Ее кровь, его тьма

Глава 5

Слова прозвучали как приговор. И как начало игры, от которой не сбежать.Она замерла. Слова Михаэля ударили в неё, как камень, упавший в воду — круги пошли по телу, по разуму, по самой душе. «Сними бельё…» — просто приказ, но в нём было слишком много. Это не про ткань, не про плоть. Это про власть. Про то, кому она сейчас принадлежит.

Верна почувствовала, как кровь бросилась к лицу, сердце стало биться так сильно, что казалось — его услышит весь дом. Её ладони сами собой сжались на подоле платья. Как он смеет? Но ещё страшнее — как она смеет подчиняться?

Она хотела возразить, хотела рассмеяться, отшутиться, уйти. Но вместо этого замерла, будто в сети, и только дыхание стало неровным.

Михаэль ждал. Он не повторял. Не торопил. Просто смотрел. Этот взгляд был тяжелее любых слов. В нём не было сомнения — он знал, что она подчинится. А от этого внутри поднималось возмущение и… жар.

Её пальцы дрогнули. Она медленно потянулась к бедру, к тонким завязкам, что скрывались под одеждой. Каждое движение казалось предательством самой себя. Но тело слушалось. Она опустила взгляд, будто боялась встретиться с его глазами.

Ткань поддалась. Сердце билось так громко, что она уже не различала дыхание. В голове металось:что я делаю? почему позволяю этому?

А он всё смотрел. Не жадно, не торопясь, не как мужчина, которому нужен доступ к телу. Нет. Его взгляд был взглядом хозяина, проверяющего послушание.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Теперь ты понимаешь, как мало между тобой и моей волей.

Слова пронзили её сильнее, чем прикосновение. Она подняла глаза и встретилась с его взглядом. Чёрные, глубокие, бездонные, они тянули её внутрь, и Верна вдруг почувствовала, что теряет контроль.

— Тебе неприятно? — спросил он, склонив голову чуть вбок.

Она сглотнула. Хотелось крикнуть «да», хотелось сохранить остатки гордости. Но губы дрогнули, и вместо слов сорвался шёпот:

— Я… не знаю.

Михаэль усмехнулся. Его пальцы вновь коснулись её лица, ниже, большим пальцем он провёл по ключицам, слегка надавив на шею. Этот жест был медленным, властным, и от него её дыхание сбилось окончательно.

— Ты чувствуешь, как яд говорит во мне и в тебе, — произнёс он почти ласково. — Он требует подчинения. Но это не только яд. Это то, что было в тебе всегда. Ты просто боялась признаться.

Слова резанули. В ней поднялся протест, почти злость. Она хотела возразить, доказать, что он не прав. Но тело снова предало её: колени дрогнули, дыхание стало судорожным, и желание коснуться его было таким сильным, что пальцы сами тянулись к подлокотнику кресла, будто ища опору рядом с ним.

Он заметил. И чуть склонился вперёд.

— Закрой глаза, — приказал он.

Она подчинилась. В темноте было страшнее. В темноте всё внутри кричало:ты потеряла себя. Но в этой же темноте ощущалось его присутствие — тяжёлое, сильное, и вместе с тем надёжное.

Она услышала, как он откинулся в кресле, как его дыхание стало ровным. В этой тишине каждый звук был обострён. Тиканье часов. Шорох ткани. Стук её сердца.

— Сними с себя платье, — сказал он спокойно.

Верна резко открыла глаза. Взгляд метнулся к нему — и наткнулся на ту же невозмутимость. Он не улыбался. Не дразнил. Просто ждал.

Она снова почувствовала ту самую пропасть внутри — между «не могу» и «желаю». Пропасть, которая разрывала её душу. Но шаг за шагом она поднимала руки к завязкам. Пальцы дрожали. Ткань тяжело сползала по плечам. Она чувствовала себя так, будто снимает не одежду, а кожу, с каждым слоем теряя защиту.

Он смотрел. Не отводил глаз. В его взгляде не было похоти — только власть. Это было куда страшнее и куда сильнее.

Когда ткань упала к ногам, он тихо сказал:

— Вот теперь ты ближе к себе, чем была за все эти годы.

Она стояла, обнажённая перед ним, и впервые за долгое время почувствовала, что её тело — не её. Оно принадлежит этому взгляду, этим словам, этому мужчине.

В груди поднялось что-то горькое и сладкое одновременно. Слёзы едва не выступили, но она сдержалась.

Михаэль медленно протянул руку и коснулся её подбородка, приподняв лицо.

— Запомни это, Верна, — произнёс он низким голосом. — Свобода — в том, чтобы выбрать, кому принадлежать. А ты сделала свой выбор.

Она не знала, злиться ли, плакать или сдаться. Но одно было ясно: назад пути уже не было.

Она стояла, почти без сил, и чувствовала, как внутри разгорается пожар. Каждое его слово отзывалось в ней не только мыслью, но и телом. То, что он говорил о выборе, о принадлежности, — пугало. Но ещё больше пугало то, что от этих слов внутри её разливалось сладкое, распаляющее тепло.

Она чувствовала, как по коже пробегают мурашки, как тяжелеет дыхание. Сердце било в висках, и с каждой секундой становилось только сильнее желание…желание чего?Она не смела произнести это даже в мыслях.

— Ты дрожишь, — произнёс он тихо. — Но это не страх.

Верна вздрогнула. Он видел её насквозь. Словно каждую её мысль, каждый жаркий порыв. Она хотела отрицать, отвернуться, сохранить гордость. Но тело снова выдало её — лёгкая, почти незаметная дрожь бедра, неровный вдох.

Она понимала, что горит. Что с каждой его фразой внутри поднимается нестерпимое желание. И именно это пугало больше всего. Ей начинало нравиться. Нравиться то, что он держит её в руках, что каждое его слово становится приказом, которому она готова подчиниться.

Она закусила губу, пытаясь сдержаться. Но чем дольше он молчал и просто смотрел, тем сильнее внутри расползалось это чувство. Словно он уже трогал её — только глазами, только властью.

Почему? Почему я хочу этого?— кричала в ней мысль. Но крик растворялся в том сладком потоке, который захлёстывал её всё сильнее.

Михаэль чуть склонил голову, наблюдая за ней.

— Ты ждёшь награды, — сказал он. Не вопрос. Утверждение.

Её дыхание сбилось. Слова попали точно в точку. Она хотела именно этого — чтобы он позволил, чтобы он коснулся, чтобы он снял эту невыносимую пытку ожидания.

Она почувствовала, как ноги становятся тяжёлыми, а внутри — будто расплавленный металл. Чувство поднималось от живота вверх, охватывало грудь, горло, заставляло глаза блестеть.

— Скажи, чего ты хочешь, — его голос стал мягче, но от этого ещё опаснее. — Произнеси.

Она застыла. Как признаться? Как произнести это вслух? Это же значит — признать поражение, признать своё желание. Но тело предавало её с каждой секундой. Она чувствовала, как становится влажнее, как её тянет к нему, как само ожидание этой игры превращает её в дрожащую от желания пленницу.

— Я… — её голос дрогнул. Она закрыла глаза, словно это поможет спрятаться от правды. — Я хочу…

Она не смогла договорить. Слова застряли в горле. Но Михаэль понял и без них.

Его рука коснулась её щеки, провела вниз по шее. Лёгкое движение, едва ощутимое — но оно обрушилось на неё, как буря. Всё тело содрогнулось, дыхание сорвалось в стон, который она не успела сдержать.

— Так, — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Вот так ты звучишь, когда перестаёшь бороться.

Её охватил жар. Внутри всё пульсировало. Ей было стыдно — не перед ним, а перед собой. Стыдно от того, что ей это нравится. Что каждое его слово, каждый приказ, каждое прикосновение только сильнее разжигает в ней огонь.

Она чувствовала себя на грани — между тем, чтобы сдаться полностью, и тем, чтобы убежать. Но уйти она уже не могла. Она хотела продолжения. Хотела награды. Хотела, чтобы он не останавливался.

Я теряю себя… и мне это нравится.Эта мысль ударила её сильнее всего.

Михаэль удержал её, не дав упасть. Его ладонь легла на её спину, и он притянул ее на свои колени.

— Теперь ты понимаешь, — сказал он, глядя прямо в её глаза, — что эта игра — не про наказание. Она про то, чтобы ты узнала себя. Настоящую.

Верна задыхалась. Она чувствовала, что готова на всё, лишь бы он продолжил. Что она сама будет просить, умолять, лишь бы получить от него эту награду — прикосновение, слово, признание.

И именно это пугало её больше всего.