

Югорск.

Имение Черчесова.

Даниил Евгеньевич спустился в подвал имения, где находился его любимый тир. Мишени для стендовой стрельбы на двадцать пять, пятьдесят и сто метров, а также огромный полигон для тактической стрельбы. Стендовая стрельба уже давно не радовала, а вот тактическая — совсем другое дело. Тем более, что и мишеньки были очень даже необычные.

Пара казнокрадов, шесть взяточников. Гвардейцы привязали их к мишеням и заткнули кляпами рты. Пленники брыкались, пытаясь вырваться, но это было бесполезно. Верёвки крепки, а даже если бы они могли освободиться и закричать, здесь их никто не услышит и не спасёт.

Черчесов,подойдя к столу, взял в руки автоматическую винтовку. Проверил её исправность, вставил обойму, дёрнул затвор, надел шумоподавляющие наушники и отправился на рубеж. Прозвучал громкий сигнал, и Даниил Евгеньевич, уперев приклад в плечо побрёл по фанерному, коридору заливая свинцом попадающиеся на пути мишени.

Стрельба гулко разносилась по подвальным помещениям, заглушая мычание пленников. Да и мычать могли далеко не все. Трое потеряли сознание, услышав первый выстрел, а после и вовсе обмочились. Остальные с ужасом ждали смерти.

Наконец Черчесов добрался до живых мишеней. Бах! Мозги полноватого мужчины разлетаются во все стороны. Клац, клац, клац.

— Повезло вам. Патроны кончились, — усмехнулся Даниил Евгеньевич. Он специально истратил боезапас, оставив лишь один патрон для казни. Остальных же пленников хотел только запугать. — Развяжите эту падаль, — бросил через плечо Черчесов и направился на рубеж, с которого начинал стрельбу.

Гвардейцы тут же выполнили поставленную задачу. Развязали пленников, надавали подзатыльников, приведя в чувства, и притащили к господину.

— Слушайте сюда, господа хорошие. За то, что вы вздумали меня обмануть, я сохраню вам жизнь, — улыбнулся Черчесов, закинув автомат на плечо.

— Д-д-даниил Е-е-евгеньевич с-с-спасибо вам огромное! Вы не пожа… — начал было бородатый мужик лет пятидесяти, но ему пришлось схватиться за сломанную челюсть.

Ботинок со стальным носком влетел в подбородок пленника, и тот завалился на бетонный пол, скуля от боли.

— Я разрешал говорить? — спросил Черчесов, а пленники замотали головами. — Вот и я так думаю. Ладно. Всё же мы здесь собрались, чтобы отпраздновать ваш новый день рождения. А поскольку это я подарил вам жизнь, то я жду ответного подарка. К концу недели принесёте сумму втрое большую, чем смогли украсть у меня. — Заметив замешательство на лицах казнокрадов, он пояснил. — Я знаю о каждой украденной копейке. Если не будет денег, то я убью не только вас, но и всех ваших близких. — Черчесов хищно улыбнулся, отчего пленники едва не рухнули в обморок. — Время пошло. Вышвырните их на улицу, — коротко бросил Даниил Евгеньевич и стал разбирать автомат.

Из пленников будто вынули все кости, они сдулись, съёжились и судорожно думали, где достать такие огромные деньжищи. Черчесов же улыбался. Всю дорогу он блефовал и понятия не имел, сколько эти черти успели украсть. Но со страху они принесут даже больше, чем утащили, такова уж их натура. Ради жизни пожертвуют всем, даже семью продадут, если потребуется.

Пленников уволокли, а к Черчесову подошел мужчина, скрывающий лицо под капюшоном.

— Как прошло? — буднично спросил Даниил Евгеньевич.

— Токарев мёртв. Мы нанесли противнику огромный урон, но пришлось отступить, — прохрипел собеседник.

— Что значит — мёртв? — нахмурился Черчесов. — Токарев практически достиг ранга магистра, а в Ирбите не было даже ни одного ратника! Ты понимаешь, что несёшь? — выкрикнул Даниил Евгеньевич и толкнул мужчину в грудь, от чего у того слетел капюшон.

Под капюшоном пряталось обгоревшее лицо. Впалый нос, бугрящаяся кожа, губы обожжены так, что до конца не закрываются, из-за чего всегда видны зубы. Это был один из выживших безликих. Безликий пожал плечами и спокойно ответил:

— Значит, разведданные были неверны.

— Это единственно возможное объяснение вашего провала, — недовольно прошипел Черчесов, вцепившись в цевьё автомата. Очень хотелось ударить безликого прикладом, но эти психи подобного обращения не прощают. — Свободен. Ожидайте новых указаний.

Безликий накинул капюшон и удалился, оставив графа наедине со своими мыслями.

— Не переживай, моя хорошая. Скоро мы снова будем вместе, — улыбнулся Черчесов своим мыслям и зарядил новую обойму.

Ночь и тишина, мама рядом спит.

Ночь и тишина, Мимо на полу шуршит.

Ночь и тишина, палец в кроватку передал.

Ночь и тишина, «обнаружен образец ДНК. Желаете ознакомиться?»

— Конечно же, хочу! — в предвкушении выпалил я, сжимая в ладошках чей-то большой палец.

Женский голос зачитал список:

'Образец содержит следующие доминанты:

"Стрельба',

«Управление транспортом»,

'Целительство",

«Плоскостопие»,

«Астма»,

«Магия льда».

Ого… Какие-то неоднозначные доминанты. Не хватало ещё, чтобы к дистрофии добавилась и астма. Её я, конечно, смогу переработать… Наверное смогу. Но проверять мне очень не хочется.

Впрочем, здесь есть чем поживиться. К примеру доминанта «Стрельба». Огнестрельного оружия вокруг валом. Да, для меня оно бесполезно, но на будущее может пригодиться, как и управление транспортом. Про целительство я вообще помолчу, это просто необходимая вещь.

А вот доминанта магии льда, это просто подарок небес. В предыдущий раз я не смог её заполучить, удастся ли в этот? Если да, то я уже сейчас смогу творить простейшие заклинания. В случае если убийцы заявятся в пансионат я их конечно не остановлю, но сдержать — может, и получится. К примеру, я мог бы заморозить дверь и убийце пришлось бы её вышибать. А это подарило бы нам ценные секунды.

— Ну, поехали. Поглотить.

Накатила волна боли, к которой я уже начал привыкать. Вот только сейчас ломило не только тело, но и магические каналы, заставив меня хохотать во всё горло! Даже мама проснулась и испуганно уставилась на меня, видя, как я в припадке катаюсь по кроватке и хохочу, сжимая в руках окровавленный палец.

Что меня так рассмешило? Да то, что каналы маны трещат при интеграции генома, связанного с магией! А значит, я вытащил счастливый билет. Либо целительство, либо магия льда.

— Миша! Откуда это у тебя? — Она выхватила палец из моих ладошек и с ужасом уставилась на него. — Румянцева… Сумасшедшая сука. Я тебя прикончу, — прорычала мама и вскочила с кровати, заставив меня заорать.

— Эй! Стоять! Куда собралась⁉ Я вообще-то тут один! Внимание, забота, ласка и всё такое. Это твои обязанности, между прочим! Устранение врагов, оставь на меня! — выпалил я пламенную речь, которая для матери звучала как бесконечный поток агуканий.

Она остановилась и с отвращением выкинула палец в окно, а после вернулась в кровать.

— Ты прав, мой хороший. С этой тварью можно разобраться и утром.

Мама дала мне грудь, пытаясь усыпить. Тёплое молочко потекло в рот, но расслабиться в следующие полчаса я не смог. Боль была чертовски сильна. Зато удалось погрузиться в чертоги разума.

Как я и думал, на плите в синем ряду появился новый кристалл металлического цвета. Сконцентрировавшись на нём, услышал женский голос «Магия льда».

— Да! Наконец-то! Теперь все конфеты будут моими! Муа-ха-ха-ха-ха! — Я залился звонким смехом и откинул голову назад.

Кстати, забавно получается. В прошлой жизни я был Михаэлем Испепелителем, а в этой стал магом льда. А ещё я раньше был универсалом, да и теперь надеялся им стать. Вот только слоты в пирамидке заканчиваются. В синем ряду, отвечающем за магию, две ячейки из семи уже заняты. Ну да ладно. Что-нибудь придумаю. Выйдя из транса, я моментально уснул.

Проснулся ближе к обеду. Настроение замечательное! Полно планов на будущее, а ещё… живот урчит так, что я готов сам себя сожрать. Голод адский! Мама вымоталась за последние дни так, что проспала завтрак. Подполз ближе и боднул её головой в бок, ноль реакции. Боднул ещё и ещё раз. Ну наконец-то! Открыла глаза.

— Ты уже проснулся-я-я? — зевнула мама, приоткрыв один глаз.

Я показал пальцем на рот и сказал «Ам-ам!». Команда сработала на ура, моментально прогнав остатки сна матери.

— Ого! Почти двенадцать! Быстрее в столовую, пока её не закрыли!

Мама прижала меня к груди, подскочила и рванула в направлении столовки. Её скорость поражала. Неслась, как грациозная лань, входя в повороты, словно гоночный болид. Вбежав в столовую, мама схватила поднос, накидала туда всякого и уселась за стол, держа меня второй рукой.

— Приятного аппетита, Мишутка, — улыбнулась мама и приступила к трапезе.

Я впервые увидел то, чем кормят мою мать, и меня едва не стошнило. Крупяная каша воняла так, что её не стали бы жрать даже свиньи. Мяса там, конечно же, не было. Только хрящи, прожилки, да шкура, то ли куриная, то ли гусиная. А ещё была тарелочка овощей. Помидор с гнилым боком, огурец, который выглядел как желе, покрытое белой плесенью, и редька.

Пара кусков хлеба заслуживают отдельного внимания. Ведь они не были предназначены для еды. Хлеб был настолько жестким, что из него бы вышло отличное холодное оружие, нужно только заточить наконечник о бетон — и готово.

Ну а как не сказать пару ласковых о супе? Суп из конских… Да тут даже их не было. Просто прозрачная жижа, на дне которой плавала пятая часть картофелины и три макаронины толщиной с мышиный хвост. К слову, это варево тоже отвратно пахло.

Вот же скоты! И я сейчас не про моего любимого папашу, а про персонал пансионата. Эти ублюдки должны были жрать то же самое, что готовят для мамаш. Но отчего-то их жирные морды выглядели холёными, а моя мать с каждой неделей всё сильнее и сильнее худела.

— Через три минуты закрываемся! Жуйте быстрее! — гаркнула повариха необъятных размеров, заставив меня кипеть от ярости.

Сука, я тебя сейчас в пол вморожу, и будешь ждать, пока мама не доест! Кухня работает до последнего клиента, как завещали священные правила общепита.

Но хуже всего стало, когда я заметил Румянцеву. Эта тварь сидела с довольной мордой и жевала говяжий стейк. Судя по её виду, она вообще никуда не торопилась. Я ткнул в неё пальцем и замычал, привлекая внимание матери. Мама печально посмотрела на меня и сказала:

— Да, Мишутка, я бы тоже хотела есть нормальную еду. Но, к сожалению, мой род уничтожен и не может платить за моё содержание.

Что за бред⁉ Какое содержание? Мама! Очнись! Да вон же повариха, жирнющая, тварь запихивает в ведро куски говядины! Готов спорить, что она поставит их не в холодильник, а утащит домой. А ведь всё это закуплено для мамочек. Куда смотрит Архаров? У него тут куча дармоедов!

Мама поглотала всё, что было на тарелках и понесла поднос на мойку. Повариха опалила её презрительным взглядом и показательно вздохнула, закатив глаза. А я задохнулся от злости и не придумал ничего лучше, чем показать ей язык.

— Бе-е-е! — Вот оно, поведение истинного архимага! Запоминайте, практикуйте!

— О, боги. Неудивительно, что такого, как ты, сослали на границу. С таким воспитанием тебе тут самое место, — буркнула повариха, уперев руки промеж жировых складок.

— Ах ты, свинота! Ну, держись! — вспылил я и потянулся к мане. — А нет, живи. Пока что.

Маны не хватило даже на простейшее заклинание, а жаль. Выйдя из столовой, мы направились на улицу. Что примечательно, мы туда не собирались изначально. Но мама увидела Румянцеву и пошла по её следу, словно гончая. Дойдя до дальней беседки, мама усадила меня на скамейку и улыбнулась.

— Посиди тут, мой хороший. — Она собиралась уйти, но вернулась и добавила. — Я сейчас кое-что сделаю, но ты за мной не повторяй. Договорились?

— Какие вопросы, мамуля? По рукам. Буду смотреть и запоминать каждое движение, чтобы повторить в точности, — улыбнулся я и кивнул.

— Ну вот и умница.

В соседней беседке сидела Румянцева, а Федька носился по клумбам и рвал цветы. Дурачок беззаботный. Мама, как истинный шиноби, подкралась со спины и, схватив Румянцеву за волосяки, шваркнула её головой о деревянный стол.

— Подкинула моему сыну отрубленный палец? Ты вообще из ума выжила⁈ Дура конченая! — орала мама, возя Румянцеву мордой по столу.

— А-а-а! Помогите! Убивают! — заорала Ирина Вячеславовна, но никто не помог, и поэтому ей пришлось разбираться самой.

Две одичавшие кошки, позабыв про этикет, орали матом, таскали друг друга за волосы и раздирали лица в кровь. Жуть. От такого зрелища мурашки бежали по коже. Даже Федька обалдел. Сперва он остановился, глядя на разъярённую мать, а после подбежал к моей лавке и прислонился к ней спиной, встревоженно посмотрев на меня.

— Дерутся, как бешеные медведи. Мощно, — одобрительно сказал я, посмотрев на братишку, и к моему удивлению, Федька понял, о чём я говорю, и кивнул. А может, и не понял. Не важно. Главное, что сейчас я почувствовал какую-то общность с этим дурачком. Братскими узами тут и не пахло, но и вражда исчезла.

В следующую секунду определился победитель. Моя мама сбила Румянцеву с ног, упёрлась ногой в её грудь и резко потянула волосы противницы на себя вырвав огромный клок. У Ирины Вячеславовны даже кровь пошла. Румянцева взвыла, как белуга! Орала она так громко, что даже гвардейцы услышали. Но судя по их мордам, они всё время были рядом, просто делали ставки на то, кто из мамочек победит.

Гвардейцы сделали вид, что пытаются удержать мою маму, хотя она к Румянцевой больше и не лезла.

— Ты больная! Тебе лечиться надо! — завывая, крикнула Румянцева, схватила Федьку и убежала в пансионат.

— Моя милая, это тебе лечение необходимо, а то так и останешься лысой! — выкрикнула мама, вытирая кровь, бегущую по расцарапанной щеке. — Да отпустите вы, — отмахнулась она от гвардейцев и направилась ко мне.

Я же не сводил взгляда с гвардейцев. Ха-ха! Я так и знал! Молодой гвардеец отдал старому смятую купюру. Проиграл, щегол! Старость рулит!

— Ты как, Мишуль? — спросила у меня мама, лучезарно улыбнувшись.

Лицо изодрано, рукав порван, но довольная-я-я, сил нет! Раз уж у неё поднялось настроение, то сразу перейдём к делу.

— Гу-гу! Агу! — я ткнул пальцем в прядь волос которые держала мама.

— Мишунь, зачем тебе эти патлы? Ещё заразу какую подцепишь, не нужно оно тебе.

— У-у-у!!! — я поджал губу и завыл, имитируя плач.

— Всё, всё не реви. Хочешь трофей? Держи.

Мама протянула мне волосы и я тут же замолчал. Правда эту гадость мне и самому не хотелась таскать. Поэтому я просто прикоснулся к волосам и мысленно отдал приказ «поглотить». Привычная боль разлилась по телу. Быстро погрузился в чертоги разума и обнаружил там доминанту «острый слух». Ну, неплохо. Вполне сгодится для переработки. Я отшвырнул волосы Румянцевой и обнял маму за шею.

Через пару дней пансионат снова заработал в обычном режиме, и возобновились мои «любимые» тренировки. Но хуже всего были ночные сказки. Пожалуй, впервые я слушал их внимательно.

Помимо того, что с самого детства ребятам промывали мозги, говоря о том, что общество прогнило, а император должен пасть, ещё там была одна важная мысль. И звучала она так: Прояви великий дар — и будешь как сыр в масле кататься. Если, конечно, не помрёшь.

В видеоролике прямым текстом говорилось, что лучших учеников переведут вместе с матерями в более комфортные условия. Хорошие вещи, хорошая пища, лучшие учителя и так далее. Всё, что требуется, это уничтожить ближнего своего. Втоптать в грязь и возвыситься. Я очень не хочу играть в эти игры, но ради мамы…

Потянулись бесконечные месяцы, за которые мне не удалось найти ни единой волосинки или ногтя. Чёртова стерильная атмосфера. Нас постоянно тренировали: плавание, массаж, растяжка, сказки и кормёжка отвратительной баландой.

По ночам я медитировал, стараясь развить каналы маны, а к концу шестого месяца научился ходить. Самостоятельно! Без опоры и поддержки! Вы бы видели лицо мамы. Она сияла от счастья. А когда мне исполнился год, я заговорил. Тогда мама обняла меня и разрыдалась. Воспитатели были удивлены столь быстрому прогрессу, а я был зол, что пришлось потратить так много времени на проработку базовых навыков.

Всех, кто научился полноценно ходить, перевели на второй этаж. Там были дети постарше. От года до трёх лет. И вот тут началась настоящая конкуренция. Воспитатели словно сошли с ума и разжигали конфликты на ровном месте.

«Миша, нравится машинка? Да, хорошая, но я её отдам Пете, если хочешь в неё поиграть иди и отбери.»

«Вася, Коля сказал что ты дурак, и он убьёт тебя и твою маму. Ты же настоящий мужчина! Ты должен защитить маму!»

«Ариш, вон того мальчика видишь? Он талантливее тебя. Если ты его не побьёшь, то тебя и твою маму вышвырнут на улицу.»

Ну и классический приём «Вот вам одна игрушка на всех. Кто забрал тот и молодец.». Ежедневно происходили драки, благо моим ровесникам не хватало сил, чтобы причинить друг другу серьёзные повреждения.

Сейчас я сидел и наблюдал за побоищем в центре игровой комнаты. Курчавый мальчишка вцепился в погремушку и пытался вырвать её из рук девчонки. Та не отпускала, кусалась, пиналась. На них со всех сторон набросились другие дети, желая завладеть великим сокровищем игровой комнаты.

Господи, какой идиотизм. Сражаться ради игрушки? А что же будет, когда эти маленькие звери вырастут? Ведомые своими желаниями они будут готовы перегрызть глотку любому, кто встанет на пути. Отец хотя бы понимает, что творит? Эти детишки отправят папашку на тот свет и глазом не моргнут.

Эх… Я бы с радостью плюнул на эти соревнования, но тогда маме и дальше придётся давиться гадостью и жить в клоповнике. А ну, посторонись! Идёт великий Мишаэль! Только я решил вступить в сражение, как вдруг погремушку у моих братишек и сестёр отобрали, а после отвели нас в столовую.

Да, теперь нас туда водят, а не возят. Заставляют браться за ручки и идти следом за воспитателем. Вы только что заставляли нас грызть друг другу глотки, а теперь мы должны играть в семью? Или так пытаетесь заложить в наши юные головы мысль, что мы обязаны двигаться только строем по воле старшего?

Как бы там ни было, столовая являлась ещё одни полем боя. На белом кафеле стояла пятилитровая кастрюля с кашей. Да, качество каши было таким же отвратным, как и вкус смеси, которую нам давали ранее. Кастрюля на полу стояла не просто так. Она заставляла нас бороться за жизнь.

Хочешь кушать? Сражайся! Нет сил? Стань сильнее и сражайся! Сражался, но проиграл? Ну извини, останешься голодным. Мамочка покормит грудью, если у неё, конечно, осталось молоко. А у многих матерей его уже не было. Вот и получалось, что дети действительно сражались за собственную жизнь.

Пару раз я проигнорировал эту битву, но, как оказалось, растущий организм требует куда больше питательных веществ, чем может дать мне мама. А ещё в кастрюлю замешивали какую-то ярко зелёную гадость. Она делала вкус и запах каши отдельным видом извращения, но зато содержала ману.

— Пасьли фон! Каса моя! — заголосил Федька и рванул к кастрюле, размахивая руками.

Но пробежал он недалеко, трёхлетний паренёк, стоявший позади, ухватил Федьку за волосы и дёрнул на себя и вниз. Румянцев приложился затылком о кафель и зарыдал. Ему было чертовски больно и обидно, ведь столь желанную кастрюлю уже облепили конкуренты! Но Федька встал на ноги и продолжил борьбу. Уважаю. Бьётся до конца. Молодец.

Дети, забыв про приличия, черпали кашу голыми руками, запихивали в рот, попутно отвешивая оплеухи и подзатыльники ближайшим соперникам. Битва была жуткая и ожидаемо в ней побеждали трёхлетки. Крупное телосложение позволяло им без труда разбрасывать малышню. Я тоже уступал им в комплекции, но ведь в драке не всегда побеждает самый здоровый кабан.

Сделав пару наклонов, я выставил перед собой руки приняв боевую стойку и отправился в бой. К этому времени на полу уже валялись пять мальчишек с разбитыми носами и губами. Хлюпали и зло посматривали на своих обидчиков. Среди поверженных был и Федька.

— Блатишка, отомфти фа миня, — шмыгнул он носом, вытирая кровавую юшку.

Я показал Фёдору большой палец и улыбнулся. Целую неделю я копил ману ради этого дня. И время настало. Мана, скользя по каналам, начала всё быстрее циркулировать и через пару секунд просочилась через кожу, создав подобие плёнки на моём теле. В столовой заметно похолодало.

— Куда плёф, дула⁈ — рявкнул трёхлетка, толкнув в грудь девочку.

Великого кастрюльного доминатора звали Тимур, кажется, у его матери фамилия Баранова. Фамилия отражала суть парня. Тимур — крепкий парень. Настолько крепкий, что даже шею не видно из-за лишнего веса. Поэтому этот подонок и побеждал в ежедневной битве за еду, оставляя остальным лишь объедки. Да и те он специально вываливал на пол, чтобы посмотреть, как ребята унижаются ради выживания.

Вот и сейчас Тимур избавился от последней угрозы и навис над кастрюлей, зачерпнув кашу пятернёй. Избитые и униженные обступили победителя и глотали слюни, боясь подойти. Ощутив, что за их спинами резко похолодало, мои названные родственники разошлись в стороны, пропуская меня.

— А тебе не говолили, фто девофек нельзя обизать? — спросил я Тимура, улыбнувшись.

— Фубы фыбью, — прочавкал жиртрест, сверля меня недобрым взглядом и уминая кашу.

— Сейфас я охлазу твой пыл, — усмехнулся я и рванул к Тимуру.

Тактику боя этого наглеца я изучил основательно. Первое, что он делал, это останавливал противника, уперев руку либо в лоб, либо в грудь. А после — бил массивной рукой куда попало. Эта тактика работала, как часы. Вот только сегодня она дала сбой.

Массивная пятерня толкнула меня в грудь, но я не отлетел назад, а заставил мальчишку орать от боли. Тимур в ужасе уставился на меня и стал дёргаться, как припадочный. Его рука стремительно покрывалась инеем.

— Месть подают холодной, — усмехнулся я, увидев страх в глазах толстяка.