Едрит твою через кочерыжку... Или фемина против мракобесия

Глава 14. Керамика. И снова цемент

Как ни пыталась откреститься от жрецов, пришлось посещать их “лекции”, посвящённые нашему мироустройству. А всему виной уже весьма напрягающие меня косые взгляды этих “братьев по разуму”: стоит по каким-то своим делам появиться в центре, обязательно тут же найдётся какой-нибудь работник “духа”, что очень “ненавязчиво” начнёт проявлять интерес к маршруту следования и активно следить за моими контактами с местным населением.

Оказалось, таким образом до меня пытаются донести необходимость не выделяться и вместе со всеми посещать проповеди. Как говорится, знакомый всем принцип в действии: “не отрывайся от коллектива, иначе коллектив даст тебе оторваться”[56].

Однако, когда пришла на первую “лекцию”, кое-что настолько заинтересовало меня, что на время я стала едва ли не самой большой почитательницей этих проповедей. Не то, чтобы уж совсем чутко ловила каждое слово этих оболванивателей населения – почти все их слова пролетали мимо моего сознания, откладываясь где-то на периферии. Именно потому и могла потом спокойно пересказать даже самые заумные тексты, не понимая их содержимого.

А зачастила потому, что в храме со мной стали происходить поистине мистические вещи. Сначала лишь ощутила присутствие чего-то постороннего рядом. Настороженно огляделась и, не заметив ничего подозрительного, вновь стала с умным видом внимать “лектору”.

А затем прямо перед моим носом вдруг прошёл парень, что помер от ран в ту странную лунную ночь после бойни, в которой я принимала активное участие. Он появился настолько неожиданно, что даже вздрогнула. А до этого стояла, как та сонная муха и… раскачивалась в такт словам жреца?

Осторожно оглядевшись, с удивлением и ужасом заметила практически у всех присутствующих на проповеди странное полусонное выражение на лицах, будто физические оболочки были тут, а души витали где-то в облаках. И они… тоже раскачивались. Причём, в некоем едином ритме. Чёрт! Да ведь это натуральное зомбирование. И если бы не Сунган, я бы сейчас тоже пускала слюни и активно верила всему, что мне тут проповедуют. Но как же призрак оказался здесь? Или он действительно стоит на страже моего внутреннего мира? Но ведь так не бывает. Как-то мистикой отдаёт. Или, всё же, бывает?

Чтобы удостовериться в существовании призрачного героя, пришлось пойти на следующую проповедь. И как только начала клевать носом от монотонной речи жреца, вгоняющей в транс, тут же появился мой призрачный защитник, который на этот раз не просто прошёл мимо, заставив взбодриться и активировать мои внутренние резервы, но остановился передо мной и склонил голову набок, как бы испрашивая разрешения. Едва заметный кивок – и Сунган стал ходить меж людей, отчего те покидали трансовое состояние и начинали недоумённо озираться. В конце-концов, это вылилось в то, что жрец, видя столь странную и непривычную реакцию людей, скомкал свою проповедь и поспешил ретироваться. На следующей проповеди он был уже не один: привёл с собой подмогу в виде пятерых “братьев”.

И вот эти деятели встали со всех сторон таким образом, чтобы отследить виновника срыва зомбо-эффекта.

В очередной раз появившийся Сунган тоже, как оказалось, не лаптем щи хлебал: при получении от меня дозволения, сначала прошёл к первому ряду, ближайшему к проповеднику, и взмахнул руками. Невидимая волна, расходясь концентрическими кругами от места, где стоял Сунган, выдернула из транса практически всех. А поток в этот раз был настолько мощным, что можно было почти ощутить его физическое присутствие. Выглядело же это так, будто виновник случившегося – сам проповедник. Ведь именно от него разошлась невидимая волна. Что и подтвердили остальные жрецы-наблюдатели, собравшись в кучку и напряжённо зашушукавшись.

Лекцию пришлось прервать и на этот раз. А народ недоумевал: до них потихоньку начало доходить, что с проповедями творится что-то неладное. На четвёртой и пятой “лекциях” всё прошло в том же самом ключе. Но жрецы – ребята упорные: так просто их с намеченного курса не сдвинешь. Проповеди стали доходить до своего логического завершения, что, конечно, для меня было не очень хорошо: слушать эту нудятину не было уже практически никаких сил.

Но меня, всё же, вычислили. Как – не знаю. Видимо, у этих предшественников Кашпировского[57] были и свои секреты. Поэтому на шестую лекцию несчастную Ти просто тупо не пустили. Когда попыталась пройти в помещение, меня оттёрли от толпы словно из ниоткуда вынырнувшие четверо молодых крепких парней – явно из службы безопасности местного жречества. Хотели, видимо, взять в клещи и, скорее всего, утащить к себе на допрос. Но тут снова вмешался мой защитник. Что уж он сделал – понятия не имею. Но четыре здоровенных бугая как по команде вдруг резко отлетели в стороны, ошарашенно крутя головами. И так – бочком-бочком – быстренько ретировались.

Тут уже и я поняла, что не стоит “дёргать тигра за усы”: если местное жречество поймёт, что я им сильно мешаю, могут ведь пойти и на самые крайние меры по физическому устранению меня любимой. Так что больше даже и близко не пыталась влезть в их зомби-лэнд. Но своим общинникам стала активно нашёптывать о том, насколько нежелательно появляться на проповедях жрецов. Типа “богиня гневается”. Напрямую, ведь, о таком говорить нельзя. Зато намёки и полунамёки сработали даже намного лучше. Из нашей общины практически все перестали посещать подобные мероприятия. Общинники и так-то довольно редко туда ходили: работы всегда непочатый край. А так и вовсе ходить перестали.

Что, несомненно, сильно обрадовало. Однако, расслабляться не стоило: всё же, пока за жрецами сила. И именно они управляют нашей жизнью, а не наоборот.

Одно плохо: после того, как перестала бывать в храме, Сунган тоже куда-то исчез. Вот и думай после этого: а не примерещилось ли это всё? Может, и я уже зазомбирована до такой степени, что где ни попадя привидения всякие начинают мерещиться?

Самой-то в ясности собственного ума никак не разобраться. Пришлось к решению вопроса привлекать Юи. Она одна постоянно находилась рядом, а потому могла с некоей долей вероятности оценить мою вменяемость на основе нескольких разработанных совместно с ней тестов.

По их результатам (с некоторой долей вероятности) можно было констатировать, что пока (слава богу) нахожусь в трезвом уме и твёрдой памяти. В проповеди жрецов как не верила, так и не верю – этой пропаганды и так наслушалась всяко-разно. Так что подобными речами меня на “ура-патриотизьм” не сподвигнешь. Предпочитаю думать головой, а не слепо верить болтовне этих “отрыжек культа”.

На почве психологических экспериментов Юи буквально прикипела ко мне. Ей так понравились наши игры разума, что я очень скоро пожалела об этом. Малышка Ю была просто непреклонна: каждый день задавала такую трёпку моим мозгам, что к вечеру они буквально трещали, остывая после прекращения экзекуции. Но именно эти занятия заставили мои извилины работать с максимальной отдачей. В какой-то момент я даже почувствовала себя… умной. Правда, к сожалению, не надолго.

Самый простой способ разобраться в “исправности” собственного разума – конечно же, решение сложных логических задач и перекрёстный допрос. Вопросник должен быть построен таким образом, чтобы выявить ложь: повторяющиеся вопросы с различной формулировкой, но об одном и том же. А также вопросы, на которые можно ответить только однозначно – да или нет. Всё это в совокупности даст при обработке более-менее точный ответ: соображаю я ещё хоть что-нибудь, или в голове уже полная каша от промывки мозгов.

Кстати, за время нашего знакомства Юи неплохо меня изучила, а потому резко выбивающиеся из общей канвы ответы или странное, нехарактерное поведение богини Ти были бы ей замечены с очень высокой долей вероятности.

Пыжься, не пыжься, а Юи мне уже сто очков форы даёт. Эта маленькая вредина развивается просто неимоверными темпами. С одной стороны, её знания растут чуть не в геометрической прогрессии, а с другой – Юи остаётся пусть весьма умным и непосредственным, но всё ещё очень наивным ребёнком.

Я и сама не заметила, как малышка заняла в моей жизни очень важную роль. Фактически, мы стали родными сёстрами. И, несмотря на довольно вредный характер (а кто в таком юном возрасте не вредничал?!), полюбила маленькую Юи всей душой. Уж кто-кто, а девочка понимала меня, наверное, даже лучше, чем я сама.

Кстати, я попыталась, было, малышке рассказать парочку русских народных сказок. И с удивлением поняла, что для начала нужно переложить их на местный язык и манер. А когда переложила – часть так любимого нами русского колорита куда-то запропастилась. И вместо сказок получились просто небольшие интересные истории. Слушать их Юи, конечно, понравилось, но на сказки они уже как-то совершенно не тянули. По крайней мере, именно на русские народные. Поэтому я их рассказывать прекратила. Ну невозможно на шумерском рассказать точно так, как на русском: совершенно разные языки и разные понятия. Что ни говори, а русский язык действительно “велик и могуч”. Именно из-за смысловой нагрузки, которую невозможно передать ни на каком другом языке.

Небезызвестный сатирик Задорнов по этому поводу любил прикольнуться, вспоминая такие “перлы” русского языка, как “руки не доходят”, “отнюдь”, “восвояси”, “да нет, наверное…”. Как иностранцу можно объяснить их значение? Наверное, проще ограничиться выражением “непереводимая игра слов”.

Попытавшись пожаловаться на свою нелёгкую судьбинушку и неудачный перевод русских народных сказок на местный язык, понимания у своего брата-попаданца не нашла. Сама идея показалась ему малозначимой и не стоящей даже выеденного яйца. Зато Ылш мне уже все уши прожужжал насчёт какого-то райского острова, находящегося в Персидском заливе. Вроде как название его – Дильмун, и бог Энки – выходец оттуда. У меня и так от всех этих божков уже зубы ноют. Достали – сил нет. Был бы от них хоть какой-то прок – ещё куда ни шло. А так – абсолютно бесполезные создания. Нужны лишь для того, чтобы держать народ в узде. Толку от них никакого.

Другое дело – русские народные сказки. Никаких богов там и в помине нет. Зато каждая сказка – едва ли не соль жизни. Сколько в ней всего намешано: тут и учёба подрастающего поколения, и смекалка, и юмор, и ещё много чего. А самое главное – сказки можно слушать просто бесконечно. Был бы рассказчик толковый. Как вариант – написать. Чтоб читали.

Сколько я сказок за свою жизнь наслушалась, сколько перечитала – и не сосчитать. И все разные, интересные, самобытные. Куда там жрецам с их идиотскими проповедями. Однако, либо я – совершенно бездарная рассказчица, либо горе-переводчица, либо ещё что. Так что идею со сказками пришлось пока отложить в очень долгий ящик.

Во время подготовки к очередному путешествию у нас с Ылшем зашёл как-то разговор о керамике. В местных условиях герметичная тара для хранения чего-либо нужна, как воздух. К примеру, мой обувной крем при хранении в обычных глиняных горшках, даже несмотря на то, что они плотно закрыты крышкой, потихоньку теряет свои свойства – скипидар постепенно просачивается сквозь глину. Так что принцип любого подобного товара: сделал – тут же используй по назначению. Иначе придётся либо выкидывать, либо переделывать. Кроме того, сами глиняные горшки обладают довольно большой гигроскопичностью – набирают влагу. Соответственно, стенки таких горшков весьма ненадёжны. Это тоже проблема, которую необходимо решать.

Нам бы сейчас фарфор или фаянс не помешал. Но нет его. Даже глазированной посуды – и то не встречается. Кстати, может, её удастся воспроизвести?

Глиняный горшок нужно обмазать тонким слоем смеси из песка и соды, после чего обжечь. В результате поверхность окажется покрытой стекловидной массой, что не пропустит влаги и не даст испариться содержимому.

Однако, с содой затык: добыть её можно на озере Ван, а в ближайшее время мы туда вряд ли попадём. Так что сидим с Ылшем и ломаем головы дальше.

– А про костяной фарфор ты ничего не помнишь? – вдруг спохватилась я, когда Ылш упомянул про глазурь.

– Его что – с молотыми костями замешивали? – не понял тот.

– Не помню. Только название в памяти сохранилось, – расстроилась я, тяжко вздохнув и пожав плечами.

– Предположим, что при обжиге кости сгорят, – зацепившись за тему, начал рассуждать Ылш. – Из них получится зола. Та самая, из которой мы получаем щёлок, когда заливаем золу водой и даём постоять. Щёлок – щёлочь, и сода – щёлочь. Можно предположить, что при высокой температуре они стекленеют.

– Если выпаривать щёлок, то остаётся сухой остаток без всяких признаков остекленения, – возразила я. – Да и про остекленевшую соду я ни разу не слышала. Зато в каком-то фильме видела, как молния ударила в песок, а потом в этом месте нашёлся комок стекла. Он тектитом называется. Так что стекленеть должна не щёлочь, а песок, который окись кремния точь-в-точь как и кварц, который прозрачный кристалл совершенно стеклянного вида.

От столь косноязычного изъяснения даже зубы свело. Как начнёшь общаться с Ылшем – пиши – пропало: чувствуешь себя эдаким Йодой[58], бросающимся своими знаменитыми “поэтическими” фразочками (подчас какими-то странно-противоречивыми).

– Получается, что стекло образуется из щёлочи и кварца, – выдвинул идею мой собеседник. – Надо поискать белый речной песочек и хорошенько отмыть его от ила. Ну и поташа сколько-то выпарить.

– Поташа? – вскинулась я.

– Сухого остатка от щёлока.

– Ну да. То-то слово показалось знакомым, а откуда – уже не помню.

В общем, сплошная болтология. То, что в будущем обзовут “мозговым штурмом”. А что делать? Интернета и умных книг тут ещё нет. Где информацию искать? Только методом “научного тыка”. Вот и приходится изгаляться. Мы же далеко не химики. Что-то Ылш помнит, что-то я. Так и пытаемся докопаться до истины.

Зато с глазурью дело выгорело. Много времени, правда, отняли труды по подбору технологии изготовления и получению хорошего, чистого песка, который приходилось тщательно промывать, дабы исключить лишние примеси. Опять выручил научный подход с фиксацией каждого этапа на глиняных табличках. В результате длительных экспериментов получили, наконец, керамику, пригодную для изготовления хорошей, качественной посуды. На фарфор и фаянс даже близко не похоже, да и по цвету – нечто тёмно-серое. Однако, при постукивании по материалу отчётливо слышен характерный стеклянный звон.

Стекло у нас тоже получилось, но из-за ограничений по горючим материалам (да и из-за нашей неопытности) сделать из него что-либо не удалось.

Зато с керамической посудой процесс пошёл “на ура”. Слепить её теперь – не проблема. Проблема обжечь. Из-за этого мы и обратились к городским гончарам. А те, гады, заломили такую цену, будто продавали трёхэтажную фазенду с приусадебным участком впридачу. Староста, конечно, побухтел для порядка, но тоже ведь прекрасно понял: новая посуда – совершенно не чета старой. Намного лучше и качественнее. И – самое главное – герметична. Так что зерно на оплату работы гончаров выдал. Как говорится – всё для общего блага.

Наконец, настал тот день, когда Ылш с Курушем и несколькими молодыми гребцами отправились в плавание на юг. Я тоже напросилась. Ну не крестьянка я, что ни говори: не люблю в земле ковыряться. Надо – иду и делаю. Тут уж ничего не попишешь. Но радости от этого действа не испытываю совершенно.

Зато теперь я гребла наравне со всеми. И это было мне по нраву. А чего ещё желать-то? “Только небо, только солнце и вода[59]…”, как пели небезызвестные путешественники.

Правда, нас семеро, в отличие от этих самых, которые в лодке. Да и Монморанси с нами никакой нет. Но это всё мелочи.

По пути догнали колонну из трёх тростниковых кораблей. Оказалось, это похоронная процессия из города Киш – местный жрец отдал богу душу. Хотя в этом времени обязательно нужно уточнить – какому именно. А то богов развелось, как нерезаных собак: плюнь – обязательно в какого-нибудь божка или его заместителя по политической части попадёшь.

Ладно! Что-то разворчалась я не к месту. Вот так незаметно и подкрадывается старость (или одиночество?). Эх, Тияна, замуж тебе пора. А то скоро так на людей кидаться начнёшь…

А к вечеру следующего дня добрались до какого-то острова. Единственное, шли очень осторожно, опасаясь нарваться на рифы. Потеряли немного времени, промеряя глубины и встали на ночёвку, бросив якорь. А утром двинулись дальше, продолжив осмотр береговой линии острова. К вечеру прошли весь пролив между островом и материком до конца и решили поближе познакомиться с местными.

На северной оконечности острова обнаружили залив весьма своеобразной формы. Но мы оказались не одиноки: в заливе уже стояло два деревянных корабля. Один ремонтировался, а второй загружали провизией.

Однако, климат на острове меня не порадовал: так же жарко и даже более влажно, чем в Двуречье. Если так пойдёт и дальше – я вообще скоро забуду, что такое одежда. Вот местные обрадуются: не каждый день увидишь богиню в неглиже.

Зато есть и плюсы: жрецов на острове мы пока не обнаружили, а воды, его омывающие, оказались богаты на всякого рода съедобную живность типа рыбы, креветок, устриц, водорослей и много чего ещё.

Местные заняты, в основном, промыслом жемчуга. А чтобы побаловать себя чем-нибудь отличным от рыбной диеты, выращивают овощи. Однако, пшеницу, отчего-то, не культивируют совсем. Ылш на ведро зерна выменял у местных жемчужину. А я решила прогуляться по острову и познакомиться с местными обычаями. Однако, ушла недалеко: всего минут через десять неспешной ходьбы ушей моих коснулся утробный вой роженицы. Судя по услышанному, дела у неё шли неважно. Так что вместо променада пришлось в срочном порядке бежать на голос. Слава богу, успела вовремя. Хорошо ещё то, что всегда ношу с собой сумку с инструментами и снадобьями. Я же медик, в конце-концов.

Ворвавшись в полутёмное помещение, откуда раздавался уже даже не крик, а надсадный вой, больше похожий на сипение сильно простуженного любителя выпить, только глянула на несчастную – сразу поняла: придётся тяжко. Похоже, в данном конкретном случае придётся иметь дело с неправильным положением плода, что пытается выйти причинным местом вперёд. Ножки уже видны, а дальше…

А дальше пришлось помучиться. Дети иногда могут рождаться попой вперёд. Как говорится, сначала всему миру показал всё, что о нём думает, а потом показался сам. Но здесь проблема была посерьёзней: пуповина обмоталась вокруг тела ребёнка и не давала ему выйти наружу.

Местные сначала никак не хотели меня допускать до роженицы. Но после того, как я гаркнула и обматюкала всех на чём свет стоит, пояснив буквально на пальцах, что если роженице не помочь – умрёт и она, и ребёнок, очень быстро согласились на моё вмешательство. Да они, похоже, уже и сами всё поняли.

Ничего, животворящий пендаль ещё и не на то способен. Несмотря на то, что матюкалась я на русском – меня все прекрасно поняли и без перевода. Причём, сразу прониклись важностью момента: “божественная речь” – она, ведь, такая… доходчивая.

Зато как родился ребёнок, да ещё и бедная мамашка в живых осталась – радости у аборигенов не было предела. Меня даже двумя жемчужинами одарили.

А ведь пришлось немного поработать швеёй-мотористкой: в этот раз без разрывов, увы, не обошлось. Повезло в том, что разрывы, по большей части, внешние, а не внутренние. Иначе даже и не знаю, что бы делала. Но столь малой кровью бы точно не обошлось. Зато швы наложила – любо-дорого посмотреть: чистенько, аккуратненько. Через несколько дней надо только будет снять.

В общем, этот случай нам очень помог найти взаимопонимание с местным населением. Так что, можно сказать, это мы удачно съездили.

Зато когда вернулись, не обошлось без накладок. Весь жемчуг, что у нас был, отдали старосте. А жадные жрецы у него изъяли. Хорошо, что староста сообразил и припрятал одну жемчужину, которую потом и продал за серебро.

Но мало того, что жрецы отобрали добытую нами собственность, так ещё и запасы зерна нашей общины основательно так подчистили. А тут ещё и цены на лодки Ылша сильно упали: у нас появились конкуренты среди местных, что тоже стали ваять, как говорится, “по образу и подобию”. На грань голодной смерти из-за этого община, конечно, не попала, но излишков зерна лишилась, из-за чего пришлось потуже затянуть пояса и заняться перевозками – за это ещё вполне сносно платили.

Но не успели мы отдохнуть после путешествия к острову – появился многообещающий фрахт: Ылша с командой наняли жрецы на рейс в верховья Евфрата. Что ж, от заработка, естественно, никто отказываться не собирался. Ылш подвязался на это дело, а меня… оставил, гад такой. Сказал, чтобы занялась разработкой цемента. Я, конечно, понимаю, что дюже нужно, ведь хорошего качества связующих смесей мы пока так и не добились. Но уж очень муторно сидеть на одном месте, когда вокруг бродят толпы жаждущих твоего тела жрецов. И это я говорю даже не в переносном смысле, ибо у некоторых особо ярких их представителей на меня до сих пор стойка, как у тех борзых. Так что приходится ухо держать востро.

К поиску рецептуры хорошего цемента подошла весьма основательно: сначала собрала всё, что можно использовать для его производства и до чего дотянулись мои загребущие ручки. Нормальной, вязкой глины, к сожалению, не нашла. Пришлось брать черепки – отходы горшечного производства – и толочь их в порошок. Плюс гашёная известь и песок в пропорции один к двум – и получается нечто быстротвердеющее, весьма похожее на цемент. Но, зараза, явно не он, ибо при смачивании сделанных из раствора блоков происходит какое-то странное выделение тепла. Такое впечатление, что внутри блоков вновь происходит гашение извести. Да и качество – так себе: материальчик по прочности больше похож на мел. Использовать для строительства можно, но с “оглядкой”.

Когда Ылш вернулся с верховьев Евфрата, я показала ему то, что получилось. Понятное дело, он тоже не особо впечатлился моими достижениями. Но, в общем и целом, результат одобрил.

Однако, не успели мы даже передохнуть, как этот “великий деятель” вновь намылился в путешествие к острову. Причём, на этот раз лишь вдвоём со старостой. Для этой цели они выбрали небольшую лодчонку на двоих, которую спроектировала… кто бы подумал – моя любимица Юи. Вот чертовка, и здесь успела отметиться. Это ж надо, сколько талантов в моей ненаглядной малышке!

А когда вернулись из путешествия, Ылш тоже подключился к работам над цементом. Ходил к строителям, пытался у них вызнать секреты скрепляющих составов. Оказалось, что те используют гашёную известь аж годичной “закалки”. Та, дескать, когда отстоится, получает гораздо лучшие свойства.

И действительно, когда взяли не речную воду, а колодезную, да ещё отстоявшуюся гашёную известь – крепость раствора стала заметно выше. Вот это уже гораздо больше походило на цемент.

Как говорится, “век живи, век учись – всё равно дураком помрёшь”. Ну а в применении ко мне – дурой. М-да, не вышло из меня великой прогрессорши. Уж больно мало необходимых знаний и умений.

А меж тем, староста с Ылшем задумали “переселение народов”: решили, что свой собственный маленький остров без жрецов гораздо лучше большого общего Междуречья со жрецами.

Я, в принципе, с ними тоже согласна: уж лучше жить на острове, лишь бы от служителей культа подальше. Тем более, отдавать им мзду уже не надо будет: всё пойдёт в дело, на благо общины. Люди тут работящие. Справятся. Главное, чтобы им не мешали. А то эта религиозная плесень висит на ногах, как гири: и уйти не даёт, и сбросить ярмо никак не получается.

Но мы тоже не лыком шиты: вон, с Ылшем напрогрессорствовали: общинники теперь землю не вручную пашут, а волами и плугом пользуются. Производительность – совершенно не чета старой – едва ли не на порядок выше.

Так что даже несмотря на то, что жрецы, фактически, обобрали всю общину, лишив излишков зерна, мы переключились на транспортные услуги и торговлю. Пусть наши лодки покупать стали меньше, но из-за гораздо лучшего качества и цена их повыше. Постепенно община разделилась на несколько частей: пока одни занимались обустройством на острове, другие водили зафрахтованные торговцами (чаще – теми же жрецами) суда, а третьи изо всех сил пыжились здесь, выращивая очередной урожай и строя новые лодки. Таким образом, удавалось создать видимость присутствия всей общины на месте. Иначе у жрецов возникли бы лишние подозрения на наш счёт. А так – все в работе, пашут “до седьмого пота”. И совсем незаметно, что нас стало меньше. Как для жрецов: “меньше знаешь – крепче спишь”.

Благодаря регулярным рейсам Хапа до правого притока Карана и обратно, наша община, фактически, взяла селение кузнецов на полное довольствие, расширяя и углубляя наши торговые связи. То же самое и с бортниками-пасечниками. Уж такой жирный кусок нам никак нельзя было терять. Мы им – зерно, ткани, керамику, а они нам – изделия из бронзы, воск и мёд.

Благодаря внедрению в умы людей необходимых для выживания правил гигиены, активно стало развиваться мыловарение. Теперь женщины нашей общины варят хозяйственное мыло с поташем и туалетное с содой.

Так что теперь и в нашей баньке можно помыться со всеми удобствами: в ней появились деревянные полки и некое подобие ванны, больше похожее на купель из дерева.