В ушах звенели колокола, а в глаза ударила тьма. Голова налилась жгучей болью, кожа напузырилась и покрылась огромными волдырями. Хотелось кричать, но горло не позволяло издать и лёгкого звука.
Мягкие шаги Мартена были не слышны. Гордо воздев спину прямо и с жалостью смотря на сына, глава Церкви Сатаны решительно подходил к лежащему телу. Вырывавшаяся из-под заперти сила Мартена кое-как упорядочилась, словно сладкая конфета оборачиваясь в яркий фантик.
— Если ты не будешь настолько открыто выступать против этого не самого плохого в мире места, то сможешь полюбить и привыкнуть к нему много быстрее. Я не хочу поднимать на тебя руку, ведь ты мне дорог и расставаться ещё и с тобой я не собираюсь… И так жизнь отобрала у меня слишком много и многих… Я не позволю лишать себя последнего ценного человека, последнего родного и… кхм… любимого. — шагая тише кошки, тощий маг подбирался к сыну под неотрывными взглядами миллионов рабов, отошедших куда-то во тьму страшной цитадели.
«Значит… Это я ему обязан жизнью… Это он дал мне тот защитный амулет… Кхе, значит он меня ещё и спас…» — мысли не клеились, оглушаемые ужасающим звоном в ушах. Однако он начинал чувствовать, сквозь все страдания, сквозь всю боль и слабость, он чувствовал злость и неопределённость…
— Я даже дистанционно спас твою жизнь и контролировал её. Это из-за моего письменного гаранта ты стал башенным магом, создал неплохую карьеру и заработал деньги своей любимой матери… Я её любил. Любил эту глупую шлюху. Но она только и могла что изменять, унижать и отказывать в наших с тобой встречах. И ты всего этого не знаешь и никогда бы не узнал, если б я не убил свою любимую, красивую и сексуальную тварь… Она всегда была против нас с тобой, Демьян.
Парень всё слышал, несмотря на непрекращающийся колокольный звон, что к слову наконец-то стал тише и мягче.
«Какие запреты? Мама мне никогда не говорила об этом. Но… его слова не оправдывают её смерть. Мартен — гнусная тварь. Подлая и ужасная…»
Демьян пару раз дёрнулся, но безуспешно. Встать на ноги он сейчас бы и не смог, но пламя в душе ещё теплилось, никак не хотя затухать окончательно.
— Это… Это никогда не оправдает твои действия. Ни одна п-причина… не сможет отбелить все твои преступления против добрых, обычных и безоружных людей… Тьфу, людоед… — плюнул в Эрика юнец, облокачиваясь на руки. Его обожжённая голова смело смотрела вперёд, сверля взглядом легко идущий тёмный силуэт, будто бы плывущий по воздуху.
— Оправдает… Не оправдает… Мне то что на твой людской суд? Мне надобен настоящий наследник, а не глупый судья. Перестань лепетать свою дурь. Я же… Я же твой отец. Родной. И, поверь мне на слово, я как и твоя мать тоже прыгал от счастья, когда ты появлялся на свет. — голос вождя дрогнул, а губа судорожно дёрнулась. — Не дели всё на белое и чёрное. Это в корне не верно. Нет добра, нет зла…
— Есть. Ты — зло. Так говорю не я, так считает весь мир! Ты разрушаешь, изничтожаешь, искривляешь, оскверняешь и убиваешь. И… — Демьян нервно сглотнул, ощущая как локти больше не выдерживают вес уставшего тела. — …Ты не можешь говорить такие вещи. Не имеешь никакого морального права. Дьявол, изверг… Убийца, убийца!..
Лицо Эрика тут же искривилось. Так резко и неожиданно, будто видение. Сделав пару резких шагов, Мартен с бешенством опрокинул на сына свой молниеносный удар ногой, потом ещё и ещё, бросая тело осмелевшего Демьяна как мешок с картофелем.
— Заткнись… Правда, тебе лучше помолчать. Ты слишком мало знаешь, чтобы делать выводы.
Несчастный юнец почувствовал горький привкус крови на самом кончике языка. Тело казалось ватным, будто бы жирным дождевым облаком, а руки бесполезно раскинулись в разные стороны.
Но даже сейчас, в такую трудную минуту, наполненную болью душевной, физической, наполненной горем и страданиями, даже в такую длинную сложную минуту Демьян не чувствовал той постыдной боли в животе, того трусливого желания закрыть рот, тех судорожных мечтаний оказаться в тепле и комфорте, подальше от всяческих трудностей и невзгод. Стержень стал гораздо крепче, хоть сам Демьян пока этого и не понял…
Лицо Мартена снова стало бледной, тощей, хладнокровной маской истинного вождя. И он снова, как пару минут назад, приближался к тёмному месту, где раскинулось тело его настоящего родного сына.
Он шёл и шёл, медленно и статно. Уверенный что его сын опять испугается, вернёт себе то страшное состояние, в котором Демьян прожил почти всю свою жизнь. То было испытание для его души и тела, то была борьба защитника семьи, настоящая битва её крепкого железного шита и убийцы, посягнувшим на её членов, на тех людей, кого щит обязался охранять. Во что бы то ни стало. Чего бы то ни стоило. Демьян обещал, а обещание всегда следовало исполнять.
Сквозь маленькое окно было видно россыпь звёзд на тянувшемся вдаль ночном небосводе. Слёзы текли по щекам, а руки то и дело старались выдрать твёрдые шершавые рога.
Вокруг было тихо. Весь дом отошёл ко сну, оставив несчастного малыша рассиживать одному на холодном полу тусклого тёмного подъезда. Стук в двери был бесполезен — либо все уже отдыхали, либо и не собирались отвечать «маленькому бесу»
Тело паренька тряслось от горестных рыданий, а лицо давно стало чёрным и мокрым от слёз и грязи.
— Холодно… Что я такого сделал?… Мама… Матерь Кассандра, позволь вернуться… — маленькие кулачки громко сотрясали запертые двери его родной квартиры, но ответа не поступало. И поступить не могло. — Открой… Мамочка, я же не монстр… Правда. Они бывают только в мультиках, ты мне сама так говорила.
Рыдания паренёнка слышал каждый житель этого небольшого многоэтажного дома, однако все его ненавидели. Ненавидели и боялись этого маленького рогатого черта, что был способен лишь на порчу и грехи.
Ночь тянулась медленно, словно гусеница. За это время Эрик успел почувствовать и горе, и пустоту, успел испытать ненависть к себе и даже смиловался над матерью. Он почувствовал себя таким уродом — ужасным Сатаной, что может приносить только несчастье, проблемы и смерть.
— Простите меня… Не впускайте такую тварь… Живите спокойно. — его миниатюрные детские ножки от усталости еле волочились вниз по ступеням. Грудь вздымалась, а грязные слипшиеся волосы убого свисали с головы.
Пара шагов и небольшое тело мальчика выкатилось из подъезда, со слезами осмотрев радостную толпу, ходящую по чистым после утренней уборки дорожкам, выложенным из красно-белой плитки. Такого же цвета в скором будущем по этим улицам будут ходить отборные муравьиные войска…
Никто и не посмотрел в сторону маленького странного рогатого парня. Будто не видя ни его лица, ни его страданий, чётко написанных на нём, они проходили мимо, спеша по своим делам и думая только о своих заботах. Никому не было дело до мелкого рогатого Эрика, испачканного в грязи подъезда, заплаканного и жалкого парня, на жизнь которого было всё равно даже одинокой пьющей матери. Кассандра единственным настоящим сыном считала водку, а на Эрика не хватало ни денег, ни терпения, ни желания быть рядом.
Мартен побрёл вместе с толпой, ступая своими маленькими ножками так быстро, чтобы поспеть за взрослыми ступнями, дабы не раздавило.
Солнце яркой точкой высилось над городом, пробуждая к жизни его обитателей. Каждый был обязан встать в такое замечательное утро. И ведь для кого-то оно было и впрямь замечательным…
Всхипывания парня и растирание лица будто никто и не замечал. Ни один взгляд не был брошен на маленького плачущего одинокого человечка, трясущегося от ужаса, тоски и одиночества. Люди, словно манекены, будто самые настоящие восковые фигуры проносились по бокам и их глаза были либо пусты, либо глупы, либо и вовсе безумны…
Все куда-то спешили, бежали. Бежали и утром и днём, да и вечером улица была также запружена будто бы немым манекенным народцем. Прохладный ветерок обдувал лёгкую домашнюю одежду Эрика, забирался под неё и тискал молодое, пока ещё нежное тело. Слёзы прекратились, ведь плакать отныне было незачем. Всё самое худшее было позади, Мартен верил в это.
«Так холодно… Мне бы немного тепла. Хоть чужого. Крова бы, постель, хоть не свою, но просто… Почувствовать себя человеком… Почувствовать рядом с собой живых настоящих людей… Поужинать тёплым только что испечённым хлебом и испить студёной водицы — разве я прошу так много?…»
Главная улица наконец закончилась. Дорога сошла на нет, уступив своё место обычной протоптанной ногами пыльной тропинке; многоэтажные кирпичные однотипные здания сменились богатыми на первый взгляд коттеджами и садами; поток людей иссяк, превращаясь из необъятного моря в небольшой канальчик.
«А тут красиво — наверняка и люди лучше. Я был бы не прочь пожить тут с мамой…» — горестно подумал парнишка, снова всхлипывая и стирая рукавом показавшуюся из края глаза большущую слезу.
Солнце, напоминая гигантский футбольный шар, закатывалось за горизонт, заставив тени удлиняться на сухой, уставшей от жары, земле.
Кулачки Эрика поспешили ударить в первые попавшиеся двери небольшого домика, но в ответ прозвучало лишь что-то недовольное.
— Опять там всякие гады ползают… Пошли прочь отсюда! — сказал грубый голос откуда-то из глубины дома.
Мартен сглотнул, совершенно не ожидая такую грубость и ярость от совершенно незнакомого человека.
Собравшись с мыслями мальчик всё-таки осмелился попросить:
— Пустите пожалуйста внутрь… Дядя, я совсем один… У меня никого и ничего нет. Я хочу поспать… — Эрик не удержался и начал всхлипывать, всё ещё не веря что всё это происходит с ним и происходит конкретно сейчас. — Я не стану мешать, я не стану…
Дверь грозно отворилась, заставив мальчика припасть на зелёную мягкую траву. Из дома выскочил большегрудый рослый мужчина, обросший щетиной да малость посидевший:
— Ты? Я узнал тебя. Уже и мамка тебя бросила, заметила наши косые взгляды… Уходи отсюда в жопу, глупый чертёнок. Сгинь в канаве, у нас от тебя одни проблемы. — Эрик опешил, широко раскрытыми глазами взирая на свою последнюю надежду. — Кражи, недуги, эпидемии и убийства — рогатая дрянь, это же ты в этом виновата! — мужчина сделал шаг, схватил бедного парня за чёрный выступающий рог и потряс его, как следует плюнув парню в макушку. — Не было б тебя здесь… Твои рога вина всему… Сын дьявола, бесполезный говнюк, отродье Сатаны! Так о тебе думают все! Понимаешь? Все! — тело Эрика было откинуто хорошим ударом в грудь. — Уходи отсюда прочь и не смей ухудшать нашу жизнь и дальше. Иначе… следующий мой удар может стать твоим концом. Обещаю!
Вольной походкой мужик вошёл в дом, заперев дверь на засов, напоследок пробурчав ещё что-то недовольное.
Тишина тут же окутала одиноко петляющую тропинку. Люди давно были в своих домах, в окружении любимых, в тепле да в уюте.
— Почему все так думают? — пробормотал уставший плакать и горевать Эрик. — Что я успел такого совершить? Хотя… Им же тоже плохо, как и мне. Видимо я… Видимо я действительно всё порчу, приношу всем бедствия и смерть. Тогда всё верно, в таком случае они правы! — бедный заплаканный мальчишка смотрел на своё ободранное одеяние, не в силах снова не плакать. Тело вздрогнуло от молниеносного порыва холодного пробирающего до самых костей ветра, руки обхватили выпирающие тощие колени, а лицо было так несчастно…
Эрик Мартен был совсем один, на природе, возле такой же как и он одинокой дорожки, и никому он был не нужен. Сын Дьявола, реинкарнация Сатаны и просто сын смерти — так о нём думали абсолютно все вокруг. Глупость и суеверия. Суеверия и глупость. Желание сделать из невинного ребёнка по-настоящему весомый фундамент для прикрытия чужих ошибок, слабостей и грехов.
Ветер проносился вдоль дороги, а два неподвижных рога упрямо смотрели вперёд, на появившуюся будто бы из ниоткуда тень.
— Парнишка, ты не один. Ты далеко не один. — вкрадчивый, в каком-то смысле немного змеиный голос, будто что-то нашёптывал в ухо бедному мальчишке. — Ты не виноват в своей природе и не должен винить себя за чёрствость и низменность других… Каждый из них ужасен и страшен как скрюченный неведомый монстр. — Эрик широко раскрыл глаза, в которых почему-то затеплилась надежда. Надежда и вера. Вера и… трепет перед шепчущим голосом и фигурой перед собственным носом? — Да, у них нет таких чёрных рогов с пугающей рифлёной текстурой, но это не лишает их истинной подлой чёрствой личины. Каждый из них, каждый из этих на первый взгляд беззаботных жителей — сам по себе Дьявол. Лишённый рогов или же пытавшийся их снять — душу никуда не вынешь и не спрячешь. Грехи и тёмные мысли шлейфом тянутся за каждым из них, так что не смей корить себя ни в чём. Ты пока и вправду чист и невинен, как дитя, как все в твоём молодом невинном возрасте!
Эрик пару раз моргнул, проникшись доверием и любовью к говорившему. Фигура же улыбалась от уха и до уха, и эта широкая улыбка несла в себе зрелость, силу и волю!
— Дай мне руку, парень. Дом, настоящий тёплый дом наконец-то ждёт тебя! — крошечная рука сплелась с огромной чужой рукой, шершавой и мазолистой, и сплетаясь они ознаменовывали новую эру!..
В огромном, просторном, вольном муравейнике было почти тихо. Все слуги, прячущиеся на уступах, давно попрятались в темени, не в силах мешать Мартену и его родному сыну.
— Демьян, я не хочу больше причинять тебе вред. Это не в моих интересах, сам же понимаешь. — быстро повёл плечами Эрик. — Дай мне руку. Прошу. Мы должны держаться вместе. Мы же семья!
Дыхание Демьяна спёрло, а руки сжались.
— Никогда и ни за что я не подам тебе руки. Слышишь меня? — завопил Демьян. Тонкое запястье Эрика, в дружелюбном жесте протянутое родной крови, бессильно опустилось. Белые зубы скрипнули. Глава церкви Сатаны точно не рассчитывал на такую смелость, приправленную дерзостью.
— Не подашь? Но у тебя же никого не осталось. Ты глупишь, ты не осознаёшь, не понимаешь…
— Это ты не понимаешь, — парень смог улыбнуться, сквозь кровь, боль и невольно просыпающийся, щекочущий живот, страх. — Твои руки — они в крови. И в крови не просто кого-то, а самых близких мне людей. — на шее Мартена тут же раздулись синие вены, напряглись скулы, а на бледных сдувшихся щеках проступил багровый румянец. Первый румянец с того самого момента, как он пожал руку Демиургу много лет назад, плачущий в том самом памятном горестном районе красивых коттеджей и роскошных садов. Уши Эрика не слушали Демьяна. В том было смысла не больше, чем в салюте в честь поражения. — Родители значили для меня всё, — продолжал его сын. — Они подарили мне частички себя. А всё что ты подарил мне — это банальный огненный амулет! Лишь одна вещь, но ей меня не купить… Я не продамся…
Бледная тонкая ладонь сократила расстояние до кровавой щеки и смачно хлопнула по ней. Хлёсткий звук облетел огромную тёмную Цитадель, разбившись где-то в тёмной глухой дали.
На миг наступила тишина, давящая и всеобъемлющая. Не рождалось ни звука, ни шороха. Солдаты попрятались, однако каждый из них всё ещё наблюдал за действиями аристократичного вождя.
«Рука… Он не протянул мне руку. Не дал её, решил, что это всего лишь какой-то жест. Знал бы он, что в моей жизни значит это банальное рукопожатие… Легкомыслие и глупость, он и сам не понимает что делает и говорит. Вся его жизнь и карьера — моих рук дела. Без меня он пустое блёклое пятно, мусор…»
Волна магической силы хлынула во все стороны, несокрушимая и внушающая настоящий ужас. Цитадель качнулась, как будто содрогаясь от немыслимого пинка. Мелкие камни ударились оземь, а лёгкая пыль накрыла шёлковые чёрные волосы.
Взгляд Эрика был суров и гневен. Румянец на щеках спал, уступив место привычной бледности:
— Заприте Демьяна и как следует сторожите его камеру. Чтоб и муха внутрь не пролетела. Наблюдайте даже за скважиной, пристально и зорко наблюдайте, не смейте и взгляда отводить. В случае чего вы все будете лишены дарованных мной жизней. Всё, уводите!
Муравьи, прячущиеся и притихшие где-то наверху, повыскакивали со своих мест, мигом окружив обезображенного собственной магией кудрявого смельчака.
— Приказ вы-пол-нять! — насекомые схватили обессилившее тело и понесли куда-то в глубь чёрной залы. Сил сопротивляться не было. Демьяну только и оставалось, что наблюдать да предупреждать своего злейшего врага:
— Расплата за твою жизнь уже идёт. Тебе ещё предстоит познать ту боль, что ты позволил познать остальным. Никто не уйдёт от праведного суда!
— Помолчи лучше. Растяпы, тащите его быстрее!
Отряд затерялся в темноте, оставив вождя сжимать и разжимать так и не принятую его сыном руку.
«Скорый суд? Надо мной? Тогда нужно наказать абсолютно всех, ведь остальные ничуть не лучше меня»
Тишина накрыла обычный, как и у всех жителей этого города чёрный безвкусный муравейник, и то была последняя тишина для ушей вождя Чёрного града. Война приближалась гораздо быстрее личных прогнозов Эрика Мартена… А смерть уже дышала ему в спину…