— Эта метка пиршества, — его голос прозвучал низко, глухо. Он поднял мою руку выше, так что символ оказался на свету, и я почувствовала, как его пальцы крепче сжали моё запястье. Его взгляд потемнел, стал далёким, будто в нём ожили картины прошлого. — Я не видел такого около пятисот лет, ещё до того как отправился в свой сон.
Я затаила дыхание, боясь его прервать. Никогда раньше он не говорил о прошлом, и это само по себе было пугающе и притягательно.
— Такое было возможно, пока люди жили разрозненно и вампиры жили вольготно, творили всё, что хотели. — Его губы тронула тень презрительной усмешки. — И каждому из нас не было дела, как охотятся другие, какой образ жизни они ведут. Каждый выбирал свой путь.
Он говорил ровно, но в его голосе сквозило напряжение. Я смотрела на него и чувствовала, что он не просто рассказывает, он переживает это заново.
— И были те, кто чувствовал своё превосходство над людьми, упивался своей силой. И чтобы это продемонстрировать, эти презренные создания собирались в стаи, устраивали шабаш пару раз в год. — Михаэль чуть отвёл взгляд, словно видел перед собой те сцены, которые мне лишь мерещились. — И их забавляло устроить на этом празднестве своего тщеславия пиршество. Но какой пир и праздник, если жертвы сопротивляются, кричат и умоляют о спасении? Другое дело, если они умоляют о смерти, получают экстаз, когда их лишают последней капли крови.
Его глаза сверкнули мрачно, и я поёжилась.
— Поэтому за пару-тройку дней до этого вампиры выбирали своих жертв и ставили метки. Всё их тело охватывало жаром, огнём и желанием. Жаждой. Потом голос начинал звучать в их голове, призывая к себе. А за день они совсем сходили с ума и жили в видениях, которые вели их на место пиршества. Они приходили добровольно, лишённые разума и воли.
Я едва дышала, представив себя на их месте. От жара во мне стало тесно, словно он уже пробуждался в моей крови.
— В таком месте могли собираться сотни людей, устраивая кровопролития, — продолжал он, и его голос стал холоднее, чем ледяной ветер. — Потом люди объединялись племенами, и появились охотники, которые стали охотиться на нас. И такие вакханалии стали приносить неудобства всем вампирам. Поэтому вмешались более влиятельные представители и установился негласный закон: тот, кто поставит метку, сразу же лишался жизни.
После этих слов повисла тишина. Я смотрела на символ у себя на запястье и чувствовала, как будто он обжигал кожу. А Михаэль не отводил взгляда, его пальцы по-прежнему удерживали мою руку, словно он боялся, что я исчезну.
— Вампира можно лишить жизни? — вдруг спросила я, слагая это всё с большим удивлением. Было необычно волнительно узнавать, что такое когда-то могло происходить. Но худшее из этого — что такому же влиянию буду подвержена и я.
Слова сами сорвались с моих губ, и, произнеся их, я поняла, что голос дрожит. Михаэль медленно поднял на меня взгляд, и в его глазах мелькнул холодный блеск.
— Можно, но это всегда может сделать только более влиятельный вампир. Степень нашей силы определяется тем, в каком поколении вампир от тех существ, что существовали изначально. — Он говорил спокойно, но в каждом слове чувствовалась твёрдая уверенность. — Или можно использовать разные хитрые уловки, действуя группой.
Я слушала и, сама того не желая, всё сильнее прижималась к нему, будто в его словах уже был оберег.
— Но ты можешь не переживать, — он чуть сильнее сжал мои плечи, наклонившись ближе. Его дыхание коснулось моей кожи, холодное и странно успокаивающее. — Группа или сотня вампиров… не так много тех, кто может что-то мне сделать. Я знаю только одного такого, хотя уверен, что есть и другие. Но я никогда их не встречал.
—Эта метка, — он взял мою руку, так чтобы её было видно. Его пальцы обвили запястье, и от этого простого жеста у меня внутри стало спокойнее, словно он действительно держал меня за жизнь. — Ты можешь мне довериться, Верна?
Он отстранил меня от себя, чтобы видеть моё лицо. Его глаза были так близко, что я буквально тонула в их тьме. И я осознала, как сильно мне его не хватало. Всё остальное перестало существовать — мои страхи, его исчезновение, даже сама метка. Был только он, и то, что он держал меня в своих руках.
Я позабыла обо всём: о том, почему он ушёл, о чём я думала до этого. Обняла его так крепко, как будто могла удержать силой объятий. Мне жизненно необходимо было сейчас ощущать его близость.
— Верна? — он всё ещё ждал ответ. Его голос был мягким, но настойчивым.
Я отстранилась лишь для того, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Я почувствовала его дыхание на своей коже, когда он снова позвал меня.
— Верна, ответь мне, это сейчас важно, — он положил свою ладонь на моё лицо, его взгляд требовал моего ответа, требовал честности. Моё дыхание сбилось, сознание плыло.
Я была согласна на всё, если это он.
— Да, — прошептала я в его губы и провела языком по его губам, проникая внутрь.Он откликнулся на моё желание. Я целовала его с жадностью, кусая губы, думая о том, что никогда не смогу насытиться им. Чувствовала его руки на своей спине — они всё крепче прижимали меня к нему. Я уже стонала в его губы, когда он усилием отстранил меня.
— Сладкая, я дам тебе то, чего ты хочешь, чуть позже. Слушай меня внимательно.
Я старалась понять его слова, но моё тело уже жило собственной жизнью. Я сидела на нём, непроизвольно ёрзая, чувствуя его возбуждение. Он зашипел, снял меня с себя и усадил рядом.
— Я хочу твой вменяемый ответ. Первое, что ты должна понять: вампиры могут показать тебе любую иллюзию, только ты посмотришь им в глаза — и считай, попалась.
И сразу после этих слов он исчез. Я оглянулась, но в комнате никого не было.
— Сейчас ты не видишь меня, — его голос прозвучал у самого уха, так близко, что у меня побежали мурашки. Я испугалась, вздрогнула. И тут же он появился передо мной, в один миг, я успела лишь моргнуть.
— Я могу показать тебе всё, что угодно, — его глаза сверкнули, — то, что доставит тебе невероятное блаженство или заставит молить о пощаде.
Его слова и это исчезновение немного отрезвили меня. Но не настолько, чтобы погасить желание.
— Ты доверишься мне? — его голос стал мягче. — Я могу снять с тебя эту метку полностью, но не хочу этого делать. Если кто-то осмелился прийти к тебе, значит, они хотят достать меня через тебя. И они вернутся снова. Проще самим прийти к ним. Я хочу, чтобы они думали, что метка работает. Хотя я и ослаблю её влияние, ты будешь видеть видения, слышать голос. Ты приведёшь нас прямо к ним, в логово. В этот раз я не буду пытаться ни с кем договориться, а заставлю их пожалеть о своих действиях. Я могу это сделать?
— А у меня есть выбор? — я действительно была в недоумении. Он спрашивал меня? Зачем, если может сделать всё, как считает нужным. Такой контраст после того, как он властно брал меня, делал с моим телом всё, что ему вздумается… Но получается, что он был внимательным к моим чувствам. Это сбивало с толку.
— Да. Я не хочу, чтобы у тебя не оставалось выбора. Но, к сожалению, с меткой или без, пока ты рядом со мной и я их не найду, ты можешь быть в опасности.
— Тогда я доверяю тебе в твоём решении, — произнесла я и сама удивилась, как легко это вышло. Но внутри я действительно хотела положиться на него. Довериться, расслабиться, ощущая себя женщиной в его сильных руках. Эта потребность рождалась во мне только с этим мужчиной. Никогда до этого я не чувствовала ничего подобного. И эта принадлежность к нему отзывалась желанием.
Он больше не медлил, зная, как сильно я нуждалась в нём.
— Иди сюда, сладкая, я дам тебе твою награду.Его спина коснулась подушек, он лёг, протягивая руки. Я села на него, ощущая, как его твёрдая плоть прижимается к самому чувствительному во мне месту. Я выгнулась, дыхание сбилось.
— Так сильно хочешь меня? — его голос был низким, рычащим, нетерпеливым.— Да… очень хочу, — я наклонилась к его губам, целовала его с жадностью, уже не скрываясь.
Он сжал мои бёдра и насадил на себя, я застонала, почувствовав, как он входит в меня. Всё тело загорелось, пульс участился. Его движения были глубокими, уверенными, властными. Я цеплялась за него, не желая отпускать.
— Мне ненавистна мысль, что кто-то прикасался к тебе, — прорычал он в мою шею и впился зубами. Я вскрикнула, когда его клыки пронзили кожу, но наслаждение тут же стало острее, ярче, крышесносным. Его яд смешался с моей кровью, и каждая клетка тела отзывалась восторгом.
— Я сотру все следы чужого присутствия, — сказал он, и я ему поверила. Сразу стало легче. Исчез озноб, ушла мутность сознания. Я видела его ясно, как никогда.
–Михаель, ты нужен мне, – не знаю, для чего шепчу я, но это рвётся наружу, как дыхание.–Я знаю. Я останусь с тобой, – отвечает он, и продолжает двигаться во мне быстрее. Эти слова звучат глубже клятв, и именно они дают мне опору. Он вернулся, он рядом, и это сейчас всё, что имеет смысл.Он входит в меня сильнее, ритм становится ровным и безжалостным, как прилив. Я обхватываю его руками за шею, оставляя царапины. Моё тело само подстраивается под него, двигается навстречу, всё громче откликаясь стонами. Горячее дыхание у моего уха, его пальцы на моих бёдрах, его губы в моей шее – всё сплетается в один поток. Я чувствую как жар, растекается по венам, отзываясь острыми вспышками наслаждения. Мои бедра сами подаются навстречу, я выгибаюсь, чувствую, как мир сжимается до этой точки, до него, до нас.
–Да, ещё, – вырывается у меня, почти крик. Он рычит в ответ, сдерживая себя, но его движения становятся глубже. Мы словно тонем друг в друге, без времени, без воздуха. Волна удовольствия поднимается во мне, накрывает, ломает. Я кричу, не стесняясь, — имя Михаэля вырывается из груди, срывается на стон.
Он прижимает меня к себе, крепко, до боли, его пальцы впиваются в мои бёдра, а в следующий миг всё во мне срывается в ослепительный, обжигающий экстаз. Тело дрожит, сердце бьётся, мир рассыпается на осколки света. Я падаю в него, в этот вихрь, чувствуя, как он срывается вслед за мной, хрипит, стискивая меня ещё сильнее, и сам достигает своей вершины.
Несколько мгновений мы остаёмся неподвижными, только наши дыхания сплетаются. Моё сердце стучит отдавая в висках — странно осознавать, что он тоже слышит этот ритм. Его руки всё ещё держат меня, но теперь мягче, осторожнее, словно я хрупкая.
Я лежу на нём, моё лицо рядом с его, волосы спадают на его грудь. Я смотрю ему в глаза — глубокие, тёмные, сейчас удивительно живые. Он смотрит на меня, и я понимаю: нет слов, но есть это — его присутствие, его молчаливое обещание. И мне этого достаточно.
Тишину комнаты пронзает стук в дверь. Я вздрагиваю и в этот момент понимаю: пора вставать.
"""""""
Потдержие работу, нажав на
Благодарю за прочтение