Белое поле. Земля

2067 год, Земля, Новосибирск, Новый Академгородок

Даже у самого сурового человека бывают моменты, когда угрюмое лицо разглаживается и сквозь ледяную строгость пробивается тёплая улыбка, также и у зимы, бывают дни, когда промозглая серость рассеивается лучами солнца. Сегодня был такой день: всё утро солнце хозяйничало в небе, гоняя по голубым просторам ленивое стадо пушистых облачков, к закату небесная отара сбилась в огромную тучу, тут же разродившуюся пушистым снегом. В лучах садящегося солнца крупные хлопья снежинок сверкали розовыми искорками и медленно оседали вниз.

Суровый человек шёл по парковой дорожке, он улыбался снегу и собственным мыслям, чуть впереди деловито хлопотал снегоуборочный бот, педантично сметающий свежий снег с дороги одинокого путника. Директор Центра Монадных исследований и Дискретной физики возвращался домой, Максим Андреевич Графитов, подобно закатному солнцу прошёл свой зенит, и подобно светилу сам был светилом, но не небесным, а научным, если задуматься, то и звездой он тоже был, естественно, научной. Разумное предположение, что улыбка академика вызвана блестящим решением научной проблемы, было бы ошибочным, на самом деле учёный вспоминал зиму из далёкого детства, в его памяти всплыл скрип сминаемого детскими сапожками снега. Подчиняясь внезапному порыву, мужчина свернул с расчищенной дорожки и пошёл по снежной целине, приятный снежный хруст под ногами будоражил далёкие воспоминания. Бот впереди застыл, его сенсоры развернулись к человеку, казалось робот был в замешательстве, оценивая объём снега на новой траектории человека.

— Ладно, ладно, глупый кожаный мешок захотел вспомнить детство, — виновато проворчал человек, и вернулся на дорожку.

Путь учёного продолжился, бот деловито зажужжал дальше.

Нырнув в дверь своего дома, Максим Андреевич первым делом встал на обувную зарядную платформу, застёжки ботинок разомкнулись и мужчина ловко переместил ноги в уютные тапки, правой рукой, не глядя, он повесил термогрейку на энерго-вешалку, вернее, пытался повесить, ближайший слот вешалки был занят. Коды доступа к дому были только у него и у его бывшей жены Марины, четыре года назад ей стало «тесно» в Новосибирске, она улетела жить в Москву, в водоворот яркой жизни мегаполиса. Временами она возвращалась на неделю другую, внося суматоху в размеренную жизнь учёного отшельника. Капризы бывшей жены Максим Андреевич воспринимал как данность, как природное явление, которое подчиняется какому-то объяснению, но не поддается влиянию, или, упаси боже, контролю.

Но нет, Марина предпочитала одеваться ярко, тёмно-синий строгий термошубок определённо был не в её стиле, к тому же, одежда явно была мужская. Это мог быть только его куратор из научной контрразведки, который просил называть его по позывному Ясень.

Хозяин дома уточнил:

— Арина, у нас гость?

— Да, Макс, твой знакомый не представился, — ответила домашняя утилитарная система, — но у него есть мастер-ключ к дому. Сейчас он пьёт чай в гостиной. Что-то не так? Я слышу тревогу в голосе.

— Нет, всё нормально, — пристроив термогрейку на свободный слот, ответил Максим Андреевич, — просто неожиданно. Сообрази-ка мне тоже чаю.

— Конечно, а гость-хуже-татарина останется на ужин?

— Вот сейчас и узнаем, кстати, шутку оценил, — учёный всегда поощрял неформальные вставки в диалоге техина.

— Я тоже оценил шутку, — в прихожей появился незнакомец, — ведь я на одну восьмую татарин.

Это был мужчина в годах, среднего роста и среднего телосложения, если присмотреться, то всё в нём было средним, не примечательным, однако сквозь эту серость пробивалась едва уловимая твёрдость, это ощущалось в позе, движениях, выражении лица. В данный момент было важно, что это не Ясень, ученый с трудом вспомнил фразу:

— Вы хотели посмотреть славянский шкаф?

Гость усмехнувшись ответил:

— Нет, я интересуюсь никелированной кроватью с тумбочкой, — ответ был верен.

— Назовите свой код, — хозяин дома следовал процедуре, а когда код был подтвержден протокольным приложением, уточнил, — вас прислал Ясень?

— Не совсем, вернее сказать, это я даю указания руководителям начальников командиров Ясеня, — добродушно ответил гость, — позвольте представиться, Прокоп Волин, — гость протянул руку для пожатия.

Пытаясь осознать возможную иерархию служб безопасности и оценить звание гостя, Максим Андреевич отвлёкся и рассеяно переспросил:

— Прокоп?

— Согласен, редкое имя, — признал гость, — дед был сапёром, в честь него назвали.

— Что-то произошло? — озадачено уточнил хозяин, выпуская руку гостя из твёрдого рукопожатия.

— Что-то всегда происходит, — дипломатично ответил Волин, — давайте побеседуем, очень кстати, у вас нашёлся неплохой чай.

Всё началось на конференции физиков в Триесте, хотя, нет, всё началось раньше, со знаменитого доклада Йоргена Курца в Марселе.

Когда мир узнал о фогелях, многое переменилось, особенно в физике, фогели открывали дверь в иную физику, физику с ответами, не удивительно, что все последующие исследования были сосредоточены на «поющих атомах». Однако начальная эйфория постепенно сменилась пессимизмом, фуги были слишком сложны для понимания, годы исследований по всему миру не позволили продвинутся сколько-нибудь значимо. Научный прогресс застопорился, все талантливые учёные потеряли интерес к иным исследованиям, день ото дня посылая запросы к монадам, которые охотно делились информацией, просто лавиной данных, сложность которых была не по зубам ни людям, ни самым передовым системам сбора и анализа больших данных. Почти целое десятилетие не было сделано заметных открытий в области физики, не только той, что касалась фогелей, а всей науки в целом, таков итог, когда почти весь научный мир погнался за стаей неуловимых «птичек».

Всегда подозрительные политики трактовали это по своему, они предположили, что исследования в других странах продвигаются более результативно, открытия есть, но они насколько значимы, что ими не спешат делиться, куя в тайных лабораториях новое сверхоружие. Научный шпионаж получил невиданный размах, каждого учёного многократно проверяли на лояльность, в каждом студенте подозревали иностранного агента. Опасаясь раскрыть свою слабость в научном прогрессе, политики допускали слив информации о мнимых успехах своих стран в исследовании монад, это ещё больше подстёгивало усердие конкурентов и давало новую почву для взаимных подозрений.

В такой обстановке научные конференции всё больше напоминали шпионские рауты с участием учёных. Девятнадцать лет назад, на конференции в Триесте, перспективному учёному Графитову позволили сделать доклад об эффективной генерации изолированного мононуклонного фогеля. Служба научной контрразведки изрядно кастрировала его работу, но оставила достаточно материала, чтобы связно изложить часть идей. По пути на конференцию Максим был горд собою, полагая, что значимость его работы важнее конспирации. Однако, по мере доклада и общения с коллегами из разных стран, учёный быстро осознал, почему ему разрешили рассказать о своей работе. По мнению аналитиков разведки, схожие результаты уже были достигнуты в других странах, ничего нового доклад не раскроет, но создаст видимость приоритета России в этих исследованиях.

Молодой амбициозный учёный был подавлен своим прозрением, поэтому во время неформального вечера на закрытии конференции, он пытался доказать значимость свой работы, в итоге выложил коллегам намного больше, чем ему было позволено. Слово за слово, среди физиков развернулась бурная дискуссия, учёные были опьянены возможностью обсуждать проблемы своей науки открыто, здесь стоит упомянуть об окрыляющем действии местного проссеко, но оно скорее служило катализатором открытости, чем её причиной. Та часть участников вечера, которая должна была следить за настоящими учёными, пыталась свернуть обсуждение, урезонить подопечных, но безуспешно — гостеприимный Триест в эту ночь услышал немало тайн и государственных секретов.

Когда Графитов вернулся в Москву, его собирались уволить и отстранить от научной работы, но среди физиков он приобрёл авторитет учёного, для которого наука важнее карьеры, весь научный мир приготовился к показательным репрессиям к зачинщику знаменитого «Триестского чаепития». Вопрос обсуждался на самом высшем уровне, Москва решила, что расправа над «свободным учёным» плохо скажется на государственном имидже, поэтому с Максимом обошлись предельно мягко: отправили в Новосибирск и даже выделили небольшое финансирование, естественно об экспериментальной работе можно было забыть — доступ к фогельным станциям и монадным генераторам ему был закрыт, поэтому с того момента он стал чистым теоретиком.

Коллеги в меру сил поддерживали опального учёного, в холодном Новосибирске его приняли тепло, оборудовали лабораторию и выделили солидную квоту в вычислительном центре. Всеобщее внимание и поддержка оказали мощное давление на Максима, он стал символом «сильного учёного» способного противостоять трудностям, новоявленному кумиру с огромным трудом удавалось соответствовать ожиданиям, ведь приходилось осваивать новую часть науки.

Область физики, изучающая цифровые последовательности фуг, получила название дискретная физика. Чтобы заниматься такой физикой не нужно проводить дорогостоящие эксперименты, не требуется обладать ценным оборудованием, достаточно иметь доступ к библиотекам фуг, по сути это скорее математика, чем физика. Фуги стали новым смыслом жизни Графитова — волны чисел в безбрежном океане значений, словно музыка, последовательности часто повторялись, в прямом и обратном направлении, мутировали друг в друга, напластовывались, заполняя бесконечные терабайты данных. Первые достижения учёного на новом поприще были незначительны, он предложил новый способ архивации фуг, основанный на их типовой структуре, статью приняли благосклонно, как и последующие.

Постепенно Графитова захватила идея популярная в китайских научных кругах, многие восточные коллеги склонялись к мысли, будто фуги хорошо описываются в терминах теории графов. Огромные листы распечаток сложных ветвящихся графов заполняли лабораторию исследователя, за ними уже не было видно стен, а эскиз со сравнительно небольшим графом даже скрывал за собою дверь, гости лаборатории часто не могли сходу найти выход из неё.

Узлы связанные рёбрами постоянно были в мыслях учёного, даже когда он отдыхал.

Как говорит легенда, погожим летним днём Графитов заснул под разлапистым сибирским кедром, ему снился нотный стан, с нанизанными на него нотами. Во сне ноты пришли в движение, постепенно превращаясь в узлы, а нотные линии расщепились, так, что музыка стала расходится от одной ноты сразу в нескольких направлениях. Мелодия превратилась в граф, Максим не знал как её сыграть целиком, поэтому исполняя музыку стал двигаться по ветвящимся линиям, часто попадая в циклы и проигрывая один и тот же мотив снова и снова, натыкаясь на тупики, он разворачивался чтобы играть ноты в обратном направлении. Захватившая его музыка, смутно напоминала композицию Кинг Кримсон про Шизоидного человека, навязчивая самокопирующаяся мелодия водила сознание по кругу. Внезапно мимолётный сон разлетелся вдребезги! На голову учёного свалилась шишка! Но ум успел ухватится за мелодию и вытянул образ ветвящейся музыки из сна в реальность.

Это было озарение, Графитов понял, это не фуги хорошо описываются графами, а сами фуги являются быстрыми набросками графов. Когда несложный автомат с ограниченной памятью, пытается передать структуру почти бесконечного графа, то такой автомат будет двигаться по графу как по лабиринту, часто попадая в циклы и тупики, формируя повторы и обратные последовательности фуг. Построить алгоритм, который из путанного пути автомата восстановит реальную структуру графа, оказалось сравнительно несложной задачей, которая стала первой важной вехой на пути дискретной физики.

Ради объективности следует упомянуть: Графитов уснул не под кедром, это была сосна; шишка на его голову не падала, она упала рядом, но в остальном легенда верна.

Учёный не стал спешить с публикацией открытия, сначала он восстановил приблизительную структуру основных фуг, для чего разработал методику глифов, построил теорию описывающую общее устройство монады, материала накопилось на целую монографию «Теория монады». Комитет научно-исследовательской безопасности рассматривал труд несколько месяцев, после чего опубликовал варварски урезанную версию монографии в закрытом вестнике Академии Наук, доступ к которому имели только сотрудники секретных научных учреждений. Пару дней ничего не происходило, затем к Графитову стали обращаться ошеломлённые коллеги. Особенно запомнился звонок от академика Северова, тот был с рождения слеп, но благодаря таланту и врождённому упорству сумел много добиться в теоретической физике: «Вы мне раскрыли глаза! Не буквально конечно, но теперь я понимаю каково это прозреть. Сейчас я отчётливо вижу структуру и суть монад, да что там! Мне кажется мы в одном шаге от осознания сути целой Вселенной! Мы все стоим на плечах гигантов, захватывающе наблюдать, как вы выросли в одного из них! Поздравляю!»

В то же время в жизни Максима появился Ясень, безупречно элегантный и предельно вежливый сотрудник Научной Контрразведки из КНИБ, он не давил, не запугивал, лишь спросил на каких условиях Графитов согласен работать на благо Родины. Это были переговоры, которые продлились пару недель. Сложно поверить, но учёный был отчасти рад вмешательству государства — Графитов видел перспективы его открытия, открывающего много новых возможностей, которые могут быть использованы как во благо человека, так и во вред всему человечеству, учёный был рад разделить с кем-то бремя такой ответственности. В итоге Максим сохранил статус «вольного исследователя», он никому не стал подчиняться, более того для него создали Центр Монадных Исследований, работу которого будет направлять лично он, взамен учёный позволил цензурировать его монографии и согласился «придерживаться осторожности» при общении с зарубежными коллегами. Отдельно было оговорено, что все его работы будут иметь международные публикации, но в той редакции, которая покажется контрразведке допустимой. Сам учёный называл свой договор с государством «лабиринтом компромиссов».

Стороны придерживались соглашений, через девять месяцев вышла международная публикация «Теории монады», пусть Графитов с трудом узнал свой труд, многое было переиначено, а глава с методикой глифов была совсем выброшена, отчего большинство тезисов было лишено должной аргументации, однако общие выводы были изложены верно — «лабиринт компромиссов» работал.

На следующий день после глобальной публикации Графитов проснулся звездой, международную общественность ошеломила не только суть работы, но и то, что такой труд придали гласности, в атмосфере всеобщей подозрительности это произвело эффект разорвавшейся бомбы. «Гений из Сибири» не сходил с экранов массмедиа, строгий, слегка рубленный профиль учёного оказался довольно фотогеничным, некоторые дамские редакции даже признали его сексуальным, конечно с Курцем не сравнить, но что-то в нём определённо было. Общественное внимание, часто переходящее в открытую лесть, быстро наскучило Максиму, тот памятный краткий звонок от Северова учёный ценил больше всей этой мишуры, Графитову было достаточно того, что он достиг славы, сама же слава ему оказалась не нужна, она только мешала. В какой-то момент он даже попросил Ясеня как-то обуздать этот процесс. «Работа уже ведётся», успокоил разведчик, «вы попали под медиа-атаку, которая была специально организована в надежде, что герой "Триестского чаепития" снова не сможет удержать тайны при себе». Справедливый упрёк кольнул Максима, но в большей степени огорчало всеобщее лицемерие, очередной раз разочаровавшись в людях, учёный с головой ушёл в исследования.

Конечно, раскрытие «Теории Монады» придало сильный толчок развитию дискретной физики во всём мире, однако русские учёные, пользуясь полной версией монографии, получили колоссальное преимущество, сам же Графитов, много месяцев посвятивший размышлениям на эту тему, был далеко впереди всех. Через три года вышел знаменитый труд «Основы дискретной механики», который навсегда изменил представление человека о пространстве, времени и Вселенной в целом.

* * *

Бесшумно помешивая чай, Волин заметил:

— По долгу службы я хорошо вас знаю, лучше чем вам кажется, поэтому могу сразу предупредить, мы во многом единомышленники, мыслим схожим образом, но в разных областях, вы физик, я разведчик, мы оба исследователи тайн. Уверен, если вы будете иметь это в виду, мы быстрее найдём взаимопонимание, — гость отпил из чашки, — также как и вы, я не люблю разъяснять вещи которые мне кажутся очевидными, поэтому специально для вас моя служба подготовила презентацию, если по ходу у вас будут возникать вопросы, то я охотно дам пояснения.

На большом экране в гостиной появился замысловатый логотип с подписью «Управление Глобальных Проектов КНИБ». «Представляет», мысленно добавил Графитов, но ошибся, далее следовало, «специально для Графитова М. А.», затем, «если вы не уполномочены, то дальнейший просмотр является государственной изменой в форме шпионажа (ст. 275 УК РФ)» слова застыли на экране, предоставляя зрителю паузу, во время которой тот получал шанс отказаться от шпионажа. Учёный многозначительно взглянул на разведчика безмятежно потягивающего чай, презентация началась.

Сначала было сжатое досье на Графитова, скупые сведения без комментариев, из всего досье единственным интересным фактом было то, что в службах безопасности учёному присвоили позывной «Маг». «Не оригинально», подумал сам Маг, «назвали по инициалам», хотя позывной ему польстил.

Далее было интереснее, оказывается, ещё до официального выхода «Теории Монады» был собран кластер из семнадцати научных организаций, который перепроверил выводы монографии и в дальнейшем работал по этой теме. Почти все факты которые Графитов вывел «на кончике пера» были экспериментально подтверждены намного раньше, чем ему стало известно об этом, учёный внутренне сокрушался, ведь эти выкладки могли бы сильно сократить время на подготовку «Основ дискретной механики».

На экране появился интеллигентного вида психолог в старомодно круглых очках. Это было заключение двенадцатилетней давности, специалист заявил, что на данном этапе привлекать объект Маг к секретным разработкам не имеет смысла, текущие условия оптимальны для работы объекта. «Анализируя стилистику изложения монографии», продолжал психолог, «можно сделать вывод, что у объекта есть более глубокие мысли по теме исследований, в ближайшие пять лет следует ждать от него более фундаментальный труд. Основная рекомендация: не тревожить, создать все условия для работы, наладить личную жизнь». Мысленно Графитов поблагодарил неизвестного психолога, хотя пункт с налаживанием его личной жизни немного смутил.

На экране с докладом появился Ясень, двенадцать лет назад он выглядел существенно моложе, в своей элегантной манере Ясень сообщил, что проект строительства многоэтажного развлекательного комплекса рядом с домом объекта Маг был отменён, взамен этого был благоустроен парк и разбит пруд, шумные работы по благоустройству оперативно велись только в отсутствие объекта и не могли негативно повлиять на его работу. Все данные по Магу переданы агенту Далила, работа ведётся. Размах деятельности впечатлил учёного, он мысленно отдал должное Ясеню за прекрасный вид из кабинета на живописный пруд, по поводу агента Далилы возникли подозрения, но не успели оформиться, так как речь зашла о «Основах дискретной механики».

Последняя глава Основ посвящена перспективам использования монадой механики, все тезисы этой главы были подробно рассмотрены.

Сначала была представлена ретроспектива разработок плетельщиков — программаторов фуг, которые могли подмешивать свой код в фуги монад, заставляя графоматы монад исполнять полезный код. До Графитова доходили слухи о успехах в этой области, но то что работы уже давно довели до промышленных изделий он понятия не имел, теперь стал объясним ошеломляющий рост производительности вычислителей. Плетельщики были построены по схеме предложенной ещё в «Теории монад» и доработаны по тезисам главы перспектив. Для работ по теме было создано три НИИ, два завода начали серийно выпускать плетельщиков, естественно всё это в условиях строгой секретности.

Далее в труде Графитова предлагалось проводить модификацию гамма-фуг, это позволяет управлять работой основных физических полей. Самое простое — фиксация состояния элементарных частиц путём создания стазис камеры, «замораживающей» состояние объектов внутри неё. Для исследований был образован НИИ «Стазис», камеры успешно созданы, удалось даже фиксировать состояние растений и низших животных, к сожалению оказалось, что высшие животные и приматы после выхода из стазиса впадают в коматозное состояние, с печалью в голосе диктор упомянул о двух добровольцах потерянных при испытаниях.

Атомарные взаимодействия внутри стазис камер позволяют конструировать молекулы и поатомно формировать сложные наномеханизмы. Такие стазис камеры Графитов нарёк фабрикаторами, эти работы вёл НИИ «Гефест», созданы фабрикаторы с выходом 400 грамм в сутки.

Далее в книге предлагалось использовать локальное ослабление сильного взаимодействия для создания средне-температурного термоядерного реактора, идея оказалась продуктивной, на НПО «Самсон» уже выпустили третью серию реакторов, разработан модельный ряд компактных специзделий разной мощности.

И так по каждому тезису, везде конкретные результаты, фотографии образцов, видео испытаний, размах ошеломлял, было непостижимо, как достижения такого уровня всё ещё остаются тайной.

Опять появился психолог в круглых очках, слегка постаревший, всё тем же вкрадчивым голосом он поведал: «Объект Маг пережил внутреннюю трансформацию, теперь, когда объект пересмотрел ценности, у него изменились критерии мотивации. Образно говоря, Маг уже "вырастил дерево", теперь он больше думает не о самом "дереве", а о его "плодах", на данном этапе следует привлечь объект к работе над секретными разработками по его трудам. Это не рекомендация, это требование, иначе возможен внутренний кризис мотивации объекта, последствия непредсказуемы, но как минимум деструктивны для личности, как максимум несут неприемлемый ущерб безопасности».

Внутренне Максим частично был согласен с психологом, в последнее время его посещали противоречивые мысли, учёный был благодарен специалисту за точный анализ, хотя благодарность оказалась поспешной. Поправив очки, психолог заключил: «Если не удастся привлечь объект к работе над темами, то рекомендуется его устранить».

На этой угрожающей ноте презентация завершилась, Графитов задумался.

— Не волнуйтесь, в отличие от психологов, мы разведчики, не так категоричны, — успокоил Волин, — мы устраняем только когда объект начинает действовать, за мыслепреступления мы не наказываем.

В гостиной воцарилась тишина, казалось время застыло, только у углу потемневшего экрана бесшумно подпрыгивала иконка домашней утилитарной системы.

— Арина, что у тебя? — спросил хозяин дома.

— Простите, я хотела уточнить по поводу ужина, — аватар Арины на экране, деловито достал лист с надписью «Меню», — если гость задержится, то я знаю множество блюд, которые на одну восьмую татарские.

— А ваша Арина остра на язык, — отзывался Волин.

— Острые блюда тоже есть, — парировала система.

— Арина! сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. — шутя перефразировал Прокоп, — Быть может, за грехи мои, Мой ангел, я любви не стою!

— Великие строки вас не выручат, но меня смягчат, — кокетливо признала Арина.

— Полагаю наша беседа будет долгой, вы не против разделить со мною ужин? — предложил Графитов.

— Конечно, — согласился гость.

Какое-то время ушло на согласование меню, наконец собеседники остались наедине.

— Итак? — спросил хозяин дома, — что дальше, вы меня не на шутку заинтересовали, у меня масса вопросов, но у вас что-то на уме, иначе вы не пришли бы лично.

— Верно подмечено, — согласился разведчик, — что вы знаете о проекте «Восток-7»?

— Вопрос риторический? — усмехнулся учёный.

После того, как китайцы первыми высадились на Марсе, в России решили пересмотреть свою космическую программу, марсианская гонка стала не так интересна, как не интересно быть вторыми, или даже третьими, поскольку американский марсианский проект также был на завершающей стадии. Возникла идея создания первой космической станции в Поясе Астероидов, здесь шансы на лидерство были велики, так как Китай вкладывал основные ресурсы в поддержание марсианской программы, Америка всеми силами стремилась достичь паритета с Китаем, а Европа и Индия всё ещё развивали программы лунных станций, пытаясь догнать лидеров хотя бы на Луне.

Невольно Максим вспомнил картинку с яблоней, цветущей в центре компактной марсианской станции, российский проект освоения Марса так и назывался «Первая яблоня». Хотя прошло уже более десяти лет, в памяти всплыл рекламный проморолик проекта: пара марсонавтов сажают хрупкий саженец, который вырастает в крепкую яблоню, дающую спелые, красные как Марс, плоды. Перспектива камеры меняется, мы видим как за первой яблоней вырастает цветущий сад, маленькая станция на пару десятков марсонавтов разрастается в целый город, полный зелени и счастливых людей, в это время уверенный голос за кадром декламирует:

Жить и верить — это замечательно!

Перед нами небывалые пути.

Утверждают космонавты и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести!

Увы этим планам не суждено было сбыться, «Первую яблоню» свернули, а все наработки и ресурсы перенаправили на проект «Восток-7». Новый промо-ролик показывал космический корабль, стремительно удаляющийся от Земли, вот он проносится мимо Марса, его цель много дальше, это искрящийся подобно ожерелью драгоценных камней Пояс Астероидов. Корабль достигает астероидов, грациозно раскрывается в огромное колесо космической станции, целеустремленные молодые люди занимают места в челноках, через мгновение они на пути к ближайшим астероидам, где замысловатые мощные механизмы бурят породу, тут же перерабатываемую в переливающиеся ценным блеском слитки. Камера отдаляется от слитков, снова выхватывает кольцо станции, отсюда оно кажется совсем небольшим, но камера приближается, сдвигает перспективу, теперь зритель замечает новые кольца станции, их уже три, а в сторону Земли отправляются гружёный гирляндой контейнеров корабль. «Нам для жизни нужны только мы», бодро уверял диктор, «даже планета не нужна! Сто добровольцев покорят дальний рубеж Пустоты, стань одним из героев!» Ниже мерцал универсальный линк на сайт заполнения анкеты космонавта.

— Признаться честно, — доверительно начал Графитов, — когда ушла Марина, я даже подумывал записаться в добровольцы, учёные там тоже нужны, но одумался, ведь это дело для молодых.

— Не списывайте себя со счетов, — возразил гость, — мы ещё молоды духом! Значит вы хорошо должны помнить общую схему корабля, который доставит нашу молодёжь на Пояс.

Экран гостиной, отобразил знакомую схему корабля, в которой на длинную центральную ось один за другим нанизывались отсеки. Первым шёл командный модуль для дежурного экипажа управляющего полётом, за ним следовал реакторный отсек, его планируют отстыковать по прилёту, чтобы в дальнейшем питать станцию. Следом размещались сегменты будущего кольца станции, каждый из тридцати шести сегментов был чуть более ста метров в длину, всего шесть ярусов в виде огромных снежинок, сложенных из шести сегментов расходящихся от оси корабля. Согласно плану, только первые шесть сегментов кольца предназначались для экипажа станции, припасов и исследовательского оборудования, остальные служили дополнительными топливными баками, они опустеют во время полёта, после чего ими замкнут кольцо станции. Вереница головных отсеков выглядела внушительно, но даже она меркла на фоне основного топливного модуля, капсула длиною шестьсот метров выглядела исполински, это было наглядное воплощение бездны пространства, которую предстоит преодолеть кораблю. Блок реактивной тяги завершал конструкцию, сложная мешанина топливных компрессоров и основных маршевых двигателей.

Рассмотрев знакомую всему миру схему, Графитов вопросительно взглянул на разведчика, тот усмехнулся:

— Это фальшивка.

Подумав ученый возразил:

— Сотни репортажей из разных стран, фотографии астрономов любителей, все соответствуют этой схеме. Если она фальшивка, то только касательно внутреннего устройства корабля.

— Вы совершенно правы, мы не хотели афишировать истинные масштабы проекта, поэтому, внешняя компоновка осталась без изменений, это добавило нам трудностей, но к счастью преодолимых.

Волин, обновил схему на экране, внешние обводы остались те же, но начинка изменилась. Машинально приблизившись к экрану Графитов принялся изучать новый чертёж.

— Это ошеломляюще, — наконец прошептал он, — Это, это…

Вдруг на экране появилась Арина:

— Простите, что прерываю, — деловито, но с извиняющейся интонацией, начала она, — однако токмач гостя уже готов, я немного обогатила рецепт французскими, итальянскими и венгерскими нотками, очень важно попробовать блюдо горячим, пока лапша имеет особую пикантную упругость!

— Да, конечно, будет невежливо заставлять гостя есть размякшую лапшу, — немного рассеяно согласился хозяин, указывая рукой в направлении столовой, — Прошу меня простить, но за едой я не обсуждаю работу и политику, — по пути к столу предупредил Графитов.

— Похвальная привычка, — согласился Прокоп, занимая свое место, — как аппетитно пахнет! Ваша Арина просто волшебница! — на экране в центре столовой улыбающийся аватар Арины сделал изящный книксен.

Между блюдами, когда первый голод был утолён, хозяин дома завёл беседу:

— Вот я на днях смотрел сериал о разведчиках, занятное зрелище, помогает отвлечься, но у меня возникло несколько вопросов относительно современных шпионских приёмов, — вдруг он запнулся, — О! Я профан! Мы же уговорились не обсуждать работу! Простите мою оплошность!

— Извинения излишни, — успокоил довольный ужином гость, — уверяю вас, всё, что вы могли увидеть в сериале не имеет никакого отношения к моей работе. Смело спрашивайте!

После трапезы мужчины вернулись в гостиную, сервисные манипуляторы ловко орудуя с потолка, подливали в небольшие бокалы дижестивный саперави, тягучее сладкое вино было превосходным комплиментом ужину. Пока гостиная была пуста, Арина успела разжечь в ней камин, языки пламени приглашали любоваться собою, но тщетно, вниманием присутствующих завладела обновлённая схема корабля «Восток-7».

— Насколько я могу судить, — начал академик, — то, что раньше было топливным модулём, теперь стало вакуумной капсулой, основой вакуумного привода. Судя по размерам, двигатель разработали довольно давно, года два тому я вывел преобразование группового наложения, которое в теории позволяет снизить оптимальный размер вакуумной камеры с пятисот метров до двухсот, — размышлял учёный, — впрочем у прямого привода, без наложения, есть свои преимущества, он надёжнее. Кстати, двигатель испытан?

— Верно заметили, но это лишь вершина айсберга, между прошлым проектом и сегодняшним пролегла технологическая пропасть, это не только вакуумный привод, который, к слову, работает великолепно, но и реакторы, плетельщики, фабрикаторы, стазис камеры. Семь лет работы тысяч учёных и сотен тысяч инженеров! Позвольте отметить, всё это благодаря вам, ваш вклад неоценим! — здесь Волин в признательном жесте дружески качнул бокалом в сторону учёного, его глаза блеснули, — Знаете каков итог?!

Польщённый Графитов, качнул своим бокалом, как того требует риторический ответ.

— Ранее мы планировали исследовательскую станцию на сотню космонавтов, но теперь это будет настоящее космическое поселение на четыре тысячи человек, самое большое на сегодняшний день и самое удалённое от Земли, у поселенцев будут ресурсы на три года, за которые вполне реально выйти на автономность, даже на автаркию! Задумайтесь, это ведь реальная резервная копия человечества! Небольшая деревня в масштабах страны, новый мир для всего человечества! — в словах разведчика звучала убеждённость прогрессора.

— Это создаст соблазн окончательно решить вопрос с человечеством здесь, на Земле, — вглядываясь в отблески огня на красном вине, парировал Максим.

— Скептично и пессимистично, — усмехнулся разведчик, — но не прагматично, практика показывает, что человечество не способно на самоубийство, слишком велика совокупная тяга к жизни.

— Простите, меня занесло, — ответил хозяин дома, — уверенность в будущем это великолепно, но зачем такую весть хранить в тайне, к чему эта конспирация?

— Открыто и наивно, — снова усмехнулся разведчик, — но не прагматично. Позвольте дать вам небольшую лекцию о природе власти, это как раз по моей специальности…

Чуть более четверть века тому назад в мире была установлена гегемония, которая пыталась навязать нам авторитарный глобализм, цинично называя его демократией. Властное ядро было сосредоточено в США, но в маскараде бурной политической жизни той Америки хребет власти было сложно разглядеть, это давало повод для иллюзий. На сцене постоянно давали один и тот же мюзикл под названием «Сменяемость власти», никого не смущало, что в представлении всегда играли одни и те же актёры, ведь по сюжету их роли периодически менялись. Ущербность действа была очевидна всем зрителям, поэтому разумно возникает вопрос: почему весь мир полвека подыгрывал убогому балагану?

Кто-то скажет про сильную экономику, финансы, культурное влияние или авианосцы, в конце концов, это сейчас очевидна их нелепость, но тогда они казались грозной силой. Нет, всё это вторично, преходяще, не даёт стабильности. Что же тогда даёт?

Если вглядеться в историю, то ответ очевиден — религия. Не спешите возражать, мол, в мире атеистов влияние веры ничтожно. Размахивая пугалом атеизма, место религии заняла наука, ведь реальная суть религии, не в мифах о седовласых богах, а в мировоззрении прихожанина. Пока все классические веры агрились на до безобразия примитивный атеизм, наука полностью завладела умом и сердцем современного человека, ведь обывателю для веры нужны чудеса. Присмотритесь к науке: жрецы в белых халатах читают с кафедры священные тексты, которые простому человеку не понять, даже не всякий учёный может их проверить, остаётся только верить этим текстам, верить в науку. А затем является чудо: лампочка загорается, автомобиль едет, самолёт летит. Обыватель не может объяснить, как работает процессор его смартфона, ведь чудо не нуждается в объяснениях, оно служит для укрепления веры. Модель: вера — чудо — ещё большая вера, проста как условный рефлекс. Так наука стала религией, стала формировать мировоззрение.

Заметьте, веру в науку укоренили точные науки, такие как математика, физика, химия, а их авторитетом воспользовались спекулятивные науки, вроде политологии или климатологии. В чём-то вроде климатологии можно навести наукообразный туман, чтобы формировать нужное манипулятору мировоззрение, с метеорологией такое провернуть намного сложнее, а с метрологией совсем невозможно. С ракурса климатологии наука и религия неотличимы.

В благоприятной момент США смогли сосредоточить у себя цвет мировой науки, всё её жречество, более того, используя науку они смогли создать обыкновенное обывательское чудо, с тех пор сердца всего человечества были в их карманах, именно это стало фундаментом их лидерства, остальное приложилось. К счастью, правители Америки не смогли вовремя понять религиозную суть науки, когда их гегемония оформилась, стала явной, они расслабились. Подумать только, несколько десятилетий Америка не была способна запустить американца в космос, а ведь это один из столпов веры в науку! Такой компрометации никакая религия не прощает, святость можно потерять лишь один раз, с тех пор их величие стало неизбежно угасать. Уже потом проявились проблемы в экономике, финансах и авианосцах, но, впрочем, сейчас речь не о них. Добила Америку банальная жадность, Запад не спешит менять технологический уклад, пока не получил всю прибыль с предыдущего, с термоядом они затормозили процесс почти на полвека.

Эстафету научного лидерства подхватили наши друзья — китайцы, но сделали это в своей манере, осторожно, постепенно, незаметно. С наукой так можно, с религией нельзя, в итоге никто не спорит относительно их лидерства в науке, но никто и не верит в него. Понимание есть, а веры нет. Китайская наука, так и осталась наукой, не стала религией, не явила чуда. Поэтому, когда Китай начал свой проект глобализации, никто не стал ему противодействовать, но никто и не пошёл за ним. Вернее сказать, шли конечно, шли, пока им за это платили, это не вера, это бизнес. Такая схема не работает, власть сначала консолидирует ресурсы, а затем распределяет, не наоборот.

Благодаря вашей работе, у нас сложилась уникальная ситуация, когда мы далеко впереди в ключевых исследованиях, но об этом мало кому известно достоверно. Не скрою, в нашем Совете Безопасности есть горячие головы, которые заинтересованы начать собственный «конец истории», так сказать, собрать «Федерацию Земли» под нашим лидерством, но сейчас это маловероятно, не потянем. Однако, если мы продемонстрируем неоспоримое научное превосходство, явим истинное научное Чудо, то многое может перемениться. Здесь на первый план выходит вопрос, а что такое чудо? В чём его суть? Не буду томить, этот вопрос был тщательно изучен, а ответ банален: чудо это шоу! Шоу должно ошеломлять, поэтому подготовка представления всегда проходит в тайне от зрителя, а декорации закрыты кулисами до последнего момента. К примеру, Америка вела Манхеттенский проект соблюдая строгую секретность, а затем явила миру шоу — атомный взрыв, эффект был потрясающий, мир после этого переменился.

Эх! Знали б вы каким трудом даётся вся эта конспирация! К примеру, чтобы испытать вакуумные двигатели, мы построили муляжи маршевых реактивных двигателей, которые в рабочем режиме издали выглядят как настоящие, но почти не расходуют топлива. К Поясу Астероидов так и полетим, со всей бутафорией, будем скрывать до последнего, пока станцию не развернём. Провал космического проекта, это просто очередная научная неудача, а провал Чуда, это Грандиозный Провал.

В завершении своей речи Волин склонился над камином, чтобы пошевелить дрова кочергой. Пламя выпустило стайку искр и воспряло, от чего в красных отблесках на стенах гостиной заплясали неровные тени. «Наглядная аллегория Грандиозного Провала», подумал Максим, но вслух сказал:

— Теперь многое становится понятным, последние годы государство было невероятно щедро к учёным, я, признаться, подозревал, что где-то у нас ведётся масштабный военный проект, отсюда и такая расточительность, ведь на чистую науку так не тратятся, — грустно усмехнулся учёный, — я был не далёк от истины, средства идут на политику. Тем не менее, я искренне рад, что вы решили добиваться власти не разрушая, а созидая, признаться, неожиданно оптимистичный поворот событий. К тому же теперь ясно, почему разведчик занят научным проектом, но для меня всё ещё остаётся загадкой цель вашего визита ко мне. Вы же пришли не для того, чтобы поделиться со мною государственными секретами, выложили всё как на исповеди! Словно забыли, что вы шпион, а я не святой.

— Да, вы далеко не святой, а я не совсем шпион, — согласился Прокоп, — я вас хорошо изучил, ваши достоинства, недостатки, я вас знаю как никто другой, поэтому я здесь. Не буду наводить тень на плетень, я хочу чтобы вы возглавили проект, там, на Поясе, вы талантливый организатор, по вашей работе в ЦМИ это хорошо видно.

— Я в космосе! — засмеялся академик, — Увольте! Это маловероятно! Уж не так хорошо вы меня знаете, — усомнился учёной, но пытливый ум уже оценивал открывающиеся возможности.

— Я и не ждал, что вы сейчас согласитесь, — примирительно заметил Прокоп, — дайте мне вас убедить, но учтите: то что я говорил до этого, было государственной тайной, а то, что скажу сейчас, тайна моя, личная…

Я не молод, по роду службы, я часто сталкивался с безносой, не скажу, что это были приятные встречи, нет, они пугают меня. Пугают настолько, что я отчаянно хочу обмануть Даму с косой, не телесно, я реалист, но идейно — хочу жить в поколениях.

Буду откровенен, здесь я ваш добрый завистник, ваше имя уже вписано историю науки как имя основателя Теории Монад. Научное первенство самое стабильное в современном мире, это хорошо понимали на Западе уже много веков тому назад. Чего стоит история с первооткрывателем дифференциального исчисления, англичане быстро смекнули, когда возникла опасность, что у значимой части математики будет германское имя. Тогда ещё не было мощных спецслужб, но спецоперация была проведена оперативно, там и научный шпионаж, и подкуп, и работа с агентами влияния. Однако подлог был слишком очевиден: вся философия Лейбница вращалась вокруг бесконечно малых сущностей, когда Ньютон верил в алхимию и прочие флюксии, но всё же в итоге англичанам удалось вытянуть паритет в первенстве открытия.

Да что там древности! Совсем недавно США ощутили как перспективная тема с ФСКС «ускользает» от них, сразу сфабриковали сексуальный скандал вокруг Йоргена Курца, в его окружение внедрили несколько красоток, всё было схвачено: скандалы вокруг физика смещают акцент с его работ на его испорченную репутацию, тем временем Нобелевку за тему смежную с ФСКС получает группа американских учёных, а Курца, как тёмное пятно на светлом образе науки, с радостью задвигают. Открытие фогелей буквально спасло Курца от забвения, а может даже от суда или инсценированного суицида, вытащить его из этой петли было некому, германские спецслужбы даже сейчас в вассальном положении по отношению к заокеанским коллегам. Вот такие у них реалии — «цветущий сад», живущий по «законам джунглей».

Но я отвлёкся, хочется оставить после себя что-то значимое, ощутимое, стабильное, для службиста это непростая задача, но мне выпал шанс.

Задумайтесь, в Поясе будет формироваться новое общество, объединённое общей светлой мечтой и осознанием своего вклада в прогресс, там жизнь каждого будет прямо зависеть от работы товарищей, и так будет много лет, это идеальные условия чтобы изжить либеральный эгоизм и потребительство, чтобы изжить любые «измы». Я не знаю, что прийдёт взамен, я полагаю, практика подскажет, я не утопист, будут ошибки и перегибы, но если постепенно двигаться к справедливому обществу, шаг за шагом, то, возможно со временем будет найдена оптимальная формула. Как службист, я твёрдо знаю, здесь многое зависит от качества людей, если методично поощрять моральный закон, живущий в каждом из нас, если разумно оградить нас от пороков, по возможности не ограничивая прочих свобод, то можно много добиться. Формула проста: осязаемая общая мечта, плюс взаимная потребность в доверии, чтобы её воплотить.

Я верю в людей, но не пускаю всё на самотёк, во-первых, все добровольцы будут отобраны лично нами; во-вторых, канал связи с Землёй будет идти через нас, в этом эксперименте мы будем контролировать как начальные условия, так и среду.

К сожалению, это новое общество неизбежно захотят превратить в колонию, захотят манипулировать им в здешних целях, поэтому я должен остаться здесь, на Земле, у меня достаточно веса и влияния, чтобы сдерживать эти процессы, но мне нужен единомышленник там, умный, опытный, с бесконечным авторитетом среди космонавтов и учёных, вы идеальный кандидат. Одной из основных целей нового поселения можно сделать монадные разработки и дискретную физику, перенести ваш Центр исследований туда, Совет Безопасности легко на это согласится, ведь я представлю это удобным способом избежать утечек в научных изысканиях. Тем временем, вы создадите задел достаточный, чтобы стать авангардом современной науки, вы перехватите эстафету прогресса, станете апостолом научной религии, это даст достаточно власти для становления последующей независимости от Земли.

Отблески огня играли на скулах Волина, на долю секунды Максим разглядел в нём черты бога, способного создать новый мир. «Я могу встать плечом к плечу с ним, один я такое не вытяну, но с ним… Я недооценил его, он глубже, чем мне показалось, многограннее, для такого дела нужна воля Волина», думы затягивали академика, но он собрался с мыслями чтобы прервать долгую паузу:

— Планы внутри планов? А вы многомерны, получается, вы обводите вокруг пальца Совет Безопасности, используете ресурсы всей страны чтобы реализовать свою мечту. Я то думал, что вы бахвалитесь будто видите меня насквозь, но…

— Ох! — вдруг разнеслось в гостиной, — Ты меня покидаешь! — встревожено воскликнула Арина, её аватар на экране обречённо вскинул руками.

— Не волнуйся! — ответил хозяин дома, — возьму тебя с собою!

— Я знал, что вы согласитесь, — усмехнулся Волин, — Арина, вон тоже вас раскусила, так что? По рукам? — Волин протянул ладонь, — Заговорщики?

— Да, построим новый мир, — Графитов пожал крепкую руку гостя, — но меня гложет один личный вопрос.

— Марина?

— Как вы догадались? А впрочем, я сам признал свою прозрачность в ваших глазах, да, Марина, она ведь как-то связана с вами?

— Связана? Да она мой лучший оперативник, — сознался разведчик, — у неё интуиция покруче моей, безупречные навыки оперативной работы, когда нужно было послать кого-то на задание, которое нельзя провалить, то она была лучшим выбором. Таким было задание стать вашей женой, сначала всё было идеально, но потом всё пошло наперекосяк. Она что-то разглядела в вас, привязалась, влюбилась. Приходила ко мне, жаловалась, как ей противно таиться от вас, однажды даже расплакалась, я не поверил своим глазам. Нет, конечно, если нужно слезу пустить для прикрытия, то у неё с этим не было проблем, но чтобы так, из чувств, как обычная женщина. Я был ошеломлён, обескуражен, предложил свернуть задание вернуться в Москву, раскрыть вам наши карты я тогда не мог. В свою очередь она придумала компромисс с разводом и периодическими наездами сюда. Сейчас, когда ситуация изменилась, полагаю, вам стоит объясниться с нею.

Пусть Максим знал Волина всего один вечер, но сейчас учёному показалось, будто он услышал виноватые нотки в стальном голосе руководителя разведки.

— Она может полететь со мною? — прямо спросил бывший муж Марины.

— Сложно сказать, — признался её начальник, — я её безгранично уважаю, она входит в немногочисленный круг людей которым я доверю, я уже усложнил ей жизнь. Поэтому это решение Марина должна принять сама, не буду влиять на неё, поговорите с ней, лично я был бы рад, если вы будете вместе, к тому же там, на Поясе, она будет очень ценным активом.

На большом экране Арина приложила к щеке сложенные ладони, слегка склонила голову и сделала умилённое лицо, её ИИ видел будущее в оптимистичных тонах: розовых, голубых, местами в цветочек, возможно даже с детишками.

Загрузка...