Богоборец. Том 2. Дорога Силы

Глава 6

«При выборе спутника жизни важны не Стихии, с которыми сроднился адепт, а его душа и разум»

Лин Гулиас, вольный Идущий

«Впрочем, знанием о Стихиях партнера тоже пренебрегать не стоит»

Лин Гулиас, вольный Идущий (после развода)

Я уже пятый час сидел, прислонившись к пелене, и, впервые за долгое время, нормально развивался. Увы, полностью сосредоточиться на внутреннем мире было нельзя: я то и дело прислушивался к тишине, бросал взгляд вперед, на виднеющийся невдалеке конец коридора, и машинально поглаживал копье, лежащее на коленях. Но даже так скорость развития здесь в разы превышала любую, самую глубокую медитацию снаружи. Пусть нейтральной Ци было не так уж много — на уровне дня пути от источника в тех же Холмах, но даже эта концентрация воспринималась организмом как вкусный ужин после долгого поста. Пускать эту энергию на Закалку смысла особо не было — с такой плотностью мне до следующей ступени все равно как до Хор Ардана ползком, поэтому я сосредоточился на развитии духовных структур. Втягивал энергию и крутил ее по меридианам и сосудам, пытался протолкнуть ее в мелкие, еще не открытые капилляры… В местах с менее плотной Ци духовное тело развивалось ужасающе медленно, но сейчас дело наконец сдвинулось с мертвой точки.

Временами я прерывался и переключался на созерцание света от пелены, преградившей нам путь обратно. Не уверен, что Сродство от этого поднимется — обычно оно почти не поднималось от наблюдения за чужими техниками или потоками окрашенной Ци. Но попробовать стоит. В конце концов, эта завеса — явно не классическая техника. В духовном зрении людские заклинания выглядят как сложные, зачастую очень сложные, но все же доступные для понимания структуры. Завеса же… в духовном зрении она выглядела как живой организм: множество с первого взгляда беспорядочных узлов и связей, но если отступить на шаг и окинуть взором кусочек побольше — все становится куда более симметричным и красивым. И еще более непонятным. Не уверен, что такое в принципе возможно сотворить человеческими силами. Даже частично понять такое было чем-то за гранью моих нынешних возможностей. Я пытался. Честно. Убил на это час, прежде чем плюнул и вернулся к саморазвитию.

Тем временем на полу заворочалась и вылезла из спальника заспанная Диомеда. Зевнула, оглядела окружающее пространство:

— Всё спокойно?

— Пока да. Ты уже выспалась?

— Относительно. Спасибо, что не стал будить.

Я лишь кивнул, слабо улыбнулся, и сам достал спальный мешок. Завтра будет тяжелый день.

За поворотом коридора нас ждал еще один. И еще. И еще… Лишь спустя добрый час блужданий по безумно изгибающимся ходам, то и дело раздваивающимся и пересекающимся друг с другом, мы вышли в новую пещеру. Причем, судя по количеству Ци, мы не так уж далеко ушли от завесы — всё это время мы петляли где-то около неё, двигаясь по огромной спирали вокруг невидимого центра Очага, толком не приблизившись к нему.

— Как думаешь, что нас ждет? — тихо спросила Диомеда, оглядывая пещеру.

А посмотреть было на что: породы в этом гроте резко изменились, на место обычного известняка пришло что-то куда более крепкое и монументальное. Теряющиеся во тьме своды, едва различимые при нашем скудном освещении. Темно-синие, холодного оттенка стены, блестящие уже не от воды, а сами по себе. Если бы не цвет — сказал бы, что это обсидиан. А так… черт его знает. Вдали, где очертания пещеры терялись во тьме, кружились в танце тускло светящиеся искорки. К ним мы и направились, недолго думая.

— Все свои предположения я уже высказал, — пробормотал я, осматривая пол под нами. — Если бы мы были в Очаге Огня — я бы точно сказал, что нас ждет битва. Про Очаг Тьмы ты и так читала. Что будет в Очаге Света… точно узнать невозможно. Я могу отталкиваться только от мыслей о его антиподе.

Перечитав с утра на свежую голову те куски дневников, которые мы вчера нашли, мы хорошенько их обдумали. И пусть мозговой штурм принес мало новых идей, но кое-какие зацепки имелись. Первое. Каждый дух, начиная с определенной ступени силы, обретал подобие разума. Зачастую чуждого человеку, странного, с извращенной логикой, но всё же — разума. Второе — каждый дух, а особенно Хранитель, испытывал мощное влияние родной Стихии на свои эмоции и жизненные принципы. Огненные духи вспыльчивы и любят подраться, земные — спокойны и флегматичны, водные и воздушные (особенно воздушные) — переменчивы и любопытны. А главное — они все на дух (ха!) не переносят чужие Стихии и их элементалей.

Дальше начинались уже мои предположения.

Хранителю, самому по себе, энергии Очага для чужаков не жалко. Да, до слияния все живые вокруг — его конкуренты, и он всеми силами старается убрать их подальше от своей кормушки. Но вот после того, как он слился с источником, недостаток в энергии должен пропасть. По большей части… скорее всего. Значит, с этого момента он не любит посетителей в основном из-за их связей с чужими Стихиями. По крайней мере, если взять тех адептов, кто все-таки выходил из таких Очагов живыми (особенно тех, кто ничего не рассказывал о произошедшем), то большая их часть, насколько я помню, была связана с родной для Хранителя Стихией — и, видимо, это существенно повышало их шансы выжить при общении с духом. Но это лишь первая часть вопроса.

Второй частью являлись обрывки сведений о том подобии социума, который есть у духов в их мирах. У всех Стихий — кардинально разный, но схожий в главном: лучшие блага достаются лишь достойным. Различается лишь понятие «достойности». Наиболее изучено общество огненных духов — но оно и самое простое из всех. Достойный — значит, могущественный и победивший всех конкурентов. Всё. Право сильного во всей красе. С остальными же духами всё было куда сложнее… У водных достоинство определялось хитростью. У земных — мудростью. У духов тьмы — силой воли. Про остальных, увы, мне было практически ничего не известно.

Из этих двух пунктов вытекал тот бзик Хранителя, который я увидел в дневнике — он судил пришедшего к нему человека по меркам духов… и, если признавал его достойным, давал ему временный доступ к Очагу и право выйти из него живым. Ну а если претендент не подходил под критерии духа и вдобавок имел связь с чужой стихией (или, не дай боги, стихией-антиподом)… исход ясен.

Так что нам сильно повезло, что мы все еще не были Заклинателями и, тем более, Обладателями — связи со Стихией у нас пока не было. Да, мы уже начали окрашивать даньтяни, но это были абсолютные мелочи по сравнению с тем, как тянуло родными Стихиями даже от слабейших Заклинателей. Поэтому, пусть Хранитель и не будет изначально настроен к нам положительно — но, возможно, хотя бы нейтрально?

Своими размышлениями я тихим шепотом поделился с напарницей, пока мы медленно, не торопясь, шли к светящимся огонькам вдали. Вытянутая пещера все не кончалась и не кончалась, огоньки росли в размерах, а мы прошли уже добрый десяток километров — и все еще не дошли до конца. И, судя по едва заметному уклону пола, вдобавок сильно углубились под землю.

— Мать твою! — я резко отпрыгнул назад, вскинув копье. Сбоку напряженно замерла Диомеда, нервно сжимая клинок в руках.

В воздухе прямо перед нами вспыхнула белоснежная полоса, хорошенько ослепив и выбив слезы из глаз. Проморгавшись и прищурившись, я уставился на возникший перед нами… кристалл? Пожалуй, да. Многогранный, несимметричный, полыхающий ярчайшим светом всех оттенков белого и золотого, размером эдак со слона, этот монументальный камень попросту появился из пустоты прямо перед нами. И более не двигался. Зато Ци Света от него несло так, что разглядеть что-либо вокруг в духовном зрении было практически невозможно. Все сливалось в единое пятно.

Молчание. Кристалл попросту стоял перед нами, притворяясь обычным камнем. Что ж… от вежливости пока никто не умирал, а вот от ее отсутствия — регулярно. Поэтому, не особо сомневаясь, я опустил копье и встал на одно колено. Шикнул на Диомеду — и та нехотя повторила за мной.

— Приветствую Хранителя сего Очага!

Молчание. Но приветствие было услышано… и даже не было проигнорировано. Хранитель ментально коснулся нас, передав частичку своих эмоций. К моему огромному счастью, ничего особо негативного. Лишь легкая скука, такой же легкий интерес, любопытство, толика снисходительного презрения и смесь еще десятка эмоций. А следом в голове возникло понимание.

Зачем?

— Мы пришли сюда в поисках силы, но не ожидали встретить здесь защитника. Если вы разрешите нам воспользоваться этим местом для собственного развития, мы будем крайне благодарны.

В поток эмоций добавилась насмешка. А если нет?

Я вздохнул и нервно облизнул губы.

— Если вы откажете — мы примем отказ и попросим нас отпустить. Если вы откажете и в этом… что ж, мы вам не ровня, и шансов в противостоянии у нас нет. Но даже если вы нас не тронете, и просто не выпустите наружу… рано или поздно мы умрем здесь от голода. И в таком случае нам проще напасть самим, чтобы закончить с этим побыстрее.

— Да и если умирать — то умирать с честью. В бою, — хмуро добавила Диомеда.

Правильный ответ. Я почувствовал легкое, очень легкое уважение со стороны кристалла. И пусть по сравнению с ним мы всего лишь мошкара, которую он раздавит одним пальцем — но мы попали в то… мировоззрение, которое важно для Хранителя. И, главное — мы нигде не соврали. Потому что единственное, что я знал о духах Света — они чуют и ненавидят ложь. Любое мельчайшее приукрашивание — и я бы не дал за наши жизни ни единого бревнышка. Диомеде я об этом напомнил заранее, и не раз. На всякий случай.

Следующий поток эмоций был заметно слабее, а вот мысль Хранителя получилось уловить гораздо четче. То ли он на лету учился и подстраивался под наши разумы, то ли изначально не особо заморачивался, а теперь, когда мы прошли некий первичный отбор — решил-таки немного напрячься.

Вы получите разрешение, если пройдете испытание. Но для испытания мне нужен доступ к вашим разумам.

— Хорошо, — скрывая легкий мандраж, я смежил веки. Ну вот сейчас и станет понятно, были ли правильными наши догадки, или же мы попросту сгинем в этом проклятом Очаге. — Я даю своё добровольное согласие.

— И я, — раздался сбоку голос напарницы.

Стоило нам сказать это — и мир вокруг поглотило белоснежное сияние.

Несколько часов назад, у пелены света.

…облако густой, чернильной тьмы вспухло прямо на пути — я едва успел отшатнуться, чтобы не попасть в него ногой. А вместе с его появлением на мой разум обрушилось чудовищное давление. Все страхи, все мельчайшие трещинки в моей, казалось бы, монолитной воле были как на ладони у Хранителя — и он пользовался этим сполна. Перед глазами мелькали давно забытые картины прошлого. Иссохшее лицо отца на смертном одре, так и не сумевшего преодолеть порог ступени Заклинателя. Пустые глаза матери, сошедшей с ума после его смерти — она так и не смогла с этим справиться и просто… ушла в себя. Крики братьев и сестер во время дележки наследства, их упреки в моей гордыне: будто бы я смотрю на них свысока, потому что добился больше, чем они, хотя, мол, мне всего лишь повезло со Сродством при рождении… Ха! Ни слова про упорный труд, ни слова про то, сколько сил ушло на открытие собственной алхимической лавки — исключительно моих сил! Никто из них даже не думал предложить мне помощь! Именно тогда я окончательно понял, что полагаться можно лишь на себя. Остальные лишь будут обузой. Бесполезной и даже вредной. Эта мысль вызревала давно, на протяжении всей моей жизни, усиливаясь с каждым новым разочарованием в людях, но я продолжал зачем-то цепляться за остатки морали. И всё, что мне требовалось, чтобы окончательно сбросить её путы — лишь небольшой толчок. И мои дражайшие родственники в этом помогли. Хоть какая-то от них польза.

Собрав остатки воли, я невероятным усилием отбросил видения и широко улыбнулся. Нет уж. Я ни о чем не жалею. Кем бы я был, если бы не моё прошлое? Очередным слюнтяем-Идущим, который помогает слабосилкам-крестьянам отгонять зверей от полей? Или примерным семьянином, в бессилии наблюдающим, как кто-то из детей стареет и умирает, потому что слишком ленив и бесталанен, чтобы стать хотя бы Заклинателем? Нет, спасибо.

— Годится… — шепнула в ухо Тьма.

А следом на меня обрушилась новая волна образов — на этот раз образов будущего…

— Что думаешь? В чем был смысл испытания? — спросил я у напарницы лекторским тоном, забирая записи.

— Проверка силы воли? Устойчивости к… эээ… — Диомеда замялась, сделала неопределенный жест рукой. — … сомнениям?

— Частично — скорее всего, да. Но, как мне кажется, тут сразу два испытания в одном. Первое — это как раз про силу воли, про устойчивость к ментальному давлению. Существенная часть известных ментальных техник связана именно со стихией Тьмы — и, судя по прочитанному, это неспроста. А второе… я не совсем уверен, хотя видел много упоминаний о том, что Стихия влияет на адепта по мере углубления связи с ней…

— Ну да, про это все знают, — кивнула напарница. — Поэтому тех же адептов Тьмы не особо любят. Они те еще ублюдки.

— Не все, — покачал я головой. — Особенно до этапа Обладателя. Но да, Тьма со Светом тут стоят особняком. Судя по всему, только эти две стихии влияют не только на характер, но и на… эээ… моральные нормы человека, скажем так.

— Хочешь сказать, Хранитель проверял Альгала на соответствующую Тьме мораль?

— Похоже на то. Всех адептов Тьмы, про которых я читал и которых я видел вживую, объединяли вовсе не те страшилки, которые про них рассказывают — вроде пожирания младенцев или кровавых ритуалов, а обычный, простейший эгоизм. Пусть и возведенный зачастую в неприличную степень. И в дневнике он тоже упоминается, пусть и в необычной для темных форме — Альгал попросту отдалился от всех людей, сведя контакты с ними к минимуму. Так что, мне кажется, Хранитель проверял в том числе и это качество.

Диомеда вскочила с пола и возбужденно начала ходить вокруг меня, раздумывая о чем-то. Шаг вперед, разворот, шаг назад. Вдаль по коридору мы договорились пока не уходить, так что приходилось мерить шагами кусок пола у пелены, где мы с ней устроились. Наконец, устав мельтешить, она уселась обратно и спросила:

— Получается, здесь нас может ждать проверка на добродетели? Если это Свет, а он противоположен Тьме, то и испытание вывернется наизнанку? — она недовольно поджала губы и вздохнула. — Тогда лично у меня проблемы, я особой добродетелью не отличаюсь. Нищим иногда подкидывала бревнышко-другое, но на этом все. Да и ты, кстати, тоже не образец…

— Такая вероятность имеется, — с неохотой признал я. — Но есть ощущение, что всё сложнее. Светлых адептов я встречал даже чаще, чем тёмных, и я не замечал за ними особых… добродетелей, что бы ты не понимала под этим словом. Обычные люди. Разве что чуть правильнее остальных, но эти черты не выделяются так сильно, как у адептов Тьмы. Так что я предполагаю, что проверять нас будут на что-то более сложное — и тогда у нас куда больше шансов пройти испытание. Потому что проверку на добродетели, будем честными, мы завалим оба.

В коридоре повисла тяжелая тишина. Мы оба вспоминали свою жизнь и пытались оценить её с точки зрения… добра. Лично у меня оценка выходила неутешительной — в плане здорового эгоизма я был ближе скорее к Тьме, чем к Свету. Помогать незнакомцам? Да, временами я готов — если это будет несложно, недолго, или если мне заплатят. В остальном же… Мать, дед, Диомеда — единственные люди, за которых я готов пожертвовать многим.

Может, моё путешествие за Панацеей, и, особенно, клятва Небу и вызов богам частично и зачтется за некий альтруизм, но вот иных весомых «добрых» поступков я, пожалуй, и не совершал. А некоторые так и вовсе… я вспомнил бродяг, которых мы с Диомедой без особых моральных терзаний поубивали на дороге в самом начале своего пути и скривился.

Судя по унылому лицу напарницы — у неё мысли двигались в схожем направлении.