Стремясь достичь совершенства, знай: жить и совершать ошибки - суть одно и то же.
В замке, в который переселились Осиба и Юкки, был устроен показательный бой, на который Осиба велела пригласить не профессиональных борцов, а крестьянских сыновей и юношей, служащих носильщиками паланкинов. Привыкшая наблюдать простонародные бои с ранней юности, жена Дзатаки отлично понимала преимущество боев, проводимых простыми, но сильными и горячими парнями перед обученными воинами.
Самураи слишком много тренировались, от чего их движения были преимущественно однотипными и быстро надоедали взыскательной Осибе. В то время как напоенные для такого случая саке деревенские парни умели бить смачно, быстро становились жестокими и неотвратимыми. Правда, и бились они, что называется, до первой крови, пугаясь содеянного и мгновенно трезвея.
Перед боем госпожа угощала борцов доброй порцией саке, чтобы хотя бы ненадолго укротить их плебейский страх. Желая подлить масла в огонь, она обещала победителю огромный, по деревенским меркам, приз, что не могло не распалять задиристых юношей.
Выступать молодые люди должны были в одних набедренных повязках с волосами, заплетенными в косу или зажатыми в высокий хвост. Желая удивить Юкки, Осиба специально велела расположить их подушки как можно ближе к настилу, на котором должно было происходить сражение. Здесь можно было не только отчетливо видеть каждый удар, но и чувствовать запах юных разгоряченных тел. Этот запах будоражил воображение Осибы, заставляя сердце выпрыгивать из груди, а глаза сиять веселым пламенем. Правда, было и другое: от чрезмерных усилий молодые люди обычно начинали подпускать ветры, и иногда весьма даже зловонные, но это даже добавляло некоторой животной сути драке, делало ее до отвращения подлинной.
Юкки села на свою подушку, положив красивую головку на руку матери и готовая уснуть в любую минуту. Как обычно, ее мысли витали совершенно в других небесах.
- Не спи, моя принцессочка. Только не спи, - потормошила дочку Осиба. - Скоро, очень скоро ты очнешься, и я уже никогда и никуда не отпущу тебя, моя дорогая.
За ними устраивались придворные дамы и замковые слуги. Возле Осибы и Юкки встали два самурая, в обязанности которых входила защита госпож от возможного нападения со стороны импровизированного ринга. Как-никак пьяные, разгоряченные боем простолюдины могли наделать глупостей. Поэтому в задачу стражи входило, чтобы эти глупости не стали непоправимыми.
С каменными лицами стража уселась на подушки, молчаливые и готовые сокрушить любого, кто только попробует посягнуть на жизнь, честь или здоровье хозяйки замка и ее дочери.
Гонг возвестил о начале боя, и церемониймейстер вызвал на ринг первую пару борцов, один из которых был крестьянским сыном из ближайшей деревни, грузный и весьма толстый юноша, на две головы выше любого воина замковой стражи, его живот свисал много ниже набедренной повязки, отчего создавалось впечатление, будто бы он голый.
При виде великана начальник стражи послал к Осибе еще двоих стражников и посадил пару лучников в отдалении, на случай крайней надобности.
Осиба пожирала глазами массивное молодое тело, больше похожее на тело какого-то животного или бога, нежели на тело юноши. Расхваливая бойцов, церемониймейстер сообщал о том, что силач помогал отцу и односельчанам таскать мешки с зерном, для чего его нередко брали у родителей торговцы. Лицо парня было преглупое, с двойным подбородком, к тому же оно лоснилось, поблескивая в свете зажженных фонарей, отчего имело сходство с подгорелой лепешкой. Его умственные способности, а точнее их полное отсутствие, было еще больше заметно, потому что здоровяк постоянно улыбался, кивая всем и каждому, точно китайская кукла.
Ноги были длинными, мощными и одновременно с тем кривыми, задница походила на две подушки и отчего-то была прыщавой. Противником ему поставили юношу среднего, если не сказать низкого роста с заметным рельефом мышц и темной кожей, как это бывает у крестьян, принужденных день-деньской работать в поле. Ноги молодого человека были короткими, но вполне крепкими, кроме того, он казался шустрым и смелым. Набедренная повязка была завязана достаточно туго, так что Осиба невольно то и дело бросала заинтересованные взгляды, пытаясь представить себе спрятанное под узкую тряпку хозяйство молодого борца.
Зная пристрастия своей хозяйки, пару раз во время проводимых в замке представлений хитрый церемониймейстер подговаривал борцов срывать друг с друга набедренные повязки, чем несказанно веселил зал.
'Может, устроить закрытый поединок вообще без набедренных повязок? - подумала было Осиба, но тут же спохватилась. - Во время боя мужчины редко возбуждаются настолько, чтобы на их жезлы было приятно посмотреть'.
Новый удар гонга возвестил о начале сражения. Борцы разошлись по углам, и затем с диким криком верзила полетел в сторону своего противника, намереваясь смять его первым же ударом. Тот только и успел, что отскочить, позволяя толстяку растянуться на ринге, и как только жирдяй грохнулся на пол, произведя невообразимый шум, бросился ему на спину и, схватив за волосы, начал стучать головой великана об пол.
Несколько мощных ударов отозвались сладкой болью внизу живота Осибы, она поглядела на Юкки и обомлела: личико девочки порозовело, глаза не могли оторваться от картины избиения.
И тут Юкки засмеялась, возбужденно обнимая мать и показывая в сторону расквашенного носа верзилы.
- Ты видишь?! Ты понимаешь?! - Осиба прижала к себе девочку, но та со смехом отстранилась от нее, боясь упустить хоть что-нибудь.
Церемониймейстер дал сигнал к прекращению боя, поднимая противников и раскрывая алый веер над головой победителя.
Из глаз Юкки уходил свет.
Осиба увидела это, заглянув в лицо дочери, и тут же закричала, чтобы бой был продолжен. Ничего не понимающий церемониймейстер пригласил вторую пару бойцов, но теряющая дочь Осиба вновь закричала, чтобы он вернул только что отработавших бойцов.
Плохо обтерев кровь, верзила вновь встал против своего более везучего противника, наклонив корпус вперед и хлопая ладонь об ладонь, желая испугать этим удачливого парня, но уже не стремясь нанести удар первым.
Но и победитель прошлого боя не спешил лезть в драку. Он медленно приближался к толстяку на полусогнутых ногах, подманивая его рукой. Лицо Юкки ощутимо теряло свет жизни, глаза -затуманились и погасли. Не в силах потерять дочь еще раз, Осиба закричала, чтобы они поспешили. Ее поддержали следящие за боем придворные дамы. Сбитый с толку таким напором великан сделал выпад, присев и ловко схватив при этом поединщика за талию, одним рывком подняв его над головой. В зале зааплодировали, Осиба смотрела на дочь, к которой вдруг снова каким-то чудным образом начала возвращаться жизнь.
Меж тем великан выпрямил руки и завертелся на месте вместе со своим противником. В какой-то момент он издал хриплый вопль и швырнул поединщика об пол. Казалось, ничто уже не спасет бойца, но вдруг тот с ловкостью бродячего акробата перевернулся в воздухе и, приземлившись, точно кот на лапы, заехал ногой по причиндалам противника. Толстяк взвыл от боли и согнулся пополам. Радостная Юкки засмеялась, сжимая крошечными пальчиками ладонь ?матери.
Чувствуя, что победа близка, великан обездвижен, его противник зашел сзади и накинулся на свою жертву, захватывая одной рукой горло и другой пытаясь выколоть поединщику глаз. Жирдяй взвыл от боли, пытаясь повернуться и одновременно силясь руками сорвать с себя парня. В то время как тот вдруг обхватил необъятную талию великана пятками и со всего размаха саданул ладонями по ушам противника.
Оглушенный поединщик рухнул на ринг, из его ушей текла кровь.
Церемониймейстер во второй раз поднял веер над головой победителя, и тут же дивный свет оставил маленькую Юкки.
Осибу трясло, она потребовала поднять великана и заставить его биться еще раз, но тот находился в глубоком обмороке. Пришлось вызвать следующую пару, но девочка больше уже не оживала.
Досмотрев представление до конца, Осиба разрешила отсчитать победителям обещанную сумму, не обделив и пострадавших, после чего забрала Юкки и покинула место боя.
Монахи были правы, ее Юкки не была безумной или больной, она вполне могла вернуться, и Осиба была готова устраивать бои хоть каждый день, лишь бы ее маленькая доченька снова стала прежней.
В тот же вечер в фамильном замке Фудзимото в провинции Хиге даймё Кияма вызвал к себе умирающего от нетерпения секретаря Такеси, но вместо того чтобы сообщить ему наконец имя действующего в Японии шпиона ордена 'Змеи', замучил старика стихотворными играми и светскими беседами, в которых старый слуга был не силен.
Желая украсить приятный вечер обществом дам, Кияма пригласил двух своих наложниц, которые поочередно играли на сямисэне и придумывали продолжение предложенных даймё стихотворных фраз.
После стихосложения начались истории по заказу, сначала в шкатулку были сложены личные вещи всех участников игры, две заколки от дам, изящный кинжал от Кияма и скромный веер от Такеси. Ведущий садился ко всем спиной, в то время как его помощник извлекал из шкатулки один из предметов и спрашивал, на какую тему владелец этой вещи должен рассказать историю.
Несчастный секретарь обливался потом, справедливо полагая, что нипочем не справится с полученным заданием, в то время как все остальные участники игры с ходу ловили заказанные им темы и, ни сколько не стесняясь, рассказывали свои истории.
Такеси отчаянно страдал, понимая, что не может соответствовать столь изысканному обществу. Что, несмотря на то что он всю жизнь прожил в замке клана Фудзимото, тем не менее он не был в состоянии поддержать светской беседы, не получал удовольствия от нежной музыки, остроумных шуток князя, красоты его дам. Изысканный вечер превратился в пытку для старого Такеси, мечтавшего лишь об одном, чтобы его поскорее отпустили домой.
Кияма же с легкостью справился с данным ему заданием, это была изумительная история о человеке, которого преследовали готовые разорвать его на части демоны.
Человек этот бежал долго-долго, но демоны не отставали. Когда он добрался до самого края земли, то перевалился через край и, схватившись за корень какого-то дерева, решил было, что спасся. Руки его были достаточно сильны, потому что он был воином и привык упражняться с тяжелым мечом тати. 'Сейчас либо я дождусь, что стерегущие меня наверху демоны уберутся подобру-поздорову, либо попытаюсь спуститься вниз, до моста, где можно будет хотя бы упереться ногами'.
Но как только он так решил, внизу раздалось рычание, и бедняга увидел поджидающего его внизу дракона. Чудовище распахнуло зловонную пасть с огромными зубами, ожидая, когда человек свалится туда.
Несчастный снова взглянул вверх - там его ждали демоны. Вниз - голодный дракон. Ну что ты тут будешь делать?! Кияма обвел собравших тревожным взглядом.
Вдруг человек увидел рядом с собой кустик земляники с красными, сочными ягодами. Он протянул руку, сорвал ягоду и быстро положил ее в рот. Лицо Кияма разгладилось, озаряемое улыбкой.
Господи! Какая же она была сладкая - эта земляника!!!
Все зааплодировали.
После Кияма свои истории рассказывали его дамы, Такеси не слушал их, изумляясь тем, с каким изяществом даймё пересказал старую притчу, которую Такеси слышал еще в детстве и которая прежде не производила на него столь глубокого впечатления.
Наконец Господь как будто внял молитвам несчастного, Кияма почувствовал усталость.
Он зевнул, лениво ожидая, как из шкатулки будет извлечен последний предмет - веер Такеси. Задание, которое досталось ?секретарю, было практически невыполнимым: рассказать о том, какие бывают жены. Это ему-то - человеку, который никогда в жизни не был женат!..
Такеси бросил полный отчаяния взор в сторону князя, и тот, снисходительно улыбнувшись, сказал, что ответит за него сам.
- Жены делятся на убийц, воровок, госпож, друзей и служанок! - изрек он, устало поднося к губам чашечку с чаем. И когда в комнате настала гробовая тишина, лицо даймё вдруг скисло, уныло он поглядел на пораженных и одновременно с тем заинтригованных подобной фразой женщин. - Но это, признаюсь, такая длинная и сложная тема, я ведь должен пересказать слова самого Будды, а к этому мне лучше подготовиться. Так что предлагаю начать с этой истории наш следующий вечер.
Все вежливо поклонились князю, благодаря его за изысканное удовольствие. Не отстал от других весьма довольный, что все наконец закончилось, Такеси.
Когда секретарь хотел уже откланяться и убраться восвояси, даймё вдруг попросил Такеси задержаться.
С замиранием сердца секретарь ждал, что теперь-то уж Кияма откроет ему свою тайну, но тот только предложил выпить с ним как самурай с самураем. Ожидая, пока однорукий старик разольет саке по чашечкам, Кияма вышел на балкон, наблюдая картину заката и напевая легкомысленную песенку.
Вернувшись, он поблагодарил Такеси за отличный вечер и первым, не смакуя, осушил свою чашку с ядом, растворенном в дорогом саке.
На этот раз секретарь видел собственными глазами, как его враг проглатывает яд, и не отправился к себе домой, решив наутро пронаблюдать за агонией Кияма. Яд, используемый Такеси, был достаточно сильным, изготовивший его врач уверял, что в основе препарата лежит трупный яд, взятый из желчного пузыря дохлой рыбы фугу, которая и сама является жуткой отравой, а тут еще и трупное разложение.
Даже прикасаться к этому яду считалось небезопасным, так как ходило поверье, будто бы страшный яд способен проникнуть в организм даже через кожу.
Допив свою чашечку, Кияма посмотрел на секретаря мутными очами и вдруг ни с того ни с сего обнял его, обильно орошая горючими слезами.
Не зная, что делать, и уже чувствуя, как смертельный яд из глаз даймё переливается на его щеки и шею, Такеси ощутил приближение собственной смерти.
- Друг мой, - заливался пьяный князь, - Господь даровал мне истинного друга, друга, рядом с которым я счастливо жил столько лет и рядом с которым помру.
Решив, что его раскусили, Такеси затрясся, пытаясь освободиться от медвежьих объятий даймё.
- Друг мой, - Кияма отер покрасневшее от слез лицо, - друг мой...
- Я слушаю вас, господин. - Такеси затаил дыхание, ожидая, что Кияма вот-вот разродится своей последней исповедью.
- А давай еще по одной, друг? - предложил Кияма и поставил перед своим отравителем пустую чашку.