Эхо мёртвого серебра 3

Глава 18

Я проснулся в полной тишине и тьме. Костёр прогорел и угадывается только по слабому теплу. Мне пришлось хорошенько проморгаться, чтобы сорвать остатки сна, и в темноте проступили очертания джунглей. Вместе с ними и слабое свечение от углей, прячущихся под слоем золы. Странный сон не забылся, наоборот, врезался в память, словно всё произошло наяву.

Сев, веткой смахнул золу, и лагерь осветил умирающе — слабый красный свет. Мика раскинулся на листьях, один проводник привалился к дереву, а второго не видно. Я сжал зубы. Очень надеюсь, что он на страже, так как спать без какой-либо охраны я совершенно не хочу.

Темнота за костром выплюнула нечто чёрное, как уголь. Оно двинулось по краю видимости, лёгким кошачьим шагом. Действительно, чёрный ягуар, только маленький… с пасти на подложку обильно капает кровь. В каждом движении сквозит странная человечность и с лёгким трепетом осознал, что черты морды совершенно людские. Это человеческая голова, только вытянутая и деформированная!

Существо, не отрывая взгляда от меня, сделало осторожный шаг навстречу и рывком перепрыгнуло костёр. Вытянуло лапы, выпуская когти, распахнуло пасть, метя в горло…

Над углями её встретил клинок из мёртвой стали, выхваченный на рефлексе. Обломанное лезвие прорезало тьму и тварь с визгом пролетела мимо, ударилась о землю и исчезла в темноте.

— Какого… — Закричал, просыпаясь, Мика, но на него из темноты прыгнула другая тварь, крупнее.

Наёмник почти успел подняться, как она обрушилась на него, и вместе они покатились от костра. Проводник что-то закричал, выхватил амулет… когтистая лапа ухватила сзади и утянула в темноту. Я остался один, окружаемый тварями, выходящими из ночи, пока наёмник катается по земле, силясь освободиться.

В правой руке сжимаю почти бесполезный обломок меча, а левая тянет клинок из дерева и обсидиана. Чудовища с человеческими лицами глухо рычат, подступая и косясь на мёртвую сталь.

Одна прыгнула, но я встретил её ударом деревянного меча… обсидиановое лезвие прошло через тьму, как сквозь туман. Чёрные клыки лязгнули у горла, остановленные ударом мёртвой стали. Я выругался и выронил деревяшку, ставшую бесполезнее тростника. Поудобней перехватил обломок и сгорбился, уменьшая силуэт и открытые для укуса места.

«Ох…» — зазвучал голос в голове. — «Позволь помочь».

Лоскут тьмы, до этого обвивавший сердце, скользнул от сгиба левой к ладони. Я почти ощутил вес и по наитию направил её дальше, к пальцам, формируя в узкое лезвие. Тупая боль, пронзила кости, отдалась по всему телу и особенно в сердце и позвоночнике. Словно нечто сопротивляется такому, пытается отгородиться. Всего на мгновение я будто увидел свет, окутывающий хребет по всей длине.

Клинок из Тьмы оформился, лёг в ладонь, едва ли тяжелее самой тени. Существа отпрянули, озадаченно щерясь и рыча. Да я и сам готов отпрыгнуть. Конечно, барды часто пели о клинках из тьмы или света, но это скорее были метафоры. Но вот, метафора у меня в руке.

Первый взмах оставил в воздухе шлейф из мрака, а существо, попавшее под него, распалось надвое. Вспыхнуло и исчезло, оставив на земле лишь выжженное пятно.

Почему тварь из мрака умерла во вспышке света?

Я мотнул головой, гоня лишние мысли, и развернулся к остальным. Но те попятились, даже та, что терзала Мику. Не сводя с меня круглых глаз, они одна за другой исчезают в ночи.

Проводников мы нашли только на рассвете, точнее то, что от них осталось. Похоже на то, что человека разобрали на лоскуты и развесили по деревьям, как украшение. Мерзкое зрелище. От такого даже Скульпторы Плоти скривились, но мои воспитатели скорее из гнева. Ведь кто так смеет переводить материал?

Мика отделался рваными ранами на руках и царапинами на горле. Их нам пришлось обрабатывать самим, но учитывая влажный климат у меня серьёзные опасения насчёт наёмника. В южных кампаниях десятки солдат лишались ног и рук из-за куда меньших травм. Даже дед не мог использовать зомби в тех краях, сгнивали мгновенно. А там было посуше, чем здесь.

Наёмнику пришлось изорвать рубаху на повязки, которые я выстирал и высушил над огнём. Сами раны проложили лекарственными листьями из вещей одного проводника. По крайней мере, мы надеемся, что это лекарство.

— Ну как оно? — Спросил я, затягивая последнюю повязку.

Мика подвигал пальцами и поморщился.

— Болит…

— Значит, растёт. — Кивнул я поднимаясь. — Пойдём, авось найдём какого лекаря.

— Надеюсь, — вздохнул наёмник, — мне эти руки дороги как память.

Ну, хотя бы присутствие духа он не потерял, пока что. Отойдя, я воззрился на залитые рассветом джунгли и вершины гор. Вытянул правую руку перед собой и обратился к тьме. Острие клинка сформировалось у запястья, выдвинулось на несколько сантиметров. Сердце и хребет отозвались сопротивлением, словно их пытаются вырвать. Я застонал и отступил. Ладно, с этим разберусь позже.

Ваюна нырнула из сна в сон. Вот только в новом была лишь наблюдателем. Как давнейшие дети-ягуары несутся через ночные джунгли, вытягиваясь и искажаясь, словно тени от костра. Видела, как они подобрались к холму, куда их привело чутьё. Окружили. Видела несчастного человека, павшего под их когтями и… отца. Элдриан сел, подслеповато щурясь спросонья, даже не подозревая об опасности. Ваюна закричала, но крик остался заперт в глотке. А затем первая тварь прыгнула на отца…

Всё было кончено за секунды, она даже не поняла, что произошло. Отец раскидал тени ягуаров, нескольких даже убил, и это отозвалось довольным ворчанием в толще земли. Вместе с этим и болью в груди Ваюны, девочка вскрикнула и проснулась.

Алаан склонился над ней, встревоженно протягивая руку. Отшатнулся и забормотал:

— Ты ворочалась и кричала… я думал… это…

— Ничего… — Пробормотала девочка, всё ещё чувствуя вину перед эльфом, слабо улыбнулась. — Мой отец рядом. За горами. Он идёт за мной.

— Хорошо бы так. — Пробормотал Алаан, отворачиваясь и возвращаясь в угол. — Хорошо бы.

Вскоре в комнату вошли служанки, новые. Куда делись старые Ваюна побоялась спросить, догадываясь о судьбе несчастных. Если Алаан — толмач и рычаг давления, то служанки просто расходный материал.

Девушку отвели в купальню со световым колодцем. Где повторили ставший обыденным ритуал. Промяли каждую мышцу, а кожу смазали ароматным маслом. Такое ощущение, что она стала ещё моложе. Мелкие шрамы сгладились и пропали. Остались только крупные на пальцах, полученные, когда солдаты раздробили их навершиями мечей. Ну и парочка на спине. Но всё это сойдёт ещё за пару недель.

А когда все изъяны будут исправлены… Ваюна передёрнула плечами. Нет… этого не будет. Если отец не успеет, то она сама сбежит!

Фрейнар широко улыбнулся и ткнул пальцем в изображение утки на пергаменте. Прогудел:

— Бутка!

— Утка. — Терпеливо и с улыбкой поправил учитель, бывший стражник, повернулся к наблюдающему за процессом Элиасу. — Господин, он делает успехи.

— Да. Я вижу. Не отвлекайся.

Бывший святой сидит за столом, спиной к окну, окружённый свитками и книгами. Лицо лучится незамутнённым счастьем, на которое способны только дети и идиоты. На удивление, Фрейнара сейчас можно отнести в обе категории.

Наблюдая за ним, Элиасу, становится странно стыдно и неловко, как случается, когда он смотрит на калек или дряхлых людей. Половина человеческой крови даёт ему понимание их страданий, а половина эльфийской избавила от их большей части.

Фрейнар по-прежнему играет роль Императора. Облачаясь в доспехи и властно поводя руками. Даже удивительно, как никто ещё ничего не заподозрил. Полуэльфа обескураживает такая незамутнённая вера в могущество Тёмного Властелина. В большинстве случаев Фрейнару не надо даже жестикулировать. Достаточно грозно склонить голову в шлеме и ждать.

Ну и для честности, народу сейчас не для этого.

Дракон сжигает города и деревни. Потрёпанные армии света продвигаются к столице, несмотря на всё сопротивление. Банально их раз в десять больше, чем всех легионов вместе взятых. Это в одном войске.

Не удайся их разделить натрое, дела бы пошли кратно хуже. Элиас каждое утро возносит хвалу небесам за такую помощь, хотя это целиком его заслуга.

Фрейнар ткнул пальцем в свинью, нарисованную по ноздри в луже.

— Бутка!

В этот раз учитель замялся и виновато посмотрел на маршала. Вновь повернулся к ученику и отечески покачал головой.

— Почти это свинка. Повтори.

— Инка!

— СВ-и-Н-ка…

— СИНКА!

— Ну, уже лучше… молодец. Давай теперь медленно.

— СВИ…Н…КО!

— О, почти! Давай, давай! Ещё раз!

Фрейнар просиял, выпятил грудь, как воин, совершивший подвиг во славу дамы. На лице отразились все тяготы мыслительного процесса.

— Свинка! — Наконец, выдохнул он.

— Молодец! — Учитель обнял через стол и потрепал по золотым волосам. — Диво какое!

От награды святой засмеялся, а одежды сместились, открывая покрытую линиями мёртвого серебра кожу. Татуировки въелись глубоко и отдают голубой зеленью. Фарин до сих пор проводит через них магию, используя силы святого, как затравку для некромантии. Бессмертный Легион прирастает день ото дня.

Элиасу каждый раз щемит сердце, когда видит добровольцев, просящихся в это подразделение. Нет, они знаю, что бессмертные суть нежить, но всё равно прутся толпами и ночуют у казарм на голой земле.

Кто-то алчет довольствие, которое получат родственники. Кто-то просто хочет послужить империи, а кто-то, будем честны, дурак. Элиас хотел бы прогнать их всех и поднимать казнённых, но так делать точно нельзя. Сейчас Фарин оживляет героев, доставленных с передовой.

Народ, считающий службу в армии наказанием, долго не протянет. Так что порывы молодёжи встать в ряды с нежитью должны радовать Элиаса. И всё же, не радуют.

Закончив наблюдение за обучением, маршал вернулся в кабинет правителя. В ярко освещённом помещение над столом с картой склонились военачальники. В распахнутое окно то и дело влетают голуби и вороны с письмами, привязанными к лапам. Птиц кормят и сажают в клетки, что складывают в дальнем углу. Так что весь кабинет пропах помётом и перьями. К счастью, запах вымывает сквозняк, но и он не спасает до конца.

Прочитав донесения, военачальники вносят правки на карту, перечёркивая крепости и сдвигая фигурки армии и легионов.

Потери растут, но удалось закрепить разделение армий света. Империя буквально вбила им в грудь мощные клинья из вымуштрованных легионов и толкнула на самые мощные крепости. Включая столицу подземников. Которую к осаде готовили вплоть до самой осады. Так что Элиасу удалось связать основные силы Геора.

Вот только что делать с треклятым драконом?

Магов достаточного уровня попросту не существует. Все померли ещё лет двадцать назад. А последнего… последнюю, Элиас самолично зарезал в Крипте.

Маршал вновь ощутил кровавую радость, что охватила в момент, когда клинок пронзил Малинду. Но вместе с этим сожаление и стыд. Прокля́тая баба Элдриану едва ли ботинки не лизала, за права просто быть замеченной. Сейчас бы она ой как пригодилась.

Но что сделано, то сделано. Даже если Фарин поднимет её труп, то это будет просто гнилое мясо без толики прошлой мощи.

Увы, последствия наших удовольствий настигают нас всегда.

Так что Элиас даже рад, что не поддался порывы и не зарубил Сквандьяра. Жирный Боров сейчас едва ли не самолично возводит культ Элдриана, как посланца богов и спасителя от тирании. От последнего смеяться хочется в голос, надрывая живот и утирая слёзы.

Все эти тираны сопливые дети в сравнении с Тёмным.

И всё же… Элиас склонился над картой, считывая положении армий и прикидывая, какой ход можно сделать в сложившейся ситуации. И всё же, этот тиран, воплощение зла и самой Тьмы, отнёсся к нему достойно. Достойнее, чем все «друзья» и «родичи». Только благодаря отродью тьмы он, Звёздный Ветер, не ворочается в канаве, измазанный грязью и блевотиной.

Так такое уж Элдриан зло?