Глава 26. Ничто никогда не умирает
Рядом со мной Даледжем резко втягивает воздух.
На сей раз это из-за меня..
На сей раз он боится моего света.
Я улавливаю звук в замедленном режиме, в том месте без времени, когда свет притягивается ко мне. Свет собирается во мне, хлынув как вода к тем верхним структурам моего aleimi. Складывающееся ощущение завладевает моим светом. Оно дергает меня вверх, вверх, вверх…
Я влетаю в высокое белое пространство. Это затмевает моё физическое зрение.
Это окутывает меня самым ясным и самым идеальным светом, который можно себе представить.
Там я — неподвижность без конца. Я вишу там, замершая, не нуждаясь в дыхании, в мысли, в страхе. Мой свет становится единым с тем светом. Я становлюсь единой с той тишиной.
Я могу видеть.
Я могу видеть…
Всё.
На те беглые проблески вне-времени я вспоминаю.
Я вспоминаю, кто я.
Я оставляю замысловатое световое шоу. Сомнения, страхи, смятение. Слои поверх слоёв иллюзий и позёрства, изворачивающиеся, лгущие, тянущие, уговаривающие, осушающие, закручивающие, затуманивающие, сбивающие с толку, принижающие.
Просто… ерунда.
Я оставляю всю ерунду позади.
Здесь наверху нет разлуки.
Чтобы использовать телекинез, я не могу позволить себе разлучиться с чем-либо, с любым живым существом вокруг меня. Я не могу сгибать свет и материю, не будучи единой с обоими.
Я знаю, как это звучит.
Я особенно знаю, как это звучит на Земле, вне пространства, в котором я сейчас… но это лишь больше светового шоу, больше ерунды, больше позёрства. Это хор слепых, напуганных, ненавидящих маленьких голосков, которые вероломно проникают в наши мозги, подменяя наши взгляды всё более циничными и отрешёнными реальностями.
Это лишь ещё один способ заставить нас заткнуться, притворяться, лгать, подыгрывать и показывать на изумительную новую одежду короля.
Те голоса шепчут…
«Искренность — это смерть».
«Любовь, настоящая любовь — это слабость».
«Сострадание — это глупость, легковерие, ошибка».
Ложь такая терпеливо неправильная, что озадачивает, но многие им верят.
Столько много людей им верят.
Там, где я сейчас, я могу посмотреть на это и отпустить всё. Безмятежность, приходящая с этой ясностью, подобна наркотику. Она не делает меня безразличной или хладнокровной. Она смывает злость, раздражение из-за бесконечного хождения по кругу, бесконечной глупости.
Это напоминает мне, почему я борюсь. Это напоминает мне, почему существо передо мной не может умереть — почему ничто на самом деле не умирает, как бы сильно мы ни старались уничтожить друг друга, потушить проецируемые образы себя.
Он свет. Свет никогда не может быть по-настоящему уничтожен.
Я тоже свет.
И да, в отличие от ситуации с Ревиком в Дубае…
В этот раз мне не приходится сдерживаться.