Глава 24

Эльфы отпрянули от заложника, глядя на меня круглыми глазами. Горячий ветер пронёс между нами рой искр и тлеющего пепла. Я властно завёл Ваюну за спину, встал у края крыши, расправив плечи и глядя на ушастых исподлобья. Пленник, совсем молодой эльф, остался лежать в луже собственной крови. Уши ему обрезали до человеческих, единственный глаз смотрит на меня и на Ваюну с ненавистью человека, прошедшего через ад.

Жрец оправился первым, рявкнул, указывая на меня, и двое эльфов прыгнули, занося деревянные мечи… Я махнул левой рукой, с зажатым солнечным алмазом, и световой клинок рассёк их. Половинки, потеряв изначальный импульс, врезались в край крыши и посыпались на головы бегущих внизу. Я закрутил солнечный меч, чувствуя, как тепло от него струится по венам, обвивает позвоночник, подбираясь к шее. Усталость испаряется, но и Тьма забивается в самые глубины. Почти чувствую, проталкивается через органы.

Остальные эльфы замерли, готовые к прыжку, растерянно оглядываясь на жреца. На лицах проступило недоумение, перерастающее в религиозный ужас. Видят боги, я и сам хочу посмотреть на рожу Геора, когда перед ним проделаю этот трюк. Хотя у него будет много и других поводов удивляться. Например, его внук, верховодящий Бессмертным Легионом.

Уголки губ против воли поползли вверх, открывая белоснежные зубы, что так ярко контрастируют с успевшей загореть кожей. Я хохотнул, облегчение от встречи с дочерью ослабило контроль над эмоциями. За первым смешком последовал новый, ещё сильнее, пока я не начал хохотать во весь голос.

Часть эльфов попятилась, игнорируя выкрики жреца, бросилась бежать. Против меня остался десяток, с затравленными лицами. Словно само их божество встало против них.

— Не знаю, как ты овладел Светом, — прорычал жрец, указывая на меня пальцем. — Но этот трюк тебе не поможет!

— О, так ты говоришь на моём языке.

— Речь рабов иногда полезна! — фыркнул эльф. — Ты не понимаешь, во что влез! Девочка должна умереть, иначе погибнут все! Не только в этих землях, весь мир!

— Правда?

Я склонил голову к плечу, наблюдая за мимикой жреца. У нелюдей она бывает очень экспрессивна. Тот воздел руки к небу и луне, лицо исполнилось святости. Такое выражение бывает у свято уверенных в своей правоте. С такими лицами против меня шли герои.

— Видит Свет, мне нет смысла врать! Только её смерть и взращённое в ней сияние способны сдержать Тьму.

— Вот оно как… — протянул я, глядя эльфу в глаза. — Я тебе верю.

За спиной дёрнулась Ваюна, попятилась, но я, не глядя, придержал за плечо. Ветер нарастает, и целые пласты воздуха, переборов ветер, тянутся к подступающему пожару. Языки пламени пляшут в такт воплям толпы и рёву монстра, что крушит другую часть города.

— Отдай её, ещё не поздно, мы совершим ритуал. Ты ведь чувствуешь, как она ворочается под городом? Она ведь являлась к тебе!

— Он, — поправил я и покачал головой. — Знаешь, даже как-то обидно, что в облике мужика явилась.

— Не тяни время, его мало.

— Да… да, — вздохнул я и покачал головой. — Ты предлагаешь мне выбор истинного героя. Выбор, презревший личное… увы, я злодей.

Я метнулся через промежуток между крышами, обрушил на защитников жреца сияющее лезвие. Солнечный алмаз почти истощился, и клинок укоротился до размеров полуторника. Деревянные мечи, что рубили мёртвую сталь, как вязкую глину, взлетели навстречу и… рассы́пались. Дерево обратилось в пепел, а обсидиановые пластины посыпались под ноги.

Сияющий клинок врубился в плоть, прошёл насквозь, но на меня с боков бросились другие. Эти умнее, стараются бить в открытые места, избегая солнечного меча.

В первую встречу они меня одолели, используя засаду и то, что моё оружие было бессильно. Вот только даже тогда они потеряли половину отряда! Сейчас же все карты у меня! Всю жизнь я сражался против героев, чудовищ в человеческом обличии, поцелованных Светом, обласканных богами войны. Я победил их всех.

Что для меня кучка эльфов-каннибалов, привыкших убивать беззащитных?

Ничто!

Заложника щедро залило чужой кровью, он застонал, когда рядом упал разрубленный мучитель. Ярость в единственном глазе сменилась суеверным ужасом.

Жрец пятится к противоположному краю крыши, скалясь и затравленно оглядываясь. А его защитники падают, распадаются на неровные части. Меня же окутывает кровавый пар испарившейся крови, и ветер уносит его рваные клочья к огню. Улицы под нами окончательно охватило безумие.

Сама Тьма рвётся наружу, и город подрагивает в смертном ужасе.

Я рассёк ещё двоих, когда пленник за спиной взмолился о чём-то. Быстро обернувшись, увидел, как Ваюна перепрыгивает на крышу и бросается к нему.

Жрец рванулся по краю крыши с чудовищной скоростью, оставляя за собой вереницу бледных вспышек света. Словно сами его ноги источают свет. Я закричал, разворачиваясь и прекрасно видя, что не успею. Эльф перехватил Ваюну на полпути до пленника. Перехватил на такой скорости, что девочку сложило пополам, а изо рта брызнула кровь.

Перемахнул на крышу, помчался, прыгая с одной на другую, как заяц. То исчезая в клубах дыма, то появляясь, он стремится к огромной пирамиде в центре города. Где на самой вершине горит яркий свет.

Я закричал, зарубил оставшихся, бросился следом…

— Помоги…

Умирающий стон остановил у самого края. Раздражённый, я обернулся к пленнику. Парень подтягивается на руках, пальцы у него не двигаются, локти и колени подрезаны. Даже маги не смогут вернуть ему возможность ходить или держать что-либо.

Я с раздражением швырнул ему солнечный алмаз.

— Сожми в кулаке. Если повезёт, он тебя исцелит.

— Помоги…

Дальше я не слушал, перепрыгнул на крышу, отбрасывая почти опустевший камень. Побежал следом за жрецом, что уже достиг канала, отделяющего пирамиду от города. Теперь несётся вдоль него к мосту, ближайший к нему болтается, обрезанный неведомо кем. Мне попросту не догнать!

Только если… Я обратился к Тьме, но та будто исчезла. Либо вернулась к Ваюне, либо Свет выжег всё до последней капли. Зарычал и впервые в жизни воззвал к Свету. Без слов, только эмоция, пылающая мольба о силе. Я должен успеть, без Ваюны империи конец. Даже с солнечным клинком и сотнями алмазов я не смогу остановить Геора. Мне нужна она! Империи нужна она!

Алмазы в кошеле на поясе задрожали, я торопливо сунул туда руку. Сжал их и… полетел. За спиной будто расправились два световых крыла, что понесли меня над городом, оставляя туманный шлейф. Чувство сияния вдоль хребта усилилось, стало едва терпимым, но не как боль, скорее удовольствие. Что даже хуже. Боль ты можешь стерпеть, какой бы сильной она ни была. Ведь после испытаешь облегчение. С удовольствием ты потеряешь себя, а после будешь метаться в ярости, пытаясь вернуть это чувство. Воистину, удовольствия опаснее всего в этом мире.

Ещё ни одно страдание не навредило человеку так сильно, как тяга к удовольствию.

Я пронёсся над горящим городом, мимо беснующего чудовища Тьмы. Достиг канала и потерял высоту, жар в ладони, сжимающей алмазы, спал, крылья поблёкли, я начал терять высоту и скорость. Устремился к подножию пирамиды.

Врезался в огромные ступени с такой силой, что хрустнул весь скелет разом. Вспышка боли ослепила. Я закашлялся, чувствуя, как лёгкие заполняет кровь. Я буквально тону в собственной крови.

Жжение заполняет всё тело, вместе с теплом. Зрение сужается в узкую полосу, края которой — чёрный туман. Он застилает взор, и вместе с ним гаснет сознание. Какая нелепость… я и умру вот так? Я?! ЭЛДРИАН ТЁМНЫЙ, ПОДЧИНИВШИЙ СВЕТ, умру вот так? Лёжа изломанный посреди лестницы, в паре шагов от заветной цели?!

Я умру?!

Нет! Судьба не смеет так шутить, пусть сами боги спускаются с небес, чтобы забрать мою жизнь! НЕТ, Я НЕ УМРУ! Я НЕ УМРУ!

Сам Свет наполнил тело, брызнул вместе с кровью из раны от костей, прорвавших кожу. Заполнил смятые органы… кости с хрустом встали на место. Жар с новой силой ощутился на стыках переломов, а вместе с этим вернулись силы и восстановилось зрение. Я поднялся, как поломанная кукла, медленно возвращая прежний вид.

Боли нет, но прокля́тое чувство наслаждения, будто разом возлёг с самыми прекрасными женщинами мира. Я разжал пальцы, и на покорёженные ступени посыпались тусклые алмазы. Все до единого. Запаса больше нет.

Рукоять из мёртвой стали и сандалового дерева впечаталась в ладонь. Разбитый, оплавленный клинок подрагивает от жажды крови. Всё, как всегда, это единственная сила, что всегда со мной. То единственное, что никогда не предавало. Я побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступени, вперив взгляд в сияющую вершину.

Быстрее! БЫСТРЕЕ!

Тело наполняет расплавленный жар, словно свинец, забивает руки и ноги. Ветер бьёт в лицо, стремится отбросить. Я пробиваюсь, и меч в руке будто кричит от жажды убивать!

Я достиг вершины, когда жрец уже закончил укладывать Ваюну на жертвенный алтарь. Огромный круг с жадным лицом по центру, пасть распахнута, и красный язык меж двух клыков алчет крови. Девочка лежит лицом вниз, головой в специальном углублении. На миг я испугался, что опоздал, но она дышит, слабо, как спящий. Жрец развернулся ко мне, оскаленный и бледный. Гневно махнул рукой.

— Хватит! Время кончается! Твоя глупость убьёт всех! Не смей!

— А ты останови, — прорычал я, надвигаясь на него. — Давай, убивать сдавшихся скучно!

Эльф протяжно выругался, дёрнул руками по очереди, словно стряхивая воду. С запястий соскользнули световые клинки. Вдвое короче того, что призывал я, но яркие, как сам Свет. Жрец, гортанно крича, рванулся на меня, обрушивая скрещённый удар. Я увернулся, помня, как плавится мёртвая сталь от таких ударов. Закрутился, выгадывая момент для удара.

Жрец совсем не воин, но на его стороне скорость и сила, вместе с лучшим оружием. На моей — только умение и опыт. Можно сказать, прямо сейчас силы равны.

Увернувшись от очередного выпада, я разорвал дистанцию и сорвал окровавленные лохмотья рубашки. Швырнул ему в лицо. Жрец небрежно отмахнулся и наступает, норовя отрубить мне руки и ноги. Он специально метит в них, хочет обезоружить и вынудить наблюдать за жертвоприношением.

Город далеко внизу, похож на огненное озеро, через которое к пирамиде движется чудовище из Тьмы.

Я вынужденно отбил удар мёртвой сталью, на металле осталась красная, оплавленная точка. Подпрыгнул, спасаясь от второго клинка, и саданул кулаком в лицо. Под костяшками звучно хрустнуло, и нос эльфа превратился в две узкие щели.

Жрец отшатнулся, зло засмеялся, и нос вернулся в нормальный вид. Словно само время отмоталось.

— Бесполезно! — прорычал эльф, коверкая ударение и довольно гнусаво, выходит, восстановился только нос, а внутри ещё нет. — Ты лишь тратишь время.

У меня была надежда, что у него есть запас солнечных алмазов, и я смогу его забрать. Но, похоже, жрец не пользуется ими вовсе. И всё же в его силах есть нечто до боли знакомое… точно, Элиас. Полукровка использовал такие же силы… Выходит, он и не был героем?

Мысль не успела развиться, я заметался по площадке из каменных плит, почти ослепнув от яркого света. Уворачиваясь и блокируя выпады, пытаясь контратаковать. Такими темпами поражение лишь вопрос времени.

Чудовище Ваюны уже рядом, но и оно не успеет.

Тепло вдоль хребта, жар в сердце…

Я сбился с шага, почти пропустил удар, и лезвие из света рассекло кончик носа. Вспышка боли на миг поглотила, но я удержал образ. Каждый раз, призывая силу Света через алмазы, я чувствовал тепло вдоль хребта и в сердце. А когда пользовался Тьмой, то боль в них же.

Может быть, это было не следствие, а реакция?

Разорвав дистанцию, прижал левую ладонь к груди, не сводя глаз с медленно приближающего жреца. Дыхание вырывается с хрипами и клочками лёгких. Пот заливает глаза, и в уголках нестерпимо щиплет. Я ухватился за само ощущение Света в позвоночнике, мысленно потянул к сердцу… и ощутил это.

Не крупица, не пылинка, а настоящее Солнце! Всю мою жизнь сокрытое от меня самого, почти задушенное Тьмой Светило! Именно оно страдало, когда я призывал меч Тьмы, и радовалось, чуя свет алмазов. ОНО!

Сила перетекла в руку, словно сгусток белого пламени, и жрец, поражённый видом, застыл. Свет выжег даже намёки на тень, сделав лицо похожим на маску. Я медленно отвёл ладонь от груди, любуясь Светом, что не выжигает глаза, но саму Тьму. Бесформенный сгусток на ладони тянется во все стороны, бесконтрольно выплёскивая энергию.

Ему нужна форма.

Форма — это то, что действительно придаёт нам силы. Делает нас непобедимыми. Форма мыслей, форма поведения, форма самой жизни. Строгие правила, направляющие нашу силу. Без них человек лишь животное, стремящееся к наслаждению и размножению.

Я свёл ладони. Свет влился в рукоять из мёртвой стали, наполнил её, как сухой песок, и… вырвался из обломанного куска, формируя клинок. Не просто световой, но воссозданный и изменённый. Новый металл, сияющий мягким фосфором.

Жрец попятился, на лице смятение сменяется ужасом, а ужас — паникой.

Он попытался закрыться, но меч из живой стали прошёл через Свет и врубился в плоть. Прошёл от шеи до середины груди, как сквозь хмарь. Я остановился, в последний раз взглянул в глаза и пинком сбросил эльфа с вершины пирамиды.

Загрузка...