Эхо мёртвого серебра 3

Глава 22

Джунгли полнятся зловещим шелестом, криками обезьян и треском на границе слышимости. Настолько незаметным, что мне начинает казаться, что трещит у меня в висках. Внутренний голос насвистывает под нос, просто чтобы избавиться от этого звука. Не помогает. До города ещё несколько дней пути хоть он и казался так близко. Увы, джунгли не прямая дорога, а я не железный.

За время перехода через туннель в горе стопы опухли, а на левой ноготь большого пальца отдаётся тупой болью. Когда на привале стянул ботинок, распаренная нога едва ли была похожа на мою. Скорее на тесто, только начавшее подниматься.

Ноготь у края почернел и выделяется на фоне распухшей плоти.

Я позвал тьму, доставшуюся от Ваюны, и та отозвалась. Сдержано, но с готовностью. Будто бы говоря, что она не с тем наглым божком или демоном.

Покрутил головой, прислушиваясь шёпоту тьмы и к ощущениям. Понял, что забрал гораздо севернее и теперь иду не к городу. А к горам возле него. В задумчивости поддел почерневший ноготь и скривился от боли. Той самой, что побуждает скорее продолжать. Давить, рвать и грызть больную плоть, пока не останется только здоровая.

В целом, так и надо поступить — срезать повреждённый ноготь. Вот только тогда тупая боль сменится острой на каждом шаге. Боец из меня будет такой себе. Хуже, чем боров Сквандьяр.

Я вздохнул и достал припасы: сушенное до состояния коры мясо и фрукты с маленькими перцами. Местные говорили есть их после всего, чтобы убить гадость. Иначе могу начать блевать белыми червями. Грызя горькое мясо, закусывая безвкусными фруктами и запивая тёплой водой, я почти пропустил приближающийся шум.

Кто-то несётся через джунгли, не разбирая дороги, ударяясь о деревья, падая и продолжая бежать на карачках. Я отложил еду, взялся сначала за деревянный меч, затем, поколебавшись за обломок. Знакомая рукоять с готовностью легла в руку, свернула остатками поправленного и покрытого зарубками клинка. На миг мне стало стыдно, что довёл оружие до такого состояния…

На лагерь выбежал черноволосый мужчина, весь покрытый ссадинами и следами от ударов плетью. Заметив меня, запнулся и кубарем полетел по земле, визжа от ужаса. Я же остался сидеть и с интересом наблюдать.

Следом за ним выбежал эльф в шкуре леопарда, где кошачья морда стала шлемом. Увидел меня и остановился, растерянно хлопая глазами. В левой руке сжимает короткую плеть с кисточкой на конце. Жестокое орудие, что рвёт кожу, оставляя широкие и плохо заживающие раны. В правой — бронзовый меч, обагрённый кровью.

Внимание эльфа больше привлёк деревянный меч, прислонённый к моему бедру. Воин гортанно зарычал, приближаясь и наставляя на меня меч.

— Да заткнись ты… — Вздохнул я и небрежно швырнул рукоять меча.

Мёртвая сталь тускло свернула во влажном воздухе, пролетела над плечом эльфа и исчезла в зарослях. Беглец взвизгнул, попытался встать, но лодыжка вывернута. Эльф, распалённый погоней, бросился на меня, замахиваясь плетью…

Верный клинок с лопотанием воздуха вырвался из зарослей, вращаясь, как брошенный крест. Врезался эльфу в затылок, и воин упал плашмя, как бежал, проскользил лицом вниз, оставляя за собой широкую борозду.

Меч торчит из черепа, как в детских сказках про клинки, воткнутые в камень. Я повернулся к беглецу, что застыл на земле, глядя то на труп, то на меня. Вздохнул и протянул ему полоску мяса, больше похожую на сланец.

— Ты-то хоть по-человечески говоришь? — Спросил я, покачивая угощением, словно приманиваю пса.

— Ты… — Прохрипел беглец, всё ещё таращась на эльфа. — Ты из-за гор?!

— Можно и так сказать. — Кивнул я, гадая, что случится, когда вырву меч из затылка.

В черепе обычно чудовищное давление крови, малейшая травма и струя прямо хлещет. Думаю сто́ит подождать, пока давление выровняется, чтобы не запачкаться.

— Ты убил… ягуара…

Чувствуется, что язык едва ли родной беглецу, он путает окончания и ударения. Я наблюдаю за попытками встать, жуя мясо.

— До города далеко?

— Города… — Тупо повторил он. — Город… не понимаю.

— Откуда ты убежал?

Беглец махнул рукой и произнёс слово на эльфийском. В его исполнении оно больше напоминает отрыжку во время икоты.

— Много там людей?

— Людей… много! Очень много!

Вот и ладненьком, — я широко улыбнулся и жестом пригласил сесть и доесть объедки. Бросил в рот пару перцев и направился в указанном направлении. Я силён и всё такое, но в одиночку брать город, полный эльфов с деревянными клинками точно, не осилю. А значит, мне нужна маленькая армия, на которую эльфы отвлекутся.

Рабы бывают нескольких типов: сломленные и потерявшие волю к свободе, забитые и страшащиеся свободы, и нужные мне. Ждущие любой возможности вырваться.

Джунгли постепенно меняются, наполняются светом и запахами крови. Через шелест листьев проступает злой крик, свист плети и полный боли вскрик. Я не тороплюсь, в этом нет нужды. Постепенно проступает плешь из срубленных деревьев, огромная, как городская площадь. Десятки, сотни людей в рабских кандалах роют землю деревянными лопатами с бронзовой каймой на штыке. Выкорчёвывают пни и тянут огромные камни, смешанные с кусками зелёного стекла.

Группа эльфов бродит по полю, чутко следя, чтобы никто не отлынивал. Я же встал на границе джунглей и пустоты. Сокрытый от чужих взглядов листвой и тенями.

Раньше в империи было рабство, но дед счёл его излишне гуманным. С тех пор простолюдинов отдали на самоокупаемость. Что подняло производительность в три раза, а смертность в десять. Дед называл это «рыночной» экономикой. Вышло настолько эффективно, что через пару столетий ему пришлось резко менять политику и наращивать живую силу. Что для лича наверняка было ироничной пыткой.

Эльфов два десятка, все вооружены бронзовыми мечами и щеголяют накидками из шкур ягуара. С рабами не церемонятся, на моих глазах совсем парня плетями забили в рыхлую землю. Даже непонятно за что. Судя по смеху и жестам, причина проста: потому что могут.

Веская причина.

Я медленно вышел из джунглей и швырнул осколок мёртвой стали. Тот с лопотанием вспорол густой воздух и врезался в лицо первому эльфу. Погрузился по крестовину гарды, а ушастого швырнуло на землю. Наступила тишина, вязкая и полная напряжения. Все взгляды пересеклись на мне.

Время сиять!

Я швырнул деревянный меч под ноги ближайшему рабу, что застыл с лопатой в руках. Двинулся на эльфов, разводя руки, словно собираясь обнять. Они бросились на меня, крича и завывая. Ведь я безоружен!

Первый начал что-то подозревать, когда клинок из тьмы рассёк его от шеи до бока. Я стиснул зубы, пережидая боль, и свободной рукой стиснул солнечный алмаз.

Ярчайший свет брызнул меж пальцев, оформился в длинный клинок. Эльфы закричали, один бросился бежать… Лопата угодила ему в сгиб колена, перебила с влажным хрустом. А упавшего окружили рабы.

Ох, не хотел я тратить алмазы, но тьма слишком режет сердце. Какова ирония…

Световой меч рубит эльфов, как гнилой туман, плавя бронзовые мечи, которыми они пытаются закрываться. Самый смышлёный побежал, сбрасывая одежду и выбросив оружие, я помчался следом.

Промчались мимо огромных стопок раскрашенной плитки, палаточного городка для рабов. Из некоторых на нас с изумлением смотрят измученные люди.

Меч Света настиг эльфа, как и полагается, в спину. Я развернулся и с довольной улыбкой вошёл в лагерь. Пора формировать армию.

*****

Ваюна прижалась к стене, теперь она чувствует частицу Тьмы, оставшуюся с отцом в полной мере. Словно кусочек её сердца, бьющийся у горизонта. Дворец оживает, мимо её двери то и дело пробегают солдаты в леопардовых шкурах. На страже стоят каннибалы в одеяниях из ярких перьев. Время от времени они заглядывают внутрь, и Алаан вжимается в угол. Толмача мелко трясёт, на лбу выступает испарина.

Он знает, что его ждёт после свершения ритуала над Ваюной. Ничего хорошего.

— Что там говорят? — Спросила девочка, сидя на кровати и осторожно касаясь нового обруча.

В метал вживлённых обсидиановые пластины, а изнутри проложена мягкая подложка из кожи. Страшно подумать, чьей.

— Они готовятся. — Пробормотал Алаан. — К ритуалу и атаке.

— Какой атаке? — Ваюна прижала кулачки к груди.

— Восстание рабов. Ничего необычного. Здесь они постоянно случаются. Никто не может жить в вечном страхе.

— Это отец! — Веско заявила принцесса, вздёрнула носик. — Он идёт за мной!

— Не успеет. — Успокоил толмач, прислушался к голосам за дверью и добавил. — На встречу уже выслали армию и отряд пожирателей.

— Тем лучше! Это он! Он перебьёт их всех!

— Тебя принесут в жертву с последними лучами солнца. — Вздохнул Алаан. — Мне жаль.

Ваюна поджала губы, стиснула кулачки и огляделась. В комнате нет ничего острого, даже углы кровати скруглены. Но всё же, есть кое-что, способное помочь. Она спрыгнула с кровати, подошла к стене и провела ладонью по камням. Гладкие, будто полированные, щели едва заметны. Этот камень пахнет солнцем и летом, словно запомнил времена, когда лежал на пляже. Ваюна вздохнула, повернулась толмачу и сказала:

— Кричи.

— Что?

Ваюна откинулась всем телом назад и резко выпрямилась. Лоб врезался в камень. Боли не было, просто ярчайшая вспышка, что ослепила и на миг стёрла сознание. А затем пришла боль, резкая, словно в череп забили гвоздь. Струйка крови скользнула по брови к носу, побежала ниже. Горячая, как жидкий огонь. Ваюна слизнула кровь с губы и откинулась снова.

Алаан запоздало завопил.

Дверь распахнулась, в комнату забежал воин-каннибал, вскрикнул, увидев Ваюну. Подскочил и успел поставить ладонь между стеной и лбом. Тем временем второй схватил Алаана. Облизнулся и достал бронзовый нож.

Первый повернул девочку к другу, сказал нечто гортанное. Скорее всего, смотри. Но Ваюна смотреть не стала.

Эльфы не воспринимают её всерьёз, ребёнок, раба, обессиленная ошейником. Что она может?

Она извернулась в хватке, запрокинула ноги и обрушила на рукоять деревянного меча, висящего в поясном кольце. Клинок свистнул и, повернувшись в кольце, врубился в плечо эльфа со стороны спины, рядом с суставом.

Обсидиановые чешуйки врезались в тугую плоть, щедро брызнула кровь. Эльф завопил, а держащий Алаана замер. Нож подрагивает у уха мальчишки. Ваюна выпала из ослабшей хватки вытянула меч, пока эльф, визжа, пытается закрыть рану правой рукой.

Обсидиановое лезвие обрушилось на шею, но лишь прорезало до хребта. Элиас учил её самообороне, а не владению мечом. Впрочем, остроты обсидиана хватает. Эльф упал лицом вниз, а из раны под напором хлещет кровь, распыляясь в морось и покрывая стену. Девочка перехватило скользкое от крови и потных ладоней оружие, вперила взгляд оставшегося. Широко улыбнулась и прижала меч к шее, прямо у яремной вены.

— Отпусти его. — Процедила она, стараясь не двигать челюстью и головой.

Одно неверное движение и действительно вскроет себе горло. Каннибал что-то прорычал.

— Он не может… — пролепетал Алаан, косясь на нож, смещающийся к глазу. — Приказ жреца.

— О, посмотрим, что скажет этот выродок, если я перережу себе горло. — Процедила Ваюна и сдвинула меч.

Боль резкая и острая, по коже скользнула тонкая струйка крови. Эльф побелел, оскалился и… отбросил Алаана в стену. Попятился к двери.

— Меч пусть оставит. — Сказала девочка, сверля врага взглядом.

Каннибал нехотя подчинился, застыл в дверях, так и не решаясь выйти. Они все ошибались. Взрослые обожают недооценивать детей, считая их глупыми и слабыми. Может, оно и так, но Ваюна уже ничего не боится и не пугается. Меньше года назад она вырезала и сожгла город с помощью Тьмы. Будучи с разбитыми в крошево пальцами.

А теперь, как и в тот раз, за ней пришёл отец.