Зал был освещён свечами, люди сидели за столами, обсуждая свои дела, и никто, конечно, не мог заподозрить, что я почти раздетая. Но мне казалось, что все видят. Что каждый взгляд мужчин падает на мою грудь, выпирающую из тесного корсета, на губы, которые я прикусывала, чтобы хоть как-то справиться с волнением. Мне казалось, что каждая улыбка за соседним столиком звучит как насмешка надо мной, что женщины в красивых платьях замечают мою дерзость и осуждают её.
Михаэль был спокоен, даже лениво учтив, словно мы и правда просто пришли на обычный ужин. Его взгляд скользил по залу, но всё же я знала: он чувствует каждую мою дрожь, каждую искру желания, которая пробегала по моему телу. И когда его рука под скатертью легла на моё бедро, я вздрогнула так сильно, что едва не ахнула вслух.
— Тише, сладкая, — прошептал он, даже не глядя прямо на меня, будто говорил о чём-то повседневном. Его губы почти не двигались, но слова проникали в меня, накрывая волной жара. — Ты должна выглядеть спокойно. Но я чувствую, как дрожит твоё тело.
Его пальцы слегка скользнули вверх, по ткани платья, и я захлебнулась дыханием. Казалось, каждая секунда этого движения тянулась вечность. Я попыталась сделать вид, что сосредоточена на меню, но буквы расплывались перед глазами, превращаясь в бессмысленный узор.
— Чувствуешь, как трудно дышать? — его голос коснулся моего уха, таким интимным и глубоким, что у меня по коже пробежали мурашки. — Хочется снять платье, правда?
Я закрыла глаза на секунду, борясь с собой. Грудь вздымалась всё выше, воздух с трудом проходил сквозь горло. Я знала: если отвечу, он услышит моё признание. И всё же губы сами шепнули:
— Да…
Я не осмелилась взглянуть на него, но услышала тихий, довольный смешок. Он всегда знал, как вывести меня из равновесия, как лишить последних остатков контроля.
— Какая вы откровенная, Верна, — произнёс он почти насмешливо, играя роль незнакомца. — Заманили мужчину. Все видят вашу скромность. Но я уже знаю правду. Вы распутница, жаждущая близости с первым встречным.
— Нет, вы неправильно поняли, — я забыла, что это за игра, слова сорвались сами. Мой голос дрогнул, слишком жалобно, слишком искренне.
Я попыталась убрать его руку, и он поддался, будто отпуская меня. Но тут же я почувствовала, как его ладонь вновь скользнула к краю юбки, медленно, тягуче, по ткани чулка, а затем поднимаясь выше, туда, где кожа была ничем не прикрыта.
— Нет… — прошептала я, испугавшись собственной смелости и того, как быстро теряю контроль.
— Тише, — его тон не терпел возражений. — Все сочтут, что я вас к чему-то принуждаю. Ведите себя естественно.
Я выдохнула, пытаясь сосредоточиться, хотя бы на том чтобы выбрать, что буду есть. Но тело предавало меня — я чувствовала его руку, его прикосновения сильнее, чем шум всего зала.
— Судя по тому, что на вас нет нижнего белья, я всё правильно понял. И с радостью приму ваше приглашение, — его слова обожгли меня сильнее любого взгляда. В этот момент его пальцы скользнули выше, коснувшись моего клитора.
Я закрыла глаза, и сделала шумный, неровный выдох. Казалось, всё вокруг растворилось: свечи, голоса, даже музыка. Остались только его пальцы и моя дрожь. Вся эта ситуация настолько возбуждала, что я уже была готова развести свои бёдра прямо здесь, в этом зале, где вокруг люди. Но он отстранился так же внезапно, как приблизился.
— Нам, пожалуйста, два этих блюда и вино, — его голос звучал спокойно, как будто ничего и не происходило. Он откинулся на спинку стула, словно обычный клиент ресторана, и я открыла глаза, ошеломлённая. То, что только что в этом месте, полном людей, мы занимались чем-то настолько непристойным, вогнало меня ещё в большее смущение.
Официант исчез. А всё моё внимание было приковано к его руке, которую он вернул на моё бедро, оставив её там, словно напоминание: «Я могу продолжить, когда захочу».
— Смотри на меня, — сказал он вдруг, и я послушно подняла глаза.
Его взгляд был тем самым — властным, хищным, но в нём горело ещё что-то: желание, неприкрытое, дикое. От этого я вся покрылась жаром, внизу живота разливался огонь.
— Мне нравится, что ты так горишь от моих прикосновений, — произнёс он тихо, и я едва не застонала от этих слов. Они действовали не хуже, чем его пальцы, доводили до исступления.
Я коснулась приборов чтобы отодвинуть в сторону и, не рассчитав силу, уронила их на пол. Звон металла разлетелся по залу, и все взгляды на миг обратились к нам. Я вспыхнула от стыда, кровь бросилась в лицо.
Михаэль чуть усмехнулся и спокойно наклонился, чтобы поднять упавшее. Но я чувствовала: как будто именно этого он и добивался — чтобы весь мир на секунду оказался свидетелем моего смущения.
Но он только усмехнулся, забирая мою руку в свою. Его пальцы были тёплыми, сильными, и я сразу ощутила, как кровь быстрее побежала по венам, будто он вливал в меня свою уверенность.
— Не отвлекайся, сладкая. Всё остальное — не важно. Важно только то, что ты чувствуешь сейчас. И я хочу, чтобы это было обо мне.
Я кивнула, почти бессознательно, не в силах спорить с этим голосом, с этим взглядом, который завораживал и подчинял. Внутри меня уже давно не было холодного рассудка — там пульсировала живая, горячая волна, которая поднималась всё выше.
И тут его пальцы опять скользнули выше, под ткань юбки. Я вцепилась в край стола, чтобы не вскрикнуть слишком громко, но мой стон всё равно застрял в горле и едва не сорвался наружу. Казалось, ещё чуть-чуть — и я разобью эту хрупкую иллюзию «приличия».
Я всё ещё пыталась сосредоточиться хоть на чём-то — на бокале, на свечах, на приглушённых голосах людей вокруг. Но каждый его взгляд прожигал меня насквозь, будто пронзал кожу и доставал до самого сердца. Он молчал, спокойно смотрел на меня, а я чувствовала, что с каждой минутой теряю над собой контроль.
— Посмотри на меня, — тихо сказал Михаэль.
И я послушно подняла глаза. Его зрачки вспыхнули, и в одно мгновение всё вокруг словно исчезло: свечи, звон посуды, люди за соседними столиками. Остался только он. Мир сузился до этих глаз, до этого голоса.
— Расслабься, сладкая. Сейчас будет приятно.
Я моргнула — и ахнула, потому что платье на мне исчезло. Я сидела обнажённая прямо за нашим столиком. Корсет, юбка, всё — будто растворилось в воздухе. Кожа горела, словно её обнажили перед сотней взглядов. Я хотела прикрыться руками, но замерла, когда заметила, что никто в зале не смотрит. Люди ели, смеялись, переговаривались, будто ничего не изменилось.
— Никто не видит, кроме меня, — прошептал он, и его голос будто обволок изнутри, сладкий яд, от которого кружилась голова. — Смотри сама.
Я оглянулась — и правда, гости были погружены в свои дела. Никто не замечал, что моё обнажённое тело выставлено прямо здесь, на всеобщее обозрение. Сердце колотилось так сильно, что я едва дышала. Стыд и возбуждение переплелись во мне в жгучий коктейль.
А потом он потянул меня на себя, поднял и уложил на стол. Я ощутила прохладную поверхность под спиной, и задохнулась от этого контраста: холод дерева и жар моего тела. Его руки раздвинули мои бёдра, и он встал между ними, нависнув надо мной.
— Сладкий ужин, — его голос был хриплым, властным, вибрирующим прямо в груди. — Спасибо за приглашение.
Его губы впились в мои, поцелуй был жадным, требовательным, сливающим нас в одно целое. Я застонала, обхватывая его плечи, вжимаясь в него так сильно, словно хотела раствориться в его теле. Его пальцы скользнули внутрь меня, и я выгнулась навстречу, теряя остатки разума. Всё моё естество вопило: «Ещё!»
— Михаэль… — сорвалось с губ, когда он разорвал иллюзорную тишину толчком.
Я ощутила, как он входит в меня резко и глубоко. Моё тело пронзила волна наслаждения, такая сильная, что я едва не закричала в голос. Это было слишком реально: тяжесть его тела, жар его кожи, плоть, заполняющая меня полностью. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать на весь зал, но стоны всё равно срывались наружу.
— Да, вот так… — его дыхание жгло мою шею, он целовал её, оставляя метки, как будто помечая.— А теперь посмотри, они все смотрят.
И мой взгляд упал на зал. И вдруг они все обратили свои взгляды к нам. Мужчины, женщины — каждый. Они все видели. Как он берёт меня.
Мне стало страшно и стыдно. Остатки разума говорили, что это всё иллюзия, что он мне показывает, но всё настолько реально. А что если это правда? Что если эти глаза и правда впились в мою наготу, в то, как я извиваюсь от его толчков?
— Михаэль… — я хотела сначала вырваться, но даже не знала, что хуже. Быть здесь прикрытой им, пусть он и берёт меня жадно… или оказаться на виду у всех, одна, обнажённая, без его защиты.
— Смотри только на меня, — его голос был безапелляционным, и я подчинилась.
Он двигался ритмично, сильно, и каждый толчок отдавался во мне огнём, разрывая меня изнутри. Я слышала звон бокалов, смех за соседними столами, и от этого стыда и безумного восторга сносило крышу. Я перестала думать о том, правда это или нет. Всё растворилось в его движениях.
Я выгибалась, цеплялась за его спину, чувствовала, как внизу живота нарастает буря. Внутри меня всё сжималось в одну точку, готовую взорваться.
— Скажи, чего ты хочешь, — его голос был требовательным, и каждое слово входило в меня так же, как его тело.
— Я… хочу тебя… — выдохнула я, едва справляясь с дыханием.
— Громче.
— Тебя! Михаэль, ещё! — закричала я, забыв обо всём.
Он усмехнулся, довольный, и усилил темп. Я закричала снова, уже не думая, слышит ли кто-то. Его ладонь легла мне на рот, и стон заглушился в его коже. Но тело уже не подчинялось — оно тянулось навстречу, ломалось, рвалось в оргазм.
— Давай же, сладкая. Расслабься, отдайся — и тогда у тебя выйдет.
И я сорвалась. Мир распался. Я закричала в его ладонь, тело выгнулось, дрожь пронеслась от груди до кончиков пальцев. Он держал меня крепко, продолжая входить всё глубже, пока я не захлебнулась в этой буре.
И вдруг — тьма.