Доминирование Сэнтиров

Глава 7

— Не нравится мне это, — пробормотал Грэм, наблюдая за тем, как гремит увозившая Мойру прочь карета.

— Кончай ныть, — отозвался Чад. — Сегодняшний день на самом деле может оказаться хорошим.

— Это как это?

— Теперь, когда маленькая принцесса уехала, мы можем делать всё, что захотим. — Лесник одарил его редкой улыбкой. — Почему бы нам не прогуляться по городу?

Грэм нахмурился. Он чувствовал скрывавшийся за словами мужчины дополнительный смысл, но не был уверен, к чему тот клонил:

— Ты разве не беспокоишься о ней?

— Не, — сказал охотник. — Вопреки тому, что ты думаешь, тот малый, с которым она уехала, показался мне весьма приличным. К тому же, с Королём ей скорее всего безопаснее, чем где-то ещё в этом варварском городе. А для нас это — идеальная возможность.

— Возможность?

— Посмотреть, что мы сможем выяснить про Графа Бэрлэйгена.

Грэм скрестил руки на груди, и принялся ждать, показывая своей позой, что предвидит полное объяснение.

— Пока ты растрачивал свою молодость и не валялся с нашей весьма привлекательной хозяйкой, я занимался делом.

— «Растрачивал молодость»? Я спал, чем и тебе следовало заниматься, а не пить всю ночь, — возразил молодой рыцарь. Что он не мог сказать, ибо это было слишком трудно, так это то, что его сердце всё ещё было разбито. После потери Алиссы он ни за что бы не смог даже подумать о том, чтобы возлечь с другой женщиной. Грэм не был уверен, сможет ли он вообще когда-нибудь испытывать подобное к кому-то другому, хотя отлично понимал, почему охотник считал хозяйку заведения столь привлекательной.

— Ха! — воскликнул Чад. — Если бы за мной увивалась такая женщина, я этим утром, наверное, всё ещё приходил бы в себя. Эта женщина — похлеще похмелья! Чего ты пока не осознал, так это того, что Чад прошлой ночью работал не покладая рук, и пока ты давал отдых этой деревяшке, которую ты зовёшь черепом… я собирал ценные сведения.

Грэм скептически посмотрел на лесника:

— Да неужели?

— Именно так, и тебе, малец, стоит послушать, — сказал Чад, заговорщицки подмигивая ему. — Наш дорогой Граф сейчас в городе с визитом к Королю. Прибыл вчера, и остановился во дворце. Все его люди сейчас в его доме, здесь, в городе. Мы могли бы сходить туда, и посмотреть, что мы сумеем выяснить, пока их господин и повелитель не путается под ногами.

Молодой рыцарь уставился на охотник, тщательно размышляя. Чуть погодя он сказал:

— Мойра всё равно до вечера не вернётся…

Чад одарил его хулиганской ухмылкой.

— Но что если мы ей понадобимся раньше?

— Ты действительно так думаешь? Эта девчонка опаснее, чем мы с тобой вместе взятые — а а ведь у неё ещё и магия есть! — Чад немного посмеялся своей собственной шутке.

Грэм принял решение:

— Ладно, так и поступим. — Смеяться он подчёркнуто не стал.

— Ещё раз, почему я тащу эту штуку? — спросил Грэм. Он пошевелил рукой, указывая на лук, который в ней сжимал. — Это делает нас не слишком-то неприметными. Обычные люди не ходят по городу с таким оружием.

— Говори за себя, — огрызнулся Чад. — Мы скажемся лучниками в поисках найма. Если у тебя нет лука, то такая байка не сработает.

Грэм вздохнул, но не стал спорить дальше.

— Видишь, вон у того малого есть арбалет, — сказал Чад, кивая головой в сторону мужчины на другой стороне улицы.

— Он городской стражник, — сухо ответил Грэм.

Чад слегка пихнул его:

— Не останавливайся, чтобы поглазеть — он и так на нас смотрит.

Грэм зарычал:

— Тогда тебе не следовало на него показывать!

Они пошли дальше. В данный момент они находились в западной части города, и хотя они ещё не достигли более богатой части, где держал свой дом Граф Бэрлэйгена, что-то ощущалось определённо не так. Грэм не мог в точности сказать, что именно, но от этого у него чесалась спина между лопатками.

— Тут сверни налево, — тихо сказал Чад, когда они должны были вот-вот пройти мимо угла одного из зданий.

Грэм так и сделал, но взглядом он задавал своему спутнику вопрос. Они оказались в узкой аллее между двумя лавками.

— У нас хвост, — тихо проинформировал его Чад. — Если он свернёт за угол, будь готов. Если будет идти дальше — то просто молчи.

Грэм ждал, позволяя своему разуму замереть тем своеобразным способом, которому его научил Сайхан. Теперь это стало для него второй природой. Секунды ползли мимо, пока мимо входа в их аллею не прошёл человек. Незнакомец остановился, глядя вперёд, а затем повернул в тёмный проулок. Глаза человека удивлённо расширились, когда он заметил, что двое мужчин, за которыми он следил, прятались по обе стороны аллеи.

Время замерло, а Грэм потёк вперёд — его скорость казалась почти вторичной для идеальной грации его движений. Его правая рука вытянулась, а ладонь ударила незнакомцу под подбородок настолько сильно, что тот свалился без чувств. Его череп отозвался громким стуком, ударившись о булыжную мостовую — он полностью потерял сознание ещё до того, как закончил падать.

— Чёрт побери, — выругался Чад. — И как прикажешь мне теперь его допрашивать?

Молодой рыцарь поморщился:

— О…

Охотник уже стоял над их бывшим преследователем на коленях:

— Бля, ты, кажись, его прикончил.

— Что?!

— Нет, постой… сердце бьётся, но глаза его совсем того. Насколько сильно ты ему врезал?

— Достаточно сильно… — с некоторой робостью сказал Грэм. В прошлом Сайхан заставлял его тренироваться вместе с обычными солдатами, чтобы научить сдерживать свои удары, но с тех пор, как он получил узы с драконом, Грэм ещё не успел привыкнуть к своей силе.

— Обнаружена аномалия, — довольно громко произнёс незнакомец. Открыв глаза, он начал садиться.

Грэм снова его ударил.

— Чёрт тебя дери! Да о чём я только что толковал? За каким чёртом ты снова ему врезал? — выругался Чад.

— Он меня испугал.

Незнакомец начал дёргаться и извиваться, лёжа между ними.

Чад одарил молодого человека пристальным взглядом неодобрения.

— Это была случайность, — сказал Грэм, но уже чувствовал себя ужасно.

— Что-то с этим малым не в порядке, — сделал наблюдение Чад. — Он действовал странно, и говорил ещё страньше. Ты знаешь, что такое «анономия»?

— По-моему, он сказал «аномалия», — ответил Грэм. — Это означает нечто странное или необычное.

— Я знаю, что это значит, — проворчал охотник. — Просто неправильно расслышал.

Грэм сморщил нос:

— От него ужасно воняет. Зачем какому-то кожевнику следить за нами? — Он поднял одну из испачканных коричневым ладоней незнакомца, подчёркивая своё наблюдение. Это, в совокупности с сильным запахом мочи, любому хватило бы, чтобы доказать профессию этого человека.

— Дело говоришь, — согласился Чад. — Странный выбор лазутчика. — Лесник бросил взгляд дальше по аллее, а потом обратно на улицу. — Пошли. Мы будем выглядеть ещё подозрительнее, торча над телом раненого.

Грэму не нравилась мысль о том, чтобы оставить мужчину там, но спорить с логикой охотника он не мог. Они вышли из аллеи, вернувшись на улицу, и изо всех сил постарались шагать как обычно. Вдоль дороги было мало людей, и каждый из них как-то слишком долго смотрел на них, пока они шли мимо, ещё больше разжигая паранойю Грэма.

Через сотню ярдов их дорога пересеклась с двумя другими, и толпа стала более плотной. Открытое место на перекрёстке стало импровизированным рынком, заполненным людьми, продававшими различные овощи и другую еду. Рынок казался достаточно заурядным, но Грэм заметил, что некоторые из людей открыто за ними наблюдали.

«Ты позволяешь своему воображению возобладать над тобой», — сказал себе Грэм. «Это просто обычный рынок. Ни у кого нет никаких причин в чём-то нас подозревать». Ладонь Чада у него на плече отвлекла его от этих мыслей.

В двадцати футах торговец рыбой пялился на них, стоя у своего киоска. Чуть погодя лицо мужчины изменилось, странным образом обмякнув, после чего он встал, и пошёл в их направлении. Большинство людей в толпе игнорировали его, но ещё несколько человек остановились, и стали делать то же самое.

К ним с разных направлений приближалось как минимум восемь или девять разных людей из толпы. Это могло бы казаться менее подозрительным, если бы эти люди имели что-то общее, будучи, например, стражниками — однако горожане казались совершенно никак друг с другом не связанными. Двое были женщинами, продолжавшими нести свои покупки, а ещё одним был торговец сухофруктами.

— Сюда, — подтолкнул его Чад, направляясь влево. Это был кратчайший путь прочь от толпы и на одну из дорог, что вела в менее людную область города.

Они прошли десять футов, прежде чем очередной незнакомец, которого Грэм не успел прежде заметить, положил руку ему на плечо, резко потянув, чтобы заставить его остановиться. Уже полный адреналина, Грэм повернулся, чтобы ослабить хватку мужчины, и впечатал свой левый локоть незнакомцу в пузо. Не останавливаясь, они продолжили идти вперёд, игнорируя удивлённое аханье, когда кто-то из людей заметил внезапную стычку.

Чад внезапно остановился перед ним. Кто-то ещё без предупреждения схватил его, и короткое время они боролись. Грэм не мог видеть, что именно произошло, но затем новый незнакомец упал, а лесник снова пошёл — в руке его мелькнула сталь, а землю окрасила кровь.

«Он только что кого-то пырнул у всех на глазах», — подумал Грэм. «Городская стража скоро на нас набросится». Несмотря на волнение, вызванное этой мыслью, его больше беспокоила тайна того, почему за ними следили совершенно незнакомые люди, а потом ещё и нападать начали. Ещё два человека схватили Грэма за рукава, и он ударил, сбивая одного из них вбок, а второго отправив в полёт. Он почувствовал чёткий хруст кости, когда его кулак соприкоснулся с щекой одного из этих людей. «Это была женщина!». Внутри него боролись за первенство вина и страх.

Люди начали кричать, когда остальные в толпе заметили неожиданное насилие. Мужчина, которого Чад ткнул ножом, истекал кровью на земле позади них, и ещё несколько человека с трудом пытались встать после рефлекторных ударов Грэма. Жутче всего было то, что раненые не издавали никаких звуков. Кричали только зеваки.

Охотник оттолкнул оглушённого фермера прочь, и вырвался на открытое пространство, перейдя на бег. Грэм бежал следом, и они понеслись прочь от площади, по узкой дороге. Большинство людей на рынке наблюдали за ними с выражением либо возмущения, либо удивления на лицах, но несколько человек следили за ними совершенно ничего не выражавшими взглядами.

— Что происходит? — громко сказал Грэм на бегу.

— Не знаю, но это чертовски странно! — крикнул лесник.

— Куда дальше? — спросил Грэм, когда они стали приближаться к новому перекрёстку.

— Направо — там должны быть ворота.

— Мы не можем уйти без Мойры! — сказал Грэм, уже поворачивая в том направлении.

— Её не разыскивают за убийство и нападение, — отозвался Чад.

— Они сами напали, — возразил Грэм.

— Ты это судье скажи, и посмотришь, поверит ли он тебе, — сказал Чад, а затем остановился: — Какого хуя?

Поперёк дороги впереди них выстроилась цепочка людей. Никто из них не был стражником — они выглядели обычными горожанами, и у всех у них были ничего не выражавшие лица и остекленевшие взгляды.

Грэм остановился рядом с Чадом, используя эту возможность, чтобы призвать Шип и броню.

— Я пробьюсь — не отставай.

— Их слишком много, — парировал Чад. — Они тебя числом задавят.

— Мечом их отпугну, — сказал Грэм. — Они все безоружны.

— Как они вообще сумели нас обогнать? — задумался Чад, но последовал за молодым рыцарем, когда они побежали на выстроившихся в ряд горожан.

Однако всё пошло совсем не так, как ожидал Грэм. Люди впереди него не выказывали никакого страха перед мечом, наваливаясь на Грэма своими телами. Из изгибался и тянул, используя локти и плечи, чтобы вырваться из их хватки, не желая убивать безоружных людей, однако предсказание лесника оказалось верным. Считанные мгновения спустя он обнаружил, что застрял в мешанине цепких рук, и вес толпы начал тянуть его к земле.

Чад был менее сдержанным, используя два длинных ножа, чтобы срезать всякого, кто к нему приближался — однако несколько истекавших кровью противников уже тащили его своим весом на камни мостовой.

«Простите», — подумал Грэм, отчаявшись. Несмотря на вес тянувших его людей, он вырвал свою руку на свободу, и махнул Шипом, одним ударом сразив двух человек. Потекла кровь, в течение секунд мостовая стала скользкой от красной жидкости и умирающих людей. Яростно рубя, он расчистил вокруг себя пространство, а затем пошёл освободить своего спутника. Шип поднимался и опускался, а руки и ноги лишались своих хозяев под ударами резавшего плоть и кости двуручного меча.

Из домов и лавок вдоль окровавленной улицы выходило всё больше людей. Некоторые кричали в смятении, увидев то, что там творилось. Мужчины и женщины лежали разбросанными и истекающими кровью на дороге, а в центре стоял закованный в металл рыцарь. Громкий свисток вдалеке оповестил их о приближении городской стражи.

Грэм смотрел на то, что его окружало, с ужасом не меньшим, чем у остальных зрителей. «У меня не было выбора!» — вопило его сердце. «Не было ведь?».

Его одолели сомнения, когда он услышал, как маленький мальчик закричал «Мама!». На другой стороне улицы мужчина удерживал ребёнка, отчаянно пытавшегося подбежать к его умирающей матери.

«Я даже не знаю, какую из них он имеет ввиду». Он уставился на Чада в шоке, когда тот снова ему закричал. В первый раз он его не услышал.

— Бежим, малец! Сейчас стража нагрянет.

— Почему это происходит? — спросил он у лесника.

— Не знаю, но если мы не уберёмся отсюда, то гадать об этом будем в тюремной камере.

Они побежали, двигаясь дальше по той же дороге, надеясь найти ясное указание на то, что их путь действительно лежал к одним из городских ворот. Однако прежде чем они это указание нашли, им встретилась очередная группа жителей с пустыми лицами, перегородившая дорогу впереди. Не думая, они свернули влево, в тупиковый переулок, надеясь найти способ сбежать.

Свою ошибку они обнаружили пятьдесят футов спустя. Переулок закончился тупиком. Они были в ловушке, и единственный выход начали заполнять люди. Чад натянул на свой лук тетиву, и ослабил завязки, удерживавшие стрелы в его в колчане.

— Сколько у тебя стрел, малец? — спросил его лесничий.

Грэм без всякого выражения уставился на него, а его язык ответил сам по себе:

— Пять.

— Дай мне твой колчан, — сказал Чад.

— У меня тоже лук есть, — возразил он. Люди уже бежали к ним.

— Нет времени и нет смысла тратить зря стрелы, — сказал лучник. Его лук уже был поднят, и две стрелы оказались в воздухе прежде, чем он закончил говорить.

У Грэма всё равно сердце к этому не лежало. Мысль о том, чтобы стрелять в людей, после того, как он уже убил столько народу, вызывала у него тошноту — но альтернативы, похоже, не было. Лук Чада Грэйсона равномерно гудел, пока тот натягивал и отпускал тетиву — его руки работали в смертоносном ритме. Менее чем за минуту у него кончились стрелы, а несколько секунд спустя он опустошил и колчан Грэма. На дороге лежали, раскинувшись, семнадцать человек, и большинство из них были мертвы, хотя один или два ещё цеплялись за жизнь — стрелы торчали у них в животах.

— Я всё, малец, — сказал лучник. — Дальше будет худо.

«Всё уже худо — просто ужасно», — подумал Грэм.

— Нет, — внезапно сказал он. Бросив взгляд вверх, он указал своему спутнику.

— До крыши двадцать футов. Даже в юные годы я б столько не вскарабкался, да и времени у нас нет.

Вместо того, чтобы объяснять, Грэм встал на колени, и сцепил ладони, ясно показывая Чаду, что тому следует встать на них.

— Слишком высоко! — возразил Чад. — Даже с твоей помощью мне так высоко не подпрыгнуть.

— Просто напряги ногу, — сказал Грэм. — Остальное я сделаю сам.

Всё больше людей, и несколько стражников, стали появляться у входа в переулок. Отрицательно покачал головой, Чад тем не менее подобрал свой лук, и повесил себе на плечи. Он поставил ногу на сомкнутые ладони Грэма, поддерживая равновесие с помощью положенных на широкие плечи молодого человека рук.

Резко выпрямившись, Грэм с невероятной силой подбросил руки, отправив своего друга в полёт. Чад, ругаясь матом, летел вверх, пока наконец не упал на черепичную крышу. Каким-то чудом он сохранил равновесие, хотя переживание явно его встряхнуло. Глядя вниз, он окликнул:

— А дальше что?

Грэм посмотрел вверх, сгибая колени, пытаясь прикинуть расстояние. Времени на размышления было мало, и он прыгнул настолько высоко, насколько осмеливался. На миг он ощутил, будто летит, а затем миновал край крыши. Он продолжил пониматься ещё десять футов, прежде чем снова упасть, крепко ударившись о твёрдую черепицу. Та стала трескаться и ломаться вокруг него, когда он упал на противоположной стороне крыши, и Грэм начал скользить вниз по её скату.

Катясь вниз, он молотил вокруг себя руками, пытаясь остановить падение, но это было бесполезно — его закованные в броню руки не могли ни за что уцепиться. Когда он в конце концов скатился с крыши, единственным его утешением было то, что он оказался на противоположной стороне здания. Его хитро сделанная броня затвердела, когда он ударился о мостовую, и спасла его от переломов или чего-то похуже, однако он всё равно почувствовал ушиб. Чад выглянул с края крыши, затем повернулся, и осторожно слез с неё, повиснув на руках, прежде чем упасть оставшиеся десять футов.

Молодой воин быстро встал на ноги, но когда он начал было бежать прочь, Чад постучал ему по плечу:

— На этой стороне некому нас увидеть. — Охотник закончил, указав на дверь погреба рядом с тем местом, где они оказались. Дверь была заперта на железный навесной замок.

Грэм мгновенно его понял. Сжав замок двумя руками, он напряг плечи, и изогнулся. Дужка замка оказалась крепче металлической полосы, через которую проходила — та с хлопком оторвалась, оставив дверь погреба без замка и без места, куда его можно было бы навесить. Они поспешно открыли двери, и спустились по ступеням, закрыв двери за собой.

— Не думаю, что кто-то видел, как мы входили, — тихо пробормотал Грэм.

— Чёрт, я нас даже не вижу, — сделал наблюдение лесничий. — Тут темно, как у старушки в…

Грэм закрыл ему рот ладонью, прежде чем Чад успел закончить эту фразу.

— Кто-то ходит наверху, — прошептал он. Вообще-то, там никого не было, но он действительно не хотел услышать окончание поговорки. Некоторые фразы, однажды услышанные, уже нельзя было разуслышать. Он подождал подходящий промежуток времени, прежде чем снова заговорить: — Похоже, что мы находимся в чьём-то погребе.

— Запах действительно соответствующий, — согласился Чад. — Не знаю, как ты тут что-нибудь видишь при закрытых дверях. Тут темно, хоть глаз выколи. — Он чуть помолчал, а затем произнёс скороговоркой: — Чернее чем у коровы в жопе. — Охотник захихикал, закончив своё дополнение.

— Тебе таки не терпелось что-то подобное сказать, а?

— Просто проверял, беспокоят ли тебя коровьи части тела так же, как женские. Теперь я знаю, и мне всего-то нужно сказать что-нибудь про п…мблрлф! — Голос Чада прозвучал невнятно, когда Грэм снова закрыл ему рот ладонью. Егерь тихо посмеялся, когда рука была убрана.

— В следующий раз я запихну плесневелую репу в эту выгребную яму, которую ты зовёшь ртом, — проворчал Грэм.

Охотник осклабился:

— Ты ужасный лжец, парень.

— Я не лгал. Тут повсюду репа.

— Не, не об этом. Я имел ввиду о людях на улице, минуту назад. И как ты можешь так хорошо видеть?

— Грэйс… узы с драконом — они делают меня не только сильнее. Все мои чувства обострились.

— А вот это интересно, — сказал Чад, задумчиво потирая подбородок в темноте. — А как насчёт твоего носа?

— Ну, да… — ответил Грэм, но затем остановился, когда его ноздри заполнил неприятный запах. — Чёрт, ну и вонь! — прошипел он, пытаясь не повышать голос, при этом одновременно подчёркивая, насколько запах выбивал его из колеи. Вопреки себе Грэм начал хихикать, и в его смехе звучали почти истеричные нотки.

Чад смеялся вместе с ним, пока наконец не заволновался о том, что Грэм теряет контроль над собой:

— Хватит, а то ты нас так выдашь.

— Скорее они заметят вонь, идущую из погреба, — парировал Грэм. — Что ты такого съел вообще?

— Думаю, дело в пиве той блудной бабы… или, возможно, в супе с репой…

— Тогда я беру свои слова про гнилую репу назад, — сказал Грэм, снова давясь смехом. — Тогда бы запах нас точно прикончил. — После этого он какое-то время молчал, вновь осознав серьёзность их ситуации. — Как мы вообще можем вот так смеяться, после только что случившегося?

— Ты ж не в первый раз убиваешь людей, — сделал наблюдение охотник.

— Раньше было иначе. Они были убийцами, и я защищал кого-то другого. А здесь была резня. У этих людей не было никаких шансов, но они просто не останавливались… — Грэм не стал распространяться дальше, поскольку у него в горле встал ком. Когда он снова заговорил, он задал вопрос: — Как ты можешь быть настолько спокойным?

— У всех по-разному. Кто-то смеётся, а кто-то плачет после битвы, но хуже всего ночью, когда лежишь один в кровати.

Грэму было слышно старую боль в голосе мужчины. Он знал, что этот лучник убил сотни людей во время войны с Гододдином, и наверняка ещё кого-то до этого.

— Как ты с этим справляешься?

Чад одарил его фальшивой улыбкой:

— Никак. Днём — живу, смеюсь, и не думаю об этом. А ночью, ну, я пью… много пью.

После этого они какое-то время не говорили, но в конце концов Грэм нарушил молчание своим самым ужасным вопросом:

— Как думаешь, скольких я убил — там, на улице?

— Выглядело там всё хуже, чем было на самом деле… — сказал Чад, — …восемь, возможно девять.

— Это весьма худо, — подавленно сказал Грэм. — Среди них и женщины были.

— Я убил восемнадцать.

Грэм поднял своё лицо из ладоней:

— У тебя же было только семнадцать стрел.

— Тот мужик на рынке, — напомнил ему лесничий. — Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.

— Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, — заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.

— Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. — Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил: — Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лук — скорее всего это будет нож в темноте, вероятно — от женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.

Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:

— А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.

— Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил…

— Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.

Чад осклабился:

— Осторожней с желаниями, парень.

Грэм попытался не сблевануть.