Это кто переродился? Книга 3

Глава 9 Это же сон?

В баре «Золотой котел».

Борис проснулся и понял, что он все еще жив.

Он в своей спальне, рядом привычная обстановка, из коридора — как обычно — доносится заливистый иванов храп, а под потолком носится шмель, которого Борис уже почти счел членом семьи.

Но… В голове все еще стояла та самая сцена: они с официантками в полутемном баре, а снаружи на них глядит пара сотен зубастых ящеров, прижавшихся к окнам. А потом Иван впускает их внутрь, словно обычных посетителей. Дальше стало темно, и вот…

Только при одном воспоминании об этом Бориса пробил пробил холодный пот. К счастью, этот ужас оказался всего лишь дурным сном.

На часах было раннее утро, еще даже не рассвело. Можно было поспать еще пару часиков, однако бармен все равно встал — не хотелось рисковать и увидеть еще один кошмар. Приведя себя в порядок, он направился к лестнице вниз и вдруг услышал из чулана какие-то странные звуки — как-будто кто-то плакал. А еще скребся в дверь ногтями.

— Любимый… любимый…

Было тихо, и этот гнетущий голос заставил Бориса вторично вспотеть. Подойдя к двери в чулан, он обнаружил у порога щенка Марьяны. Виляя хвостиком, он еле слышно скулил. Ручка же дергалась — все быстрее и быстрее.

— Пустите! Я должна встретиться со своей любовью! Откройте дверь!

Борис так и застыл. Крики становились все громче. Сглотнув, Борис аккуратно обошел щенка и постучался.

— Марьяна Васильевна? Это вы⁈

— Я! Открой мне дверь, ничтожество! Мне нужно добраться до МОЕЙ любви!

И ручка задергалась с таким остервенением, что Борис в страхе вжался в стену. Только тут он заметил, что на дверце висит амбарный замок.

Такого он точно не ожидал…

— Пустите! Выпустите меня! Я сгораю от любви! СГОРАЮ!

Затем она начала истошно кричать, а щенок завыл с нею в унисон. Не успел охреневший бармен предпринять что-то, как двери в остальные комнаты открылись. Все заспанные лица девушек тут же вылезли в коридор.

— Она опять за свое?.. — протянула Вика. — ИВАН! Она опять проснулась!

Храп оборвался, а затем раскрылась и дверь в спальню Ивана. В коридор тут же высыпалась целая гора золотых безделушек, а за ней и хмурый, невыспавшийся совладелец бара. Вокруг него тут же запрыгал раздухарившийся щенок.

— Да уйди, ты! О, Борис! Ты тоже проснулся? Ну как ты?

— Нормально… — протянул бармен, но это было далеко не так.

За Иваном к чулану направилась и зевающая Жанна с наручниками в руке. Отстранив Бориса, они заняли позицию напротив дергающейся ручки.

— Так, давай как в прошлый раз, — кивнул Иван, вставляя ключ в замочную скважину. — Я прижимаю ее к полу, а ты вяжешь. Потом в ванную, а вы, — кивнул он Кате с Викой. — Готовитесь. Воду набрали?

— Да, стоит-настаивается!

— Холодная?

— Ледяная!

— Отлично. Аня, Тамара Михайловна, а вы помогаете Ольге с Ириной приготовить завтрак на четыреста человек. Желательно из мяса с кровью. Денег не жалейте — нашим гостям сегодня придется как следует поработать.

— Есть!

Только заслышав последнюю фразу, у Бориса глаза на лоб полезли. Это о ком он?..

— Любовь! Любовь! — все кричали с той стороны. — Я убью ради нее! Всех убью! ВСЕХ ВАС, УБЛЮДКИ!

— Все по местам! — скомандовал Иван, и девушки ринулись прочь. — Жанна, насчет три. Раз, два… Три!

Дверь содрогнулась, будто в нее влетели тараном. Щелкнув, замок упал на пол, а Иван с Жанной влетели в чулан. Следом там заполыхала возня с криками и воем.

— Нет, нет, пустите!

— Руки-руки ей держи!

— Иван, не мешайтесь, я не могу защелкнуть наручники! Ай, ты чего кусаешься, сучка!

— Любовь! Дайте мне любовь!

Все это время Борис стоял, прижавшись к стенке, ни жив, ни мертв. И когда мимо пронесли вырывающуюся полуголую Марьяну, он тоже не смог сделать ни единого движения. Ему казалось, что дурной сон продолжается.

Девушку унесли в ванную, где их уже ждали остальные. Они сразу же закрыли дверь, а затем там разразилась настоящий шторм. Вода брызнула даже в коридор. Жалобный девичий вой быстро перешел в плачь.

— Кто⁈ Что? Ваня!!! Ты что делаешь⁈

— Давайте еще пару раз окунем ее! — крикнула Вика. — Чтоб наверняка!

В себя Борис пришел уже на лестнице. Над головой снова порхал надоедливый шмель.

— Пока ты дрых, Борис, ее всю ночь пытались утихомирить, — сказал шмель, усевшись бармену на плечо. — Вот теперь решили попробовать ледяную ванну.

— А что с ней? — скосил Борис глаза.

Шмель пожал плечами.

— Кто-то очаровал ее, и каждую ночь она пытается сбежать к «своему любимому». Она Ивану чуть глаз не выцарапала. Лучше тебе в это не лезть!

— Не очень-то и хотелось, — буркнул Бармен, и шмель улетел в зал.

Сделав несколько шагов, бармен чуть было не слетел со ступенек. Где-то минуту он щипал себя, пытаясь проснуться. Но нет, кажется, он действительно разговаривал со ШМЕЛЕМ.

— Так… — протянул Бармен. — Нужно высыпаться… А не вот это вот все…

Однако внизу кошмар и не думал заканчиваться — на улице было еще темно, но целую кучу народу, вповалку спящую кто на столах, а кто под ними, не разглядел бы только слепой.

Их было человек триста, не меньше!

— Та-а-а-ак! — и мгновенно проснувшийся Борис, направился искать выключатель. В такой темноте это было нелегко. — Это что тут за публика? Вы что, ребята, охренели⁈ Открытие бара только через…

Щелк! — и зал ярко осветили лампы. Борис застыл. Три сотни зевающих ящериц, лежащих на полу его бара, тоже. Где-то минуту они внимательно вглядывались друг в друга.

— Завтрак будет? — спросила одна из них. Остальные рыкнули: — Мясо! С кровью!

— Подождите полчасика! — крикнули с кухни. — Сейчас приедет доставщик!

Ящеры, недовольно ворча, поднялись на лапы. Окружив Бориса, они нахмурились, а кое-кто даже облизнулся.

— Сука… — протянул бармен, покачав головой. — Все же и это сон…

И махнув рукой, пошел на кухню помогать остальным. Он знал, если уж осознал себя во сне, то можно не волноваться. Рано или поздно, ему все равно суждено проснуться.

Устроив Марьяне «головомойку», я принялся готовить золото к транспортировке к Силантию. Оставлять его здесь больше было нельзя — в закромах Инквизиции имеется мой адрес, спасибо Лаврентию, а после истории с больницей Домна, наверняка, просто озвереет.

— … А еще нужно куда-то девать наших новых друзей, — сказал я, подкатывая еще одну звенящую бочку к выходу. Силантий помогал. — Иначе, чую, наворотят эти хвостатые дел…

По правде говоря, я бы предпочел, чтобы они куда-нибудь навсегда испарилась, но, чую, их зубы нам еще пригодятся в борьбе с Туннельными крысами. Да и иметь свою карманную армию монстров, которые называют тебя Повелителем и по гроб жизни обязаны, как ни крути, полезно.

Силантий улыбнулся.

— Пускай остаются у меня. Места хватит.

Я вопросительно приподнял бровь.

— У тебя⁈ В твоем домишке, конечно, просторнее, чем в моей комнатке, но туда точно не залезет почти четыре сотни хвостов.

— У меня нет, а подо мной есть несколько пустующих помещений.

— В смысле?

— Я про многоэтажку, господин. Она аварийная да порталоопасная. В ней занята только каждая третья квартира, и чем ближе к крыше, тем «просторнее». Если дыры в крыше залатать, а монстров прогнать, то вполне можно жить.

Я заинтересованно поскреб подбородок.

— А что монстры? Их там много?..

— Нет, но они и не сильно опасные. Там когда-то давно открылась пара небольших портальчиков и оттуда повылазила всякая мелочь. Мелочь-мелочью, а жить мешает, вот половина жителей и разъехались кто куда. Те же, у кого нет денег ни на новое жилье, ни на Ассоциацию, сидят и терпят.

— А тебе как? Не страшно там ночью?

— А мне-то что? Они ко мне на крышу и сунуться бояться. Особенно когда мы с Амадеем нашу машину запускаем! Меня называют Чертов дед со своей Адской бандурой! Амедея же прозвали Чертознай!

— Кто, монстры? Или жители?

— И те, и другие. А их уже друг от друга и не отличить. Чую, еще недельку мы с Амадеюшкой наше золотишко повыплавляем, так и вторая половина жителей съедет.

И зловеще хохотнув, Силантий хлопнул себя по лбу.

— Дырявая моя голова! Я чего заходил-то вчера⁈ Вот же!

Порывшись в кармане, он положил на стол нечто, завернутое в тряпочку.

— Открывайте! С пылу с жару!

Взвесив это нечто в руке, я удивился. Развернул в мгновение ока.

— Это… что⁈

— Как что? Слиток! — и Силантий победно вскинул эту килограммовую золотую прелесть в руке. — 1023,23 грамма!

С моего лица не сходила блаженная улыбка. Чистота у этого золота была просто поразительной. Буквально тает в руках…

Оставался только один вопрос:

— И сколько меди на это ушло?..

Силантий гордо вскинул свой крючковатый нос.

— Всего пять килограмм! У нас вышло, Иван! Наша машина выдает золото из меди один к пяти! Мы победили!

И он кинулся меня обнимать. Я же был рад до мурашек. Один к пяти? Это уже кое-что… То есть один памятник Олафу мы сможем переплавить в целые сто килограмм золота⁈

— Немало!

Подкинув слиток к остальным ценностям, мы довольные вернулись в зал.

Ящерки, жуя приготовленный для них завтрак, все не спускали с Бориса настороженного взгляда. Тот спокойно готовил бар к открытию и смотрел на них разве что искоса. Странно… видок у него был настолько непринужденный, будто со вчерашнего вечера наличие в его баре почти четырехсот человекоподобных ящеров стало чем-то привычным.

А ведь вчера едва коньки не откинул. Хорош, Борис! Хоть и слабак.

— А этот человек, — ткнула в него вилкой Людмила, — надежный? Не выдаст?

— Борис? Да, как кремень, — кивнул я. — А вы, давайте быстрее с завтраком. До семи нужно перенести все до последнего мешка!

Они закивали и продолжили уплетать свое мясо. Найти его в такую рань было делом нелегким, однако Ольга справилась на ура. Они с Ириной все утро не отходили от плиты.

Аристарх тоже был среди ящерок. Правда, сидел в дальнем уголке мрачный, грустный и молчаливый. К нему никто не хотел подходить, даже дети побаивались его, а они уже облазили в баре каждый уголок, и даже заглянули на кухню. Оттуда их гнали взашей, но их любопытные носы были упорными.

Я тоже пока не стал беспокоить няньку: он как ни одна из «рептилюдей» тяжело принимал свой новый облик. «Я провалился…» — сказал он мне еще вчера. А затем замолчал почти на сутки. На Марьяну тоже не глядел. Казалось, мир вовсе не интересует его.

Оставив его в расстроенных чувствах, я спустился в подвал за последним бочонком. На входе меня встретил кот Василий, а еще Крыс в клетке. Наш «гость» снова был в своей крысиной форме, но даже так было заметно, что поработали с ним изрядно. Шерсти на нем практически не осталось. Он был розовым и дрожащим комочком нервов.

— Коля сказал, что ты «раскололся», — ухмыльнулся я, усевшись на весело звякнувший бочонок с золотом. — Это очень мудрое решение. Для крысы.

Мерзкие глазки-бусинки сощурились.

— Как я закончу все свои дела, мы с тобой и еще парочкой моих друзей прогуляемся до ваших. Надеюсь, вы еще не успели потратить все МОЕ золото? Иначе, я очень расстроюсь…

Крыса покачала головой.

— Тоже мудро, — и я вытащил из кармана золотой. Он тут же заплясал между моих пальцев. — Золото тратят только полные кретины, которые и представить себе не способны его истинную красоту, не слышат его голоса, не видят его истинные возможности…

Оба животных следили за монетой, как завороженные. Она с легким звоном прыгала с одного пальца на другой, а затем и обратно — легко и изящно, как лепесток на легком ветру. Закрутив монету на ладони, я ловко подбросил ее в воздух щелчком пальца.

Но на пол она не упала. Раскрутившись, зависла в воздухе прямо перед клеткой. И начала медленно-медленно вращаться вокруг своей оси.

— Поможешь мне забрать у своих все до последней монеты, уйдешь живым. А нет…

Как по команде Василий прыгнул на клетку — крыса же с визгом кинулась к стенке и затряслась. Кот зашипел.

— Вот-вот, — улыбнулся я. — Обманешь, попадешь к нему в лапы. Ты же не убьешь его сразу, так Василий?

И я погладил кота по спине. Тот молча смотрел на крысу — взглядом охотника-убийцы.

Вернувшись в зал, я застал Марьяну. Она сидела у стойки, завернувшись в халат и с мрачным видом клевала яичницу с беконом. Рядом весело щебетали девушки — как ни странно с ящерками и их детишками.

— Как с меня тот «морок» спал, я так перепугалась! — говорила Людмила, глотая бифштекс целиком. — Кровь везде, когти, хвост! — И она продемонстрировала эту полутораметровую красоту всем и каждому. — Но потом… Когда выбрались из канализации и остались тут на ночь… Даже понравилось.

— Чем же⁈ — охнули девушки.

Ящерка ухмыльнулась.

— Ну, вы еще молодые. А мне в пятьдесят пять лет проснуться утром без ломоты в коленях — это не описать словами!

Остальные ящерки закивали.

— Мне в семьдесят вообще красота, — поднялась другая ящерка, которая своей комплекцией выглядела лет на тридцать. — Как второй шанс!

И поднявшись, она легко прошлась туда-сюда, чтобы ее грациозная фигурка была видна всем и каждому. Повернулась, а затем, прыгнув, уселась на шпагат. Все охнули, а затем разразились хлопками.

— Боли в пояснице, как не бывало, — кивнула Людмила. — Очки вчера выкинула, ибо без них я вижу втрое лучше. А хвост…

И она взмахнула им над головой.

— Можно и принять. Волосы, да, жалко… Но зато причесываться не надо!

— Но ваши близкие, — заметила Аня. — И дети…

Людмила тут же пригорюнилась.

— Это да… Но, может, мы сможем навещать их?

Они продолжили обсуждать плюсы и минусы ящерского образа жизни, а Борис, тем временем, недоуменно глядел на всех из подсобки. Его рука была такой красной, будто ее выварили в кипятке, однако бармен упорно продолжал ее щипать.

— Эй, как ты? — спросил я Марьяну, усевшись рядом. — В порядке?

Девушка же проглотила очередной кусок яичницы и потянулась за кофе.

— В полном, — только и ответила она.

Я улыбнулся.

— Хорошо. Я вчера обещал твоей бабушке, что и глаз с тебя не спущу, пока не выгоним из тебя эту дрянь…

Девушка хлюпнула кофе и закашлялась. Ее сразу же принялись хлопать по спине, но она отмахнулась. Ее глаза были полны ужаса.

— Нет!

— Почему? — нахмурился я. — Тебе что, нравится просыпаться посреди улицы в ночнушке? Нравятся прогулки по крышам? Или хочешь узнать, что это за «любимый» в плаще?

— Нет! В смысле, да. В смысле… Не путай меня! Конечно, не хочу, но…

Я кивнул, а затем забрал у Жанны наручники.

— Значит, решено, — и защелкнул их на запястье Марьяны. Другой конец прицепил к своей кисти. — Чтобы оградить тебя от «ночных прогулок» теперь мы с тобой постоянно будем вместе. По крайней мере, до тех пор, пока ты не сможешь спокойно спать по ночам.

Девушка же только открыла рот. Посмотрела на наручники и снова на меня. На наручники и…

— Нет! Нет, Ваня! Пусти!

И она попыталась вытащить руку. Тщетно, ибо я затянул ободок до предела.

— Я обещал твоей бабушке, что…

— Плевать! Жанна, где ключ⁈

Та пожала плечами.

— У Вани. А мое дело маленькое, — и улыбнувшись она, сунула вилку с поджаристым беконом в рот какой-то зубастой малышке. — Надеть наручники, а потом дотащить до ванны…

Жанна захихикала, а Марьяна, очевидно вспомнив утренние «водные процедуры», зажмурилась.

— Не дрейфь, Марья, — хлопнула ее по плечу Вика, — я думаю, вы с Ваней скоро поймаете ту крысу, что «прокляла» тебя!

Но Марьяна явно не разделяла ее уверенности.

— Мы не можем быть все время вместе! У меня работа в Ассоциации! Учеба!

— Ну, и черт с ними, — ответил я, ковыряя вилкой яичницу. — С них же можно уйти?

— Нет!

Я насторожился.

— Отчего? Ты что, рабыня, какой была Вика? — и я ткнул ложкой в официантку, которая тоже занималась парой пищащих ящерок детсадовского возраста. — Если так, то давай поедем в эту Ассоциацию и врежем тому, кто тебя держит. Как его там, того одноногого?..

— Нет, Ваня! Нет!

— А если и нет, то и проблемы нет. Уходи, и все. А если тот одноногий будет против, получит в рыло. Вашего главного в универе мы тоже «приведем в чувство». Все просто.

— НЕТ!

— Что ты заладила, нет да нет? Зачем тебе вообще эти сложности? Ты же прин… В смысле, учиться ты можешь и у меня. Я расскажу тебе о жизни все.

— Только не это! Прошу…

Я же пригубил кофе.

— А работать можешь и здесь. Борис, нам же нужна уборщица?

И прежде чем краснеющий бармен успел ответить, Марьяна вскочила и хотела сбежать, но длина цепочки не позволила ей сделать и пары шагов.

— Нет! Ваня, пусти! — дергала она цепь и мою руку заодно. — Я не согласна!

— А я обещал твоей…

— БАБУШКА-А-А-А!!!

Где-то на улицах города.

Она остановилась, и еще долго смотрела себе за спину. Ей показалось, или ее кто-то звал?

Нет, лишь ветер. Улицы были пусты, город медленно просыпался. Было где-то часов семь, и владельцы лавок только открывались.

Вздохнув, Дарья пошла по прежнему маршруту, с трудом узнавая свой родной город.

Как иронично… Прожила на свете целый век, но так ни разу и не видела улицы с этой, непарадной, стороны. Не из окна кареты, автомобиля или со спины гарцующей лошади. А вот так просто — на своих двоих. Это еще не говоря о том, что трущобы были для нее чем-то новым.

Неизведанным. Опасным, что только добавляло перчинки.

Еще несколько дней назад вокруг был только шелк да бархат, а теперь она тут — на этих грязных холодных тротуарах. Бродит уже часов двенадцать. Совсем одна, а на плечах, если не считать тугих бинтов, что покрывали ее от макушки до самых ступней, одно рваное пальтишко. Ночь пришлось провести под мостом, но Дарья ни на секунду не пожалела об этом.

Она видела там жизнь. Настоящую жизнь без прикрас.

— До зимы как-нибудь протянем, а там… Либо на теплотрассу, либо в гроб, по другому никак!

— Гроб? Тут тебя и схороним, дедуля! На гроб деньги нужны!

— … А я им говорю — деньги смогу отдать только в четверг, знаешь, что мне ответили? Вали на мороз, а домик твой мы в счет долга возьмем.

— И что, отдал?

— А как же⁈ Этим не отдай, они тебе горло чик-чик! С такими-то ручищами! Это сейчас они кроткие, их начальство какой-то Обухов всех по стенке размазал, а еще месяц назад…

— Этот Обухов тоже, поди, дегенерат, каких поискать!

— А то нет? Иных и не бывает на свете. Один Олаф герой был… А сейчас…

— … Королевна то наша не успела мужа схоронить, так совсем страх потеряла! Видал, у одного памятника чисто голову отчекрыжили, а на ее место поставили башку какого-то особо «благородного» Инквизитора. Тьфу!

— Эх, времена… И на кого Олаф нас оставил?..

— На Домну. А она чисто Он в юбке! Помяните мое слово!

Слушая все эти разговоры, Дарья провела всю минувшую ночь. На холод ей было плевать. Ее грело Его письмо, которое за ночь было прочитано, наверное, раз пятьсот. А еще золото под бинтами, что буквально обжигало кожу. Это была приятная боль…

Почти как у банок, которые она пару раз ставила Марьяне. Дарья хихикнула, вспомнив давнишнюю сцену. Ох, как же тогда пищала ее глупенькая принцесса…

Смахнув слезинку, Дарья пошла дальше — куда, она сама не ведала. А во дворец всегда успеется. Хотя бы денек ей очень хотелось побывать в «народе», о котором ей рассказывали всю ее жизнь. И которого она так толком и не видела.

Вдруг в животе заурчало, а потом просто скрутило узлом.

Дарья поморщилась. Вот с голодом она пока не могла справиться, а тот с каждым часом терзал ее все больше. Следовало бы подкрепиться, но как назло, с ней не было ни одной…

Она вздохнула. Нет, потерю золота Он ей не простит. Еще свежа в памяти сцена, когда Дарья, еще молоденькой и неопытной девчушкой, «позаимствовала» у Него золотой, чтобы купить новое платье. Думала, порадовать своего хвостатого.

Ох, как же Он кричал! До сих пор, наверное помнит тот случай, старый скупердяй… Платье же долго не протянуло — когда они мирились, оно быстро стало просто рваной тряпкой. Платья в Башне долго не задерживались.

Скрипнувшая дверь и звон колокольчика вырвали ее из воспоминаний. На порог пекарни напротив вышел толстый пекарь с мусорными мешками, а с ним и чарующий запах выпечки. На нее он посмотрел как на дворняжку и, выкинув мусор, скрылся внутри.

Дарье же было плевать. Слюна едва не задушила ее. Руки же дрожали все сильнее. Чего-чего, а голода она не испытывала ни дня в жизни.

Она горько усмехнулась. Учила-учила внучку жизни, а сама, бабулька, оказывается ничего-то, кроме дворцов и башен, в жизни и не видала.

Позор…

Постояв у витрины с минуту, Дарья не выдержала. Зашла, и тут же пожалела об этом — пахло тут головокружительно. А эти воздушные булки, баранки, кулебяки… С маком и с корицей, с ягодами, капустой и…

— Вам помочь? Эй! — и у нее перед лицом замахали рукой. — Вы будете что-то покупать? Нет, это нельзя трогать!

Ее шлепнули по вытянутой руке. Поморщившись, Дарья подняла глаза. Красное одутловатое лицо пекаря было отнюдь не приветливым.

— Если нет, уходите. Вы наверняка заразная. Прочь! Прочь!

На крики прибежала девушка в фартуке. Увидев Дарью, она охнула.

— Папа, как можно! Она же, наверняка, голодная! Что с вами?.. Вы же вся…

Дарья не ответила — развернулась и, стараясь не терять достоинства, пошагала к выходу. Только драки ей не хватало.

Толстяк же сказал ей вслед:

— Вот пусть выклянчит у кого-нибудь пару медяков и приходит. Буду я раздавать хлеб всяким вшивым поберушкам!

Остановившись на пороге, Дарья обернулась. Брови на его жирном лице сошлись у переносицы.

— Тебе что-то не понятно, нищенка? А ну, вали, пока я не вызвал полицию!

Дарья посмотрела на него тем самым взглядом, которым она обычно смотрела на членов Совета, утративших ее доверие. И они обычно сразу же превращались в кротких мышек.

А этот… только усмехнулся.

— Чего смотришь? Есть деньги, то плати! Нет — проваливай! Тебя так замотали, потому что ты больная? Или уродливая?

И взявшись за свое пузо, он расхохотался. Девушка же мигом покраснела.

— Папа, как тебе не стыдно…

— Мне, стыдно⁈ А ей не стыдно побираться? Вроде и не хромая и руки с ногами есть. Эй ты, тварь, чего стоишь⁈ Пошла, пошла отсюда!

Дарье очень хотелось щелкнуть пальцами и превратить пекаря в одну из его булок, которые уже подгорали в печи за его спиной. Но она сдержалась — нельзя высовываться. Она здесь инкогнито.

— Сука! — завизжал пекарь. — Чего стоишь, Рита, вытаскивай! А все эта грязная нищенка!

Дверь захлопнулась за ее спиной, и Дарья снова оказалась на улице. На небе хмурились тучи, и, казалось, вот-вот грянет гром с ливнем. Подняв воротник, она направилась в переулок за пекарней. Голод все еще мучил ее, и в голову начали проникать самые мерзкие мысли. Нет, воровать было ниже ее достоинства.

Можно было бы направиться в «Золотой котел», где, как доложил ей Шептун, квартирует Он, однако так ее сразу отправят обратно во дворец. А ей очень хотелось…

— Ей, простите! — и ее тронули за локоть. — Вы же, наверное, ужасно голодная?

Дарья обернулась. Перед ней стояла та самая девушка из пекарни. В ее руках был слегка подгоревший каравай.

— Вот, держите, — и она протянула ей хлеб. — Берите, папа все равно велел его выкинуть.

Дарья же всмотрелась в ее глаза. Как странно… Всего такая малость, а ей ужасно хотелось расцеловать эту девчушку.

Но стоило ей коснуться этой слегка подгоревшей корочки, как поднялся крик:

— Ты что, творишь, дура⁈ Я же велел тебе выкинуть его на помойку, а не кормить тут нищих⁈

Толстяк оказался между ними со скоростью молнии. Хлеб мигом оказался в его руках.

— Ты чего не поняла, ненормальная⁈ Пошла прочь!

И он толкнул ее. Не устояв, Дарья шлепнулась в лужу.

— Папа! — взвизгнула девушка. — Ты что⁈ С вами все в порядке?..

— Рита, она заразная! Не трогай ее!

— Она хочет есть, пап! А хлеб все равно…

Вздохнув, толстяк бросил хлеб в лужу.

— Пусть забирает свой грязный хлеб. А ты — пошли!

Он грубо схватил дочь за руку и потащил обратно в пекарню. Дарья же не могла отвести взгляда от хлеба, который, еще минуту назад едва не оказавшись в ее руках, лежал в грязной воде. Он был еще теплым.

— Простите! Простите моего папу! — рыдала девушка, наблюдая, как Дарья поднимается на ноги. — Он не плохой, он…

Но стоило Дарье сделал шаг, как ее мигом схватили за руки.

— Эй, Роман Петрович, проблемы?

Она завертела головой. По боками стояли двое короткостриженных амбалов.

— Она что, ворует у вас?..

Жирдяй кивнул и втолкнул свою заплаканную дочь в пекарню.

— Украла у меня карвай, а когда я попытался его отнять, швырнула в лужу. Сука! Проучите его, парни!

— А что, свежий хлеб есть?

— Для вас — всегда!

Хохотнув, пекарь с грохотом закрыл дверь. Двое амбалов же сжали руки на предплечьях Дарьи.

— Не вопрос. Как раз хлеб успеет немного остыть.

Они затащили ее в тупик и толкнули к стене. Дарья не сопротивлялась — у нее перед глазами все еще был тот каравай. Ох, как она была жалка…

— Ну что, сучка, извиняться будем? — ухмыльнулся один из них, взяв Дарью за талию. — А ты, похоже, не дурна…

— Ты чего, Мих, лапать ее? Она же поди больная.

— Думаешь? А ну-а…

И схватив бинты на ее груди, он разорвал их. На асфальт сразу же брызнули золотые монеты, но амбал посмотрел на них только во вторую очередь. Ему открылась куда более интересная картина.

— Нихрена себе?.. Да это…

— Золото? — охнул его дружок, подняв пару золотых. — Серьезно⁈

— … Да и малышка и впрямь хороша. Думал, бабка какая, а тут… Я такие ни разу в жизни не видел!

Дарья попыталася закрыться, но амбал снова схватил ее за руки. Ухмылка вылезла у него до ушей.

— Да это джек-пот! — и в его руке блеснул нож. — Давай снимай остальные. Хочу поглядеть какое у тебя личико…

Тут сзади по разбитому асфальту покатилась пустая консервная банка. Оба обернулись.

У выхода из тупика стоял человек. В черном длинном плаще и цилиндре.

— А тебе чего надо, урод⁈ — зарычали на него амбалы. — Вали отсюда, пока цел!

Но человек не сделал и шагу прочь. Проведя пальцем по драным полям своей шляпы, он легкой походкой направился к ним. На его губах играла ухмылка.

— Ты че не понял⁈ А ну…

Второй бросился на него с дубинкой, но тот распахнул свой плащ. Там засверкало полированное железо.

Вернее, это были бритвы. Целая коллекция. Рядом в петле висел топор.

В следующий миг его лезвие уже торчало из головы амбала. Вышло наружу оно с чавкающим звуком, а убитый рухнул незнакомцу под ноги. Топор завертелся в руках незнакомца.

Кровь с него брызнула на ноги первого насильника.

— Ах, ты…

Он хотел было кинуться мстить, но его за руку поймала Дарья. Выругавшись, абмал попытался отпихнуть ее, но та уже щелкнула пальцами.

Вспыхнул он ярко, но сгорел меньше чем за четверть минуты. Это был недостаток и главное преимущество Древнего огня. Быстрота, неотвратимость, отсутствие дыма, но, увы, — на него и не полюбуешься толком. К тому же это пламя не тухнет, как не гаси.

Наблюдая, как этот зверь в человеческом облике превращается в чернеющую мумию, Дарья улыбалась. За время, проведенное в Башне, в чем-то она все же уподобилась Ему: ей тоже нравилось слушать крики врагов, сгорающих заживо.

И только пепел раздуло ветром, как к ней подошел таинственный человек с топором.

Но не для того, чтобы напасть. Присев, он поднял с земли одну из монет.

— Это грязное золото… Откуда оно у тебя?

Не ответив, Дарья принялась собирать монеты, но странный тип перехватил ее руку.

— Оставь. Это золото проклято, я чую на нем печать Зла. Оставь, или давай лучше отнесем его тем, кто в нем нуждается на самом деле… Скажи, как твое имя?..

Она не нашлась, что ответить. За целый день на улице даже не придумала легенду.

Сказала то имя, что слышала совсем недавно:

— Маргарита.

Незнакомец кивнул.

— А меня зовут Мастер. Пошли, Марго. Нам еще предстоит раздать это золото людям.