Дорога к саду камней

Глава 24 УКРАДЕННЫЙ НОЖ

Несмотря на страх перед неведомыми господами, приказывающими для своего удовольствия пытать безвинных пленников, Тико с замиранием сердца ждал того дня, когда они явятся, чтобы приступить к своей страшной забаве. Целыми днями, а иногда даже и ночами Амакаву в красках рассказывал о таинственных зрителях, закутанных в черное, которые взирают на пытки и казни с балкона над входом, и палачах с непроницаемыми точно маски лицами, о криках и стонах, от которых кровь леденеет в жилах...

Слушать все это было невыносимо, и одновременно с тем образ таинственных господ наполнял душу маленького Тико необъяснимой сладостью.

На следующий день после знакомства с Амакаву молчаливые самураи в одинаковых черных кимоно, без гербов, притащили троих мальчиков, двое из которых были крестьянские дети и один сын купца, все трое приблизительно от восьми до десяти лет, все рыдали, сетуя на судьбу и умоляя тюремщиков отпустить их домой. Эта шумная компания мешала приятелям разговаривать, но благодаря постоянно стонущим и плачущим соседям оба мальчика вдруг почувствовали себя людьми высшего сословия. Еще бы - дети из семей самураев не имели права вести себя, словно обыкновенные крестьяне. Эта мысль отрезвляла, запрещая сетовать на судьбу, леденя мозг, высушивая слезы, запрещая себе малейшую слабость.

Первым делом Амакаву объявил простолюдинам кто здесь кто, заставив их встать на колени в своих клетках и приветствовать его и господина Тико, как это и подобает. При этом он говорил так убедительно, что привыкшие безоговорочно подчиняться самураям крестьянские дети не подумали даже о том, что Амакаву сидит в точно такой же клетке, как и они сами, и нипочем не доберется до них, реши они оказать неповиновение.

Через день после доставки в тюрьму детей стражники доставили еще двоих пленных, один из которых был ранен в плечо, его одежду пропитала кровь, лицо было белее белого.

Увидев пленника, лицо Амакаву вытянулось, он открыл было рот, как будто намереваясь что-то сказать, но в следующее мгновение перехватил удивленный взгляд Тико и отвернулся.

- Показалось, что они тащат покойника, - с деланым спокойствием сообщил Амакаву своему новому приятелю. - Видал, сколько крови? - Он присвистнул, стараясь держаться развязнее. - Не то чтобы я боялся мертвецов, но просто провоняет же, оставь его здесь.

Раненый самурай бросил взгляд на беседующих за своими решетками мальчиков и, отвернувшись, поплелся к подстилке в углу камеры. Со своих мест мальчикам это было не видно, но куда еще мог направиться потерявший уйму крови человек?

На вид самураю было лет пятнадцать, его тонкие аристократичные черты лица выдавали древнюю благородную кровь. Мальчик, поступивший вместе с раненым, был его личным слугой, о чем сразу же и поведал остальным узникам. В отличие от хозяина, он не носил еще самурайскую прическу, так что Тико решил про себя, что ему лет четырнадцать. Да и мог ли такой человек мечтать когда-нибудь стать признанным воином, исполняющим законы самураев? Когда он столь скверно себя вел? Не стесняясь, чуть что брякался на колени, цеплялся за одежду тащивших его стражников, умоляя не разлучать его с пострадавшим господином. При этом он выл похлеще глупых крестьян и унижался так, что тюремщики впервые не выдержали и, примерно попинав смутьяна ногами, бросили его в камеру, в которую до этого был посажен его господин.

Наблюдая за унижениями слуги, Амакаву невольно отвернулся, ощущая неловкость. Тико же мог думать только об обильно сочащемся кровью плече раненого.

Заметив недовольную физиономию Амакаву, мальчик-слуга лучезарно улыбнулся ему, вытащив из-за пазухи украденный у стражников кинжал.

- Что ты собираешься с этим делать? - спросил его Тико, камера которого находилась ближе к решетке, за которой теперь поселились господин со своим слугой, и который видел, как ползающий на коленях перед тюремщиками парень стянул кинжал с пояса стражника.

- Драться. - Парень рассмеялся и, сняв с себя кимоно, отрезал от него рукав, разделяя его на одинаковые полосы. После он приблизился к своему пострадавшему господину (как раз в этот момент тот потерял сознание) и, ловко раздев его, сделал перевязку.