Эпизод 2. Антиканон

Глава 2. Татуин

Четырнадцатая комната, на удивление Скайуокера, оказалась открытой. Он осторожно потянул ручку двери на себя и бесшумно шагнул внутрь. Предполагаемый Вильба валялся на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Состояние забрака явно не позволяло ему вести фрахтовик в ближайшее время. Разве что на автопилоте.

Пышный букет стоявших в комнате запахов заставил Скайуокера пожалеть себя самого и открыть форточку. Затем он опустился на табуретку рядом с кроватью и принялся расталкивать забрака.

— Вас зовут Вильба, да?

Забрак пробормотал нечто неопределенно-неразборчивое и повернулся на другой бок. Словно напоминая офицеру о потерянном времени, полуденные солнечные лучи быстро нашли щель между стеклами и насытили комнату светом. Скайуокер немедленно принялся трясти спящего пьяницу, и, наконец, добился утвердительного мычания на свой вопрос.

— Да Вильба я, Вильба.

Грязная рука, наконец, вытянулась из-под одеяла к ночному столику и точным, хорошо тренированным движением множества похмелий обхватила стоявшую там фляжку. Скайуокер терпеливо ждал, пока Вильба выдует все содержимое сосуда, придет в себя и соизволит его заметить.

— А ты кто вообще такой?

— Вы на Татуин летите?

— Ну.

— И тебе, наверно, нужен опытный навигатор.

— Не нужен.

— Вы уверены?

— У меня маленький корабль, — Вильба поболтал фляжку, удостоверяясь, что там больше ничего нет. — И мест для пассажиров нет. Много груза.

— Что, так в одиночку ходите на рейсы?

— Нет. Но всякую шваль на борт не беру.

Был еще один способ. Уплатить Вильбе деньги. Но с тем же успехом Скайуокер мог вообще не тратить время на посещение злачных мест, а сразу воспользоваться советом Фелона и отправиться в туристическое бюро. Которое ничуть не гарантировало конфиденциальности его поездки, а то, что офицер флота Республики во время боевых действий проводит отпуск на третьесортной планете, не входящей в состав государства и управляемой мафиози, Скайуокер предпочел бы не рекламировать. Да и делиться деньгами с контрабандистами было не в его правилах.

Был другой способ. Незаметно прокрасться на судно. Что могло означать неприятности с командой, а решить эти разногласия путем насилия привело бы к более поздним неприятностям с полицией или друзьями контрабандистов. Хотя тоже вариант, если действовать осторожно и не примелькаться. В конце концов, можно вообще угнать этот дурацкий корабль. Только для этого так или иначе придется выследить путь Вильбы до ангара.

— Кто еще сегодня или завтра летит на Татуин?

— Может, кто и летит. Вообще там завтра гонки.

— Гонки Бунта-Ив?

— Ах ты сссситх!

Вильба что-то вспомнил, потому что сию же минуту с воем вылетел из кровати и, постоянно спотыкаясь, принялся судорожно собирать разбросанную всюду одежду. Он подбежал к умывальнику и плеснул холодной воды в лицо. Затем подобрал сумку с пола, запихнул туда куртку и уже хотел выпрыгнуть в оставшуюся открытой дверь, когда внезапно поднявшийся с табуретки Скайуокер придавил его плечо тяжелой рукой. А потом развернул забрака лицом к себе.

— Что, опаздываешь?

— Отпусти!

— Стой и слушай. У тебя есть груз, который ты должен в рекордные сроки доставить на Татуин. Потому что завтра гонки. А у тебя сейчас похмелье. Дрожат руки. Значит, корабль ты в одиночку вести не сможешь. В лучшем случае нарвешься на астероид. Или шмякнешься в песочек. Прямо к сарлакку в желудок. Я прав?

— Ну, — промычал забрак.

— Корабль поведу я. И то, что ты везешь, помогу загрузить и выгрузить. Согласен?

— Ладно.

— И ради нашего с тобой знакомства, я даже сделаю это бесплатно. Хотя обед и выпивка, безусловно, идут за твой счет.

Последняя фраза сопровождалась солнечной улыбкой выросшего на Татуине человека. У Вильбы действительно не было выхода.

Грузом оказался новенький кар для гонок и два маластарца, даг-владелец кара и даг-механик. К этой расе Скайуокер еще с детства относился с некоторой неприязнью, да и все увиденное на протяжении службы в республиканской армии ничуть не изменило его ощущений в лучшую сторону. Этот конкретный даг тоже ознаменовал свое появление на борту фрахтовика серией распоряжений, выданных новоявленному капитану. Скайуокер сделал вид, что не обращает на это внимания, впихнул его машину в грузовой отсек, а затем как будто вежливо проводил пассажира в «салон». За владельцем кара в «салон» был выпровожен и механик. Вслед за этим Скайуокер совершенно искренне посоветовал им обоим не высовывать оттуда своего любопытного носа во время всего полуторасуточного путешествия. Рекомендация прозвучала на чистейшем хаттском. Даги, судя по всему, не первый год общались с людьми, поскольку интонацию Скайуокера поняли превосходно.

Фрахтовик был не таким уж маленьким корабликом, как его описал Вильба. Дело обстояло куда проще и вполне соответствовало рассказу Фелона. Бывший помощник и навигатор Вильбы слинял месяц назад. После того, как забрак пропил всю их выручку. Однако, Вильбу это не расстроило. Пилот он был действительно отличный, поскольку в двух последних «рейсах» сумел выкрутиться в одиночку.

Скайуокер провел необходимые вычисления и вывел корабль в гиперпространство. Затем во второй раз выслушал историю злоключений иридонского пилота. Естественно, Вильба пожелал узнать что-нибудь и о прошлом своего попутчика, и в ответ Скайуокер пересказал ему — дцатый вариант своей биографии, только что высосанный из пальца и с оригиналом не имеющий ничего общего.

Через несколько часов, посадив совершенно протрезвевшего Вильбу наблюдать за показаниями приборов, Скайуокер заявил, что уйдет отдохнуть. На самом деле его интересовал гоночный кар. Пользуясь тем, что даги не выползали из «салона», Анакин решил беспрепятственно рассмотреть эту модель.

Кар и впрямь оказался красавцем. Новенькая, блестящая машина, собранная руками талантливых маластарских мастеров. Скайуокер погладил бока двигателей, отметив, что поверхность несет на себе очень мало царапин. Или талант пилота позволял ему вести машину настолько аккуратно, или кар так мало участвовал в испытаниях, не говоря о гонках.

Из созерцаний и размышлений его выдернул крик Вильбы, и Анакин вернулся в кабину.

— Чего ты орешь?

— Ты что за координаты поставил? А гиперпривод что показывает? Нас расплющит на выходе!

— Успокойся. Отдыхай. Просто следи за приборами, — спокойно приказал хозяину корабля Скайуокер.

— Я и слежу за ними! И я на такой скорости никогда не летал.

— Гм, а я летал. И, по-моему, это тебе, а не мне нужно за ближайшие шестнадцать часов долететь до Татуина. Иначе ребята из какого-нибудь маластарского клана порвут тебя на кусочки.

Скайуокер вернулся в грузовой отсек и теперь действительно устроился полулежа на пустых ящиках. Потом снова встал и с помощью другого ящика заблокировал дверь в кабину. Он не настолько доверял своей интуиции, чтобы быть уверенным, что проснется в нужный момент. И еще меньше доверял попутчикам, которые запросто могли обеспечить такой момент. Только теперь, подложив сумку под голову, он позволил себе закрыть глаза и на некоторое время как будто провалился в темноту.

На следующее утро Скайуокер первым делом выпустил дагов из «салона». Которые сию же минуту принялись жаловаться, что во время путешествия им не дали провести необходимый техосмотр и испытания машины.

— Ай-яй-яй. Ты хотел погонять на каре по грузовому отсеку? Надо было раньше сказать.

Даги заткнулись.

Сев за управление кораблем, Скайуокер вывел фрахтовик из гиперпространства практически в стратосфере Татуина.

— Вильба, машину куда сажать?

— В Мос-Эспа.

— В какой ангар, я тебя спрашиваю.

— В один из северных. Какой не занят. Даги обещали заплатить за стоянку.

— Понятно.

— Ты тут бывал раньше?

— Приходилось.

Вильба почти не скрывал радости после того, как они приземлились. Вовремя. Успев доставить пилотов за два часа до начала гонок. Скайуокер помог вытянуть дорогую машину из грузового отсека, и сразу же поинтересовался, когда забрак улетает обратно на Кореллию.

— Через четыре дня. Гонки кончатся, пройдут празднества. Тогда и будем возвращаться.

— Гм. Дагов тоже везешь?

— Да, по договоренности.

— Понятно. Тогда я с вами.

— Давай. И смотри, не опаздывай.

— Смотри, не пропей корабль, — передразнил его Анакин. — Ну, удачи.

— А ты на гонки не пойдешь разве?

— На гонки? Через два часа, да? — Скайуокер глянул на хронометр.

— Да, и ставки надо сделать побыстрее.

— Ты прав. Кстати, а ты на кого поставишь? На дага?

— На него. Он говорит, у него самая лучшая машина.

— Кар неплохой, это правда. Перегрузки должен выдерживать почти любые. И двигатели отличные.

— Ты и в этом разбираешься?

— Есть немножко. Ладно, я пока пойду посмотрю Мос-Эспа.

Пообещав Вильбе встретиться с ним на гонках, Анакин быстро скрылся в переулках города и отправился к ангарам, находившимся в распоряжении участников соревнований. Перед тем, как сделать ставки, он хотел составить впечатление о машинах, и, разумеется, узнать результаты предыдущих соревнований.

Полчаса ему вполне хватило. Если и рисковать небольшой суммой денег, решил он, ставить придется на дага. Маластарская машина хотя бы по техническим показателям имела шансы вообще пережить гонки. Что нельзя было сказать об остальных участниках.

Первый из увиденных Скайоукером драндулетов годился только на металлолом. Или в качестве экспоната для музея гонок. Разумеется, если бы Джабба когда-нибудь додумался открыть таковой на планете. Впрочем, судя по доброй половине гонщиков, машины с допотопными двигателями еще долго обещали быть в моде.

В один из ангаров Скайоукера пытались не пустить. Вопреки татуинскому этикету общения, согласно которому в подобной ситуации полагалось просто дать в морду охраннику, Анакин решил не скандалить без особой необходимости и ограничился тем, что перебросился рядом заковыристых хаттских ругательств с командой техников. Пары минут препирательств хватило, чтобы достаточно хорошо рассмотреть машину. В машине было прекрасно все. Кроме пилота-алиена, от которого по всему помещению разило вполне человеческим перегаром.

Значит, даг.

К тому же, даг считался одним из лучших гонщиков своего родного Маластара.

Скайуокер уже хотел подойти к киоску, где принимали ставки, и, скрепя сердце, выложить сотню кредитов. Заставляя себя надеяться, что первым к финишу придет это высокомерное сволочное существо. Анакин так бы и сделал, если бы на пути ему не попался еще один, совсем маленький частный ангар, в окне которого он углядел нечто из ряда вон выходящее.

Свой собственный кар. Собранный им двенадцать лет назад.

Покосившись на запертую дверь, Анакин постучал в окно. Окно отворилось, и перед ним возник суетливый алиен. Ростом с небольшого человека, с серой кожей и большими глазами. Словом, типичный эр’кит, раса которых поселилась на Татуине несколько столетий назад.

— Тебе чего надо?

— Посмотреть. Открой.

— Нечего тут смотреть, — рявкнул эр’кит и потянул створку окна на себя. Скайуокер придержал ее рукой.

— Ты что, и есть пилот?

— А что, непохож?

— Откуда у тебя этот кар?

— Купил.

— Где?

— У тойдарианца.

— Ты об Уотто, что ли?

— Ну да. А тому, в свою очередь, пришлось купить ее у Себульбы.

— Этот кар был у Себульбы?

— Был. Хотя это не его машина. Вроде кар прежде принадлежал какому-то типу не с Татуина. Тот одолжил кар Ски… Скуакеру.

— Скайуокеру.

— Точно. И он на ней выиграл гонки. После этого машина попала к Уотто, а он продал ее Себульбе. Но кар был словно проклятый. Себульба гонял на нем раза три, и всякий раз случалось одно и тоже. Он был впереди всех на трассе, но на последнем участке в машине что-то отказывало, и к финишу даг приползал последним, — эр’кит злорадно оскалил зубы. — Пошли слухи, что машина заколдована. Себульба пошел к Уотто выяснять отношения, и тому пришлось взять ее обратно. Говорят, кар никто не хотел брать. Но когда я разбил свой, и мне нужен был новый, я его купил.

— Не веришь в проклятия?

— Не верю. В прошлый раз я был вторым. Чуть-чуть не хватило времени.

— А кто был первым?

— Квадинарос.

— Ого. А где сам Себульба?

— Давно уже на Маластар вернулся. По крайней мере, в гонках он больше не участвует.

— А что так?

— Говорят, несколько лет назад ему тут начистили рожу.

— Вот здорово, — не удержался Скайуокер. — Можно мне поближе кар посмотреть?

— Ты хочешь сделать ставку?

Эр’кит явно приободрился.

— Может быть.

— Тогда смотри, — новый хозяин машины открыл дверь, впуская Скайуокера внутрь. — Только не трогай там ничего.

Анакин сделал вид, что не расслышал последней рекомендации. Он обошел машину со всех сторон, и, наконец, опустился на корточки рядом с двигателем.

— Охладительную систему ты давно проверял?

— Этим мой механик занимается. Я только пилот.

— Удобно. И где же твой механик? — язвительно спросил Скайуокер.

— Ушел. В смысле, переманили.

— Ты, наверно, ему мало платил.

— Не твое дело.

— Как раз таки мое. Так, в финале Квадинарос не участвует… Зато участвует даг с новенькой машинкой. Впрочем, мне кажется, у тебя все-таки есть кое-какие шансы, — размышлял вслух Анакин.

— Ну да, шансы-то есть, — ответил эр’кит голосом, выдававшим беспокойство. Видимо, он и без Скайуокера понимал, что с каром что-то не в порядке и что без механика у него нет надежды на результат.

— Кое-какие, — кивнул Анакин. — И если у тебя еще хватит ума поменять редуктор охладительной системы, а также два клапана на двигателе, эти кое-какие шансы заметно увеличатся.

— Но…

— Да, да, я понял: ты пилот, а не механик. Давай так. Я попробую за час довести эту машину до состояния, в котором она была до Себульбы. И снять проклятие, — Скайуокер улыбнулся.

— Да? — недоверчиво спросил эр’кит.

— Ага. Но, разумеется, волшебники не работают за бесплатно.

— Сколько ты хочешь?

— Если ты не придешь первым, то ничего. Видишь ли, мне все равно нечем заняться в ближайшие полтора часа, — великодушно заявил Скайуокер, вытирая вымазанные маслом руки тряпкой. — А если выиграешь — пятьдесят процентов от всей суммы.

— Это сумасшедшие деньги! Мой механик никогда столько не требовал!

— И где теперь твой механик, маленькая ты жадина?

Эр’кит пробормотал что-то невразумительное.

— Не тяни, времени у нас мало. Теперь… запчастей у тебя, конечно, нет?

— Вон в том шкафу что-то…

— … валяется. Вижу, — Анакин раскрыл створки, — Не, этот хлам не пойдет. Нда, плохо. Тогда давай топай к Уотто.

— Что, я?

— Ну не я же. Возьмешь у него редуктор. Размеры двадцать пять на сорок, и чтоб обязательно из дюрастали. И два клапана, марки К-23. Понял? Если не понял, запиши. И еще, запомни, что они не стоят больше, чем семьдесят-восемьдесят кредитов. Если Уотто попытается всучить тебе что-то другое или продать дороже, скажешь, что наймешь людей, которые придут и оборвут ему крылья. Да, именно так и скажи, иначе до этой синекожей сволочи не дойдет. Ну, чего смотришь? — Анакин постучал пальцем по хронометру. — Время не ждет.

Анакин сдержал обещание, данное Вильбе, и разыскал того на трибунах гонок. Ни словом не обмолвившись о том, чем он занимался в течение двух часов. Чем занимался Вильба, догадаться было нетрудно. Забрак постоянно жаловался на невыносимый татуинский климат и, естественно, уже успел охладить свой чувствительный организм, пропустив пару стаканчиков какого-то холодного напитка в одной из кантин. Анакин почти не обращал внимания на его нескончаемое словоблудие, внимательно наблюдая за выходившими на арену двадцатью участниками гонок.

Скоро показался уже знакомый эр’кит. Воспользовавшись помощью одного из служащих арены, он докатил кар до стартовой полосы и уже там снял с машины свой серо-зеленый флаг. Цвет полотнища, очевидно, выбирался с учетом цвета кожи, подумал Скайуокер. Однако, судя по реакции толпы, эр’кит не был большим фаворитом этого этапа. Народ куда более активно орал приветствия, щелкал языками и мотал хоботами, когда на арене появился уже знакомый Анакину маластарец. Вместе с путешествовавшим с ним дагом-механиком, к стартовой полосе подошла целая группа поддержки, в их числе было и двое пит-дроидов. Вторым пилотом, удостоившимся громких ободряющих криков, стал шестирукий любитель лума.

Наконец, Джабба совершил плевок косточкой о гонг, и сигнал к старту был дан.

Машины почти в одно и тоже мгновение сделали гигантский, невероятный рывок. Поместившийся на пятом ряду Скайуокер держал дисплей обоими руками. Он и не заметил, как его прежняя расчетливость куда-то испарилась, и на ее место пришел вечный азарт гонщика. А вместе с ним и целый букет ощущений, ясных и свежих, как прозрачная чистая вода в знойный день. Он не то чтобы отрешенно помнил — сейчас он именно проживал заново все свои воспоминания и чувствовал, как это бывает… Как машина стремительно набирает скорость, как за долю секунды тебя кидает от одной скалы к другой, как приходится со страшной силой сжимать рукоятки для маневрирования… Как ты надеешься на слепой случай — ну пусть же тускенские разбойники и в этот раз промахнутся, а соперник тем временем пытается выбить тебя с трассы…

Лидировал любитель крепких напитков. Наверно, подумал Скайуокер, на мозги некоторых рас алкоголь все-таки действует укрепляюще. Даг упорно держал вторую позицию, и только третьим был эр’кит. На половине трассы, где-то в начале Моря Дюн эр’кит поднажал. Разорвать дистанцию не получилось, зато удалось сесть дагу прямо на хвост. Обычно это делалось, чтобы заставить противника понервничать.

Анакин несколько минут следил за происходящим на дисплее, пока его взгляд не упал с дисплея на арену. Он опять проживал воспоминания заново, но теперь азарт составлял лишь ничтожную толику вызываемых памятью ощущений.

Сила Великая, как же давно это было…

Пестрая толпа и пестрые флаги. Квай-Гон Джинн, тогда еще живой. Мама. Киттстер. С3ПО. Предчувствие, что сейчас ты что-то изменишь. Ну да, свою судьбу он изменил. Давно. Кроме судьбы одного маленького раба, больше за эти двенадцать лет здесь не изменилось ничего.

Дело не в том, что на других системах не было облезлых хижин и нищеты. Было, и Татуин мало чем выделялся из ряда подобных систем.

Ненависть? Вряд ли. Перегорело.

В пепельной кучке воспоминаний о родной планете оставалось тлеть одно отвращение.

К хаттам. К местным традициям. К населению вообще. К цветастым тряпкам флагов, украшающих арену во время гонок Бунта-Ив. Тряпки, конечно, тоже выполняли свою функцию: они прикрывали безнадежность и таким образом дарили иллюзию жителям Татуина. Всем, начиная со служившего у хатта дворецким и заканчивая последним нищим. Один день в году даже рабы бегут посмотреть гонки. И им уже нет дела до того, что они когда-то были свободными. Или что свободными были их отцы и деды. Забыли. Жизнь фермера — такое же уродство. Урожай, посев. Посев, урожай. Ничего не выросло или сломался влагоуловитель — застрелись. Все равно к сорока ты будешь иссохшим стариком. Если раньше не сдохнешь.

До земли, раскаляемой двумя солнцами, не добирался даже лучик надежды.

Татуин уже давно был чужим и одновременно оставался до омерзения знакомым.

Первый раз он вернулся сюда после двух лет военного училища на Кариде. Училище он закончил с отличием, с настолько высокими оценками, насколько низкими они были в самом начале. В библиотеке Храма он читал почти все, что попадалось под руку. В результате предметы наподобие физики и астрономии, а также столь уважаемой Орденом истории Республики Анакин знал намного лучше сокурсников, и в то же время его познания в области биологии и литературы были на нуле. Общевойсковая подготовка, вопреки ожиданиям Анакина, также подготовила массу неприятных сюрпризов. Главным образом потому, что физические нагрузки курсантов были рассчитаны на пятнадцать лет, проставленные в его документах. И тринадцатилетний, пусть даже прошедший серию тренировок в Храме, с ними справлялся с трудом.

Большую часть его сокурсников составляли сыновья мелких чиновников Кариды и соседних систем, прочивших своим отпрыскам военную карьеру. Учитывая положение дел армии в Республике, такая карьера не сулила богатства и не могла считаться престижной. И все же это был билетик наверх, и за него предстояло драться. Иногда драться приходилось и во время, свободное от занятий рукопашным боем. Несмотря на тогдашний маленький рост, выросший на Татуине мальчишка знал достаточно подлых приемов, никогда не стеснялся их применять, и к тому же лучше и быстрее противников соображал, где на теле человека расположены болевые точки. Причем всегда бил так, словно собирался убить. Один раз пришлось обороняться от нескольких человек. Анакин сбил с ног двух юнцов, вырвал из группы следующего, быстро оттащил его в сторону и, придавив тому горло какой-то подвернувшейся под руку железкой, сказал, что убьет, если от него не отстанут. Прибежавший на шум караульный разогнал мальчишек. Анакин с гордостью отправился на неделю в карцер.

После этого от него отстали. Навсегда. Стали игнорировать. Его это устраивало.

За все два года Анакин умудрился не заметить того, что у него нет приятелей. Это его тоже устраивало. В начале у него была только одна цель — протянуть в этом месте два года и потом умотать на все четыре стороны. За два года Орден забудет о нем, и никто не станет его искать.

В том, что училище на Кариде лучше великого Храма защитников Мира и справедливости, он не сомневался. Для него — лучше. Он так определил сам. Может быть, потому что здесь на тренировках можно было выживать всю злость. Не подавлять естественную агрессивность. Не прятать ее за красивыми изречениями из кодекса. И если ты прилично вытягивал нормативы, то никому не было дела до твоего не слишком миролюбивого выражения лица.

Все было очень просто. Ни о какой Темной стороне здесь никто не слышал. Хотя он о ней знал. Знал, что его «Темная сторона» была ожогом от двух татуинских солнц. И что этот ожог — уже часть его. С самого рождения. Ну, факт такой, и все тут.

Впрочем, времени жалеть себя, углубляться в самокопание или заниматься еще какой-то откровенной дуростью попросту не было. Было только желание любым способом догнать своих одноклассников. Что и удалось к началу второго года. Тогда он снова стал слышать колкости. Другие. Еще более язвительные. Теперь уже от зависти.

Окончив школу, Скайуокер первый раз за всю жизнь обнаружил наличие некоторого количества свободного времени. А точнее, месяц. После этого начинались экзамены в высшее военное училище, и там уже приятель его «знакомого» из республиканской службы безопасности ничем бы помочь не мог. Анакин, который за все пять лет ничего не смог узнать о матери, решил, что сначала вернется на Татуин и заработает немного денег для Шми. А уже потом, добившись освобождения матери, будет думать о том, что делать дальше.

Анакин упросил одного из преподавателей взять его с собой на Кореллию. Об этой системе он уже достаточно наслышался в училище. На Кореллии он потратил два дня, чтобы найти способ передвижения. Наконец, за какие-то сто жалких кредитов нанялся механиком на торговое судно.

Прилетел в Мос-Эспа.

Там его ждал сюрприз. Уотто ничего не знал о Шми Скайуокер, потому что некий темнокожий человек в униформе выкупил ее пять лет назад и куда-то увез. Естественно, Анакин сразу же заподозрил худшее. Увидев реакцию Скайуокера, Уотто понял, что смотрит в лицо собственной смерти, и звать на помощь даже не имеет смысла. Анакину было почти шестнадцать, и после двух лет тяжелых тренировок развит он был куда лучше сверстников. Прощать он не умел.

Именно в тот момент в лавку заглянул какой-то местный зеленокожий тип. Анакин отошел в тень, к полкам с мелкими деталями. Казнь откладывалась.

— Здорово, Уотто. Мне бы движок для спидера починить.

— Ну, так тащи его сюда.

— Да вот он, — родианец легко поднял на прилавок небольшой аппарат обтекаемой формы. — Тритиад восемьдесят. Заглох вчера.

— Ладно, покопаюсь. Приходи послезавтра. И готовь сотню «сереньких».

— Будет. Ну, бывай.

Родианец направился к выходу, когда Уотто окликнул его.

— Слушай, Шадда, ты ничего не слышал о Шми Скайуокер? Помнишь, была у меня такая рабыня? Я ее продал, а вот где она теперь, не знаю.

— Это которая тут в лавке работала, что ль?

— Ну да. Можно подумать, я много рабов держал!

— А еще ж пацанчик у тебя был, помнится. Бегал тут, весь такой деловой.

Уотто задержал дыхание. В углу лавки еле заметно шелохнулась тень Смерти.

— Д-да. Это ее сын.

— Этот маленький выродок был ее сыном? А от кого? — вырвался смешок у родианца. — Или ты иногда подкладывал Шми покупателям? Надо же, я и не знал. Сам бы пришел, мне человеческие женщины нравятся.

Уотто закрыл глаза. Под дряблой синей кожей бешено колотилось его маленькое сердце. Еще громче скрипнул пол, отозвавшись на шаги Смерти.

— Что ты сказал?

— То и сказал. А ты кто такой?

— Анакин Скайуокер.

— Не нравится слышать правду? А ты думаешь, откуда ты такой ублюдок взялся? В песке тебя нашли, что ли?

Родианец едва успел расслышать, как человек тихо и твердо произнес:

— Ты труп.

Затем Шадда почувствовал, как ему внезапно стало нечем дышать.

Анакин сдавил шею родианца правой рукой. Шея была потная и грязная. Затем помог себе левой, придерживая и до боли выкручивая верхнюю конечность Шадды. Родианец захрипел. Из его рта выкатился пухлый зеленовато-серый язык. Тогда Анакин изо всех сил треснул головой родианца о стену. Так, чтобы точно попасть по острому краю металлической конструкции. И отпустил. Обернувшись, он увидел, что Уотто снова открыл глаза. Словно парализованный, тойдарианец наблюдал, как по стене его лавки растекаются мозги клиента.

Скайуокер вытер руки о валявшееся на прилавке полотенце. Кусочек серой густоты вдруг шлепнулся на пол, и этот звук внезапно вернул Уотто дар речи.

— Эни, это все неправда! Эни!

— А что же тогда правда?

Скайуокер сделал шаг к Уотто.

— Подожди, Эни, подожди! Я все расскажу! — тойдарианец беспомощно захлопал крыльями. Взлететь не получилось.

— Я слушаю.

— Я не знаю точно, от кого Шми тебя родила. Она тогда еще не была моей рабыней. И рабыней Гардуллы она тоже не была. Твой отец был не с Татуина. Одни говорят, наемник. Другие — какой-то военный из республиканцев. Третьи еще что-то говорили, не помню уже. В общем, он женился на ней, сделал ей ребенка… тебя, то есть. А потом пришла весть, что его убили. Задолго до твоего рождения.

— Кто его убил?

— Не знаю. Тоже по-разному говорят. Не то бандиты, не то какой-то джедай.

— Джедай?

— Я не знаю точно. И она не знает. Шми сначала работала у Гардуллы за деньги, потом влезла к нему в долги, не смогла расплатиться и стала рабыней. Потом я ее выиграл в кости. Дальше ты сам знаешь. Да, ты родился свободным человеком. Если тебе это интересно.

Анакин встряхнул головой, словно стремился освободиться от наваждения.

— Где доказательства?

— Чего?

— Всего, что ты наплел.

Тойдарианец почуял робкую надежду и заставил себя пересилить страх. Он бросился в другую комнату и несколько минут хлопал там ящиками и крыльями. Наконец, вернулся с бумагой в лапках.

— Это накладная. О продаже Шми. Здесь проставлено число, когда я ее купил. И когда ей поставили чип со взрывателем. Ты родился на неделю раньше.

Анакин взял бумагу из лап Уотто. И, впившись взглядом в набор цифр, словно и обращался он не к тойдарианцу, а то ли к трупу, то ли еще к какой-то пустоте, отрешенно произнес:

— Мама никогда мне об этом не рассказывала.

— А ты спрашивал?

— Один раз. Давно. Но она не захотела об этом говорить.

Скайуокер сосредоточенно размышлял, затем потребовал:

— Покажи мне еще раз бумагу о продаже. Я не понял, кто был покупатель.

— Да вот же. Какой-то Панака.

— И больше ничего?

— Для купли рабов ничего больше и не надо. Только деньги.

— Панака. Панака… Стоп. Я, кажется, понял, кто это.

Анакин опять задумался. Уотто наконец решился прервать его молчание:

— Что мне делать с трупом?

— Не знаю. Просто убери и помалкивай.

— Я никому не скажу.

— Я никого не боюсь. Уотто, ты когда-нибудь думал, что держать рабов — это плохо?

— Нет, а почему? Тут все держат рабов. Все, кто может это себе позволить.

Скайуокер тяжело вздохнул. Правда, решил он. Уотто действительно не понимал.

— Ты бы сам хотел стать рабом? Хотел бы ты жить со взрывателем внутри? Представляешь, как это?

— Нет, а что… — тойдарианец встретился взглядом со Анакином и осекся. — Эни, послушай, только не делай этого! Эни, только не делай! Эни, пожалуйста!

Уотто забился в стонах и мольбах, предчувствуя унижение, которое будет страшнее смерти. Крылья его снова сморщились, и он упал перед Скайуокером, попытавшись обнять того за ноги.

— Заткнись. Я не хатт.

Тойдарианец остался жив.

Той же ночью Анакин проник в один из дворцов. Установил там бомбу и таким образом избавился от охраны из гаморреанцев. Распорол живот Гардулле. Увидел, что зеленая слизь под кожей хатта напоминает мозги наглого родианца.

Больше мстить было некому.

Полный решимости во чтобы ни стало узнать о матери, Анакин разыскал Киттстера. Оказалось, что тот был осведомлен о деле куда лучше Уотто. Темнокожий офицер неизвестной системы действительно привез деньги, чтобы выкупить Шми. И был достаточно настойчив, чтобы пресечь попытки Уотто завысить цену за рабыню. А после, тоже за определенную сумму, Шми была устроена на проживание к молодой семье фермеров. Далеко-далеко в пустыне.

Анакин разыскал их дом. Убедился, что с матерью все в порядке. Задал резонный вопрос.

— Почему ты мне ничего не рассказывала?

— Прости меня. Мне было очень тяжело. А в тебе и так было достаточно ненависти и злости.

— Это правда, что моего отца убил джедай?

— Кто это тебе сказал?

— Уотто.

— Анакин, я не знаю, кто его убил. Было какое-то небольшое восстание на одной из планет, вроде Татуина. Мне сказали, что он выступил против правителя той планеты. А правитель был назначен Республикой. Очень может быть, что его охраняли рыцари. Это все, что мне удалось узнать.

— Квай-Гон тоже был джедаем. И несмотря на это…

— И несмотря на это, мне он показался прежде всего человеком.

— Зачем ты сказала ему, что у меня вообще не было отца?

— Не знаю. В ту минуту просто хотела, чтобы он заинтересовался тобой. И увез тебя отсюда. Говорила, что пришло на ум. О том, что сама выносила тебя, и что не могу всего этого объяснить.

— Все-таки не понимаю, как Квай-Гон мог это так понять. Или, тем более, поверить. Я же чувствую, когда мне лгут.

— Он поверил в тебя. В твои способности. В твою волю. А не в то, что ты родился от этой самой Великой Силы.

— Он и в Храме назвал меня средоточием Силы!

— Но ведь тебя иначе не приняли бы в Орден, правда?

— Правда.

Скайуокер почувствовал логику в словах матери и перестал спорить. Шми Скайуокер вообще была очень умной женщиной.

— Как же меня там достали этой Избранностью!

— Эни, так ведь они боялись тебя. И правильно боялись. Ты оказался сильнее.

Анакин отдал Шми горсть заработанных кредитов и уехал поступать в высшее военное училище.

За следующие четыре года обучения он посещал Татуин еще несколько раз. И каждый раз видел, как же глупо было ожидать от Квай-Гона освобождения рабов.

Свои детские мечты Скайуокер теперь вспоминал с усмешкой. Получив отличную практику в области ломания шей и костей, а также организации диверсий, он повзрослел и понял, что в одиночку никто не изменит вековых порядков Татуина. Даже, если этот одиночка успешно перебьет всех бандитов и взорвет дворцы хаттов вместе со всем содержимым. Не поможет.

Место укокошенного Гардуллы почти сразу занял его племянник Джабба, и ничего не изменилось. Более того, Анакин наконец понял, что даже ликвидация всех татуинских работорговцев не решит проблемы. Результат был весьма предсказуем: освобожденные рабы с удовольствием перебьют бывших хозяев, или, что еще более вероятно, превратят их самих в рабов. То ли из изощренного чувства справедливости, то ли из-за заразительного ощущения татуинского беззакония. Здесь это одно и тоже.

Кто из влиятельных республиканских шишек может позволить себе эту роскошь — присоединить Татуин к Республике, раздавить хаттов и оставить здесь гарнизон — с непозволительным для государственных деятелей отпечатком идеализма? Да никто.

Скайуокера отвлек от его размышлений какой-то шум сбоку. Тем временем, начался третий, завершающий этап гонок. Взглянув на дисплей и увидев черный треугольник напротив имени одного пилота, Анакин понял, что любитель крепких напитков разбился насмерть. Зато даг и эр’кит по-прежнему шли наравне. То один, то другой вырывался вперед.

Оставалась еще добрая половина трассы.

Скайуокер не отрывал глаз от происходящего на дисплее. Самое удивительное, что он до сих пор помнил трассу в мельчайших подробностях. Знал, за каким изгибом справа появится острый край скалы. Очень надеялся, что тоже самое было достаточно хорошо известно и эр’киту. Впереди начиналась выжженная голая пустыня, участок практически без препятствий, где можно было поднажать и обогнать соперника.

Эр’кит этого не сделал, и Анакин ощутил легкую досаду. Она усилилась, когда стало ясно, как упорно прорывается вперед даг. Оставалась последняя четверть, один из самых неприятных и опасных участков трассы, где уже трудно изменить положение.

Что ж, если маластарец выиграет, это будет честная победа.

В это время эр’кит совершил отчаянный рывок вверх, выжимая из двигателя скорость, на которой было трудно говорить о нормальном маневрировании между скалами. Скайуокер с напряжением следил за этой странной тактикой. Едва не размазавшись о каменную стену, пилот резко пошел на снижение. Буквально в метре от него оказался даг. Маластарец явно не был готов увидеть соперника так близко, несвоевременно подался чуть влево и зацепился двигателем за отвесную скалу. Мотор изошел дымом и искрами, а затем заглох.

После чего исход гонок был решен.

Попрощавшись с недовольным забраком — Вильба поставил все деньги на дага, Скайуокер быстро спустился на арену. Он потерял еще пару часов, пока работники тотализатора подсчитывали выигрыши. Эр’кит буквально ходил за ним следом, едва не наступая на пятки. Потом без пререканий отдал ему половину выигранных денег и, наконец, раскрыл рот, пожелав узнать его имя.

Обойдется, решил Анакин Скайуокер.

Оставив двести кредитов в залог за аренду спидера, он полетел к Ларсам. До фермы добрался только к вечеру. Увидев вдали знакомый купол и блестевший на солнце металлический корпус испарителя, Анакин замедлил ход машины. Хотелось сделать матери сюрприз. Он остановил машину, достал с заднего сиденья сумку и прошел добрую сотню шагов по песку.

Заглянул во двор. Оуэн драил поверхность какого-то аппарата и, естественно, ничего не замечал, кроме своей тряпки. Анакин бесшумно скользнул в дом и пробрался на кухню.

— Привет, мама.

Шми повернулась, едва не выронив тарелку из рук.

— Эни!

Анакин пригнулся, давая матери обнять себя за плечи и глядя в ее озаренное радостью лицо.

Мама не изменилась. Разве что добавилось морщинок около глаз. А может, и нет. Он и помнил ее всегда именно такой. Улыбающейся. Как в детстве.

Как же хорошо, когда есть что-то такое, что не меняется.

— Я уже и не знала, что думать. Сводки сюда не доходят. А ты… живой.

Анакин удивленно поднял брови.

— Вполне.

— Как же давно тебя не было, — Шми остановилась, перевела дыхание и затем уже более деловитым тоном добавила. — Я и не слышала, как ты вошел.

— Да, Ларс меня тоже не заметил.

— Беру сейчас на испарителе?

— Собирает воду. Как раз ужинать будем.

— Я тебе привез кое-что, — Анакин подошел к столу и начал вынимать из сумки продукты. — Здесь, чай, кофе, консервы, рис. Молоко, вроде свежее. И шоколад.

— Спасибо. Ты садись пока. Тебе кофе сделать?

— Да нет, я подожду ужина со всеми, — пересилил себя Скайуокер. Он достал небольшой сверток из внутреннего кармана куртки и отдал матери. — Это тоже тебе.

— Тогда я отнесу деньги Ларсам.

— Не надо. Я сам заплачу Оуэну, как увижу. Все оставь себе. Мало ли, пригодятся. И спрячь куда-нибудь, чтобы Ларсы не видели.

— Не стоит о них так думать. Они неплохие люди.

— Да все люди «неплохие», — хмыкнул он. — Да, ладно, не в Оуэне дело. Кстати, если б я хотел чего-нибудь спереть отсюда, мне бы ведь никто не помешал. Это что, нормально?

— Это Татуин. Здесь все нормально. Ты насколько приехал?

— Почти на три дня. Послезавтра вечером уезжаю.

— Почти на три дня, — Шми покачала головой.

— Мама, прости. Понимаешь, больше не получается. Да и лететь сюда долго.

Она унесла деньги в комнату. Скайуокер тем временем уселся за обеденный стол, и, чтобы перебить голод, распечатал одну плитку им же привезенного шоколада.

— Присоединяйся, — он кивнул вернувшейся матери. — Ну, что здесь нового?

Шми села напротив него. Отломила кусочек коричневой плитки.

— Все хорошо у нас, — она подперла подбородок рукой, словно задумываясь, стоит ли утомлять сына с дороги отчетом о положении дел на влагодобывающей ферме. — Вот, Оуэн присоединил еще один испаритель к контуру.

— Я заметил, он расщедрился на холовизор.

— Это еще с тех денег, которые ты прошлый раз привез.

— Понятно. Интересно, где он такой древний ящик-то откопал?

— В Мос-Эспа ездил.

— Догадываюсь… — Анакин покачал головой. — Я сейчас как раз был в той округе.

— Киттстера не видел?

— Да нет, не было времени его искать. В другой раз.

— В другой раз… — Шми замялась. — Я хотела спросить, как там?

— На войне? Как… и раньше.

— Она когда-нибудь закончится?

— Да, — односложно ответил Анакин.

И вдруг понял, что за полтора года почти забыл, как это — говорить с матерью. Не прятаться за иронией, а по-настоящему разговаривать.

Скайуокер оторвал глаза от обертки. Увидел то, что ожидал. Мама сидела удивленная, как если бы вместо сына ей только что ответил незнакомый прохожий.

Он смягчился, и нужные, совсем нехитрые слова отыскались сами собой.

— Война обязательно закончится, мама, — уверенно начал он. — И Республика победит. Правда, за последний месяц мы не приложили к этому никаких усилий.

— Вас что, отправили в резерв?

— Хуже. Совет безопасности велел отступать и загнал наш флот на Кореллию. Совсем в тыл.

— Зачем?

— Формально под эгидой защиты центральных территорий от нападения сепаратистов.

— Сепаратисты уже там?

— Нет, и пока не собираются. Ну, еще этот приказ объяснили ремонтом и получением снабжения. И это после того, как мы разбили их базу на Угма-Ру. Правда, Штрима положение вещей устраивает. Ничего делать не надо, и все хорошо.

— Меня тоже устраивает. Ты хотя бы на два дня домой прилетел.

— Мама, я должен быть совсем не здесь.

— Успеешь еще. Без тебя война не кончится.

— Интересный прогноз, — он поднял брови, а затем продолжил. — Да, и как раз теперь Цандерс лично поехал в столицу выяснять, сколько нам еще ждать.

— Подожди, Цандерс — это…

— Наш адмирал. А Штрим — мой капитан. Кстати, ты же не знаешь последних новостей.

— Тебя опять повысили в звании?

— Еще как, — Анакин улыбнулся. — Я теперь старший помощник «Мегеры».

— Поздравляю.

— Ага, спасибо. Штрим как раз пытался оспорить приказ адмирала и даже написать кляузу в Совет Безопасности. Но ему посоветовали помолчать.

— Твой капитан хотел оспорить приказ?

— Ну, на самом деле я не имею никаких прав на эту должность. Просто во время одного боя я был на мостике. Штрим так гениально спланировал операцию и вылет истребителей, что дредноут сам попал под прямой огонь противника. Половину щитов потеряли. И тут как раз со Штримом связался адмирал и спросил, что за дурь он затеял. Я понял, что надо ловить момент, обратился к Цандерсу и предложил изменить тактику атаки. Он меня выслушал и приказал Штриму действовать по моему плану. Во-первых, я вывел дредноут из-под огня. Во-вторых, перераспределил атакующие истребители так, что защищаться пришлось сепаратистам, а не нам.

— А Штрим?

— А Штрим свалил свою ошибку на старшего помощника. Его понизили в звании, а помощником Цандерс назначил меня. Это все очень здорово, конечно, только вот я никогда не был офицером флота. Ну да, я разбираюсь в технике не хуже их, а с истребителем управляюсь еще и лучше. Только формально все это еще не дает право офицеру десантных войск заниматься тем, чем он вообще не должен заниматься. Короче, Цандерс пошел против правил. Это, мягко говоря, ненормально. Хотя с другой стороны, в армии Республики ненормально почти все…

Шми хотела что-то спросить, но в прихожей в этот момент послышался шум, и они оба замолчали. Вошла Беру.

— Анакин!

— Привет, Беру. Как жизнь, солнышко?

— Хорошо, — ее пухлые губы вытянулись в улыбку до ушей. Стянутая косынка была брошена на свободный стул, о спинку которого Беру оперлась руками. — Будешь с нами ужинать?

— Не откажусь.

— Ты на фрахтовике прилетел?

— Не, на крайт-драконе.

— А что вы сейчас перевозите?

— Что заказывают, то и перевозим. Хочешь, тебя куда-нибудь перевезем.

— Да ну, — Беру задорно мотнула головой. Потом поправила сбившиеся под косынкой волосы.

— Оуэн не пустит?

— Он меня и в Мос-Айсли одну не пускает. Боится, что я какого-нибудь пилота подцеплю.

— Какой строгий у тебя муж. И не надоело такой красавице сидеть на ферме, а? — Анакин подмигнул ей.

— Ну, как тебе сказать…

— А ты убеги.

— С тобой, что ли?

— Да я вроде не единственный тут навигатор. И пилотов в космопорте, ну… как песка в пустыне…

— Еще чего! То говорил, что увезет, а то сразу к другим пилотам отправляет. Вот и верь таким! Пилоты…

Беру надула губки, делая вид, что обиделась и занялась расставлением тарелок по столу. Потом открыла дверь позвать Оуэна к ужину.

Ларс одарил Анакина оторопелым взглядом.

— Так это ты, значит.

— Добрый вечер, Оуэн.

— Ты сейчас… приехал?

Анакин взглянул на хронометр.

— Ровно двадцать три минуты назад.

Оуэн что-то хмыкнул.

— Не видел, как ты вошел.

— А я тебя видел. Думал, не стану тебе мешать. Ты же занят был, обшивку уловителя полировал.

— Я его чинил, между прочим.

— Что с ним не так?

— Ржавеет изнутри.

— Пропускает влагу, значит. Проверь клапан на воздухозаборнике.

— Проверял уже.

— И что?

— Течет.

Скайуокер пожал плечами.

— Ну так поменяй.

— Дорого. Лучше бы починить.

Анакин подумал, что ему нет никакого дела до того, как ведет хозяйство типичный татуинский скряга. И банте было понятно, что в этом доме никогда не будет достатка. С другой стороны, на ферме все еще жила мама. И неизвестно, сколько ей еще придется здесь жить.

— Ладно, покажешь мне завтра это клапан. Разберусь.

Ларс сел за стол напротив Скайуокера. Тот вытащил кошелек. Протянул его через стол.

— Твоей семье и дому. Моя личная благодарность.

Оуэн не смог удержаться от искушения глянуть внутрь. Анакин с трудом подавил улыбку.

— Ты до сих пор навигатор фрахтовика?

— Ага, — сказал Скайуокер, скользнув по Оуэну взглядом «а ты до сих пор фермер?»

— Хорошая работа?

— Не жалуюсь. Вот сегодня прилетели, удачно сбыли груз.

— Понятно. А что за груз?

— Спайс, как обычно. Тонны две.

— Патрулей не боитесь?

— А кто нас засечет?

— Ну, республиканцы.

— С этим их бардаком? Не думаю. Если только какая дрянь не настучит. Но это не страшно. Дрянь мы найдем и тоже настучим. По голове.

Анакин поймал на себе почти умоляющий взгляд Шми, снова подавил усмешку и сосредоточился на ужине. Оуэн ничего не заметил, потому что на всякий случай опустил глаза в тарелку. Он и не думал никому доносить. И вообще, решил про себя Ларс, лучше ему не знать, чем конкретно занимается этот юный переросток, да и разговор о контрабанде не приличествует его добропорядочному дому.

Вся дальнейшая беседа состояла из коротких фраз, относящихся исключительно к еде.

Анакин проснулся поздно, когда солнце уже было высоко.

Он вспомнил, что вчера еще очень долго говорил с матерью. На кухне и шепотом. Уже взошла вторая луна. Местные жители шли спать на закате звезд-близнецов.

Раз в полтора года можно позволить себе и такую роскошь, пусть даже роскошь и Татуин — понятия априори не сочетаемые. Кажется, даже вчерашнее отвращение к родной планете на время отступило. Словно он смог оставить его за порогом дома.

А вставать по прежнему не хотелось. Напротив. Хотелось закрыть глаза и спать дальше. Самооправдание уже было на месте и называлось «отоспаться за два года войны». Нет, не получится. Мама, наверно, уже встала. Она же не может не помогать Беру по дому. Интересно, который сейчас час?

В сознание прокралась мысль о том, что свой хронометр по старой привычке он засунул глубоко в нагрудный карман куртки, а куртку, естественно…

Поискал глазами. Нашел на комоде серый треснувший по краю пластиковый кубик. Экран горел зелеными цифрами. Это была одна из тех немногих вещей, принадлежавших лично матери и которые Шми решила увезти с собой из дома Уотто.

Потянулся — Силой. Достал.

Потому что это было можно. В конце концов, разве Татуин — не родина вседозволенности?

Анакин до сих пор помнил, как после побега из Храма старался не думать о Силе. Не использовать, отключиться, забыть. Так было нужно. Зато потом, как только офицер безопасности Республики строго настрого запретил ему пользоваться своими способностями, играться с Силой стало особенно интересно. Отчасти из природного чувства противоречия. Отчасти и потому, что это был еще один его секрет, а тайны он любил и берег всю жизнь.

Естественно, медитация в его исполнении имела мало общего с тем, что преподавали в Ордене. Скайуокер очень быстро понял, что к Силе можно обратиться и без выказывания ей фанатичного преклонения. Садиться в позу лотоса совершенно необязательно. И никакой Храм с двенадцатью колоннами и тысячью фонтанами не нужен. Угол в грязном бараке или койка в казарме были достаточно функциональны. Если удается натянуть одеяло на голову или укрыться шинелью, появляется прекрасная возможность сосредоточиться. Утром или вечером всегда будут две-три минуты, которые полностью принадлежат тебе. Подобное короткое прикосновение давало возможность настроить себя на глубокий сон и выкроить из нескольких часов полноценный отдых. Или наоборот, помогало начать новый день. Сильно начать. Импульсом. Огнем выжигая усталость и сонливость. Помогало на тренировках. И уже потом — в бою. А раз так, зачем тратить долгие часы на «постижение Силы»?

Впрочем, никогда и нигде Анакин свои способности открыто не демонстрировал. Да никто и не догадывался. Ну, были те, кто удивлялись. За год службы в десантном подразделении, старший лейтенант Скайуокер приобрел репутацию человека, который странным образом мог отделаться легким ранением там, где гибли десятки других. Шел на рискованные задания и возвращался живым. Проходил под снайперским огнем. Знал, как не наступить на мину. А с другой стороны, кто сказал, что кроме старшего лейтенанта Скайуокера в республиканских войсках не было удачливых бойцов? Интуицию еще пока никто не отменял.

Едва слышно скрипнула дверь.

— Я так и думала, что ты не спишь.

Шми вошла в комнату с подносом. Анакин мгновенно сел в кровати.

— Не вставай. Я тебе кофе принесла.

— Да? Я пожалуй, сейчас единственный человек на Татуине, который дрыхнет до обеда и завтракает в постели.

— Еще есть Джабба.

— Спасибо за сравнение. Мой прогресс налицо, — сказал Анакин, беря поднос из рук матери.

— Кофе горячий.

— Это же хорошо, — половина кружки была влита внутрь себя. — Я как раз такой люблю. Проснуться помогает. — Он взял бутерброд, но тут же, что-то вспомнив, положил его обратно на тарелку. — Мам, я вчера забыл тебе кое-что важное сказать. Я собрал достаточно денег. Чтобы переселиться.

— Ларсы, вроде бы…

— Не в Ларсах дело. Я знаю, что Оуэну очень выгодно сдавать тебе комнату. Я вообще о Татуине.

— Уехать отсюда?

— Да. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. И я все время слежу за ценами на недвижимость. Конечно, сейчас в большинстве систем инфляция. Но когда война кончится, думаю, мы сможем снять приличную квартирку даже в столице.

— Это страшно дорого, Анакин.

— Мама, так я же практически не трачу свое жалованье. Мне и не на что его тратить. И некогда.

Шми стянула губы в улыбку и покачала головой.

— Тебе сейчас двадцать два. Как ты и говоришь, война кончится. Ты женишься. Заведешь семью. И тогда тебе будет куда тратить деньги.

Анакин приподнял брови.

— Я должен сначала вывезти тебя с этой мерзкой планеты.

— Знаешь, я ведь на этой мерзкой планете родилась.

— Я тоже.

— И к Татуину я привыкла.

— А я нет.

— Я знаю, Анакин. Ты смог отсюда вырваться. И не должен возвращаться.

Он допил кофе и поставил кружку на поднос. Посмотрел в окно. Увидел, как гладкая желтая ткань стелется до едва различимого края горизонта.

— Еще кофе хочешь?

— Нет. Тут недавно буря была, да?

— Пару дней назад. В это время года это же обычное дело.

— Я так и подумал, когда летел. Больно песок ровно везде лежит, и дорожки сюда видно не было, — он снова задумался. Потом отставил поднос в сторону и подтянул к себе согнутые в коленах ноги. — Помнишь, когда я выиграл гонки, ты сказала, что мой пример позволил людям обрести надежду. Я тоже тогда так думал. Но скажи честно, тут что-нибудь изменилось с того времени, как я улетел отсюда? Я вчера прошелся по Мос-Эспа. Заглянул на гонки. С местными пообщался.

Эти слова давались ему нелегко, но он хотел сказать то, что думает.

— Знаешь, такое чувство, что на улицах лежит то же самое дерьмо, что и раньше.

Шми не ответила.

— Разве я не прав? Нужна здесь кому-нибудь надежда?

— Не надо так, Эни.

— А как надо? Сегодня ровно двенадцать лет со дня тех самых гонок. Я вот вспоминаю и думаю, что же меня тогда дернуло вообще к Квай-Гону пристать? Я ведь как знал… Ну да, я помочь хотел. Себе в том числе.

— Они были другими. Ты это почувствовал.

— Вот именно. Не как все с Татуина. А ведь, подумать только, если бы Квай-Гон не погиб, я бы теперь был джедаем.

— Жалеешь?

Анакин покачал головой.

— О Квай-Гоне — да. И все. А так: у меня свои дела, у них свои.

— Рыцари Ордена тебе не попадаются?

— Под ноги?

— Вообще.

— Мельком видел. Ну, какого-то… — Скайуокер замялся, он старался не употреблять при матери много бранных слов, и свой лимит уже исчерпал, — в плаще. Пару раз в штаб кто-то из них приезжал.

— Они же на фронте вместе с вами.

— Ага, особенно в холоновостях. Знаешь, на деле все обстоит иначе. Спецназ, дипломатия — это да, и правда на них держится. То, что называется тонким урегулированием конфликтов. Они — элита, а мы — так, пушечное мясо для отведения внимания противника. А и ладно, впрочем… — Анакин махнул рукой. — Я опять о рогатых бантах. То есть о Татуине. Мама, ты тоже не должна здесь жить. Если есть возможность. А возможность будет, я обещаю.

— Посмотрим.

— Мама, ты даже не видела других систем.

— Зато ты мне достаточно о них рассказывал.

— Ну, значит, я плохо рассказывал. Да и это совсем не то. Ты не представляешь, какие есть красивые интересные миры. Где можно по-человечески жить.

— Если есть деньги.

— Деньги есть.

— Я даже не гражданка Республики.

— Это не мешает туда приехать. А паспорт можно купить потом. Так все делают. Можно посмотреть столицу и еще несколько планет, а потом ты решишь, где захочешь поселиться.

— Ты сам-то в столице бываешь?

— Нет. С тех пор, как сбежал из Храма, не приходилось. Как раз будет повод.

В коридоре послышался какой-то шум.

— Это Беру?

— Наверное. Скоро обед.

Анакин спустил ноги с кровати.

— Я пойду умоюсь, а то так весь день можно в кровати валяться. Э, а вода вообще есть?

— Есть, я как раз принесла.

— Здорово.

Пустыня сожрала два дня отпуска неимоверно быстро, перемолов время в песок.

Опоясывающие ферму ряды дюн накалились жаром полуденных солнц, и теперь, почуяв наступление вечера, начали медленно остывать. Анакин нагнулся и запустил руку в песок. Горячо. По-прежнему невыносимо горячо. Нигде, ни на какой другой планете не видел он такого. Бывают небольшие пустыни. К которым все относятся как к недоразумению природы. Боятся. Удивляются. Не любят. Но что такое клочок высохшей земли по сравнению с целой планетой, погребенной под многометровой толщей желтой крошки?

Мама стояла у спидера.

— Спасибо, что уловитель починил.

— Не за что.

— Ты так и не отдохнул. Все время работал.

— А что тут еще делать можно? В саббак с Оуэном играть? Он, кстати, не умеет. Думал научить — так этот лох всю ферму проиграет.

— Хоть бы еще ночь переночевал.

— Нельзя, я этим вечером должен быть в Мос-Эспа.

— Ясно. Давай, хоть воротник поправлю. Сам же не видишь ничего. В армии, наверно, не учат смотреть в зеркало.

— Очень даже учат.

Потянувшись к сыну, она поставила на место кусок измятой ткани. А потом оставила руку на его локте, словно хотела задержать сына еще на несколько минут.

Анакин это понял. И подумал, что ничего страшного из этого не случится. Улыбнулся.

Шми поглядела по сторонам. Следы Ларса вели куда-то к дому. Беру стряпала ужин на кухне.

— Забыла спросить, как там твой друг?

— Фетт? Сто лет его не видел.

— Куда его послали служить?

— А никуда. С ним интересная история вышла. Он как раз окончил высшую школу. Ну, по бумагам он же на два года меня младше. Так Фетт получил свой диплом с золотой лентой и ушел в наемники.

— К кому?

— К себе самому. Это называется «охотник за головами».

— Знаю я, как это называется. Убивать за деньги.

— Конечно. Но, мама, понимаешь, — Анакин покачал головой. — Я офицер Республики, делаю практически точно то же самое. Да, я знаю, что это звучит очень цинично. Я убиваю за присягу, которую этой Республике принес. Получаю за это деньги. Жалованье, то есть. Подчиняюсь идиотам из Совета Безопасности. А у Фетта более конкретные заказчики с более тугими кошельками. Вот и вся разница. Кстати, к слову пришлось, джедаи ведь тоже убивают за присягу, только Республика им за это ничего не платит. Ну, их это устраивает.

— Мне хочется думать, что в Совете Безопасности заседают не те самые люди, которые заказывают Фетту конкурентов.

— Да нет, как раз половина тех самых там и собралась. Республика — это тот же самый Татуин, только размером побольше. Так что Фетта я в принципе понимаю.

— Перестань делать вид, что тебя интересуют только деньги!

Тон матери и в самом деле заставил его сбросить маску циника. Анакин смягчился, изобразил виноватую улыбку и спокойно продолжил:

— Я просто не хочу хотя бы перед тобой притворяться, что служу Республике, потому что я в восторге от ее порядков. Или что я действительно верю во власть, которая принадлежит народу.

— А во что бы ты поверил?

— Не знаю. В государство, где вместо бардака был бы порядок. И этот порядок, исполнение законов ставилось бы превыше всего. И чтобы службу в этом государстве люди считали бы честью. Военные в том числе. Но это совсем не нынешняя Республика.

— Ты интересуешься политикой?

Он пожал плечами.

— Постольку поскольку. Идет война. Политикой сейчас интересуются все. Всем же интересно, что будет после войны. Я думаю, многое изменится.

Скайуокер поглядел куда-то вдаль, за горизонт, а затем вдруг продолжил размышлять вслух.

— Кто ж его знает, может, теперь он на стороне сепаратистов. Армии наемников у них есть. Уж лучше пусть он останется охотником.

— Фетт рассказал тебе про все свои планы?

— Фетт считал, что у меня появится желание уйти вместе с ним.

— Серьезно?

— Абсолютно. Мы бы с ним хорошо сработались. Знаешь, у нас было много совместных учений с младшими курсантами.

— Я помню, ты говорил.

— Он тоже не забыл. Тем более, что он знает, откуда я такой…

— Анакин, неужели ты рассказал ему про Храм?

— Ему? Да, рассказал. Но только ему. Именно поэтому он очень долго меня уговаривал. Мои, гм, способности в таком деле — лишний козырь. В конце концов, он обозвал меня безнадежным идеалистом и ушел.

— Это был комплимент.

Анакин рассмеялся.

— Да? Еще он сказал, что в принципе в меня верит, и что если я через несколько лет добьюсь серьезных успехов, вот тогда он вернется под мое командование.

— Какое нахальство.

Скайуокер снова пожал плечами.

— Что-то в этом роде. Мне пора, мама.

— Возвращайся. И будь осторожен.

— Ну, что со мной вообще может случиться? Это ты береги себя. Я вернусь, и мы с тобой куда-нибудь поедем. Я же должен показать тебе Корускант. Увидишь, тебе понравится, и мы останемся жить в столице. Мы это заслужили, правда?

Он улыбнулся.

Шми тоже улыбнулась, но только губами. Она почти никогда не плакала. Ни тогда, когда Уотто скупился на еду и в их доме было нечего есть, ни когда отпускала сына на Корускант. Анакин уважал ее за стойкость. Хотя замечал, что тоска в глазах матери была намного горше самых соленых слез.

— Я правда вернусь. Обещаю тебе.

Он поцеловал мать в щеку, крепко ее обнял и забрался в спидер.

Через минуту о визите Анакина Скайуокера на Татуин напоминали только следы сапог на песке, да и те скоро растворились в этой пустынной земле.