Свет в библиотеке становился ярче постепенно, давая глазам привыкнуть. Павел Мирский, моргая, стоял в дальнем конце зала с креслами и каплевидными терминалами.
Первым его порывом было взглянуть на повреждения, причиненные Велигорским, но таковых не было. Все терминалы стояли как ни в чем не бывало. Мирский поднес руку к голове, затем к носу и подбородку. Никаких шрамов. Слабый ненавязчивый сигнал в его голове подсказал, что он использует ту часть своего мозга, которая не принадлежит ему от рождения.
Он прошелся вперед и назад, испытывая неприятное чувство какой-то неопытности. Затем, обогнув ряды кресел, он подошел к черной стене, все так же закрытой и лишенной каких-либо обозначений. Нахмурившись, он крикнул:
— Эй!
Никто не ответил.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Видимо, его оставили одного. Возможно, расстреляв его, все ушли из библиотеки. Но был еще белый клубящийся туман — и он помнил троих офицеров с откинутыми назад головами и отвисшими челюстями.
— Погодин! — крикнул он. — Погодин, где вы?
Снова никакого ответа. Генерал пересек угол и подошел к маленькой двери, которая вела в наблюдательную будку. Дверь была открыта. Он поднялся по лестнице и вошел в будку.
Погодин, размеренно дыша, лежал на трех стульях; он явно спал. Мирский мягко тронул его за плечо.
— Погодин, — сказал он. — Пора уходить.
Погодин открыл глаза и ошарашено уставился на Павла.
— Они вас убили, — прошептал он. — Они снесли вам полголовы. Я видел.
— Я спал, и мне снились очень странные сны. Вы видели, что случилось с Велигорским… с Белозерским и Языковым?
— Нет, — сказал Погодин. — Меня окутал туман, и больше я ничего не помню. А теперь вы. — Его глаза расширились, и он сел; губы его дрожали. — Я хочу уйти отсюда.
— Хорошая мысль. Давайте выясним, что произошло. — Мирский пошел впереди Погодина вниз по лестнице к черной двери. — Открыть, — приказал он.
Полукруглая дверь медленно раздвинулась.
Спиной к Мирскому у двери неподвижно стоял Анненковский, держа автомат за ствол и уперев его прикладом в землю.
— Простите, майор.
Анненковский напрягся и резко повернулся кругом, поднимая автомат.
— Осторожнее, — предупредил Мирский.
— Товарищ полковник… то есть генерал…
— Где остальные? — спросил Мирский, глядя на стоявших четырехугольником военных.
— Остальные?
— Политработники.
— Они не выходили. Извините, товарищ генерал, но нам сейчас нужно возвращаться в лагерь — мы должны связаться с ними по радио и…
— Как долго меня не было?
— Девять дней, товарищ генерал.
— Кто вместо меня? — спросил Мирский. Погодин шагнул вперед из-за его спины.
— В данный момент — майор Гарабедян и подполковник Плетнев.
— Тогда пойдемте к ним. Что делают здесь войска НАТО?
— Товарищ генерал… — Анненковский, казалось, был на грани обморока. — Здесь была очень напряженная обстановка. Никто не знал, что произошло. Что там случилось?
— Хороший вопрос, — усмехнулся Мирский. — Может быть, позже мы это узнаем. Пока что я чувствую себя прекрасно — и Погодин тоже, — и нам нужно в лагерь… в четвертую камеру?
— Да, товарищ генерал.
— Тогда идем. А почему наши люди стоят здесь?
— Ждут вас, товарищ генерал.
— Тогда они возвращаются с нами.
— Есть, товарищ генерал.
В поезде Мирский закрыл глаза и прислонился к стене. «Я мертв, — подумал он. — Я ощущаю, что какие-то части меня отсутствуют, заменены, провалы заделаны. Это означает, что я теперь новый человек; я был мертв и снова ожил. Новый, но обремененный прежней ответственностью».
Он открыл глаза и посмотрел на Анненковского. Майор разглядывал его со смахивающим на ужас выражением, которое тут же сменилось болезненной улыбкой.